Зона влияния

Вера Сергеевна Герасимова

Разочаровавшись в любовных отношениях, Саша сбегает в штаты, чтобы строить карьеру актрисы. Но эмигрантская жизнь оказывается тяжелее, чем она думала. Спустя годы судьба сводит уже тридцатилетнюю героиню с обаятельным выпускником средней школы. Этот роман преображает жизнь Саши, но разница в возрасте становится помехой.

Глава 2

Первые две недели в Лос-Анджелесе я абсолютно бесплатно жила дома у одной пары в районе Arts District. CouchSurfing помог мне найти жилье. Дэвид и Анжела не были американцами. Их дом был в Англии. Тут они уже третий год подряд снимали трехкомнатную квартиру, так как изучали современное искусство в какой-то школе. Для меня было странно, что они выбрали не Нью-Йорк. Вообще, меня всегда удивляло то, как некоторые люди хорошо живут. Могут снять комфортабельную квартиру и путешествовать по миру, не думая о деньгах, могут беспрепятственно платить за свое образование. Хотя по Дэвиду и Анжеле сложно было сказать, что они богачи.

Через две недели у них закончился договор на аренду этого места, и они собирались перебраться во Францию, а потом уже домой, в родной Лондон. Я удивилась, что они были не против, чтобы приютить меня под конец, ведь переезд — довольно-таки хлопотная процедура. Но Дэвид и Анжела уже не относились к этому слишком серьёзно, как делают многие начинающие путешественники, для них отъезд в другую страну был привычным делом.

Ребята искренне радовались новому знакомству и интересовались, с какой целью я сюда приехала. Я отвечала, что я самый настоящий турист: две-три недели и домой. Блогеры с YouTube советовали лишний раз не болтать всем подряд, что ты остаешься в Штатах нелегально. Хотя я уверена, что Дэвиду и Анжеле было бы все равно, собираюсь я тут жить постоянно или нет.

Находиться в одном доме с незнакомыми иностранцами, для которых ты — гость, довольно-таки удобно. И дело даже не в том, что из-за языкового барьера мы мало контактировали. Просто круто, когда тебя кормят, отвечают на твои вопросы, дают советы — в общем, заботятся о тебе, как могут. При этом Дэвид и Анжела не навязывали свое общество. Они дали мне ключ от квартиры, и встречались мы в основном только вечером.

Как буду жить дальше после того, как они уедут, где и на что, я точно не знала. Вера в удачу, что смогу найти какого-нибудь русского, который поможет обосноваться, давала предчувствие, что все будет хорошо. К тому же две недели казались довольно-таки большим сроком для того, чтобы найти жилье и работу за кэш.

Но вот оставалось немного до завершения моего двухнедельного отпуска. За это время я прокатилась по некоторым районам Лос-Анджелеса, съездила к знаменитым буквам «Голливуд», походила по всяким русским и армянским ресторанам и кафе, поболтала с соотечественниками, расспросила их о вакантных местах, несмотря на то, что не хотела работать официанткой. Знакомые рассказывали, как по двенадцать часов бегают по заведению туда-сюда, ни разу не присев за день. А у меня такая больная спина. И дня из-за нее проработать не смогу. А еще официанты рассказывали, что хуже всего, когда никого нет, и ты вынужден просто стоять у барной стойки и ждать. Никогда не понимала, зачем персоналу просто стоять? Хоть в магазине, хоть в ресторане — хоть где. Какой в этом смысл? Понимаю, если бы один стоял. И, когда приходили бы гости, часовой звал остальных. Зачем же всем сразу надрываться? Так и производительность падает.

К удивлению, у армян ничего для меня не оказалось. И дело не в том, что я поделилась с ними своими мыслями о схеме работы официантов, просто никто не хотел брать человека без языка и разрешения на работу. Они лишь предлагали записать мой телефон, чтобы, если что-то появится, позвонить. Но из-за сильной открытости их души, уж больно много комплиментов и предложений, так скажем, «пообщаться», свалилось на меня во время собеседования, не хотелось это делать.

За день до переезда Анжела и Дэвид отвезли меня в отель в районе Санта-Моника. На CouchSurfing среди подходящих для меня предложений по расположению и условиям были комнаты только у мужчин. Мне не хотелось использовать эти варианты. Рожи арендодателей не внушали доверия. Некоторые физиономии напоминали русских, но с более грубыми чертами и взглядами. Остальные походили на испанцев, слишком смуглых и волосатых. Мне такие никогда не нравились. Понятно, что я выбирала человека не для свидания, но мое первое впечатление не давало им шанса.

