Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

Василий Лягоскин

Победа над Спящим богом завершила цикл приключений полковника Кудрявцева и его товарищей в далеком прошлом Земли. И… открыла новый! Что ждет их в новом мире и что это за мир? Какое задание предстоит теперь выполнить людям, уже отстоявшим право человеческой цивилизации на существование? На эти вопросы, несомненно, ответ найдется. Потом – когда будут отражены первые атаки непримиримых врагов, и рядом, плечом к плечу, встанут новые друзья.

Глава 6. Анатолий Никитин. Здравствуй племя — младое… знакомое

Анатолий даже расхохотался. Грохочущее и изрыгающее клубы дыма железное чудовище один в один походило на карикатурный танк, созданный воображением русских кинематографистов в восьмидесятых годах двадцатого гвека. Командир в это время командовал Холодову о скорейшем возвращении; естественно, с добычей — разница в скорости «Варяга» и неведомого неуклюжего пришельца позволяла разведгруппе обернуться до города и обратно несколько раз. Полковник Кудрявцев, наконец, закончил инструктировать сержанта, и Никитин тут же подскочил к нему.

— Товарищ полковник, — жарко зашептал он, — а давайте по этому «Капуту» жахнем… изо всех стволов!

— Да ты что! — возмутилась прежде командира Таня-Тамара, наступая грудью на тракториста, — там же люди! Живые люди!

— Да я что? — тут же пошел на попятную Анатолий; он и сам понял, что был чудовищно не прав, предлагая выстрелить, — я же легонько — пощекотать. Проверить, так сказать, его тактико-технические характеристики.

Он скакнул угол, подальше от разгневанной никарагуанки, и уже оттуда наблюдал, как неспешно, но неотвратимо вырастал угловатый контур боевой машины. В какой-то момент сцепка — танк-вагон дрогнула и остановилась. Командир тут же пояснил:

— Я убрал режим маскировки; теперь наши «гости» видят вот это.

Один из квадратов в углу боковой, западной стороны осветился несколько иначе, чем все остальные, и Никитин в очередной раз едва сдержал изумленный выкрик. Кое-кто в зале удивления не сдержал; восторженно ахнул. Картинку словно снимали с того самого танка. Со стороны город с его надежным куполом сейчас выглядел замком из драгоценного мрамора, сверкавшим в нестерпимых лучах солнца. Панорамных окон, за которыми сейчас сидели и стояли наблюдатели, не было видно; город внешне был одной монолитной твердыней.

— Которой мог бы позавидовать не то что любой мраморный замок, но и стальной, и… и…

Сравнений в богатом воображении тракториста не хватило; их попросту не существовало — в чем их с утра убеждал полковник Кудрявцев.

В зал ворвался сержант Холодов. Доклада не понадобилось; командир лишь повернулся к Зине с немым предложением: «Твой выход, Зинаида Сергеевна». Повариха лишь отмахнулась:

— Успею! Девочки без меня разделают. А тут такое творится…

Творилось вот что. Танк внезапно окутался клубами дыма — словно двигатель внутри него натужно взревел, не в силах преодолеть какую-то преграду.

— Нет никакой преграды, — ответил на общий невысказанный вопрос командир, — просто я включил отпугивающее устройство — на расстоянии двухсот метров. Танку, конечно, по барабану. А люди внутри — если там действительно люди — вперед ехать не желают.

Рычащее чудовище на экране еще раз дернулось, и зарокотало совсем негромко; на холостом ходу. Ветерок быстро отогнал клубы дыма, и наступила относительная тишина. В зале тоже молчали. Никто не командовал, но это соревнование на выдержку, на крепость нервов, горожане выиграли. Крышка люка на башне танка откинулась; точнее, отворилась медленно, со скрипом. И в него один за другим ловко выскочили шесть фигур. Они выстроились не очень равномерной шеренгой вдоль незримой границы. Один даже протянул руку вперед, словно пробуя на ощупь эту саму границу.

— Вот это чутье! — восхитился Анатолий, прежде всего с заметной завистью разглядывая могучие мускулы незнакомца, которые выпирали из-под меховой одежки. Солнце палило немилосердно; это Никитин ощутил даже в заполненном свежестью центре.

