Чуточка

Вероника Киреева

Маленькие зарисовки обычной человеческой жизни, повседневной, ничем не примечательной, но как раз-таки в ней и раскрывается сущность советского бытия и советского миропонимания, когда хочется быть лучше себя самого, проникнуть в смысл вещей, узнать правду, подставить плечо товарищу. С легкой иронией и нежностью дотронемся кончиками пальцев до той прожитой жизни, улыбнемся и, быть может, увидим самих себя?

Флюорография

Как выйти из дома? В том то и дело, что никак! Я уже и в магазин выходил и к товарищу в больницу, а что сочинить, когда не пускают? У двери прям стоят, и еще полотенцем хлещут?

Я вынужден истории какие-то придумывать! Изображать боль в пояснице, чтобы Зина отпустила меня к доктору. А мне бы только из дома выйти и попасть на встречу с товарищами. Да мне вообще непонятно! На работу значит, пожалуйста, иди хоть с пяти часов утра и до поздней ночи, а как отдохнуть в кругу друзей, так нет!

Так Зина хочет занять меня как-то, чтобы я с молотком скакал, с наждачной бумагой! Позабыл про товарищей, про своих, а мне противно все это! То ей дуршлаг подержи, то стремянку, то с балкона белье принеси. Мне не присесть!

Так я каждый день диван переставляю, то к одной стене его придвину, то к другой. А Зина довольная, звонит своим подругам, рассказывает какой я молодец, диваны туда-сюда таскаю, на месте не сижу!

Да я поизмотался весь! Не знаю, как из дома уйти, как присоединиться к культурному отдыху.

— Зина, — говорю я, — у Гены жена родила.

— И что теперь? — как будто бы не понимает она.

— И то! — говорю я. — Надо кроватку собрать, полы помыть, окна! Чтобы Галя приехала из роддома в чистую квартиру.

— Ну, надо же! — не верит Зина.

— Мне надо клей обойный купить, — говорю я, — мы будем обои клеить в прихожей, а Генка за ванночкой побежал, за пеленками…

— Пусть бутылочки сразу купит! — запереживала Зина. — И соски!

— Так что, — говорю я, а сам валик ищу малярный, — я побежал, надеюсь, что к выписке успеем…

— Ой, ну какое же счастье! — радуется Зина. — А ты надолго?

— Да откуда ж я знаю? — удивляюсь я. — Может, еще стены придется красить, — я быстро надел ботинки и выскочил за дверь.

— А кто родился-то? — Зина выскочила за мной на лестничную площадку.

— Девочка! — придумал я. — Три четыреста пятьдесят!

Выбежал я на улицу, а мне не верится, что я на свободе! Что мне не надо диван перетаскивать, ведра с плиты снимать, на Зину смотреть весь вечер. А я устал! Так она никуда не уходит! Сидит возле меня, караулит, будто я ее собственность! Будто я пылесос.

Да у меня зла не хватает! Нет бы, к подругам сходить, на курсы макраме, в парикмахерскую. Нет! Волосами завешается, и будет сидеть. И как мне жить с ней? Да я вообще расстроился, думаю, а что если вернуться и сказать ей всю правду?

Зина, сказать, никто не родился, извини. У Гали то голова болит, то ей некогда, а я хотел просто с товарищами повидаться, выпить, посмеяться…. Только ты бы не отпустила меня никуда, и поэтому я наврал. Прости. Ну а что мне делать? Чтобы уйти из дома я буду все время врать?

Все время придумывать? Что у всех понародились дети, что Миха ногу сломал, а Кольку бросила жена, и он чуть ли не прыгнул с балкона? Я же все делаю, и мусор выношу, и половики трясу и работаю еще при этом. Не надо забывать! И что же, я не могу с товарищами встретиться? Могу!

Да и Зина. Сварила борщ и, пожалуйста! Иди куда хочешь! Я ее нисколько не держу. Хоть на концерт, хоть на выставку. Надо иди и сказать правду! Развернулся я и домой пошел. Захожу в квартиру, смотрю, а у порога две пары женских туфель стоят. Прохожу дальше, смотрю, за столом Зина сидит с двумя бабами и одна из них Генкина Галя!

— Ой, — говорит эта Галя, — да давайте я позвоню, и через десять минут они приедут. Красивые, загорелые, молодые, что мы сидим просто так?

— Да правда что! — обрадовалась другая баба с рыжими волосами.

— Да как-то неудобно, — заволновалась Зина. — А они хоть нормальные?

— Они порядочные, — уверяет Галя. — Я с ними в поезде познакомилась, когда от мамы ехала из Воронежа. Хорошие спортивные ребята, мастера спорта, не курят, не пьют…

— Так, а что же мы делать-то с ними будем? — удивляется Зина. — Щами их кормить?

