Сульfасалазин. *сюрреалистичный роман, не путать с таблеткой*

Вера Земцова

О чем книга? О тех, кто с детства поддавался беспощадной машине стандартизации личности, и о тех, кто умудрился сохранить в себе внутреннего ребенка, несмотря на то, что паспорт уже в третий раз менять пора. О нейрофизиологе, писателе, инструкторе по йоге, их воображаемых друзьях и тех, кто для развития сюжета мимо проходил. О Москве и немножко о Лондоне. О диагнозе, которым можно пренебречь, если больным себя не чувствуешь, и о красивых пейзажах.

— На полпути

Я провела занятие в парке, разрулила срочные вопросы с ремонтом, заехала в магазин за очередной шпаклевкой, начесала собаку. Осталось одно важное, но вечно откладываемое дело. Дело было в том, что у Моисея закончились сигареты. Не у библейского пророка, конечно. А у доброго парня Андрея Моисеева, который в буквальном смысле слова спас остатки моего рассудка, когда я лежала в инфекционной больнице, в лихорадке и без диагноза.

Пока врачи выясняли, почему у меня ни с того ни с сего на протяжении десяти дней не сбивается температура и раскалывается голова, я беспомощно лежала в карцере. 13 этаж, обе двери в палату закрываются на ключ. Персонал заходит два раза в день. Маски не снимает никогда. Контакты сводят до минимума на случай заразы. Окна закрыты на саморезы. Выйти подышать нельзя. Посещения запрещены. Еду просовывают через специальное двойное окошко. В случае пожара придется выбивать его ногами и как-то туда протискиваться. Попасть сюда можно только на лифте, с ключом зажигания. Волшебный ключ находится у «транспортировщика» ˗ человека, который отводит тебя на все процедуры и следит, чтобы ты, заразный, не сбежал распространять инфекцию. Зовут его Властелин Алмазович. Иногда Властелин разрешал погулять минут 10 на воздухе. А потом начался Сульфасалазин.

Выяснив причину и прописав мне лекарства, врачи выдохнули. Но обычная инфекционная палата с каждым днем казалась все более зловещей. Это был уже не 13-ый этаж больницы, а башня неприступного замка, ключи от которого есть только у темного Властелина. Никто не объясняет тебе, как называются те пол литра жидкости, которые дважды в день прокапывают в проколотые-перепроколотые вены. Вся еда похожа на клейстер, жидкости ˗ на ПВА. Погода за окном портится, собираются черные тучи, молнии разрезают вид на Измайловский парк, никак к нашему Властелину в гости едет госпожа Милисента. И в один из таких дней, во время очередных мучительных процедур в пустом белом коридоре оказался еще один заключенный. Точнее, его брови. Все узники должны носить маски. Его доползла уже до середины глаз, но поправлять он ее не спешил. Сгибать руки в локтях было невыносимо больно. Катетеры в этой больнице ставили только избранным, и, видимо парень в их число не входил, впрочем, как и я.

Он буквально ошарашил меня своим: «Йоу, я Андрей, ты не смотри, что я странный, я, типа, на глюкозе, она, типа, энергетик, ты с какой будешь палаты?»

Я ответила, из какой я палаты, и, улучив возможность, отпросилась у Властелина пройтись минут пять по газону, пока с предыдущим пациентом еще не закончили. Я настолько изголодалась по природе, что буквально целовала одуванчики и гладила газон, пока не увидела, что совсем рядом стоит яблоня, и она вся усыпана цветами. Я подошла поближе, и с потоком теплого ветра меня накрыло сладким ароматом. Меня вызвали. В кабинет я зашла с мокрыми от слез щеками. Врачи весь день сидели в мониторах приборов и своих телефонах, пока в полуметре от них цвела яблоня. Я была готова сидеть у этой яблони неделю, днем и ночью, но исследование длилось минут пять, после чего мы направлялись обратно в башню. Андрей-на-Глюкозе умудрился отодрать от нее огромную ветку. Пытался мне ее подарить, чтобы в палате стоял букет, но на нашем этаже цветы нельзя. На нашем этаже в принципе нельзя.

— Ты зачем дерево сломал?

— Ну, девушки цветы любят. Да и я люблю.

— Если что-то любишь, не надо это ломать.

Властелин одобрительно кивнул, запер Андрея-на-Глюкозе на 9-ом этаже, а меня на 13-ом. Ночью в окно постучали. Андрей помахал мне рукой и просунул в 10-ти сантиметровую щель в окне письмо. С маркой. Теперь два раза в день у нас был обмен почтой. Обо всем на свете и ни о чем. Парень был простой как топор, но добрый и с широкой душой. Загремел в психиатрическое отделение из Свердловской области в отчаянных попытках слезть с иглы. Единственный человек во всей больнице, который смотрел на меня не как на мешок с картошкой.