— Здравствуй, племя — младое; незнакомое, — процитировал тракторист классика.

Дикарю, кстати, жара была нипочем. Он даже улыбался — широко и добродушно; совсем как…

— Виталька! — заорал Анатолий во всю силу молодых легких, отыскивая взглядом закадычного дружка.

Виталий Дубов стоял совсем рядом, и растерянно разглядывал собственное лицо на экране. Запачканное копотью; заросшее короткой бородкой, но его собственное!

— Ага, — своей иронией Таня-Тамара стряхнула общую оторопь, заполнившую зал, — вот по нему ты, Анатолий, и хотел стрельнуть!

«Виталик» на экране тем временем повернулся к сотоварищам, которые тоже узнавались, но не имели двойников в зале, и скомандовал — на вполне понятном русском языке:

— Стреляем.

Команда была немногословной, но вполне понятной. Таня-Тамара опять фыркнула: «Еще один стреляльщик!». Но Анатолий от нее лишь отмахнулся (в душе, конечно — не врагом же он был себе); он ждал реакции командира. И дождался; вместе со всеми.

— Ну что, — усмехнулся полковник, — пусть стрельнут. Один раз. Проверим надежность купола. А заодно, Анатолий, и технико-тактические характеристики их оружия. Складно излагаешь, товарищ рядовой запаса.

Никитин на всякий случай сделал виноватое лицо, но взгляда в пол упирать не стал; прежде всего, потому, что интересующий его квадрат располагался в самом верхнем левом углу Западного экрана. Впрочем, он тут же надвинулся на зрителей, заполнил собой весь экран. «Кино» было достаточно интересным. А актеры — вполне профессиональными. Процесс был расписан, что называется, по минутам. Двое, во главе с «Виталиком Дубовым» опять исчезли в танке. Вторая пара успела до того, как движок зашумел погромче и исторг наружу новые порции дыма, отцепить вагон, в котором уже скрылись последние «актеры». Танк дернулся вперед, освобождаясь от прицепа, а потом неуклюже повернул, и попятился назад.

— Зачем? — задал вопрос Анатолий, и тут же ответил и себе, и окружающим, — да у них же башню заклинило!

— Причем, с самого начала, — дополнил командир, — там один сплошной кусок железа — ни поворотной башни, ни наведения ствола пушки не предусмотрено. Вот они и ищут, где можно встать так, чтобы нацелиться в нужное им место.

— Это где? — чуть встревожился у стола профессор Романов, — у нас есть такие?

— Нет, конечно, — засмеялся полковник, — но визуально таким выглядит стык между куполом и нашим центром. Вот, глядите.

Танк действительно замер, заехав на какую-то достаточно крутую кочку. Теперь дуло нацелилось прямо в Анатолия, и его товарищей — так показалось трактористу. К «Железному Капуту» неслись на полусогнутых четверка дикарей. В руках они несли какие-то огромные черные куски; нетрудно было догадаться, а потом согласиться с командиром, безапелляционно заявившим: «Угольком топятся ребята!».

— «Топятся», — как правильно понял Никитин, — это означает, что и двигатель у них на угольной тяге, а может быть, и…

Орудие гулко бухнуло; во все щели из танка повалил особо черный дым, а Анатолий каким-то чудом проследил полет снаряда. Тот по пологой дуге шлепнулся где-то посреди купола, и поскакал по его гладкой поверхности, как громадная стальная лягушка.

— Стальная?!!

Болванка все-таки достигла основания командования центра, и, ткнувшись в нерушимую стену, развалилась на черепки, показав свое глиняное нутро. Внутри такого хрупкого снаряда была начинка — не тротил, не какая-нибудь зажигательная смесь типа напалма. Нет! Вокруг башни зажужжали, бешено пытаясь пробить толстое стекло, огромные осы.

— Ага, — отлегло от сердца тракториста, все-таки опасавшегося (совсем чуть-чуть) какого-то подвоха от выстрела, — старые знакомые!