— Да ты хоть на мускулы посмотришь, — уговаривает Галя. — Я так всю дорогу смотрела, потом три ночи не спала. У Гены у моего таких нету, да и у Валеры твоего тоже!

— Надо звонить! — настаивает рыжая баба. — Может, это моя судьба?

— Где телефон? — спрашивает Генкина Галя. — Они нам шампанского принесут, торт.… Наши же мужья нам торты не покупают, — тут они все вместе тяжело вздохнули. — Поедим хоть конфет шоколадных, посмеемся, — не успокаивается Генкина Галя.

— Звони! — не выдержала Зина. — Я хочу торт и шампанского!

А я вообще стою и не верю. Думаю, может мне за Генкой сходить? А пусть посмотрит, чем жена его занимается, когда он культурно отдыхает с товарищами. А она в поездах знакомится! Телефоны берет от мужиков, потом им названивает и приглашает в гости к замужней подруге.

Вышел я тихонько за дверь. Что делать? За Генкой идти? Или пойти постоять в подворотне, а через часик нагрянуть? Посмотреть, как они будут смеяться? Как будут конфеты жрать? Или пойти занять денег и купить Зине бутылку шампанского и торт? А я и не знал, что у нее такие желания!

Она же говорит капусты купи, молока, сметаны, а почему бы не сказать правду? Или думаю, пойти к товарищам и спокойно провести с ними вечер? А Зина пусть веселиться. Пусть! Побежал я к товарищам скорей, думаю, расскажу им, как я домой вернулся, как прощения хотел попросить, а там такое!

А у Михи уже все собралися, меня увидали, обрадовались. Генка смотрю, сало сидит, нарезает и даже не знает, что его Галя спортсменов с шампанским ждет и не где-нибудь, а у Зины!

— Мужики, — говорю я, — что делать? Я обманул Зину. Сказал ей, что Галя Генкина родила, и нам надо обои поклеить, — я показал всем малярный валик. — И что вы думаете? Зина меня спокойно отпускает, еще спрашивает надолго? А откуда я знаю?

— Да как моя Галя родит, — удивляется Генка, — если у нее голова болит и ей все время некогда?

— Наливайте мужики, — говорит Миха, — что сидеть?

— Вышел я из квартиры, — говорю я, — и вдруг понял, что не хочу жить во лжи. Не хочу! — я с отчаянием опрокинул стопку и захрустел малосольным огурцом. — Вернулся я домой, думаю, скажу Зине правду, что Галя не родила, и я не к Генке пошел обои клеить, а к Михе. Что мне нужны товарищи мои, — я обвел всех любящим взглядом, — и она не имеет права лишать меня отдыха с коллективом!

— Не имеет! — поддержали все.

— Вернулся я домой, — продолжаю я, — и вдруг слышу на кухне разговор. Твоя Гена Галя, которая должна быть в роддоме сидит с Зиной и с еще одной бабой за столом, выпивает и предлагает позвонить каким-то спортсменам и пригласить их к Зине в гости…

— Так моя Галя, — не может поверить Генка, — поехала к сестре шить шторы!

— Этих спортсменов Галя встретила в поезде, — говорю я, — когда ехала от мамы. У них есть и мышцы и мускулы, сказала она. Они не курят, не пьют, поэтому она взяла у них номер телефона, чтобы встречаться с ними и смотреть на их загорелые молодые тела!

— Наливайте мужики, — говорит Миха.

— А я не пойму, — говорит Генка, — почему Галя такая грустная приехала, и сидит она и вздыхает, и на меня как-то странно смотрит. Так конечно! Я же не спортсмен! Куда мне!

— Но самое главное, — я снова опрокинул стопку и с грустью стал жевать сало, — моя Зина согласилась. Я хочу шампанского, и торт сказала она, наши же мужья нам торты не покупают, а эти купят!

— Можно подумать, они голодные сидят! — стал возмущаться Колька.

— И что нам теперь делать? — спрашиваю я. — Пойти домой и посмотреть на них? Как они там веселятся вовсю?

— Надо идти! — засобирался Генка. — И набить им всем морды!

— Так они же спортсмены! — заволновался Колька.

— А если нам с Генкой пойти в магазин, — говорю я, — купить шампанского и торт? Гена будет ждать дома Галю, отжиматься и качать пресс, и когда она придет, то увидит, как он занимается со штангой, а на столе ее ждет сюрприз! Она очень удивится, выпьет шампанского, и у нее пройдет голова. И через девять месяцев она действительно окажется в роддоме, а мы будет клеить обои и мне не придется врать!

— Да не буду я отжиматься, — говорит Генка, — мне больше заняться нечем!

