STROMATA. Сборник рассказов

Вероника Ванчугина

Любителям фантастики, жизненной магии и просто интересных коротких историй, легкого слога, глубокого смысла эта книга непременно понравится. Жанр короткого рассказа позволит за сквозняком дней пережить много интересных жизней других времен и миров, чтобы, вернувшись, запомнить это путешествие навсегда.

Человек, которого не было

Феликс Осипович Митрофанов проснулся в своей постели раньше будильника. Он понял, что не хочет идти сегодня на работу, и впервые в жизни не боялся нагоняя за прогул, даже за прогул втихаря. Ему было все равно, так если бы полный шприц новокаина торчал из сердца и некая упорная рука давила на поршень.

Он посмотрел в занавешенное окно, убедился, что солнца не видно, дело было даже не в солнце, а просто в бесцельности действий. Любой наклон или поворот головы был абсолютно лишен всякого смысла, но даже это не пугало Феликса Осиповича.

Он был примерным гражданином — платил налоги, жил как все, работал от звонка до звонка и ни разу его не посещали предательские мысли о том, что работа могла бы приносить удовольствие, а физический труд носить осмысленный характер. Митрофанов был холостяком не идейным, не случайным, а просто холостяком, как бывают просто рыжими или брюнетами, если бы чья-то воля поселила с ним женщину и указала на обязанности, она стала бы женой.

Феликс Осипович Митрофанов захотел провести весь этот день в постели. У него было пусто на душе, но начинался день, и для начала надо было соврать.

Он лениво размышлял, хватятся ли его на работе, позвонят, спросят, и как это приятно, что кто-то забеспокоится или он кому-то понадобится. А если никто не хватится его, то и ладно, хотя это, конечно, не так приятно. Но для начала надо было придумать ложь поубедительнее для начальства, он заложил руки за голову и мечтательно посмотрел на потолок. Кроме тривиальной лжи не выходило ничего путного. Митрофанов перевернулся на правый бок и перестал об этом думать; в конце концов, он может просто игнорировать звонки. Его абсолютно не волновала эта опасная игра на грани фола. Он мог позвонить сам, но это была наименее приятная из всех вещей.

После часа бесплодного валяния в постели Феликс Осипович встал и уже потянулся за одеждой, но руку его остановила мысль о том, что сегодня можно позволить себе непозволительную в рабочие дни роскошь. Он надел домашний махровый халат, затянул пояс и пошел на кухню завтракать.

Митрофанов, проходя в ванную, взглянул на себя в зеркало: то, что он делал каждое утро, но теперь он рассматривал себя задумчиво и долго, в другие дни хватало беглого осмотра. Он был низок и сбит, на голове красовался широкий блин лысины, обрамленной по краям черными с проседью волосами. Феликс Осипович оглядел свои мешки под глазами и подумал что, наверное, именно в них складывают недоспанные часы про запас, и с годами их становится все больше. Он повернулся боком, осмотрел свой живот, оперся руками о борта раковины и взглянул исподлобья. Выковырял пару сонок из уголков глаз, умылся и почистил зубы. От этих привычек было не отбиться даже в такой день, они были заасфальтированы в его еще молодую голову. А теперь на ней мало волос, проглядывает седина, но эти привычки сидят прочно.

Завтракал он долго, неторопливо, наслаждаясь яичницей с помидорами и хлебом, понимая, что, наверное, только сейчас чувствует вкус этого традиционного утреннего блюда.

«Жаль», — подумал он. Но что, собственно, ему было жаль, он вряд ли мог объяснить. Ему смутно было жаль всего, всего, что его окружало и, конечно же, себя и свою жизнь. Эта жалость была какой-то бессознательной, сродни боли, пока боль чувствуется в боку — бок болит.

После завтрака он остановился посреди комнаты и перед ним встал вопрос — а что же дальше?

Митрофанов взглянул на часы, но само время его не интересовало. Что же он на самом деле хочет? Как надо отдыхать в такие дни, он не знал. Феликс Осипович понимал, что особых желаний у него нет.

«Вот будет интересно, явиться на работу, гордо пройти к начальнику и высказать ему все, что он о нем думает. Да, так и надо сделать.

Только… что же он о нем думает?»