— Действительно, — подскочил к экрану доцент Игнатов, главный по животному миру, — один в один, как те, что мы сожгли в Александрийском маяке. Хорошо бы, конечно, познакомиться поближе…

Поздно! Полковник Кудрявцев, очевидно, уже произвел какие-то манипуляции на пульте; сверкнули десятки коротких молний, и по гладкому куполу вниз, к травяному полю, окружавшему город, поползли тонкие струйки пепла — все, что осталось от грозных насекомых.

— Ну, — расправил плечи полковник, — теперь наш ход.

— Саша! — коснулась его руки Оксана, — ты же не будешь стрелять по ним. Там же наши…

— Насчет «наших» мы еще посмотрим, — командир свел брови в одну непреклонную линию, — но уничтожать их, конечно же, не будем. В крайнем случае, отгоним подальше. А пока…

Его палец глубоко утопил кнопку, и на месте вагончика, оставленного дикарями, вспух огненный цветок.

— Ну вот, — обреченно заметила Бэйла, которая все рассматривала через призму воинской рациональности, — теперь нам придется позаботиться об этих ребятах. Без угля им отсюда не уехать. А без танка далеко не уйдешь.

— Или бараны с коровами «разбомбят», — хмыкнул в поддержку снайпера Анатолий.

Он вдруг заподозрил, что командир специально уничтожил запасы топлива аборигенов — чтобы контакт состоялся в любом случае.

— Только теперь эти ребята сердиты на нас сильнее, чем даже осы, которыми они «угощают» противников.

Полковник услышал; усмехнулся.

— Ничего, — ответил он громко, чтобы слышали все, — что-то подсказывает мне, что ребята окажутся вполне адекватными; мы с ними еще подружимся. И тогда смонтируем им движочек покомпактней и помощнее. И батарею солнечную — на всю поверхность «Железного Капута». Вон они, кстати, и сами готовы к переговорам.

«Виталик Дубов» уже торчал из верхнего люка танка, и размахивал рукой с зажатой в ней белой тряпкой.

— Сразу бы так, — усмехнулся командир, и повернулся к товарищам, явно подбирая команду для первого контакта.

Толик сразу же оказался перед ним, и полковник Кудрявцев весело сверкнул глазами: «Куда же без тебя!».

— Никитин, — принялся перечислять он, — Алексей Александрович, Марио, и… Левины — оба. Итого со мной шесть. Их тоже как раз полдюжины.

Анатолий повернулся к другу, к Виталику, и пожал плечами: «Извини, брат, но не я выбирал!». Впрочем, по лицу Дубова было видно, что он совсем не горит желанием пообщаться с «родственничком». Тракторист опять повернулся к командиру:

— Заводить «Варяга», товарищ полковник?

— Не надо, Анатолий — пешком дойдем. Тут всего-то двести метров. А «Варяг» пусть будет наготове. Понятно, сержант.

Холодов рядом с ним вытянулся, бросив ладонь к шлему с открытым забралом.

— Теперь вам, — улыбнулся полковник сразу трем беременным красавицам, — втроем, надеюсь, справитесь с пультом. А лучше — не трогайте тут ничего. Ничего страшного с нами произойти не может. Попробуй, Оксана, отключи отпугивающее устройство.

Кудрявцева легко справилась с задачей, и командир, поцеловав ее в висок, первым вышел из командного центра…

Незримой линии в двухстах метрах от городской стены больше не было, но аборигены словно по прежнему чувствовали ее; не продвинулись к городу ближе ни на шаг. Они выстроились цепочкой — огромные, накачанные мускулами. Из разведчиков разве что Борька, да Света Левины могли посоперничать с ними мощью. Но напротив самого крупного из них, гигантской копии Виталика Дубова, стоял полковник Кудрявцев, и русский тракторист был уверен — в схватке один на один шансов у аборигена не было ни одного.

Выражение лица аборигена представляло сейчас собой причудливую смесь изумления, заметной почтительности, и некоторой досады.

— Это они из-за шлемов, — поделился Анатолий догадкой с командиром по внутренней рации.

Сейчас шестерка разведчиков была полностью отрезана от внешнего мира; ни один звук не мог вырваться наружу. Командир, помедлив, одним движением откинул шлем на спину. «Дубов» одобрительно хмыкнул — в то время, как один за другим откинутые шлемы являли лица остальных разведчиков. Никитин чуть замешкался; успел подумать, что такое сопровождение командир подобрал себе совсем не случайно.

