Взгляд со стороны

Виктор Бон

Фантазии о верности принципам, стремлении к свободе, настоящей любви, возможности посмотреть на себя со стороны, путешествиях в пространстве и времени, по закоулкам памяти и сознания в вечном поиске смысла и пути, с попутчиками из чувств, привязанностей, мыслей, олицетворяющих веру и надежду, с особым настроением, искренностью, неоднозначностью суждений. Художественная проза с элементами психологии и лирики.

Часть 2

Сорок семь цветных мгновений

О, вещая душа моя!

О, сердце, полное тревоги, —

О, как ты бьёшься на пороге

Как бы двойного бытия!

Ф. И. Тютчев

1

Нахожусь в яме, довольно глубоко, снаружи пробиваются слабые звуки и скудные лучи солнца. Я там, внутри, во всю силу орудую лопатой, старательно загребая и отбрасывая в сторону тяжёлую землю. В какой-то момент до меня доходит истинный смысл происходящего, я начинаю отчётливо понимать, что копаю могилу, причём — самому себе, но, удивительное дело, сохраняю при этом абсолютное спокойствие. Стою уже в полный рост, могу легко перемещаться внутри пространства. Наблюдаю, что сверху, прямо над головой расположен свод почвы с неровными, осыпающимися краями, с зияющими норами, трещинами, прогалинами, торчащими корнями и клочками травы. Прямо на границе двух разных сред, — над зелёной лужайкой и под сырой землёй, между той яркой, свежей, живой атмосферой, и этим тусклым царством холодного света. Да, пока ещё — этого света. Усердно копаю дальше, делаю большое углубление в сторону, и в результате отмечаю, что мне даже начинает нравиться, какой он получается замечательный, просторный. С уютными нишами, удобный такой и симпатичный, жаль только немного прохладный и сыроватый — склепчик…

…Проснувшись, пребывая под впечатлением, понимаю, что не особо грамотен в сложной науке толкования снов, но невольно начинаю задумываться о скрытом смысле, хочу понять истинное значение такого жестковатого сюжета. Особенно, учитывая обстоятельство, что аналогичные события снятся уже не первый раз в последнее время. Днём ранее, например, виделись неприятности с лёгкой паникой от тревоги и смятения при внезапной потере постоянной работы, и я беспокоился там, суетился, метался в поисках путей срочного решения по пресловутому денежному вопросу. Затем продолжилось ещё одним довольно реалистичным наваждением, где пришлось переживать разрыв отношений с моей настоящей супругой и от этого ощущать внутри неприятный, колючий холодок. Но что всё это значит? Откуда взялась вся та гадость, почему на меня навалилась и чем обусловлена? Вроде всё относительно безоблачно и спокойно. Ну, понятно, что уже не мальчик, и некоторые вещи, прямо скажем, не так благоприятно складываются, как хотелось бы. Естественно, имеются различные вопросы. Но, по большому счёту, нет серьёзного повода для дурных снов, для меланхолии и грусти, нет предпосылок для жалоб, у меня всё нормально, всё довольно хорошо. Может просто накопилась усталость? Рутина? Долго ворочался, не мог уснуть? Может приснившийся уход под землю или в символическую яму, нору, овраг, да куда угодно, означает неосознанное желание спрятаться, окопаться, оградить себя? От чего? В чём причина?