Помимо проблем с жильем были еще незадачи с деньгами. Работы не было — не было и дохода. Пришлось сократить расходы. Из продуктов в моем рационе были только самые дешевые «заморозки», макароны и курица.

Что касается плана по покорению Голливуда, то тут я частично выполнила лишь один пункт из списка — записалась в массовку в какое-то телешоу на студии CBS. При заполнении анкеты онлайн нужно было ввести номер социального страхования. Я просто вбила какие-то цифры, и моя анкета отправилась. Через пять дней — сегодня уже шестой — мне никто так и не ответил.

Я продолжала сталкиваться со сплошными отказами и неудачами. Но все же я не сдавалась. В один из дней решила попытать счастье в Чайна-тауне. Китайцы в основном везде предлагали плюс-минус десять долларов в час за работу продавцом. При этом ты должен сам мыть магазин, разгружать поставки и вести учёт. Китаянки посмеивались надо мной, внушая, что я не справлюсь с их работой. Это я еще даже не говорила, что у меня почти нет денег, жилья, и мне срочно нужен аванс. Но они подмечали, что я красивая, а потом спрашивали, не хочу ли я что-то у них купить. Ради приличия осматривала их витрины. Половину продуктов я даже не знала. И еще мне почему мне не хотелось работать у китайцев, я не понимала их настоящих чувств. По их вечно улыбающимся лицам, особенно когда они пытались казаться глупыми и безобидными, трудно было определить, о чем они действительно думают. С американцами потом у меня случилась похожая история. Но на тот момент в моей жизни их еще не было.

В Интернете я старалась откликаться на все кастинги для актеров. Но оказалось, не в каждом проекте я могла попробовать себя. Опять же, проблема в моем статусе нелегала. В основном я могла лишь поучаствовать в работах студентов-киношников или специфических организаций, которым все равно, есть ли у меня вид на жительство. Но платили на таких проектах мало.

К концу третьей недели моего пребывания в Штатах, когда пора было уже выселяться из отеля, мне пришла идея походить по бизнес-центрам в Даунтауне и на ресепшене поспрашивать, не нужны ли им уборщицы. Когда я впервые задумалась об этой работе, во мне сразу же разразилась борьба между гордостью и здравым смыслом. Представляя, как буду мыть полы, я неосознанно начинала качать головой в разные стороны. Я рассуждала так, будто мне уже предложили эту работу, а я думаю, соглашаться на нее, или нет. На деле-то у меня не было ни одного варианта.

Но в любом случае, даже если бы я и решила походить по бизнес-центрам, новое жилье мне тоже было нужно. И этим срочно надо было заняться. Сегодня в девять вечера я окажусь на улице. Ситуацию усугубил насморк и воспаление в горле. Благо я позаботилась об этом, еще находясь в своей стране, — привезла все необходимое для лечения простуды.

При выезде из отеля я спросила у садовника, нет ли у него лишнего одеяла. Со стороны сцена, наверное, выглядела смешно и жалко. Я была жалкой. Он сказал, что у него ничего нет. Собралась было идти дальше, но, обчихавшись по дороге, все-таки решила вернуться и попытать счастья на ресепшене. Оставалось долларов тридцать, из них десять я предложила девушке за стойкой ресепшена за одеяло. Она куда-то ушла и вышла с бордовым покрывалом. Оно было не слишком теплым, но воздушным и чистым — сразу почувствовался запах кондиционера.

Следующую ночь я провела в парке на стадионе под трибуной. Благо погода была теплой. Она здесь всегда такая. И меня даже не смущало мое спальное место под открытым небом. Лишь из-за сырости сопли текли, не переставая. Горло опухло, таблетки не помогали. Высмаркиваться приходилось при помощи листьев деревьев — я заготовила их еще с вечера.

Успокоиться трудно не только из-за мыслей, что меня тут могут найти бродяги, полицейские или собаки, но и из-за всяких звуков, издаваемых людьми и животными. Ощущала себя словно в условиях дикой природы, хотя обосновалась в центре одного из крупнейших городов мира.