— Все мы здесь из «бессмертных», — промелькнула мысль, — а значит, солнце нам не страшно. И микробы, которые, может быть, привезли с собой эти ребята.

Он поспешно сорвал с головы шлем, и по инерции поздоровался, совсем не подумав, что выступает поперед «батьки», то есть командира; и что это может аукнуться ему в будущем:

— Ну, здорово, братцы!

— Здоровей видали, — совсем по-русски ответил абориген, протягивая ему руку.

А потом, крепко стиснув ладонь Никитина, — в изумлении воскликнул:

— Ты не из семьи ли колдунов, парень?!

— Каких колдунов? — Анатолий от изумления даже не ощутил боли в крепко прихваченной руке.

— Великих трактористов! — «Дубов» даже поклонился в почтении, — механиков и создателей всех «Железных Капутов»!

Его речь была достаточно своеобразной, но вполне правильной. И ее прекрасно поняли все. А поняв, невольно закашлялись, скрывая смех — со стороны разведчиков. Кроме самого Никитина, конечно. Командир, наконец, взял ход переговоров в свои руки.

— Давайте сначала познакомимся. Я — полковник Кудрявцев, начальник города, в который вы почему-то начали стрелять.

— Я — Виталька Дуб, — гордо вздернул подбородок к небу старший шестерки аборигенов, — я командую походом русов к Железным горам.

— Виталька… Дуб…, — растерянно прошептал тракторист.

Комадир зацепился прежде всего за другое знакомое слово:

— Русы? И много вас? Или здесь все?

— Нас много, — выпятил могучую грудь Дуб, — и малая часть народа руссов вместе со мной сейчас несет великую миссию.

Эта миссия чрезвычайно заинтересовала Анатолия, однако он поостерегся вступить в разговор без разрешения командира еще раз. А вот профессору Романову — знал тракторист — без предварительного запрета разрешалось задавать вопросы. И Алексей Александрович своим правом тут же воспользовался.

— А что, Виталий… здесь есть еще кто-то, кроме русов?

— Есть, — кивнул абориген, — как не быть. И неандерталы, и африканы, и еврогеи…

— Еврогеи! — хохотнул, не выдержав, Никитин, — как у вас все просто, и… точно. Прямо в глаз. За что вы их так?

Дуб только пожал могучими плечами, словно говоря: «Да кто его знает? С древности так…». Профессор снова вскинулся, явно задумав спросить сейчас об этой самой древности, а может — о причинах, заставивших руссов оказаться здесь. Но не успел. В наушниках раздался тревожный возглас Бэйлы:

— Командир, стадо… Большое стадо. Летят прямо на город!

— Понял Бэйла, — ответил командир, — страхуйте… мы скоро заканчиваем. Если будут атаковать — уничтожить.

— Бэйла!? — воскликнул вождь русов, сделав движение, которое Анатолий расценил, как готовность поклониться, или даже рухнуть на колени, — сама королева жидовок-амазонок гостит у тебя, Полковник Кудрявцев?

Память у Дуба была, несомненно, хорошей; слух у супруги Анатолия тоже. В ушах разведчиков тут же зазвенел рассерженный, даже скорее гневный голос Бэйлы:

— Командир, можно я у этого здоровяка что-нибудь отстрелю… из винтовки?

Командир ответить не успел; точнее, выкрикнул, но совсем другое — скомандовал:

— Шлемы!

Забрало словно само собой отсекло Анатолия от внешнего мира. Он, наверное, самым первым выполнил команду; тело хорошо помнило жгучую боль от брызг бараньих экскрементов. А чем другим могла «одарить» высокие договаривающиеся стороны стая коров.

Мгновением позже и Бэйла спохватилась, выкрикнула:

— Командир, опасность сверху!

— Контролируй! — командир, к изумлению Анатолия, сам смотрел не вверх, как можно было ожидать, и как поступили остальные земляне.