Если попытаться пойти немного дальше и «копнуть» чуть глубже, исходя из рекомендаций моего возбуждённого подсознания, и того, что оно успело подсказать или как-то задать правильное направление моему праздному уму посредством серии последних непростых видений, то тогда уж следует задать себе несколько вопросов. Всё ли я правильно делаю и понимаю? В какой точке, образно говоря, пребываю? Кем являюсь по жизни, и что меня, собственно, гнетёт? Что, вообще, могу о себе сказать? Мужчина, переваливающий за средний возраст, всё тяжелее носящий упорно растущее брюшко. Не особо открытый для общения. Да, не хватаю звёзд с неба, и не летаю уже ни во сне, ни в реальной жизни. Стараюсь, вроде, как и положено правильно жить и поступать в принципе, но как-то всё с неумением зацепиться, приумножить. А в некоторые моменты могу даже нанести моральный ущерб себе же своим не очень гибким характером, отражающимся на делах и поступках. И всё у меня как-то инертно происходит. Движусь себе вяло, потихонечку, плыву так спокойно вместе со всеми своими потрохами и заморочками, плавно увлекаемый потоком судьбы. Хотя, впрочем, и не сильно от всего этого переживаю, нахожу смысл в каких-то делах, и даже счастливым себя считаю. Однако, понимаю, что мелковат масштаб личности, что не хватает порой смелости и здорового авантюризма. Такая вот складывается печальная картинка. Что ещё к этому добавить? Пребываю обычно под впечатлением, оказываясь рядом с Храмом, слыша колокольный перезвон. Особенно, после посещения кладбища, навещая могилы близких родственников. Мама ушла в шестьдесят шесть, дедушка и бабушка — в пятьдесят два. Начинаю задумываться, а сколько осталось мне. Верно ли живу, много ли успел. Чего такого хорошего можно попытаться сотворить, чтобы не было так тошно на душе. И в такие моменты остро чувствуешь, как внутри всё сосредотачивается, подбирается, остро чувствуется скоротечность времени. Быстро трезвеешь, пытаешься подтолкнуть себя, нацелить на что-то важное, особенное, на серьёзный шаг, чтобы отлегло, потеплело в недрах обычной человеческой органики с такой щепетильной, чуткой душой. Чтобы вот, понимаешь, всё в этой жизни было бы как-то не совсем уж зря, не впустую и без пользы.

Можно представлять себя единицей в случайном раскладе генеалогии и везения, пушинкой, зависимой от погоды и ветра, а свой мозг — обычным радиоприёмником. Но хочется всё же верить, что мы являемся неотъемлемой частичкой Божественного начала и промысла. Хочется надеяться, что целесообразность моего существования оправдана законом абсолютного баланса в глобальной экосистеме планеты. Я живая клетка единого организма и необходимый пазл в общей картине. Со всеми своими достоинствами и недостатками я востребован также, как и любой другой человек, в сто раз лучше или хуже меня, как элементарное звено в замкнутой цепи циклического устройства, ибо сказано: «земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем». Важно помнить, что грядущее событие определяется предыдущим, поэтому любое добровольное попустительство, осознанный недобросовестный поступок влечёт праведный, пропорциональный ответ, который на этом свете, прямо ли, косвенно, измеряется качеством жизни, а на том…

…Ну, схватишь кратковременный удар от разряда собственной рефлексии, подёргаешься себе немного, как амёба простейшая, такой желеобразной, инертной массой, растревоженной и всколыхнутой колкой атмосферой обострённого сознания, бьющего по спрятанному глубоко внутри, наэлектризованному, саднящему нерву. Но, особо не понимая, не находя, что именно предпринять, куда бежать и что делать, постепенно успокаиваешься, расслабляешься. Смотришь, и вот уже те волнующие впечатления, эмоции вроде как-то сами по себе улетучились, прошли мимо, отпустили. Не забылись, конечно, не стёрлись исключительно и полностью, но всё же приглушились временно, притупились…

…Ты спрашиваешь, куда я так тороплюсь, забегаю вперёд и всё смешиваю? Просишь рассказать обо всём подробно и по порядку? Ну, хорошо, а с чего тогда лучше начать? С самого начала, с детских впечатлений, каких-то ярких эпизодов, способных оставить след на моей подкорке? Да, но сейчас хорошо рассуждать о каких-то аспектах с точки зрения взрослого человека, когда всё давно переосмыслено, переоценено, а тогда ведь события воспринимались в другом свете. Ладно, давай попробуем. Попытаюсь обрисовать, что смогу сегодня вспомнить, что на ум теперь придёт, а главное, в чём хватит смелости и наглости признаться.