Пытаясь заснуть, вспоминала людей, которых видела в Беверли-Хиллз. Они так размеренно, никуда не торопясь, ни о чем не думая, ходили по брендовым магазинам и кафешкам — это так здорово. Говоря, что они ни о чем не думали, я имею в виду, что у них не было забот по поводу того, как снять жилье и где работать, чтобы прокормить себя. Вот бы хоть день пожить их жизнью.

На YouTube я натолкнулась на русский репортаж-расследование о девушках-моделях, которые занимаются эскортом, продавая себя в социальных сетях. Говорилось, что одна получает двести тысяч рублей за ночь, другая — триста, еще одна — пятьсот. Я слушала все это, и в голове зрел вопрос, какой идиот захочет отдать за секс столько денег. Что нужно уметь, чтобы не постесняться выставить такой ценник. Потом я пришла к выводу: наверное, этих девушек имеют во всё и всю ночь по много-много раз. Ведь нужно же как-то отрабатывать деньги. Явно традиционным сексом тут не отделаешься. За пятьсот тысяч тебя вывернут так, что ты потом еще неделю не сможешь встать с кровати. И для заветного люксового магазина, где ты сможешь потратить вырученные деньги, придется еще подлечиться.

В социальных сетях вообще можно наткнуться на экстремально-аномальные профили женщин. Эти существа выглядят, как жертвы пластической хирургии. Я ни в коем случае не смеюсь над подобными трагедиями, но вот только касательно именно этих жертв моды, кажется, что их все устраивает в собственной внешности, и они налюбоваться на себя не могут после пластики. Они готовы и дальше продолжать себя резать: раздувать губы, грудь, бедра, попу, уменьшать носы чуть ли не до полного исчезновения, увеличивать скулы, вытатуировывать брови и т. д. Часть из них делает это для мужиков, которые от избытка денег совсем двинулись. Просто они уже перепробовали всех и всё: блондинок, брюнеток, рыжих, лысых, толстых, худых, красоток, уродин, мужиков, трансов, втроем, вчетвером, вдесятером. И теперь им хочется трахать что-то другое — нужны новые образы. И вот поэтому — из-за нехватки экзотики — они создали спрос на таких монстров. Не в обиду сказочным монстрам — они прекрасны.

На самом деле все эти мысли возникли только из желания самой податься в эскорт. Просто чтобы были средства к существованию. Но, к сожалению, глас морали еще раздается в моей голове.

Следующее утро было практически невыносимым. Напряжение в пояснице переходило в фантомный зуд, которого, естественно, у меня не было, но я его чувствовала. Мышцы плеч и шеи были стянуты, и казалось, что туда вообще не поступает кровь. Тазовые суставы ломило, и не хотелось никуда идти. Вески сдавливало. Насморк не давал дышать. Знобило. Пока я собиралась, кто-то уже выгуливал собак, хотя было только шесть утра. Нужно было куда-то спрятать одеяло. Таскать его с собой было неудобно и бессмысленно. С ним я еще больше походила бы на бомжа. Спрятала его в глубине под трибуной — надеюсь, с ним ничего не случится. Оно мне еще пригодится.

Макдональдс — место, где всегда себя чувствуешь в безопасности. Сначала я направилась в туалет. Высморкалась. Пописала. Начала чистить зубы прямо в кабинке. Там же и сплюнула все в унитаз. Потом вышла прополоскать рот и умыть лицо — наконец, я проснулась. Купила кофе, села в дальний угол, достала подсушенный хлеб и принялась завтракать. Несмотря на убитое состояние и самую тяжелую ночь в моей жизни, я чувствовала здесь спокойствие и комфорт. Музыка вселяла надежду, что все будет хорошо, что вот-вот зайдет какой-нибудь волшебник и исполнит хотя бы часть моих мечтаний. Кофе быстро закончился. Я подошла к парню, который мне продал его, попросила налить просто кипятка. Он сказал, что не может этого сделать, предложил взять еще кофе. Я сказала, что не могу и снова попросила hot water. Он сжалился.

На CouchSurfing я нашла парня из Playa del Rey. Ему тридцать два, и по виду он испанец с примесью арабской крови. Я уже написала ему, что готова приехать прямо сейчас. Он дал добро.