Полковника больше интересовала реакция аборигенов, и Никитин тоже уставился; прежде всего, на Витальку Дуба. А тот не спеша вытянул из-за спины длинный сверток, которые в его ловких руках превратился в подобие зонта — куполообразного, закрывшего Дуба от небесной атаки по самую грудь. Шкура мехом наружу — что она могла противопоставить жидкости чудовищной разъедающей силы? Жидкости, за считанные минуты превращавшей металл в ржавую труху? Никитин почему-то поверил в надежность укрытия аборигенов. По одной простой причине — в спокойствии и Витальки, и его сородичей он прочел немалый опыт противостояния опасностям и невзгодам родного мира.

— А не из тех ли самых баранов содрали русы эти шкуры? — ухмыльнулся он сквозь забрало — глядя, как по завиткам мокрой шкуры стекают наземь потоки дурно пахнувшей жидкости, — хорошо, что запахи комбинезон тоже не пропускает!

Командир тем временем скомандовал:

— Бэйла, пугни коровок. Парочку можешь завалить — только чтобы на нас не упали.

— Есть, командир!

Это опять был голос уверенного в себе снайпера, и Никитин заполнился гордостью за супругу.

— Хотя, — в груди парня что-то защемило, — я ее люблю совсем не за это…

Дуб рядом подпрыгнул на месте и развернулся — к месту падения двух громадных туш; еще до того, как они грохнулись на траву. Он что-то крикнул; неразборчивое для тракториста, но вполне понятое сородичами. Аборигены помчались; явно каждый с четко намеченной целью. Анатолия больше заинтересовала та пара, что склонилась над ближайшей коровой с устрашающего вида ножами. А еще — с бурдюком, в который было бережно перелито содержимое вымени уже мертвых животных. Тракторист подошел поближе, почти любуясь их уверенными, отточенными движениями. Дуб принял у подчиненного кожаную (тоже мехом наружу) емкость объемом не меньше двух ведер бережно, как величайшую ценность. И, помявшись, подозвал Анатолия; открыл перед ним горлышко емкости. Тракторист сначала метнул взгляд кверху — там кроме неизменного солнца, уже ничего и никого не было. Потом повернулся к командиру, и только потом откинул шлем, на который сегодня не упало на капли жгучей жидкости.

— А пахнет изрядно, — скривил он физиономию поначалу, — как будто на огород только что вывалил целую телегу навоза… свежего, не перепревшего.

Потом его ноздри подозрительно зашевелились. Этот гнусный аромат вдруг перебила тонкая, такая… родная струйка острого запаха. Анатолий буквально припал носом к горловине бурдюка, в которой плескалась белая жидкость, взорвавшая все возможные и невозможные рецепторы человеческого организма. В голове, кроме невообразимой радости, и желания припасть к «горлышку», и пить, пить, и пить — пока не опустеет бурдюк, или лопнет желудок, билась единственная мысль из такого далекого прошлого: «Очищена молоком», и смутная картинка бутылки с квадратным донышком и синей этикеткой.

Какая-то могучая сила отбросила его от вожделенной пенной жидкости; точнее, переставила его быстро и аккуратно: вот он стоит, склонившись над бурдюком, а вот — наблюдает, как смущенный Виталька закрывает свою волшебную «бутылку», и выслушивает полковника Кудрявцева, удрученно кивая головой; уже метров с десяти от этой воспитательной сцены.

Наваждение быстро вымывалось из души; его место занимало все то же смущение. До тех пор, пока из шлема за спиной раздался встревоженный голос любимой женщины. Бэйла на этот раз была внимательней.

— Командир, — еще одно стадо на подлете… за ней еще одно, и еще…

Никитин уже был рядом с полковником. Забрало у последнего было пока открытым, так что предупреждение из центра дошло и до ушей Дуба. Лицо вождя русов стало задумчивым; потом отрешенным, почти торжественным.

— Я рад, — воскликнул он, — что последнюю песнь солнцу я спою вместе с таким могучим воином, которому служит королева жидовок-амазонок!

— Какая последняя песня?! — воскликнул тракторист; опять раньше командира, — прыгай вместе с дружками в свою железную коробку, и пережидай этот великий перелет, — а потом товарищ полковник объяснит вам, как жить дальше. Жить хорошо, брат.