2

Кровь стекала по ладони тонкой, тёплой, щекочущей струйкой, такая липкая, противная и всё никак не хотела останавливаться, а я усердно старался её сдержать, сжимая пальцы в маленький, побелевший кулачок. У меня, видимо, плохая свёртываемость крови, я помню, как часто в детстве случались носовые кровотечения по любому поводу. Поэтому и в тот раз быстро унять её радость от выхода наружу было не так-то просто. Но не мог же я в тот важный момент позволить себе запаниковать, показать свою слабость перед лицом общественности с открытыми от удивления ртами. Я должен был демонстрировать своё вопиющее мужество, транслировать ровное спокойствие и холодное безразличие к пустякам такого рода. И мне, конечно, удалось произвести впечатление на своих немногочисленных зрителей.

Вспоминаю бесконечные коридоры со множеством дверей в здании комплексного общежития. Мне не больше шести лет. Помогаю маме, чем могу, в силу своего возраста, но с учётом наличия серьёзного чувства ответственности, тогда уже привитого или приобретённого. Она подрабатывает, занимается уборкой помещений, находясь в группе со своими коллегами, женщинами, вынужденными немного подзаработать, которым также приходится таскать за собой малолетних детей или внуков. В отдельные минуты ребятишки были предоставлены самим себе и свободе действий.

Что же приключилось, что меня так сильно впечатлило, зачем резанул руку лезвием, и где умудрился его отыскать, точно уже не помню. Может повёлся на «слабо» или самому пришло в голову и захотелось немного порисоваться. Для чего нужны были такие поступки человеку, в принципе, тогда не задумывался. Теперь же предполагаю, что, например, хотя бы для того, чтобы доказать какой-то случайной девчонке, что смогу сделать это в её честь, ради широко раскрытых, восхищённых глаз, пусть даже видел её в первый и последний раз в жизни. Наверно, это такой мужской инстинкт. А может быть, и не просто так. Не исключаю, что меж нами вдруг возникли, завязались какие-то взаимные симпатии, которые вскоре столь же легко развеялись и испарились, словно утренний туман, но прежде этого, по закону жанра, они должны были не для смеха, а всерьёз подвергнуться испытаниям.

Было не страшно, но неприятно. Компенсировалось гордостью, ведь я же был в эпицентре внимания, ловил на себе восторженные взгляды хорошенькой, юной особы. Жаль только, что разум в такие моменты отключается или живёт отдельной жизнью. Да уж, хоть симпатии быстротечны и мимолётны, имеют свойство быстро улетучиваться, но впечатления от этого почему-то остаются в памяти надолго.

3

— Поворачивайся на бочок и постарайся заснуть. Если не можешь, то просто так полежи с закрытыми глазками, — мама тоже укладывалась рядом, как будто я младенец какой, причём она занимала место с края кровати, а я должен был размещаться у «стеночки». А мне спасть совсем не хотелось, в голову заползали всякие мысли. Возражать я не смел, но переживал и думал, что вот, ну ради чего это нужно, лежать я совсем не хочу, лучше бы погулять.

— Дневной сон всем полезен, надо обязательно отдохнуть и набраться сил, — убеждала мама.

А у «стеночки» душно, тошно, как-то глупо и не понятно, а главное — зачем? Ведь ясно же, как день, что спать я абсолютно не хочу. Как можно так вот просто лежать, дремать, когда на улице жизнь, шум, лето, когда там такое красивое, лазурное небо с проплывающими кораблями пышных облаков. Там светит солнце, доносятся голоса птиц и детей, а я здесь должен томиться в жаркой комнате и любоваться этой стеной, вернее узорами пёстрого ковра, который на ней висит, прямо перед моим недовольным, сопящим носом. Всякие некрасивые, непонятные, неуместно нарядные геометрические фигуры с декоративными огурцами, витиеватыми кренделями, с какими-то определенными закономерностями и последовательностями разных цветов и размеров. Да уж, точно говорят, красота — страшная сила, это как раз о коврах.

