Старик

Вера Семенова (2022)

Может ли человек начать жизнь заново, если случившаяся трагедия полностью перечеркнула ее? Главный герой повести Петр Иванович Красавин, потеряв жену и сына , смог пройти через трудные этапы возрождения и почувствовать заново вкус к жизни. История двух поколений семьи Красавиных тесно связана с историей своей Родины. Постоянно ставится акцент на кардинально жизненных вопросах, заставляя читателя задуматься о смысле жизни.

Глава 2

Благо кормилицей во все времена была и остается река Волга. Испокон веков слагали на Руси и пели песни о Волге-матушке. В памяти старика всё чаще всплывали сцены на рыбалке у костра из далекого детства.

— Есть на Волге утес, — заводила сестра Тоня, любительница порыбачить на вечерней зорьке, песню про Стеньку Разина, и все подхватывали: отец, дядя Егор — отец Игната, и они с Игнаткой. У Тони был удивительно звонкий и чистый голос, благодаря которому попала она потом в хор Пятницкого — стала артисткой. Песня звучала, а отец готовил на костре в котелке вкусную ушицу.

Теперь старик тоже пел, когда рыбачил, но про себя, да и странно было бы, если б он запел вслух: вдруг кто услышит невзначай? Да к тому же рыба любит тишину, излишний шум вовсе не надобен. Выходил Иваныч рыбачить на утренней или вечерней зорьке в хорошую погоду или после дождя. Ловил на удочку и с берега, и с лодки. Правда, лодка была старая, швы расходились, и каждый сезон старик тщательно ее готовил — конопатил паклей и смолил. Такая работа всегда была для него в радость, так же как и зимой плести корзины для грибов да туески для ягод. Ловить рыбу сетью было разрешено только тем, кто работал в рыбхозах, для остальных — штраф. Иваныч никогда браконьерством не занимался — закон уважал. Да и куда ему много рыбы! На утренней зорьке предпочитал старик ловить с лодки, а на вечерней посидеть с удочкой на бережке.

Для хорошего улова места надо знать, да и уметь надо — у каждой рыбы свой прикорм. В этом деле с Иванычем мало кто мог потягаться. Еще бы, он был местный житель, а городским, которые дач себе в Волково понастроили, да приезжим, обосновавшимся здесь на постоянное жительство, где им знать.

Рыбы разной в Волге много — лещ, окунь, ерш, карась, язь, плотвичка опять же, уклейки водятся, сазан, судак, можно и щуку поймать — но старик не любил ее, говорил, что она пахнет тиной. Если попадалась щука на крючок, то всегда отдавал ее Любочке, которая ела любую рыбу. К тому же продавщица на данный момент тоже была одинокой: с мужем развелась, а сын работал в Москве. Подкармливал Иваныч ее и другой рыбкой в знак благодарности, так как Любочка никакой выгоды от продажи его грибов и ягод не имела, только ее сестрица.

Поймав разную мелкую рыбку, старик всегда отпускал ее на волю, так как душа у него была добрая, и он считал, что человеку нужно только то, без чего ему не обойтись. А если у него поймана крупная рыба, так зачем тогда мелкая, пусть себе плавает. Если каждый будет мелочь ловить, то крупной рыбы меньше станет, а это не дело.

— Умру я, а Волга все также будет течь, и люди будут жить. А будет ли в ней много рыбы, если так жадничать? О других надо нам всем думать, — приговаривал Иваныч, отпуская рыбешку в Волгу.

На еду старик предпочитал варить ушицу и запекать в печи средних по размеру окуньков в сметане. Окуньки с отварной картошечкой с укропчиком и чесноком, да еще квашеной капусткой и солеными огурчиками — это самая полезная пища для человека. Все натуральное — или выращено на огороде без всяких нитратов, или поймано в реке. Окуньков промыл, почистил — и на сковородку. Времени на приготовление много не требуется.

А вот с ушицей дел побольше будет, да и рассчитана она на то, чтобы не один человек ее хлебал. Мало не сваришь, а одному целый котелок ни к чему. Уху надо съедать сразу, поэтому Иваныч стал брать с собой на рыбалку двух внучат Игната, которые летом всегда отдыхали в Волкове вместе с бабушкой Пелагеей, женой Игната. Ребятня возвращалась домой, гордо неся свой улов, в который старик всегда добавлял часть пойманной им рыбы. Мальцы внимательно присматривались, что и как делает дедушка Пётр Иваныч, так как родному деду Игнату было недосуг из-за работы.