— Ты можешь начать с упражнений для спины, — советует Гошка. — А пусть Галя увидит, что ты тоже занимаешься спортом! Что ты нисколько не хуже!

— А почему я хуже-то? — удивляется Генка.

— Так, а чё Галя сразу-то за спортсмена не вышла? — не понимает Колька. — Выходила бы, да и жила. На мускулы бы смотрела!

— Да пусть она хоть завтра выходит! — в сердцах восклицает Генка.

— Сегодня ей спортсмены нравятся, — говорит Миха, — завтра пилоты, послезавтра анестезиологи. И что? Вышла замуж за механика, так будь добра живи!

— Никуда не ходите, мужики! — запереживал Колька. — Это в поезде все кажется таким романтичным, а в жизни все не так! Я как-то от мамы ехал из Саратова и познакомился с одной прекрасной очаровательной женщиной. Так она мне и чай принесла, и пирожки домашние с капустой и полночи мы напротив друг друга лежали и шептались…

— Шептались? — а мне поверить не можем, что Колька в поезде шепотом разговаривал!

— Я домой-то приехал, — рассказывает Колька, — и не могу! Охота ей позвонить, охота увидеть. Сказал жене, что мне надо флюорографию сделать, а сам побежал скорей в автомат! Звоню, а руки трясутся, ноги подкашиваются. Лена, говорю, а она говорит, пиши адрес. Я тебя жду!

— Да ты что? — а нам не верится, что все так просто!

— Я к ней прихожу, — говорит Колька, — она меня встречает в красном пеньюаре, на столе шампанское, на кровати лепестки роз. Я в первый раз такое увидел!

— Прям лепестки? — а нам вообще непонятно. Зачем?

— И как давай, она прыгать возле меня, — говорит Колька, — как давай скакать. Ты говорит, будешь голодным охотником, а я буду непослушной маленькой овечкой, которая убежала от пастушка. Я сейчас говорит, спрячусь, а ты будешь меня искать.

— Вот здрасьте! — а мы вообще удивлены весьма.

— Мне пора домой, время десять, — говорит Колька, — а она залезла в шкаф! Ты говорит Коля злой разбойник, а я робкая невинная девушка, переживающая расставание с родителями. И пока она сидела в шкафу, я убежал!

— А как же флюорография? — не понимаем мы.

— Так она разыскала мой номер телефона, — говорит Колька, — стала названивать мне домой, рыдать в трубку, угрожать, что если я не приду к ней сейчас же, она спрыгнет с пятого этажа!

— Да ты что? — а мы даже не знали, что бывают такие нервные люди.

Так, а что удивляться, если она оторвала лепестки от роз, да еще кинула их на кровать! Додумалась!

— Целый месяц она трепала мне нервы, — говорит Колька, — выслеживала меня после работы, признавалась в любви, говорила, что жить без меня не может, что нам нужно поговорить. Я приходил к ней домой, думая, что мы поговорим, а она доставала веревки и говорила, свяжи меня ими крепко-прекрепко, как будто бы я советская разведчица, попавшая в немецкий плен, а ты унтер офицер с Либхерштрассе. Ты тайно в меня влюбился и рискую своей жизнью, развязал их!

— Нам такого никто никогда не говорил… — в растерянности говорим мы.

— Так что эти спортсмены, — говорит Колька, — прекрасные только в поезде. А в жизни ничего хорошего! Так что сидите, мужики вместе с нами, Миха наливай!

А мы с Генкой забыли совсем, что наши жены со спортсменами сейчас шампанское пьют и конфетами заедают. Да и пускай! Что мы, будем бегать смотреть за ними? Выпили мы, посидели.

— Так, а где эта женщина-то? — спрашиваю я.

— Не знаю, — вздыхает Колька. — Ездит, наверное, по поездам, находит таких, как я…

— Так и Галя, — говорю я, глядя на Генку, — тоже ведь по поездам ездит!

— Да откуда у Гали такие фантазии? — удивляется Генка.

— Ну да, — говорю я. — Она же только шторы может у сестры шить!

И как-то грустно-грустно нам стало.… Посидели мы еще, помолчали, да и по домам разошлись. Я пришел весь в раздумьях, смотрю на Зину, а она, как ни в чем не бывало, лежит, телевизор смотрит.

— Ну что? — говорит. — Наклеили?

— Наклеили, — говорю я, а сам по сторонам смотрю.

Может, думаю, пока меня не было, все в шкафах тут сидели? Веревками друг друга связывали?

— Ой, — причитает Зина, — а я пока белье перестирала, пока бульон сварила на завтра.… Иди мне ноги намажь…

Пришел я к ней с мазью, а она на меня смотрит как-то странно.