Но, впрочем, на ощупь он такой мягкий, тёплый, шерстяной и пушистый. В одну сторону пальцами проведёшь — один рисунок получается, в другую ведёшь — новая картинка складывается. Узоры до такой степени изучены, что кажутся прямо родными какими-то и, вместе с тем, поднадоевшими. И уже совершенно не хочется их видеть. Для этого вовсе не обязательно спать, достаточно просто ненадолго прикрыть глаза. И вот, опустив налитые тяжестью веки, сам того не замечая, постепенно усмиряешься, успокаиваешься. Сознание потихоньку тает, начинает уходить из тела и вскоре совсем исчезает. Непроизвольно и независимо от тебя, сон побеждает, погружает в неведомые глубины и дали, обволакивает, как паутина, и ты плавно переходишь в другое измерение и состояние, с другими свойствами и безграничными возможностями…

4

…Выйдя на свою лоджию, на тринадцатом этаже, наблюдаю перед собой огромный простор, прекрасно осознаю, что нахожусь на большой высоте, вижу внизу дружно играющих в песочнице детей. Лиц не рассматривал, тогда это было и не важно, знакомые они или нет. Просто вдруг понимаю, что тоже должен находиться именно там, вместе с ними, поэтому и прыгаю, как ни в чём не бывало, прямо вниз. Затем плавно спускаюсь, паря в воздухе, как на крыльях, и спокойно присоединяюсь к ним, влившись в общий гомон. Хотя особой радости в тот момент не испытал, — подумал, что это они играли без меня, и даже не позвали. Но тогда все какие-то никчёмные обиды быстро таяли, ведь главное — игра, интерес, азарт. Повздорили, немного поспорили, тут же помирились и забыли все недоразумения.

Меня вдруг окликнули, позвали, кто-то подтолкнул, задев плечо, рука при этом дёрнулась, вздрогнуло всё тело, открылись глаза. В такие моменты, когда внезапно просыпаешься, не сразу воспринимаешь действительность, не понимаешь, что происходит, где в этот момент находишься. Затем, когда постепенно начинаешь приходить в себя, замечаешь, что с тобой произошли странные изменения, весь стал каким-то ватным, разбитым, с тяжёлой головой и плохим настроением. И кто же это придумал, и зачем только нужно — спать днём?…

…Да, раз уж затронул тему, вернусь обратно к нашей детской, уличной жизни. Вспоминается, что во дворе ребята непрерывно меняли позиции, кто-то уходил, их место тут же занимали другие, свежие силы, жизнь не останавливалась ни на минуту, кипела во всю свою мощную энергию. Зимой мы строили крепости из снега, устраивали бои в «снежки», катались на санках, играли в хоккей или просто, лёжа на снегу и совсем не замерзая, смотрели на космическую красоту звёздного неба. Летом осваивали приёмы Самбо со старшими товарищами возле песочницы, вдохновенно сражались в «Одно касание», «Казаки-разбойники», «Клёк», «Вышибание». Сами придумывали правила для игр и развлечений. Футбольные мячи, машинки, складные и кухонные ножи. Велики, рогатки, самострелы, шпаги, плётки, дымовушки, капитошки. Карты, мелки, плиточки, монеты, марки, значки. Много чего, всего не упомнить и не перечесть. Казалось, что всё у нас тогда было и шло в дело. Играли все вместе, разница в возрасте никого не смущала, этого просто не замечали, тогда была больше важна принадлежность к определённому дому или двору. Это было братство. Или просто Детство. Да, как видится теперь, это было здорово, но для нас тогда всё выглядело совершенно обыденно.

Надо было многое успеть сделать за целый день, — и клад закопать, и гараж из песка построить, изготовить водительское удостоверение на право управления игрушечным самосвалом, и кораблики наперегонки в ручейке запустить, и на спичках побороться. Устроить маленькую охоту, — изловчиться и аккуратно схватить пушистого, белоспинного шмеля — альбатроса, сняв его со скромной, но яркой космеи. Эти цветы с желтыми, бархатистыми сердцевинами и лепестками разной окраски бурно росли в школах и в детских садах. Слегка покачиваясь на своих высоких стебельках плечом к плечу с доброй сотней таких же собратьев и земляков, они приманивали красками и ароматами тучных, мохнатых насекомых, и тех, кто их бесстрашно ловил и забирал с насиженных мест прямо голыми руками, — увлечённую серьёзным делом ребятню. Или вот ещё картинка в голове, — тёплым вечером, в сумерках, мы идём вдоль длинной аллеи молодой, берёзовой посадки, недалеко от нашего дома, занимаемся поиском и ловлей майских жуков, собирая их в спичечные коробки.