У Марка небольшой двухэтажный дом. Довольно-таки уютный. У американцев, мне кажется, все дома уютные. Когда мы встретились, он сразу обратил внимание, что я больна. При этом он даже не испугался, что я могу быть разносчицей какой-нибудь опасной инфекции. Иначе он, наверное, не пустил бы меня к себе пожить. Вместо этого он поставил кипятиться воду, а потом показал мое место на диване в зале с видом на сад. Он спросил, лечусь ли я чем-нибудь и, не дожидаясь ответа, предложил какие-то таблетки из аптечки. Я сказала, что сначала мне нужно посмотреть рецепт, вдруг мне это противопоказано из-за аллергии. Это было неправдой. Просто хотела убедиться, что это действительно таблетки от простуды.

Весь день я пролежала на диване под одеялом. Первую половину дня было еще плохо: знобило и, кажется, была температура. Но к вечеру силы появились. Видимо, его лекарство подействовало. Решила принять душ, хотя делала это вчера в отеле перед выселением. Но лучше лишний раз помыться, а то мало ли — в моем случае я могу оказаться без душа надолго в любой момент.

Вечером Марк пришел с тремя пакетами продуктов. Он также принес еще какие-то таблетки от простуды. Сказал, что всегда пьет их, когда заболевает. Впереди ожидала лазанья, размороженная в микроволновке. Запахи тем не менее распространялись удивительные. Он разлил красное вино по бокалам, и мы постепенно начали узнавать друг друга. Оказалось, Марк работал продажником, но чем именно он торговал, я так и не поняла. Еще он предложил покурить травку — сказал, что это в большей степени поспособствует моему выздоровлению. Но я отказалась курить с незнакомцем. На десерт был яблочный пирог, тоже из коробки. Марк его разморозил в микроволновке и добавил шарик пломбира. После двух недель пресной, однотипной еды его ужин для меня был просто божественным.

Наверное, для Марка я все равно была сомнительной личностью. Пришла, значит, больная бродяга без денег. Может, он и не поверил, что мне скоро лететь домой. Но, надеюсь, этот мой образ не оттолкнет его, и он не усомнится в моей адекватности, отзывчивости и чистоплотности.

После того, как мы отужинали, я предложила закинуть посуду в машину, он сначала не соглашался, но потом уступил. Сам пошел мыться. На часах было десять вечера, и я хотела спать. Но Марк, выйдя из душа, предложил посмотреть фильм. Мне совершенно этого не хотелось, но и отказать ему я тоже не посмела. Мы начали смотреть какой-то сериал из репертуара онлайн-кинотеатра. И сначала ничего не предвещало беды, помимо самого факта просмотра чего-то вместе, развалившись на диване. Внезапно начался ливень, и про себя я начала благодарить Бога, что он послал мне этот дом. Но спустя минуты вечер кардинально изменился.

После того, как Марк положил свою руку мне на плечи, мой насморк моментально закончился, а отек горла спал. И дело не в чудодейственной силе Марка. Легкий шок, в котором я пребывала, поспособствовал моему выздоровлению. Ведь я неосознанно дала своему организму сигнал, что скоро снова придется выживать. А для этого мне необходимо здоровье. Чёрт, он продолжает смотреть на мою шею. Трогает мои волосы… жмется, как при каком-то кошачьем приступе. Еще одна мысль возникла в голове: если я с ним сейчас пересплю, то не придется смотреть сериал, и я смогу лечь спать. Ведь теперь очевидно, что кино он предложил посмотреть только ради этого.

Пришлось с ним переспать. И произошло это потому, что у меня не было выбора. Эту ночь на улице под дождем я бы не пережила. А отказывать было трудно — по его настойчивости я определила, что это бесполезно, он даже не замечал моего нежелания с ним соприкасаться. К счастью, это было один раз. И единственное, что я запомнила, — это то, как он почти неслышно рыгнул мне в рот в конце акта, и то, как плотно держался презерватив на его члене, когда ублюдок пытался его стянуть. Он растягивался вместе с членом как жвачка. Эта картинка так ярко запечатлелась в голове, потому что свет хорошо был направлен на сие действие, подчеркивая «достоинства» каждой стороны.

Засыпала и просыпалась я с мыслями, что нужно переезжать в другое место. Если Марк домогался меня в первую же ночь, то есть все шансы, что он будет делать это каждый раз, пользуясь тем, что мне негде жить. Я так не смогу. Ночью просмотрела еще варианты с жильем в приложении, но ничего не нашла. Все типы, которые предлагали свои дома, очень походили на Марка. Я понимала, что не все из них похотливые ублюдки, но все же рисковать больше не хотелось.