Сам старик научился всем премудростям рыбацкого дела от отца и с удовольствием передавал эту науку мальцам — Никитке с Игорем.

— В ушицу не всякую рыбу положишь, главное в ней клейкость и неж-ность, и вкус должен быть сладковатым. Смотри, Петюня, внимательно, что и как я делаю, — говаривал отец. И Петюня запомнил эти уроки на всю жизнь. В уху старик всегда клал окуньков, жерехов, голавлей, сазанов, жирных судаков. Бульон получался наваристым и очень ароматным. Для прозрачности обязательно добавлял в уху несколько головок лука.

— Остальное на усмотрение, — приговаривал отец. — Главное, чтобы овощи и крупа не перебили вкус рыбы. И специй не переложи. — И это наставление отца неукоснительно соблюдалось.

Вяленую рыбу, плотву и лещей, Иваныч продавал на трассе. Торговля шла бойко, хотя конкуренция была большая — вдоль всей трассы стояли продавцы из разных сёл и деревень по Волге, так что выбор у покупателя был. Но дедова рыба выглядела как-то привлекательнее. Раскупали быстрее, чем грибы, так как рыбка пользовалась спросом у любителей пива. Вяленая плотва по вкусу чем-то напоминает воблу, только это ее сородич. Рыба вобла в этих местах не водилась, только в низовьях Волги. Дед знал, чтобы вяленая плотва была больше вкусом похожа на воблу, надо брать ту, которая покрупнее и успела нагулять жирок, плавая в Каспии. Вот и весь секрет привлекательности. А еще рыба должна быть свежей и не лежать месяцами и сохнуть. С этим проблем не было, так как Иваныч не гнался за большим уловом.

— А с Волгой в последнее время, как и с лесом, беда, — часто думал старик. Вот после войны еще можно было поймать в сеть белугу и белорыбицу — царскую рыбу. А сейчас что? Царской рыбой на Волге сом стал, потому как очень крупные встречаются рыбины, аж в несколько десятков кило.

— Нет, стерлядь-то еще можно поймать в Рыбинском водохранилище, — говорил он своему псу Мухтару, — но туда ведь ехать надо. Водохранилищ много на Волге, да кораблей как машин на трассе стало, загрязняется река, рыба и исчезает — не каждая может приспособиться.

Старик знал, как во время строительства Рыбинского водохранилища пострадала семья Николая Сафонова, младшего брата отца матери, жившая в старинном городе Мологе, который можно найти на картах XIV века. Город по плану оказался в зоне затопления, иначе невозможно было достичь предполагаемого уровня воды в водохранилище, и жителям Мологи осенью 1936 года объявили о переселении. Оно началось весной 1937 года и продолжалось почти до начала войны с Германией. Хотя и планировалось перенести все дома жителей, но это было невозможно. В городе проживало свыше шести тысяч человек.

— Вот и семье Николая не повезло, — рассказывала сыну Катерина. — Пришлось оставить родные места. А там ведь все прадеды похоронены по линии моего отца. Поселили их на новом месте недалеко от Рыбинска в поселке Слип, который какое-то время даже назывался Новой Мологой.

— Жена Николая, Нина, тяжело заболела от всех тягот и переживаний, а тут война началась, и Николай ушел на фронт. Погиб он, Петюня, а жена его умерла. Дочку Таню, мою двоюродную сестру, ей десятый годик тогда шел, взяла к себе на время соседка, она написала нам об этом. Бабушка Антонина собиралась взять Танечку жить к нам, но не успела вовремя. Тонечку, твою сестренку, оставила на попечение жилички Ирины Александровны, и поехала в Рыбинск. А уже с октября 1941 года город постоянно бомбила немецкая авиация, и бомба попала в дом соседки, все погибли, и Танечка.

— А затопление Мологи, Петюня, как началось перед войной, так до конца её и продолжалось. В 1946 году появилось Рыбинское водохранилище. Сроки его строительства никогда не забудешь, — говорила Катерина, вздыхая.

— Да, Мухтарка, как такое можно забыть, — говорил старик Мухтару, вспоминая рассказ матери. — Сколько горя вынесли люди.

Жил Иваныч один в родительском доме. Из родственников осталась у него только сестра Антонина, которая еще в молодости уехала в Москву, да там и осела.