Этюды о Женщине

Вера Синева

Мне уже пятьдесят лет. А что такого глобального я сделала за свои годы? Начинаю в голове прокручивать, как в кино, воспоминания моей ничем не примечательной жизни. Может и не всё так обыденно и серо было в ней. Были удачи, сомнения, разочарования и боль утраты. Но, несмотря ни на что, я люблю эту жизнь. Жизнь продолжается…

Глава 3

Начало учёбы в техникуме как-то отвлекли меня от того ужаса, который я испытала летом. Хотя были моменты, когда память возвращала меня к тому кошмару, и я закрывала глаза, задумываясь о суициде: представляла себя переломанной, лежащей на асфальте в луже крови в какой-то неестественной позе или плавающей в красной воде в ванной с перерезанными венами. Встряхивала копной своих густых волос, отгоняя это безумное наваждение — я ещё слишком молода, ничего в этой жизни не познавшая. Не дам моим воспоминаниям об этом чудовище в человеческом обличии погубить мою, практически ничего не познавшую, сущность. Моя безмерная тяга к жизни всё-таки победила, и я окончательно рассталась с мыслями о том, чтобы покончить с моей юной жизнью. А со временем я даже простила этого изверга, веря всё в тот же высший суд — не мне суждено быть мессией и решать кого наказать, а кого нет! Я не сломалась, но трансформировалась окончательно в девчонку-сорванца. Если в 8 классе я напивалась по выходным за компанию, чтобы как-то избавиться от комплексов провинциалки, теперь же таким образом я окончательно пыталась изгнать из своей головы дурные мысли. У некоторых людей после принятия спиртного появляется агрессия, я же наоборот становлюсь жизнерадостной пофигисткой.

Как было положено в советское время всех учащихся в сентябре послали в колхоз, собирать урожай ввиду отсутствия необходимого количества своих работников. Общее дело нас сплотило, и мы там все перезнакомились. В один из дней, по окончании наших работ, увидели мы бескрайние колхозные поля, а на них много всяких овощей, которые просто некому было собирать, и они потихоньку себе загнивали. Зачем же пропадать такому богатству, и мы набрали понемногу всего каждый. Кто несколько морковин, я лично кочан цветной капусты, которую обожала обжаренную и запечённую в сметане. Поравнялись с кладбищем, через которое ходили на железнодорожную станцию, чтобы вернуться домой после нескончаемого трудового дня. Вдруг, из кустов «выползают» какие-то мужики, явно в подпитии, наверное, согревались, чтобы не замерзнуть в ожидании «расхитителей социалистической собственности». Они подошли и показали удостоверения работников ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности). Они стали шарить в наших сумках и обнаружили там всё, что мы прихватили с поля. Повезли нас в местное отделение полиции, «промурыжили» там нас долго, так как таких горе-воров там было много и составили протокол о противоправных действиях. Протоколы пришли в техникум, и нас всех лишили месячной стипендии. А это в советское время были приличные деньги, 30 рублей, на которые можно было скромненько прожить месяц.

На следующий день, прям на поле была импровизированное собрание. На нём нас стал стыдить преподаватель, который курировал наши полевые работы. Мы, в ответ, припомнили его огромный портфель, набитый «под завязку» дарами с полей, который он нёс каждый день. На это замечание, он ответил, что ему дал на это разрешение бригадир. Мы стали возмущаться и говорить, что это не «частная лавочка», и почему кому-то позволено тащит всё с полей, а других за это наказывают. Аргументов у нападающей стороны не нашлось, и обсуждение нашего поступка прекратилось. Почему, если ты украл морковку — ты вор, а если много всего и тебя не поймали, ты просто предприимчивый человек!

И так на каждом курсе осенью мы становились подмогой для колхозов и совхозов. В техникуме в нашей группе было много девчонок, как ни странно. Мальчишек было меньше, а к концу учёбы их осталось ещё меньше, так как некоторых отчислили за неуспеваемость. Весело было нам учиться — мы были молоды и вся жизнь была впереди, не знали, что каждому уготовано судьбой.