Утром, когда мы с ним пересеклись, он снова захотел секса. Сложилось мнение, что он думает, что я строю из себя недотрогу. И он снова занялся сексом со мной, потом ушел на работу, поцеловав на прощание. Вот такую плату я отдала за ночь под крышей, за ужин, душ и за таблетки от простуды. В эскорте выгоды было бы побольше.

Сегодняшний день объявляю днем ничегонеделания. Все-таки слишком сильное потрясение я пережила. Хотя, казалось, я еще не до конца все осознала. Не хотелось плакать или горевать, не было желания строить планов на будущие дни, даже о завтра и о грядущей ночи думать сил не было. Кстати, у Марка я стащила большое количество продуктов из холодильника — всё-таки мне еще выживать и выживать.

В течение дня я то сидела в парке и пялилась на людей, то ходила по улицам и смотрела в окна домов. Не думала, что это может быть так увлекательно. Иногда были видны мебель, люстры, занавески. После таких деталей хотелось забраться в эти дома, стать невидимкой и проследить за жизнями хозяев.

Лос-Анджелес приближался к вечеру, а инстинкт выживания и здравый смысл все-таки привели меня в Даунтаун, чтобы я поискала работу уборщицей. Старалась сделать это быстро и без лишних слов, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Захожу в первый бизнес-центр, иду прямо к ресепшену с приветливой блондинкой. Она предлагает обратиться в отдел кадров. Иду в следующее здание. Потом еще в одно, и еще. Заполнила анкету, в которой частично пришлось указать неверные данные, чтобы наниматель, если все-таки увидит ее, не подумал, что я совсем беспомощная, а к тому же еще и бездомная. После хождения по шумным улицам захотелось упасть на каком-нибудь пляже. Представила новость с заголовком «Русская туристка утонула в Малибу» и равнодушную реакцию людей, которых не тронула моя смерть.

На пляж успела приехать к закату. Розовые оттенки вокруг приглушенные, а оранжевые — очень яркие. Людей почти нет. В основном только серферы покоряют волны. Надела купальник, чтобы, когда попробую утопиться, не привлекать внимания. Будет странно выглядеть, если я прямо в одежде начну заходить в воду. Пусть окружающие думают, что я просто хочу поплавать.

Смотря на бескрайнюю воду, я рассуждала о том, насколько далеко смогу заплыть, чтобы потом было сложно вернуться обратно? Чтобы силы совсем пропали. Чтобы руки и ноги устали. Как я буду тонуть? Каково это, когда ты под водой и не можешь вдохнуть? Куча людей тонет случайно. А я специально собираюсь расстаться с жизнью. Или это лишь понты? Если я оказалась так слаба, чтобы приспособиться к жизни здесь, то с чего я решила, что смогу утонуть по собственной воле? Инстинкт самосохранения, заложенный природой, наверняка сильнее моей воли. «Привет. Можешь нас сфотографировать?» — неожиданно сзади меня появился очень загорелый парень в длинных шортах с лохматыми светлыми волосами. Сзади него, в метрах двадцати, было еще несколько молодых людей, от которых исходило много шума. «Да, конечно», — автоматически ответила я.

Парень слегка бежал, пока я спокойно шла. Девочки все были крупные, с большими сиськами, приподнятыми пуш-апом, с плотными животами и бедрами. Бонусом был боевой раскрас на лице: длинные, толстые ресницы, румяна и бронзер на щеках, много хайлайтера и золотистых теней на веках. Парни же довольно-таки спортивные, высокие и волосатые. Будь я у себя в стране, даже не подумала бы, что они подростки. А они ими были.

Когда мы с загорелым парнем подходили к остальным, один мальчик, темнокожий, сфотографировал нас, кажется, на пленочный фотоаппарат. Все остальные уткнулись в свои телефоны.

Темнокожий дал мне камеру и объяснил, как ею пользоваться. Тут я и увидела, что это однозначно пленка. Потом он с усердием начал выстраивать ребят для кадра.