А помнишь разбитые в кровь руки, колени, лица, все эти ожоги, шрамы, неминуемо возникающие при допущении ошибок в опасных уличных играх, делах и увлечениях? Поездки на велосипедах по всем городским окрестностям, походы на стройки и пустыри? А культурные выходы — в городские парки, передвижной цирк, на рынок за вкуснейшими персиками? Случайно найденные нами посреди улицы и переданные по собственной инициативе в добровольную народную дружину, то есть милицию, деньги? Наши незамысловатые детские Дни рождения, когда можно было так запросто, от чистого сердца подарить другу книгу с загадочным названием «Мертвые души». Я её, кстати, Художнику подарил. Да уж, вспоминать это теперь и грустно, и смешно, и тепло.

Немного отвлёкся, а начинал ведь про клады. Мы их делали сами. Кладом или «секретиком» мог быть, например, тот же самый жук, особо ценный, больших размеров, но дохленький, или цветочки под разноцветными осколками бутылок, или даже монеты! Хорошо шли в дело фантики от конфет и «золотинки», это такая фольга разных оттенков. Как-то раз, летним днём, мы договорились вместе с одноклассником, Танцором, не тратить все трёхкопеечные монеты, выделяемые родителями на газировку с сиропом, которую можно было купить в автомате рядом с торговым центром, а начать эти деньги складывать в копилку.

— Ну как, много накопилось, — поинтересовались мы друг у друга через какое-то время.

— Да, уже около десяти монет, — у нас было примерно одинаковое количество.

— А давай их спрячем, — решили мы и закопали две солидные стопочки монет, аккуратно обёрнутые фольгой, прямо на поле, под насыпанной при прокладке парковых дорожек грудой земли. Наш тайник находился рядом с домом, под окнами приятеля. Помнишь, на том месте вечно была какая-то заброшенность, неопрятность и неразбериха, там постоянно что-то менялось, перестраивалось, то торговые палатки, то пивнушка, то пункт приема стеклотары, то модная и очень популярная чебуречная, затем ещё — не понятно что.

Так вот, деньги мы спрятали, а могли вместо этого раз так двадцать замечательно насладиться вкусным напитком или потратить их на мороженое. Понятное дело, могли, но как же, надо было подальше спрятать, зажучить и заныкать «бесценные сокровища». А жаль, ибо на следующее утро нас ждало сильнейшее разочарование. Бульдозер уже успел разровнять участок земли под какую-то очередную застройку вместе с нашим кладом, не оставив при этом никаких сомнений и надежд, чтобы хоть как-то отыскать и вернуть свои капиталы, преподнеся нам строгий жизненный урок.

5

В пору пребывания в беззаботном мире детства, пока я ещё не глубоко окунулся в школьную жизнь, сны мои напоминали яркие картинки. Эмоциональные, насыщенные, полные красок с преобладанием светлой, тёплой палитры. С ощущением полного присутствия. Я часто прыгал и парил во сне с огромной высоты, летал, карабкался по отвесной стене, куда-то бежал, стремился, боролся и рисковал. Можно было на какой-то миг, казавшийся вечностью, совершенно забыть о действительности, жить в своём сказочном, безоблачном, добром, спокойном или же, напротив, страшном мире грёз…

…Ты наверняка замечал, как иногда умиротворённо, безмятежно, с ясной улыбкою спят и посапывают младенцы, незапятнанные ещё никакими жизненными обстоятельствами? Иной раз, наоборот, бывают во сне беспокойны, пинаются, размахивают руками, отображая на лицах серьёзные или жалостливые гримасы. А когда смотрят на тебя пронзительными, неземными, синими глазищами, то кажется, эти карапузики видят всего тебя насквозь, заглядывают в душу, чувствуют любое настроение и помыслы. Спят ли они или взирают, не покидает ощущение, что вот будто они сейчас находятся здесь, но одновременно и где-то ещё, в каком-то неведомом мире, в другом измерении, другой галактике. Живут там своей, не менее серьёзной, важной жизнью, полной эмоциональных переживаний, проигрывая свои виртуальные события и чувства, победы и неудачи. А может их дела и не совсем виртуальные, но кто же это может знать достоверно?