У нас практические занятия в мастерских, там стоят токарные станки. Во время учёбы я поняла — всё, что связано с техникой это совсем немоё. Но что мне остаётся — смириться со своим неудачным выбором. Преподаватель по практическим занятиям объясняет что-то на предмет обтачивания какой-то детали на токарном станке. Спрашивает у всех:

— Всё понятно?

Я съязвила в ответ:

— Это и ежу понятно, — и посмотрела нагло с прищуром на преподавателя.

— Ежу может и понятно, а вот вам? Даже и не знаю!

Я постоянно нарывалась на какие-то колкие слова со стороны преподавателя. Очень уж он меня раздражал своей самоуверенностью и чувством собственной неотразимости, так как он был крепкий мужик и довольно-таки, чего скрывать, красивым. А тут какая-то сопливая девчонка его не слушает, да ещё и хамит. Вызвал он мою маму для беседы и заявил, что плохо себя веду и тому подобное. Мама, не стесняясь в выражениях, прям на практических занятиях стала меня отчитывать при моих сокурсниках. Я от обиды, после занятий, купила бутылку горячительного, уж не помню и чего, и напилась. Мама принесла «с халтуры» (она работала на трёх работах, чтобы её чадо, то есть я ни в чём не нуждалась) страшный дефицит, по тем временам, ананас. А я встретила её с глупой улыбкой и на шатающихся ногах. И, как всегда, по такому случаю, получила кучу подзатыльников. Ну почему я тогда была такой стервозной? Переходный возраст, наверное! Почти все подростки бывают в этом возрасте какими-то нигилистами, отрицающими любые догмы и стереотипы. Мою нелюбовь к учёбе я компенсировала весёлым времяпрепровождением вне учебных кабинетов и даже на занятиях. 8 марта — женский день. Сокурсники купили шампанское и конфеты. Перед занятиями в аудитории мы это распиваем, закусываем конфетами, а фантики бросаем, без каких-либо угрызений совести, прям на пол. Заходит преподаватель по сопромату, окидывает взглядом всё вокруг и произносит:

— Ну и свинарник! Так и хочется хрюкнуть!

Я, сидя за последним столом, произношу пьяным голосом:

— Так в чём же дело?

Потом на экзамене он припомнил мою выходку и поставил заслуженную 2. Я долго потом за ним бегала, умоляла о пересдаче.

Пришла зима. У нас начались лыжные подготовки. Собираемся всей группой, садимся на электричку и едем за город. Какая же там красота: стоят пушистые, заснеженные ели и сосны, шикарная трасса для лыжников, вдалеке виден огромный трамплин; в этом пригороде проходят зимой всякие соревнования, даже мирового уровня. Берём напрокат лыжи, преподаватель даёт задание проехать несколько километров на время. Мы, самые развязные девчонки из группы, добираемся до ближайшей горки, достаём из заначки спиртное, закуску. Всё выпиваем, основательно закусываем, встаём на лыжи, присоединяемся к остальным поближе к финишу, и вместе со всеми до него доходим. Нам весело и беззаботно в это время. Вспоминая всё это, я только сейчас начинаю осознавать, почему мы это делали. Все в нашей дружной компании были из не очень благополучных семей: у кого нет отца, мать пьёт и гуляет напропалую со всеми подряд. Моя мама была очень строга ко мне, её часто вызывали в техникум, так как я себя вела иногда не достойно: хамила преподавателям, прогуливала занятия, потому что с друзьями пошли на интересный фильм в кинотеатре. Она могла прийти и при моих сокурсниках меня отчитать, меня это ужасно злило. Я не исправлялась, а становилась ещё хуже от обиды. Почему она не могла прижать меня к себе, поговорить «по душам», я бы всё поняла и осознала — глупо так себя вести. Она в точности повторяла поведение своего отца, моего деда.

Он был очень жёстким и нетерпимым к чужим ошибкам. Наверное, из-за того, что жизнь обошлась с ним очень не по-доброму: он в 1937 году был незаслуженно репрессирован и осуждён на 10 лет. На Соловках было не сладко: работали до изнеможения по многу часов, кормили ужасно, и поэтому ели крапиву и серые мухоморы, предварительно обдавали их кипятком. Я всегда думала, что это очень ядовитые грибы, но оказывается их можно употреблять в пищу. Об этом я услышала от одного лесника. А то я думала о дедушкином рассказе, что он что-то перепутал. Ему было запрещено возвращаться после освобождения в свой город, где они жили до войны, и вся семья вынуждена была уехать и поселиться в маленьком шахтёрском посёлке, где я и родилась и провела 13 лет своей жизни.

