Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.2

Вера Камша (2007)

Свершилось. Принц-изгнанник Альдо Ракан коронован в городе, где некогда был предан и убит его предок. Ворон Рокэ, Повелитель Ветра, потомок предателя и опора династии Олларов — во власти нового государя. Его ждут суд и казнь. В этом не сомневается ни сам Альдо Первый, ни готовый шагнуть за сюзереном хоть в Закат Повелитель Скал, ни выбирающий между страной и другом, бывшим другом, Повелитель Молний, ни скрытный Повелитель Волн. Их четверо. Всегда четверо. Навеки четверо. Скованных невидимой цепью, но идущих разными дорогами. А отставших и отчаявшихся за поворотом ждет пегая кобыла — и это не самое плохое, что может случиться. Хуже, если древняя вестница смерти опоздает.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Папесса ^[7]

Как естественна и вместе с тем как обманчива вера человека в то, что он любим!

Франсуа де Ларошфуко

Глава 1

Надор. Ракана (б. Оллария)

400 год К.С. Ночь с 19-го на 20-й день Зимних Скал

1

Аглая Кредон томно улыбнулась, провела по щекам кроличьей лапкой, взяла с туалетного столика букетик анемонов и завыла, задрав стареющее личико к потолку, на котором красовалась прибитая гвоздями луна, а вокруг серебристым обручем кружила моль. Подчиняясь маменькиному вою, серые бабочки то приближались к приколоченному светилу, то отступали, а Аглая прижимала к окутанной взбитыми кружевами груди цветочки на бледных жирных стеблях и выла, выла, выла…

— Совсем выстарилась! — прошипела ошалевшая от маменькиной выходки Луиза и проснулась. Госпожа Кредон исчезла, луна и вой — нет. Острые злые лучи процарапали залепивший стекла снег и ворвались в замок, неся на себе собачьи рыданья. Казалось, все псы Надора оплакивают свою незадавшуюся жизнь и дураков-хозяев. Как же все-таки глупо выть, если можно укусить и сбежать…

Госпожа Арамона пожелала снявшим верхний ставень недотепам увидеть во сне Мирабеллу, зевнула и отвернулась от настырного светила. Сон тут же вернулся. Вместе с мужем. Покойный капитан ввалился в комнату по лунному лучу, ведя в поводу украшенную анемоновым венком толстую лошадь. Та топнула ногой, луч проломился, словно гнилая доска, и Луиза вновь проснулась в целомудренном одиночестве.

Сон сбежал окончательно, оставив муторный осадок и желание разбудить хотя бы Селину, но госпожа Арамона не собиралась тревожить и без того плохо спавшую Айрис. Дениза говорила, что, если второй сон хуже первого, нужно зажечь огонь, выпить воды и четырежды обойти комнату. А почему бы и нет? Луиза встала, накинула на плечи покрывало и занялась свечами. Псы выли пуще прежнего, а луна забавлялась со стеклянным шаром, на котором госпожа Арамона в порыве скаредности штопала чулки. Круглые блики, дразнясь, скакали по потолку, напоминая о чем-то паскудном. К чему снятся маменька и моль? К Мирабелле! А будет сниться Мирабелла, ищи Аглаю Кредон? Капитанша фыркнула, представив родительницу, созерцающую надорскую герцогиню, и физиономию великой вдовы при виде закутанной в шелка мещанки. Зрелище было волнующим, но, увы, недостижимым. Как конец зимы.

Капитанша замкнула четвертый круг, глотнула прямо из кувшина еще не ледяной воды и уселась у мутного зеркала, словно какая-то невеста. Стало тоскливо, как бывает только зимними ночами. Где-то за продрогшими холмами спали Оллария, Кошоне, Креденьи, Фельп, там жили, дышали, видели сны Герард, Жюль, Амалия, маменька с господином графом, герцог Эпинэ, Катари, синеглазый кэналлиец, а в затерянном полумертвом замке не было ничего, кроме воя, холода и отвратительного скрипа.

— Сударыня! Я не смел надеяться…

— На что? — Капитанша рывком обернулась, не забыв придержать покрывало. Затянутый в камзол Эйвон торчал опенком у возникшей в стене дыры и трясся от собственной смелости.

— Я не смел надеяться, что вы не спите, — простонал он, — я лишь хотел взглянуть на ваш сон…

— Откуда дыра? — строго осведомилась Луиза. — Впрочем, садитесь, раз вошли.

— Благодарю. — Ввалившийся среди ночи к любовнице граф шагнул вперед, но остался стоять. Святая Октавия, он пришел со шпагой! — Сударыня, раньше в этих комнатах жили младшие дочери Повелителей Скал. Потайной ход предназначался для спасения их жизни, если бы замок захватили враги или изменники.

— А сыновей не спасали? — не выдержала госпожа Арамона, но Эйвон глотал любые колючки не хуже осла.

— Подобные ходы есть в апартаментах всех членов семьи, — радостно сообщил граф, — они проложены по приказу прапрадеда святого Алана герцога Эдварда. Его братья и сестры были уничтожены возжелавшим стать Повелителем Скал дядей. Малолетний Эдвард спасся чудом. Когда он стал хозяином Надора, то велел проложить потайные ходы, ведущие в домовую церковь к алтарю Создателя.

— Очень предусмотрительно, — одобрила Луиза, — но я бы прорыла ход к озеру и спрятала там лодку. Сударь, вас не затруднит взять из ларца на каминной полке флакон и подать мне? Я, как вы видите, не вполне одета.