После того, как я сделала снимки и уже собиралась уйти, темнокожий спросил: «Моей девушке показалось, что ты говорила на русском. Это так?» Он указал на свою подружку, которая поглядывала в нашу сторону. «Да, я знаю русский», — ответила я ему на ломаном английском. Он, кажется, удовлетворился этим, начал расспрашивать, где я живу и где работаю. Как потом оказалось, все дело в том, что у его подруги Сьюзен есть старшая сестра, которая работает бебиситтером в одной русской семье. Но она собирается уйти от них, поэтому активно ищет себе замену среди русскоязычных людей. Я спросила у Сьюзен, почему та семья не обратится в агентство. Она говорила очень быстро. Заметив в какой-то момент, что я совсем за ней не успеваю, она заулыбалась, стала говорить медленнее, но через пару предложений все равно продолжила трещать в прежнем темпе. В итоге я ничего не поняла из всего того, что она сказала. Но Сьюзен записала мой номер и сказала, что передаст его своей сестре.

После того, как получили все ответы, они, словно опомнившись, поинтересовались и даже посочувствовали: «А как это, ты нигде не живешь?» В рамках своего короткого рассказа о жизни здесь я отметила, что на CouchSurfing не так-то просто найти жилье. И после я получила самое милое и уникальное предложение в своей жизни о съеме жилья. Сьюзен сказала: «Если тебе действительно негде жить, могу предложить наш дом на дереве». Домик на дереве — что может быть лучше? Это точно стоит того, чтобы повременить с утоплением. Ее родители две недели будут в отпуске. В доме только она и ее сестра. А если меня возьмут бебиситтером, то я сразу получу и работу, и жилье.

Пошел дождь, и мы поехали домой к Сьюзен в Сильвер-Лэйк. Приехали насквозь промокшие — зонта ни у кого не было. Несмотря на это, Сьюзен не позвала меня к себе в дом просушиться, а сразу направила на дуб.

Вообще, дом Сьюзен был не очень большим. Поэтому я удивилась, почему домик на дереве был такой объемный. С виду он казался очень даже комфортабельным. Только лестница выглядела не очень прочной. Мы поднялись наверх. Помещение напоминало будку для привилегированных собак. Высота потолков — примерно сто пятьдесят сантиметров, и, учитывая, что мой рост — сто семьдесят, я не помещаюсь. В ширину метра два с половиной, наверное. Тут была полочка с книгами, фонарик и упаковка батареек. И все. Сьюзен принесла мне спальный мешок, подушку, дополнительное одеяло, две бутылки воды, упаковку сока, печенье, связку бананов, несколько упакованных сэндвичей. И тут до меня дошло, что мы не обсудили туалет. Сьюзен тоже опомнилась: «Оу май гаш!» И она разрешила писать у дерева.

Тучи полностью заполонили город. Ливень не прекращался. Странно, что когда я хотела утопиться, все вокруг было прелестно-розовым и солнце было большим и ярким, а сейчас, когда мой вектор изменил направление в позитивную сторону, пошел дождь. В кино всё было бы наоборот.

Зарывшись в спальный мешок и открыв упаковку печенья, я взяла «Над пропастью во ржи» (роман американского писателя Джерома Сэлинджера) с полки и начала читать. Единственное, что я могла сказать об этой книге на тот момент, — ее читала одна девочка из моего института, и она как-то сказала: «Бесит, когда я начинаю читать книгу, и все вокруг тоже начинают ее читать».

***

На следующий день вечером я отправилась на собеседование к Гривневым. Сьюзен и ее сестра называли их «Гринами». Меня собеседовала мать пятилетней Вики — Жанна. У нее были объемные, темные волосы, миндалевидные глаза — видно, что она умеет ими стрелять; фигура ее была как у настоящей манекенщицы. Дома у них стояла мебель старого типа, как будто из девятнадцатого века. Цвета вокруг благородные, приглушенные, сочетающиеся друг с другом. И много современных картин на стенах.

На ближайшие четыре месяца Жанна взяла меня на работу. После их семья переедет в Лондон. Жанну даже не смутило, что я тут в нелегальном статусе. Все равно платить будут наличными. Да и со своим человеком ей сейчас будет проще, чем с местной няней из агентства. Эту тему и пыталась тогда объяснить мне Сьюзен, а я ее не поняла. Также Жанна сказала, что спросит у мужа, сможет ли он помочь мне с рабочей визой, и это оказалось самой крутой новостью за все время, что я была здесь.