На 2 курсе мне понравился мальчик моложе меня на год. Был он худощавый высокого роста с карими глазами и с родинкой на щеке. Я даже раздобыла где-то его фотографию. Попросила моих подруг с ним поговорить по поводу возможности каких-то отношений между нами. Он им ответил, что я «не в его вкусе». И глядя в глаза моей подруге Марине сказал, что он предпочёл бы с ней завязать отношения. Вот это поворот! Я ужасно расстроилась и до окончания учёбы больше никем не увлекалась.

Мы с группой раз в год ездили на экскурсии по столицам прибалтийских республик. Один раз в поезде одногруппник Миша вышел в тамбур и начал чудить. Глаза у него были какие-то ошалелые, стал ко всем приставать и говорить, что по поезду летают зелёные крокодилы. Мы тогда все были в недоумении. Только сейчас я поняла, что он был «под кайфом». Оказывается и в советское время уже стали откуда-то появляться наркотики.

Даже в советское время в Прибалтике жили намного лучше, чем во всём СССР. В магазинах было изобилие товаров местного производства очень хорошего качества. В кафе и столовых была вкусная еда и даже был кофе, страшный дефицит тогда. Мы себя ощущали там, как на другой планете. Когда были в Риге, посетили Домский собор и услышали там органную музыку. Я впервые слушала орган и на меня это произвело колоссальное впечатление. По приезду домой, я купила пластинку с органной музыкой и очень часто слушала.

Вспоминается, правда, неприятный инцидент. Мы с девчонками возвращаемся довольные с покупками на привокзальную площадь города Риги. На лавках сидят местные парни, все одеты, как с картинок модных журналов, смотрят на нас, как на второсортных людей, тычут в нашу сторону пальцами и смеются, не знаю почему. У нас сразу же испортилось настроение, и наши замечательные покупки нас уже не радовали. В Таллине тоже был такой случай. Зашли мы в магазин и увидели колготки, которых у нас было очень сложно купить. Попросили продавщицу показать, а она на ломаном русском заявила нам, что нас не понимает. Уже тогда было очевидно, что не все граждане этих стран рады быть в составе СССР. Как ни ломала сознание наша советская система граждан этих республик, так и ничего из этого не получилось! Нельзя насильно никого заставить себя любить!

В моей группе учился парень, звали его Александр, он оказывал мне знаки внимания. Волосы были у него огненно-рыжего цвета, но это его не портило: он был милым, дружелюбным и вполне себе симпатичным. Поняла я, что нравлюсь ему только спустя несколько лет. Он зашёл ко мне домой безо всякого повода, но меня не оказалось дома. Тогда он сказал маме:

— Передайте Виктории, что к ней заходил Саша, с которым она когда-то училась в одной группе. Пусть она мне позвонит, — и протянул маме записку с номером своего телефона.

Я конечно же ему не перезвонила, моя голова на тот момент была забита другим, но это уже другая история.

На 2 курсе у нас была медкомиссия в актовом зале. Моя подруга Марина сказала гинекологу, что у неё нет менструации несколько месяцев. Женщина-врач её осмотрела и огласила вердикт, что она беременная. Моя подруга, в недоумении, спрашивает что же ей делать. А та отвечает, конечно же рожать. Первый аборт в столь юном возрасте может привести к печальным последствиям — бесплодию. Так моя подруга не доучилась до конца, вышла замуж за своего Сашку и благополучно родила ему мальчика.

