Легенды, истории, вариации маленького городка на букву «Щ». Рассказы. Книга первая

Виктор Авива Свинарев

Вечная жизнь провинциальной моей родиныВ основу рассказов приняты живые факты. И читатель подтвердит это.Тут нет войны, но есть люди, которые были на ней. Присутствуют также те люди, которых в наше время вылечила успешно бы и медицина, и органы государственной власти.Но этим они нам и дороги!!Книга о тяжелой жизни, но она была, есть и пусть всегда будет с нами! И мы должны знать цену, чтобы платить за всё, и за свою жизнь, и за свое Отечество…Не смеяться, не плакать, а понимать!

Новая Таволжанка

(литературное фэнтази)

Но самое славное время было словно уже было приготовлено, как на блюдечке. Ничего не скажешь — весна!

И сердце бьется глубже, и грудь дышит шире.

Да и как же тут не жить, когда после зимней долгой зимы — ночи в Москве вдруг вырываешься на простор, а все деревья одеваются в свой весенний наряд и ночная луна льет свет на все зеленое, новое богатство земли.

Самым ранним утром, когда еще и чужие слуги спали, Афанасий Афанасиевич тихо от жены вышел на балкон. Аккуратно закрывает за собой дверь и набирает полную грудь воздуха — сейчас он увидит луну. Она уже и так светит на его белую рубаху.

Будь он дома, в своем имении, он бы уже давно крикнул Семена, своего слугу и велел принести воду из родника, чтобы запить лекарство, а потом велеть приготовить пить чай и ехать на дальнее поле, посмотреть взошел или овес об эту пору. Или на конюшню, как себя чувствует жеребая кобыла. Но в гостях — значит в гостях.

Луна, как он и ожидал, ударила его сразу, всем своим текучим блеском, потом после того как глаз привыкал, то обнаруживалось, что луна, как хорошая хозяйка, присутствовала везде. Даже в тонкой весьма искусно сделанной, чугунной ограде балкона на темных бархатных переливах металла, словно драгоценная роса спешила быть лунная острая сияющая точка.

А когда подошел к самой ограде и взглядом обнял весь простор и теплый весенний ветер, и несмолкаемый, во всех темных углах сада песни соловьев — словно помолодел душой на сорок лет.

Под порывами весеннего ветра вдали побежали темные волны соснового бора. Молоденькие совсем сосны, но как блестит, переливается их густая хвоя. А за ними стремятся в темп густые могучие и наверняка уже дуплистые, негодные в дело, прибрежные старые ракиты и вербы. И все же мыслями дальше, дальше, за горизонт к милой Воробьевке, Щигровского уезда, общей нашей Курской губернии.

Да! хоть это и родственники, хоть это и свадьба, но дела зовут.

Да и они тут с Марией Петровной ненадолго. Вот уже сегодня грянет свадьба в молодой саду, что привольно расположился внизу предо домом, загремит оркестр и молодые новобрачные пройдут как князь и княгиня на свой пир.

Но тут соседском балконе треснула и распахнулась дверь и хозяин в белье с папиросой в зубах оглядел все вокруг, и только хотел засветить спичку, как увидел, что он не один. Поздоровались, издалека пожали друг другу руки и стали говорить о погоде, о виде на урожай, и Афанасий Афанасиевич со всей своей дотошностью расспрашивал о новом деле, за которое решился взяться его родственник.

Отличное выходило дело, климат благодатный, возможности расширить посевы почти неограниченная, только лишь пропускной способностью завода и его паровых котлов. А на выходе, маржа, когда сам семь на один потраченный рубль, семь рублей профита.

Да и поселянам сподручнее, меньше пахать, урожай больше и убрать его надо сразу и не в свои в закрома, а прямо на завод, и душа не болит.

Нет, отличное, бодрое, разумное дело затеял старший Боткин.

Сын Боткина, знаменитой русской фамилии, привычно принимал поздравления. Но потом велел подать чай сюда на балкон, Афанасий Афанасиевич, вспомнив как был уланом в один дух, оберегая сердце, перемахнул через узорчатую решетку и встретил рассвет, как и привык у себя дома.

Ранним утром, чаем и подведением счетов, и прочими хозяйскими думками Вот только карандашика сейчас у него при себе не было. Но не беда, запомнит, а перед самым выходом запишет обещанное.

Вот тут хозяин усадил его за ранний стол, велел подать новинку, большую, глыбу так называемой «сахарной головы», и что она представляла собой большой сахарный конус такого крепкого сияющего сахара, что и не всякие щипцы возьмут такое чудо.

— Берут — сказал хозяин, — еще и как. Бабки говорят, что помогает зубы сохранить, это не то, что постный, это наш праздничный сахарок.

И в самом деле сахар был крепок и остр, и пить с ним чай вприкуску составляло истинное утреннее наслаждение.

О делах уже не говорили, а родственник рассказывал о соседях, что и Ребиндеры, которые проживают недалеко в слободке под названием Шебекино, поставили заводик, но конкуренции быть не должно, рынок огромен. Поляки хотят за это дело взять, но куда им, они то и по-русски толком не умеют говаривать.

Хотя опасность существует. Паны эти берут обхождением, обещают золотые горы. И многие ведутся, словно барышни, которые устоять не могут перед усами да галантным обхождением

Афанасий Афанасьевич мотал на ус и свою длинную бороду. А еще, хозяин понизив голос, рассказал, что рядом с той слободой по прозванию «Щ» есть поселеньице, куда исстари ссылались колдуны и ведьмы и что когда, приходится там бывать, то старается взять с собой помощника, а иначе нельзя.

Одному нельзя, никак-с, околдуют, глазами разденут и руки свяжут, а коли заговорят, или прикоснутся, или не дай Бог стакан воды тебе такая подаст, пиши — пропало, присушит до самой смерти.

И вся жизнь тогда обернется сухомятиной. Тем более поэту, да еще и камергеру, и тому рисковать не рекомендуется.

Афанасий Афанасьевич скрывал улыбку в широкой бороде. Да есть на свете любовь, которая присушивает на всю жизнь и он знает, что это такое. И зачем только она дается человеку!

Поэт откинулся на спинку стула и глянул на самый краешек солнца, что вставало за бором. Хозяин Боткин что то еще говорил, что, мол женишок был вроде и не предрасположен, но стоило матушке съездить раз другой в это поселеньице-выселок с одной другой головкой сахара, как все стало на правильные рельсы и сейчас он в Елизавете души не чает, хоть и немец, хоть и главный инженер нашего сладкого завода.

Но. Фет уже в вполуха слышал его, своим новым взором он уже видел как в саду под усыпанными цветом вишнями гремит свадьба, и вот поэт поднимается с бокалом в руке и все стихает.

Верная его почитательница Лизонька, уже жена этого немца, ждет. Фет достает из кармана замызганный листочек бумаги и сверяясь с ним, прочтет стихотворение. Уже написанной ранним-ранним утром на балконе этого дома, когда только ему вовсю светила эта волшебная щебекианская луна.

* * *

В часы забав, во дни пиров,

Пред божеством благоговея,

Поэты славили любовь

И пышный факел Гименея.

* * *

Белоснежный павильон, где и была свадьба взорвался привычным гулом — овациями.

А на грудь поэту майским сладким ветерком занесло лепесток цветка вишни. Словно маленький, но почетный с привилегиями, орден и поэт Фет, отметил это про себя.

Конец ознакомительного фрагмента.