Дневники

Василий Николаевич Могунов

История жизней, прошедших через великие потрясения ХХ века, время революций и войн, в которое города меняли названия, а страны – границы. О счастливом сибирском детстве 20-х гг. О голоде и нищете 30-х гг. Об учёбе в лётной школе. О войне, фронтовых буднях, дружбе и любви.«Они поднимались с товарами вверх по Каме в больших лодках, называемых „могунами“. Одной из таких лодок владела семья моего прадеда. Мне кажется, что фамилия Могунов произошла от названия этой маленькой баржи – Могун».

Чума

Степи Барабии неоглядные, но заселены незначительно. Отдельные аулы или просто юрты отстояли друг от друга на многие километры. Жизнь строилась на патриархальных началах. В мирное время по степи бродили табуны лошадей и неисчислимые отары овец. Но сейчас, когда в России шла война, когда сотни тысяч лошадей были забраны на фронт, а овцы поедены, голод охватил не так уж многочисленное население Барабинских степей.

Да тут же свалилась страшная беда: чума косила тысячи людей и лошадей. По степи сновали не только свирепые волки, но и одичавшие собаки, а население подвергалось ограблению разбойниками, которые собирались в вооружённые банды и слонялись по всем дорогам, не боясь чумы.

И вот в этот мрачный период в жизни народов нашей, в то время ещё великой России направили моего отца оказывать посильную помощь погибающим людям. Выделенный участок был огромный. Технических средств передвижения не было и в помине. Ему дали полудохлую лошадь, разломанные сани, винтовку и кое-какие медикаменты. Приведя своё хозяйство в относительный порядок, отец отправился в путь. В большинстве аулов на его участке людей не было. Часть из них, бросив всё, бежали от смерти, а те, кто не смог, лежали мёртвыми в своих юртах или просто на улицах, изгрызенные волками и собаками. Лошадей и овец также не было. Очень было страшно ночевать в пустой юрте у скудного очага и слушать волчий вой и яростный лай собак. В посёлках оставалось в живых по 2—5 человек.

Чума стала отступать перед морозами. Оставшиеся в живых люди собирались в одну юрту и бедовали вместе, а пищей им служили лошади, подохшие от чумы. Отец знал, что лошадиная чума не передаётся людям, и тоже питался этим мясом. Делал это он так: вырубал от павшей лошади мягкие части, конечно мёрзлые, долго отваривал куски, затем сушил в печке и молол в ступке. Полученную мелко измельчённую массу, пемикан, засыпал в мешочки и брал с собой в дорогу. Когда ему хотелось есть, то он кипятил воду или снег, засыпал одну-две горсти пемикана, солил и пил бульон. Казахи же варили кусками и ели.

Конечно, отец не мог оказывать эффективную помощь людям своего участка. Но добросовестно делал всё, что мог. Я уже писал, что чума шла на убыль и его задачей была ликвидация последствий чумы, то есть захоронение трупов людей и лошадей, дезинфекция юрт. В его обязанности входили также добыча кое-какой пищи для оставшихся в живых, поиски одичавших животных, лечение разных болезней: язвы на руках и ногах и на теле, трахомные глаза. Он заставлял кипятить одежду, так как на ней было полно вшей. Стриг и брил головы. Эта зима осталась в его памяти кошмаром на всю жизнь.

Однажды отец возвращался на свою базу, кажется, в Акмолинск. Его нагнали верховые казахи, вооружённые винтовками. Остановили и приказали вылезти из саней, затем отобрали оружие. Один из бандитов, обшаривая сани, достал ящик с медикаментами. Доставая из ящика флаконы, он открывал их и подносил к носу, обнюхивая. Наконец, он добрался до флакона с притёртой пробкой и с надписью «Яд ─ стрихнин». Тут отец не выдержал и закричал по-казахски, что если тот понюхает, то тотчас умрёт. Бандит поставил флакон на место и спросил: понимает ли отец по-казахски и говорит ли на этом языке. Отец ответил ему: «Мен қазақша сөйлеймін», что значит: «Я по-казахски говорю». В разговор вмешался главарь шайки. Он спросил отца, кто он такой и что делает в степи. Узнав, что он лекарь и помогает его землякам оправиться от чумы и других болезней, а также лечит лошадей, вожак сказал, что он слышал об этом, и добавил, что народ хвалит его за его доброту и заботу. Затем спросил, почему у отца такая плохая лошадь, и приказал одному из бандитов отдать свою лошадь, а его взять себе. Затем ему бросили в сани мешок овса, отдали винтовку, и предводитель сказал, что пусть, мол, он и дальше ездит и помогает лечиться людям в аулах и что его никто и никогда не тронет. И банда уехала.

К весне чумная волна прошла. Появились более подготовленные медики, люди стали возвращаться в свои родные стойбища. Отца отозвали и разрешили ехать домой. Это было, наверно, в период 19—20 годов.

Город Акмолинск. Впоследствии ─ Целиноград. Акмола, Астана, а ныне Нур-Султан, столица Казахстана. Фото 1920-х гг.