— Валера, — говорит, — а давай я будто бы ногу подвернула в лесу, а ты лесник. Добрый, старый лесник с седой бородой. Ты сейчас достанешь мазь из котомки, и будешь мазать мне пятки…

— Зина, — опешил я.

— Ну, хорошо, — говорит она. — Тогда я буду молодой неопытной девушкой, которая заблудилась в лесу. Ау, ау, — ни с того ни с сего прокричала она. — А ты будешь доктором. Добрым веселым доктором, детским педиатром! Ты тоже заблудился, а как вас зовут? — игриво спросила она.

— Меня? — не понял я. — Меня Валерой зовут. Ты что, пила?

— Здесь так жарко, — говорит Зина, обмахиваясь газетой. — Валерий, а вы слышали, что в этом лесу живут разбойники? Они отнимают деньги и лекарства. Ой, — она испуганно стала оглядываться по сторонам, — слышите? Я слышу чьи-то шаги.… Это они!

— Зина, — а я начинаю понимать, что она пьяная!

— Идите скорее сюда, — она схватила меня за руку и стала затаскивать на диван. — Какой же вы неповоротливый! Давайте накроемся одеялом, только не вздумайте чихнуть, — она набросила на нас одеяло и стала шептать в темноте какие-то неприличные слова.

А я вообще не понимаю, что с ней происходит! Всегда была спокойной разборчивой женщиной, а тут вдруг здрасьте! Так, значит, Генкина Галя дозвонилась до спортсменов, те приехали с шампанским и они тут прыгали, скакали, прятались по шкафам! Те свои мышцы показывали, мускулами перед ними трясли.

— Зина, — говорю я, выбираясь из-под одеяла, — а хочешь, я пойду сейчас и куплю тебе шампанского?

— Что? — не верит она и снова набрасывает на меня одеяло. — Они уже близко! Я слышу шаги!

— А хочешь торт с орехами и шоколадом? — спрашиваю я.

— Торт? — не может понять она. — Валера, скажи мне сразу, у тебя кто-то есть?

— Да никого у меня нету, — говорю я, а мне уже душно. Да я вообще задыхаюсь!

— Нет-нет! — говорит она и чуть не рыдает. — Скажи мне правду! Ты был у нее?

— Да я у Михи был, — говорю я. — И обои я Зина не клеил, я выпил сто грамм и домой пришел. Так давай я за шампанским схожу, — я соскочил с дивана и стал одеваться. — Выпьем с тобой за дружбу за нашу.

— За дружбу? — а Зине невдомек, что я не капусту хочу купить. Не кусок колбасы. Не ставриду в масле! — Ну, интересно, — она стала разглядывать меня с ног до головы. — И кто же она? Продавщица из бакалеи?

— Ну, все, я пошел, — я поцеловал ее в щечку. — Скоро приду. Ты будешь медсестрой, а я пожарником…

— Я все поняла! — она спрыгнула с дивана и схватила меня за рукав. — Ты снова пошел к товарищам, да? Не наговорился еще? Не напился? А я понять не могу, куда ты собрался, за каким таким тортом!

— Зина…

— Да иди ты куда хочешь! — она толкнула меня со всей силы. — Я-то дура поверила, а тебе же лишь бы из дома уйти! Так иди! — она распахнула со злостью входную дверь. — Иди!

— Зина… — опешил я.

— Не надо мне ничего, слышишь? — она стала выталкивать меня за дверь. — Ни шампанского, ничего! Надо же! В магазин он пошел! За тортом! Иди-иди! — она вышла за мной на площадку. — Как же ты заврался, ни стыда у тебя нету, ни совести! Ну что ты стоишь? — она посмотрел на меня злобным взглядом. — Иди к своим дружкам забулдыгам, ты же без них жить не можешь!

— Да я в магазин пошел, Зина!

— Хватит! — она в отчаянии встряхнула волосами и с грохотом закрыла за собой дверь.

Спустился я вниз по лестнице, вышел во двор. Как же так? Мне придется к Михе идти, а что делать? Пришел я к Михе, а у него уже Гена сидит, сало режет.

— Я же, — говорит, — домой пришел, а Галя скучная сидит, на меня даже не смотрит. Я говорю, давай я в магазин схожу, шампанского куплю, а она очень удивилась, не может поверить. А что тут такого? — он посмотрел на нас. — Я что, уже шампанского своей жене не могу купить? Так она такой скандал закатила, ты говорит, не в магазин пойдешь, а к товарищам.… Выгнала меня из дома и где мне теперь жить?

— Меня Зина тоже выгнала, — говорю я. — А что мы сделали? Ну что?

— Да поживите вы у меня, — успокаивает нас Миха. — А жены никуда не денутся, наливай.

Выпили мы, закусили, и так обидно мне стало. Мы ведь ничего не сделали!

Я так вообще хотел пожарником стать…