Он хлопнул Дуба по плечу; точнее — по могучей груди; до плеча он просто не дотянулся. И совсем не удивился, кода тот ответил легким похлопыванием по плечу Анатолия (с его ростом и длинными руками он мог выразить так приязнь всем новым знакомым, окружившим его с командиром) и фразой, которая должна была родиться… неизвестно когда:

— А хорошо жить еще лучше, брат!

Но лицо Витальки при этом не стало мягче и спокойней.

— Этот перелет не случайный, Полковник Кудрявцев, — так же торжественно принялся объяснять Дуб, — он означает, что скоро налетит шторм.

Последнее слово он произнесен с такой мрачной силой и нажимом, что Анатолий невольно содрогнулся; вспомнил пророческие слова Кудрявцева о том, что все катаклизмы, что несла эта злая планета, могут быть исключительно разрушительны — такими, какое человеческое сознание просто не может вообразить. И полковник рядом, скорее всего, тоже проникся.

Он махнул в сторону стальной громады города; пригласил русов под его надежную защиту:

— Туда, друзья, — там нам никакой шторм не страшен!

Дуб лишь скептически помахал головой.

— От шторма нет защиты. Только забившись в глубокие пещеры Железных гор или нашего Побережья, куда и летят все стада, можно переждать его — в надежде, что входы не завалит валунами, и что можно будет еще раз посмотреть на наше ласковое солнышко.

Анатолий сначала подивился цветистости и безупречности постройки достаточно длинной фразы дикаря. В голове метнулась и пропала мысль о том, что в нем, в Витальке Дубе, словно были собраны воедино несколько характеров — от добродушного до стеснения Дубова до рассудительного и академически точного в суждениях профессора Романова.

— А вот эти словечки, да издевательские приколы — это уже от меня! — обожгла сознание еще одна внезапная мысль.

Потом все смыло изумлением, граничащим с возмущением:

— Ласковое?! Да оно, это чертово светило, чуть не отправило на тот свет десятки горожан! Предупреждать надо было!

К кому обращался сейчас разгневанный тракторист? Он так и не задал себе этого вопроса. Потому что все невольно вздрогнули от вопля, полного отчаяния. Когда Никитин повернулся к аборигену, чье лицо сильно смахивало на физиономию Витальки Ершова, бывшего пермского художника (только физиономия — фигурой этот «художник» едва ли не превышал своего вождя), это самое лицо уже заполнило вселенское блаженство. А с правой руки к траве тянулась толстая кишка — ужасный червяк-убийца. Очевидно, зазевавшийся от свалившихся на голову новостей абориген не успел отреагировать на опасность. Если, конечно, такая возможность вообще предполагалась…

Реакции вождя русов могли позавидовать все… Кроме полковника Кудрявцева. Движения командира слились в одну непрерывную размытую полосу, которую тракторист каким-то чудом успевал отслеживать. Вот полковник подхватил огромный ножик, который не успел совершить короткий полет от руки впавшего в транс «Ершова» до травы; вот единственный безжалостный взмах руки Кудрявцева — и подскочивший, наконец, Дуб едва успевает подхватить тело соплеменника.

— Соплеменника ли, — с горечью спросил себя Анатолий, за это время не тронувшийся с места, — разве можно это теперь назвать человеком?

Впрочем, об «этом» можно было подумать позже. Сейчас же взгляд тракториста метнулся от пребывавшем до сих пор в нирване аборигена к командиру, в руках которого уже был готов к бою арбалет. Обычное оружие, каким бы тугим не была его пружина, и каким бы широким не был наконечник болта, вряд ли причинило существенный ущерб чудовищу, тянувшее ровный срез своего тела уже к самому Кудрявцеву. Но внутрь этого живого горнила смерти — догадался Анатолий — вместе с пластиковым болтом полетела какая-то команда. И она, эта команда, заставила захлопнувшую пасть тварь взорваться бесчисленными клочьями бурой плоти, а потом продолжила свой путь уже под землей; заставляя последнюю взбугриться длинным нескончаемым валом. Никитин представил себе, что вот так мог бы улепетывать от врагов огромный крот, который юркнул поглубже, и сдох, вереща от ужаса, метрах в тридцати от места схватки.