Во время учёбы у нас были производственные практики на всевозможных заводах. На первой практике я оказалась вместе с Ириной, с которой очень сдружилась. Практика была почему-то на часовом заводе. Мы там сидели с увеличительным стеклом на одном глазу и собирали часики. Это тупое сидение на одном месте приводило меня просто к какому-то бешенству. Хорошо, что там мы нашли себе (как любила говорить бабушка) по ухажёру, и мне стало не так тоскливо и однообразно. Не помню уже как звали моего кавалера, помню только, что у него были короткие брюки по щиколотку. Тогда такие не были в моде, и это выглядело очень смешно. Особых романтических чувств я к нему не испытывала. Наш роман закончился вместе с окончанием практики. Он даже как-то зашёл ко мне в гости, но меня, как всегда, не было дома — у меня были очередные романтические отношения.

На другой практике — это был завод с токарными станками. Мы пытались точить какие-то незамысловатые детали — другого нам на тот момент доверить не могли. Там у нас тоже были воздыхатели. Иринин был до безобразия скуп, а мой после работы нас всех угощал пирожками. Они были очень недурны. Я всегда обладала очень специфическим юмором, некоторые за это меня недолюбливали. Тут у меня случился приступ моего искромётного юмора, и я обращаюсь к своему другу:

— Да не хочу я твоих пирожков!

Он заявляет:

— Тогда я их выброшу!

А я в ответ:

— Выбрасывай!

Тут же пирожки вместе с пакетом летят в мусорную урну. Я смотрю в урну и говорю:

— Вкусные были, наверное, пирожки, сходи ещё, купи.

Он послушно идёт и ещё покупает. Вспоминая это думаю, почему все эти мужчины терпели мои выходки? Наверное, что-то было во мне, что сводило мужчин с ума (я просто — сама скромность)! Я напоминала женщин с картин голландских живописцев: округлые бедра, небольшая упругая грудь, довольно-таки узкая талия по отношению к бёдрам. Мечта, а не женщина! Закончились наши непродолжительные романы по окончании наших практик.

Я перешла на 3 курс. Зимой мне исполнилось 18 лет, а этот день моего совершеннолетия совпал с Новым годом. Я решила пригласить друзей из техникума и двух подруг из посёлка, в котором я жила до 13 лет. Подруги из посёлка приехали за пару дней до праздника, я показала им город. Им очень понравилось красота и величие нашего города. Единственное, что огорчало меня, мы не смогли достать настоящую ёлку, как в детстве (тоже страшный дефицит в советское время). Даже искусственную пришлось поискать, и всё-таки мы её купили в очень известном в то время магазине ДЛТ. За шампанским тоже пришлось побегать, купили мы его тоже в известном в то время на всю страну Елисеевском гастрономе. Там же, отстояв огромные очереди, купили всё необходимое, чтобы настрогать огромную кастрюлю салата «оливье». Без него и праздник не праздник. Мои подруги привезли обалденно вкусное сало собственного производства, оно тоже пошло на праздничный стол. Ёлку нарядили буквально за несколько часов до праздника. Уставшие от беготни в поисках дефицитов, наконец-то приоделись, накрасили ресницы и губы и стали ждать гостей. Мои сокурсники пришли где-то за полчаса до Нового года. Дружной компанией сели за стол. Сначала выпили по бокалу за уходящий год, ну а потом под звон курантов за наступающий. В соседней квартире жил парень Сергей, был он на год моложе, чем я. Я очень нравилась ему, но меня интересовали ребята постарше. Я считала его тогда инфантильным юнцом, хотя он был высокий, крепкого телосложения и очень милым. Изрядно отметив 2 великие даты: Новый год и день моего рождения, мне захотелось каких-то особых ощущений. Я незаметно от всех вышла из квартиры и пошла к соседу. Его мама вместе с моей куда-то ушли тоже отмечать праздник. Представляете радость моего соседа, когда я к нему позвонила в дверь. Я была навеселе, румяные щеки, алые губы, длинные ресницы, просто девушка — вамп. Он проводил меня к себе и тоже предложил шампанского, я согласилась. В результате я оказалась в его кровати, он был «на седьмом небе от радости». Мне, если честно, это совсем не доставило никакой радости. Не подумайте, что я какая-то нимфоманка! Просто молодости свойственно ошибаться и думать «вот мой шанс, хватай за хвост», а потом понимаешь, что это не твой шанс, твоя удача не здесь, а она ждёт тебя в другом месте, но что-то изменить уже нельзя, остаётся смириться и ждать своей судьбоносной встречи.