А ничего, особых конфликтов или прессинга со стороны начальства никогда не было, он был средней руки работником без особых дарований, принципиальности или проколов, поэтому для начальства он был таким, как и остальные.

«Наверное, надо сделать что-нибудь необычное», — подумал он. Но переводить старушек через дорогу, облагодетельствовать бомжей, или подбирать бездомных животных было скучно, к тому же хлопотно. Да, он был явно не способен на что-то необычное.

Он пошел на балкон, постоял, посмотрел вниз. Можно было пригласить кого-нибудь в гости, но друзей у него не было, да и в рабочее время никто не пойдет.

«В поликлинику, что ли, пойти?» — мелькнула мысль. Вид пенсионеров, дерущихся за очередь, не прельщал его нисколько, наверное, напоминая о том, что когда-нибудь, может быть, даже скоро, и он окажется в строю этой вечно неудовлетворенной, бурчащей и мечтающей устроить скандал по любому поводу, армии. Да и что он скажет — «Доктор, я не умею жить без шаблона, выпишите мне таблетки счастья». Хотя зачем ему счастье, что он с ним делать будет? Покоя у него итак вдоволь, вся его жизнь — сплошной покой. Ему нужно, чтобы появились желания, нельзя же так жить. Единственный день в жизни, когда он позволил себе что-то пожелать, а теперь он в ступоре.

«Пойду в кино», — мелькнула у него спасительная мысль.

Он пошел, послонялся по кинотеатру перед сеансом, понюхал отвратительный запах кукурузы, послушал попсу. Посмотрел какой-то фильм, его взор что-то выхватывал из сюжета и он обдумывал явление не торопясь, но на это уходило так много времени, что нить повествования терялась, если она вообще была.

На выходе Митрофанов чуть не столкнулся со своим начальником. Он был с женой, и было видно, что им фильм понравился, а может, они просто претворялись. Феликс Осипович сначала удивился, а потом подумал, что он — начальник, может себе позволить, а с другой стороны это даже хорошо, никто не заметит его отсутствия.

Вернувшись домой, он пообедал, посмотрел новости и под вечер отправился в ближайшее кафе. Он был твердо намерен поесть и провести ночь с женщиной, это единственное безрассудство, которое он смог из себя выдавить.

Народу там было много и необычно шумно. Митрофанов решил терпеть. Он уже практически решился подойти к одной женщине и пригласить на танец, но музыкант сказал что-то странное, что остановило его. Он долго соображал, что же это было. Это обстоятельство сильно его расстроило, и он потерял всякий интерес к своей затее.

Феликс Осипович вернулся домой и включил телевизор. Не раздеваясь, прямо в пальто, сел на диван. Он бессознательно глядел на экран, не видя изображения.

И вдруг он услышал несколько фраз: «… и в этот субботний вечер, мы начинаем показывать ретроспективу фильмов…» Тут Феликса Осиповича Митрофанова осенило: вот, что его расстроило в кафе… вечер… субботний вечер…

— Как суббота! — закричал он и вскочил. — Почему суббота? Не может быть!

Он долго рылся в бумагах на столе, нашел календарь и убедился, что этот единственный в жизни свободный день, который он мог провести по своему желанию оказался стандартной выходной субботой…

«Вот почему начальник с женой были в кино» — подумал он. Феликс Осипович был готов зарыдать от горькой обиды, но тут он посмотрел на часы и ринулся вон из квартиры. Прибежав в кафе, ту женщину он не застал. Бармен сказал, что она ушла.

Он немного постоял, потом купил себе бутылку водки и ушел.

Молодая пара возвращалась домой, недалеко от них, откуда-то с высоты, упала и вдребезги разбилась бутылка. Они шарахнулись в сторону, потом взглянули наверх, но в темных окнах высотного здания никого не увидели.

«Как же так, — подумал Митрофанов, — вот же я, стою на карнизе в одной пижаме, почему же никто меня не видит, не кричит». Тогда он крикнул во все горло, что-то неразборчивое про субботу… По инерции крика он махнул рукой и, не удержавшись, сорвался.

В несколько последних сознательных секунд жизни он, с замиранием сердца, прислушивался, будет ли ответ на его истошный крик. Ответом ему была темная, глухая тишина.