— Я счастлив служить вам, — ночной гость метнулся к камину, — исполнить ваше желание для меня — высочайшая честь и величайшая радость.

— Тогда с вас стакан воды, — рассмеялась Луиза, наблюдая за суетящимся любовником. — Я рада вас видеть, но вы явились слишком неожиданно. Кроме того, помещать дам в комнатах с подземным ходом неприлично.

— Сударыня, — Эйвон покаянно рухнул на колени, и у Луизы замерло сердце: доверенный графу флакон был единственным, — я так хотел увидеть вас спящей… Мы после того дня… После того дивного дня ни разу… Я украл ключ от церкви, я хотел…

— Флакон! — потребовала Луиза. — Неважно, что вы хотели, важно, что вы здесь. Вы уверены, что вслед за вами не явится отец Маттео?

— Он спит. — Граф еще раз преклонил колени, и Луиза выхватила из холодной руки драгоценную вещицу. — Эти ходы давно заброшены… Я две ночи провел у вашей двери и только сегодня осмелился… Я боялся, что замо́к заклинило, но небо покровительствует любви! Я должен был вас видеть, и я вас вижу!

— И только? — Луиза сощурилась, считая капли. Тинктура пахла сразу полынью и мятой, но не была ни тем ни другим. Настойкой алатской ветропляски Луиза начала баловаться после Циллы, полагая, что пяти детей с нее хватит. Отправляясь во дворец, свежеиспеченная дуэнья прихватила с собой и зелье. Из предусмотрительности. Госпожа Арамона намеревалась стать поверенной чужих тайн, но чтобы ветропляска на старости лет пригодилась ей самой….

— Сударыня! — Эйвон так и не двинулся с места, при его-то болячках! — Клянусь вам, разве я бы посмел…

— Если любите — посмеете! — Луиза озабоченно тряханула флакон. До весны хватит, а потом придется стеречься. — Встаньте. Камни не для ваших костей, и вообще, сели бы вы на кровать, там ковер. Постойте, держите!

— Волшебница! — Граф с готовностью ухватил стакан. — Я слышал о любовном напитке, навеки связующем сердца, неужели я держу его в руках?

— В каком-то смысле, — хмыкнула волшебница, берясь за гребень. О том, что со слабо заплетенными косами в постель лучше не лезть, Луиза узнала в первую же супружескую ночь. Маменька перед свадьбой чего только не наговорила, а предупредить о волосах то ли забыла, то ли не захотела. Еще бы, ведь господин граф шутил, что его Аглая в восемь раз красивей своих дочерей, и будь у нее в придачу волосы Луизы и грудь Анны, он бы на ней женился…

— Во имя дивной Луизы! — прервал воспоминания Эйвон. — Я стану вашим рабом и умру у ваших дивных ног!

— «Дивных ног»? — возопила капитанша. — «Дивных»?! Сударь, что вы делаете?!

Госпожа Арамона, отбросив гребень, рванулась к любовнику, но опоздала — граф торжественно водрузил пустой стакан на стол:

— Теперь нас не разлучит даже смерть!

Этого дивная Луиза не вынесла. Испустив похожий на мяуканье вопль, женщина ткнулась лицом в вытертый камзол, заталкивая назад рвущийся наружу хохот. Эйвон понял возлюбленную по-своему.

2

Четвертая ночь разлуки, четвертая ночь без страха, четвертая ночь надежды и ожидания… Мэллит выдержала больше, глядя на полные тайн горы и незнакомые города, вслушиваясь в чужие слова и шум дорог. Она шла к любимому и умирала с ним и за него сорок тысяч раз, но первородный Альдо победил. Луна не властна над солнцем, огненные лучи растопили лед клятв и выжгли траву заклятий, нужно только ждать встречи, верить солнцу и забыть о грозящей луне. Она бессильна, потому и зла. Ничтожная Мэллит, баронесса Сакаци, пригладила отросшие кудряшки и открыла шкатулку с золотыми куницами на крышке. Так решила царственная, одарив гостью похожим на звон хрусталя именем и родовым знаком. Гоганы не знают гербов, рознящих внуков Кабиоховых, но рыбы, полюбив, становятся птицами, а камни — цветами. Мэллит вручила душу первородному, а он оправил жалкий дар в золото и осы́пал самоцветами. Гоганни прикрыла глаза и наугад выдернула ожерелье. Круглые матовые бусины казались дикими вишнями, но были тверды и не имели запаха. Девушка лукаво улыбнулась и положила драгоценность на блюдо с яблоками и горькими орехами, что так любил «кузен Альдо». Так первородный велел себя называть, и Мэллит старалась, даже оставаясь одна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

7

Высший аркан Таро «Папесса» («Великая Жрица»), «La Papesse». См. примечание к «Лику Победы», часть 2. Карта символизирует духовную мудрость, терпение, молчание, глубокое познание и понимание вещей видимых и невидимых; мудрость женского естества, сильную интуицию. Карта означает, что вы пытаетесь понять высший смысл чего-либо, ищете скрытые факторы, влияющее на ситуацию. Смело вскрывайте тайны будущего, но относительно собственных намерений храните молчание. ПК: недостаток проницательности и предвидения, поверхностные знания, самонадеянность, игра на «авось», непонимание противоположного пола. Может означать плотские страсти либо предупреждать о близкой опасности.