— Да. а.а…, — протянул уже вслух Анатолий, — немаленький червяк нам попался.

Развивать свою мысль он не стал; осекся, когда глянул в лицо Дуба. Вождь был заполнен отчаянием; словно не он только что стоически предрекал смерть от шторма всем — и маленькому осколку своего племени, и разведчикам, и всему городу.

— Ну, что ж, — вздохнул он, наконец, — его смерть будет не такой ужасной, как наша. Тезка так и умрет в неведении. Берите его, ребята.

«Ребята», соплеменники, двинулись было, чтобы подхватить улыбавшегося во все лицо товарища, но были вынуждены остановиться, когда им заслонила путь не такая внушительная, но непреклонная фигура полковника Кудрявцева. А еще — его команда, бальзамом пролившаяся на душу упавшего было духом тракториста:

— Света, — посмотри, что там с ним.

— Есть, товарищ полковник, — Левины шагнули к уложенному теперь на траву аборигену вместе.

А полковник уже спрашивал Дуба:

— Я так понимаю, что оставить танк здесь вы не хотите?

— Нет! — твердо заявил вождь, — это мой танк — тридцать четвертый по счету — и я или с ним дойду до цели, или погибну с ним вместе. Иного не дано!

Никитин сначала восхитился цифрой, тут же переименовав «Железный Капут» в «тридцатьчетверку», а потом с уважением покачал головой, не осуждая, но и не принимая душой такой жертвенности.

— В конце концов, — подумал он, — можно построить и тридцать пятый… если будет кому строить.

Наверное, он прошептал эти слова достаточно громко («Ну, или „Виталька“ умеет читать мысли», — ухмыльнулся он теперь уже точно беззвучно), и Дуб рядом грозно и непреклонно нахмурил брови. Но решал тут все не он, и, конечно же, не бывший тракторист Анатолий Никитин. Мудрости полковника Кудрявцева хватило бы не только на этих в чем-то похожих людей («Да — людей», — подчеркнул Никитин, опять про себя), но и на всю вселенную. Он уже диктовал в рацию:

— Холодов, выдвигайся. Будем буксировать «подбитый танк»… вместе с экипажем. В ремонтную мастерскую.

— А…, — сунулся к нему профессор, очевидно, пытавшийся высказать опасения, типа: «А это не опасно, Александр Николаевич», — но ловко поменявший тему, — у нас есть эти самые мастерские?

Он с сомнением оглядел громаду «тридцатьчетверки». Полковник кивнул:

— Южный ангар пуст. Вот пусть наши гости поживут в нем, вместе со средством передвижения.

Он тут же принялся командовать в рацию — уже коменданту, очевидно, нисколько не сомневаясь, что Ильин тоже жадно приник к динамикам в командном центре:

— Валерий Николаевич, организуй все в Южном ангаре для комфортного проживания шести человек… с учетом их габаритов. И безопасности, конечно; нашей. Но это уже задача для тебя, Борис.

Теперь все повернулись к Левиным, и «Витальке Ершову». К последнему, сидевшему на траве с вполне осмысленным взглядом и баюкавшим культю руки со жгутом, глубоко перехватившим этот обрубок, и бросился вождь с криком, полным ликования:

— Ерш, брат, ты вернулся!

Но еще больше страсти — волнения, испуга и торжества (Анатолий так и не понял — чего больше было в этом крике?) — прозвучало в вопле Бэйлы, от которого Анатолий дернулся, словно пораженный электрическим током, а потом расплылся в широкой улыбке:

— Товарищ полковник, Александр Николаевич! Оксана рожает!!

Никитин впервые увидел, как лицо командира стало растерянным; показалось даже, что полковник испугался, как, наверное, никогда прежде. Он повел глазами по окрестностям, словно не узнавая никого: зацепился взглядом за профессора Романова.

— Алексей Александрович, голубчик! Командуй тут, вместе с Холодовым. А я…

Он гигантскими прыжками унесся в направлении ворот, откуда уже выезжал «Варяг».