У него в Москве не было ни одной знакомой души, и как только меня выписали, мы наладили ему контрабандные поставки сигарет. Посещать было нельзя, передавать через первый этаж можно только запечатанное производителем, с указанным сроком годности, рафинированно/пастеризованное все, что похоже на клей. Вскрытые упаковки, фрукты, домашнюю еду или сигареты (если нельзя выходить подышать, то как выходить покурить?) не принимались. Невскрытые частенько вскрывались на охране. И могли запросто доехать не в полном объеме. Но ссориться с местными дементорами было крайне нежелательно. Поэтому я закупалась дешевыми невкусными соломками и большими коробками медвежат «Барни», ювелирно открывала упаковки, запаивала сигареты в середину, а по краям докладывала то, что изначально было заявлено производителем. Так же получилось пронести туда телефон с интернетом, чтобы Моисей (как он скромно представлял себя в социальных сетях), мог телеграфировать в случае необходимости новой контрабанды. И оставался на связи, чтобы в конец не сойти с ума. Сегодня пришло сообщение, что сигареты подходят к концу, а его переводят в другую больницу. О степени доброжелательности к бывшим наркоманам там неизвестно, но лучше запастись парой пачек на всякий пожарный.

— Ты инвалид, ножка болит, солнышко скроется, муравейник закроется, — причитал Дениска

— Не инвалид, а грациозная хромоножка.

— Я разберусь, хромоножка. Будут у парня сигареты.

— Это как?

— Разберусь. Хочешь шарик?

— Шарик хочу. А как разберешься?

— Ну не одна же ты тут знаешь ответы на все вопросы… Ехать до больнички далеко. Если тебе на травмированную ногу кто-то наступит, на работу не пойдешь, и как там тети в студии будут худеть и просветляться? Никак. А пока до больнички доедешь, наступят. Сейчас час-пик. Я, кстати, в Отрадном живу. Пошли гулять.

— Гулять, значит, можно, а до больнички нельзя?

— Я не наступлю. Я тоже грациозный. Смотри, дирижабль.

Над открывшимся сегодня гипермаркетом парил гигантский шарик-дирижабль с названием магазина.

— Вот это шарик так шарик. Но я такой не унесу. А если унесу, меня догонят и отберут. Я сегодня жажду обладать.

— А это не тебе, это старт. Смотри, воооооон там, у старого кинотеатра, что-то розовое. Мне кажется, нам туда.

Что-то розовое, как ни странно, оказалось забытым, а может и оставленным, шариком из Макдака. Верочка повертела его в руках, посмотрела на Дениску…

— Креативненько. А сладкую вату можешь?

— Ты не любишь сладкое. И это в противоположную сторону от Отрадного.

— А кто сказал, что я хочу в Отрадное? — Верочка повернулась не в ту сторону и пошла по направлению к парку, в котором делали сладкую вату. Шарик сорвало с палочки, и он полетел в сторону ваты быстрее Верочки.

— Видишь, шарик тоже хочет в парк…

Не прошло и двух секунд, как шарик лопнул на автобусной остановке неизвестного маршрута. Верочка только собиралась расстроиться, как к ней подъехал автобус, открыл двери, водитель улыбался и кивал головой, мол, проходи. Маршрут номер 638 до конечной остановки «Станция метро Отрадное».

— Без шуток?

— Какие уж тут шутки…

Ехал он странно. Редкими улицами, неожиданными поворотами, незнакомыми бульварами. На середине пути Дениска настойчиво показывал пальцем в окно. На спортивной площадке через дорогу из железной перемычки одного из тренажеров торчал белый шарик. Людей не было.

— До Отрадного далеко.

— А кто сказал, что нам туда надо? Ты шарик хочешь?

— Хочу.

— Выходи.

Верочка взяла белый шарик. Вокруг площадки стояли четыре новостройки, но людей не было видно, зато было видно идеально подстриженный газон, достаточно короткий, чтобы увидеть, если там спряталось стекло, но достаточно длинный, чтобы в кайф ходить по нему босыми ногами. Ребята расшнуровали кеды и просто стояли в тишине, неприлично довольные. Из подъезда вышел какой-то мальчик, лет 15. Недоумевающе посмотрел на них, покрутил у виска и уверенным шагом двинулся куда-то.

— Чего это он так осуждающе?

— Потому что обуви не видно. Я в сумку убрала. Стоим, как два счастливых клошара, посреди дня, никуда не идем.

— Так пошли за ним. Попреследуем чуть-чуть. Кривые оценочные суждения должны быть наказуемы, я так считаю.

Через 500 метров преследования сурового мальчика, на него начала рычать бродячая собака, и он убежал. Бежать не хотелось совершенно.

— Все?

— Смотри.

На асфальте прямо перед ними красовалась огромная радужная надпись «я люблю тебя». В ветках куста через тропинку запутался разноцветный шарик из фольги в форме сердечка.

— Это не от меня. Не смотри так. Ты каждое утро просыпаешься и первое что делаешь ˗ высовываешься в окно и говоришь миру вокруг тебя эти слова. Иногда сразу на шести языках. Это ответ. Там слышат.

Телефон пиликнул. Моисей написал «Отбой, перевели в другое место раньше, чем планировали. Тут все норм. Но ты все равно заезжай, как будет время».