Что-то подобное наверняка испытывали на себе все люди, а потом, становясь взрослыми, постепенно забывали те свои далёкие впечатления. Но отдельные эмоции, может со временем не столь яркие и насыщенные, всё-таки надолго откладывались где-то глубоко в наших сердцах недрах, на подсознательном уровне. Внутри, в душе, во время переживания особенных мгновений, многогранных, радужных вспышек, возникало ощущение полета, трепета. Когда вроде бы и страшно, а вместе с тем, увлекательно и упоительно. Тебя всего неудержимо завораживает, поглощает. В животе щекочет, грудь распирает от переизбытка чувств, дух захватывает от невероятной моральной высоты, может невольно накатить слеза, хочется глубоко так вдохнуть, втянуть в себя как можно больше воздуха и, чуть придержав его в лёгких, прерывисто, сладостно выдохнуть.

Это происходило, видимо, под воздействием энергии прекрасной и волшебной магии Детства, нам безгранично мечталось, и всё казалось светлым, доступным, реальным. Пусть не сразу достижимым, пусть в течение неопределённого времени, но всё равно, однозначно обязательным, возможным, неизбежно к нам приходящим, ниспосланным свыше специально и именно для нас! Надобно для этого всего-то дел — только лишь надеяться, верить и ждать своего часа и своего чуда, и оно непременно свершится, сбудется! Да нам тогда, вроде бы, и не надо было особенно много. А может это как раз и было, и происходило с нами то самое, настоящее чудо, пресловутое счастье, которого потом всю свою жизнь мы так упорно ищем и усердно ждём, желаем друг другу на Дни рождения и Новый год? Во всяком случае, ощущения, похожие на замирание, предвкушение, ожидание и, наверно, действительно, счастье, тогда точно бывали.

6

В поле, где колосья по утрам роняют зёрна,

В пору урожайной маеты,

По росе, слегка в тумане рожь косил комбайн ровно,

Продвигаясь вдаль без суеты.

Там, где за туманом бок показывает солнце,

Два голодных встретились коня,

Ждать, когда комбайн закончит и в селение вернётся,

Чтоб в тиши наесться допьяна.

Как тянулось время, не сказали эти кони,

Только жалобно смотрели на меня,

Комбайнёры удалые целый день пахать готовы,

Ими славится родная сторона.

7

Выдался летний, погожий денёк, и мы с родителями трудимся на нашем старом, традиционном тогда огородике. Судя по тому, сколько сил люди тратили на своих клочках земли, можно предположить, откуда именно берут начало истоки современного, отечественного поклонения культу фитнеса. Мне разрешили самостоятельно прогуляться до списанных на заслуженный отдых комбайнов, которые располагались совсем рядом с нашей маленькой плантацией. Там стояла ветхая, ржавая, но до того интересная техника, что я готов был бесконечно долго ползать по этим железякам, обследовать их, дёргать рычаги, рулить, «собирать урожай». Несмотря на сильную привязанность к родителям, мне очень нравилось побыть там порой в полном уединении. У нас был участок в две сотки, в непосредственной близости от работающих заводских корпусов. Отец, получив это «сокровище» по распределению от завода, сделался счастливым обладателем хоть скромного и временного, но собственного надела земли. Мы всей семьёй с огромным трудом расчистили его от нескончаемой щебёнки, видимо, в том месте проходила дорога, и принялись сажать и выращивать всякую зелёную, овощную, плодово-ягодную фито-всячину. Иногда, когда родители сами справлялись с делами, мне позволяли пуститься в свободное плавание по окрестным злачным местам, там я и познакомился со старой сельскохозяйственной техникой…

…Так вот, сижу в очередной раз посреди этой рухляди, вдруг слышу очень тихий, какой-то знакомый голос. Вроде, как позвали меня, окликнули. Оглянулся — вокруг никого. Думаю, странно, я же явно это слышал. Стоп. И комбайны вдруг куда-то исчезли. Ничего не могу понять, что случилось. Пустота. Повеяло холодом. Первые капли мелкого, противно моросящего дождя упали мне на нос, стало как-то не по себе. Туманно. Зябко. Я быстро собрался и побежал прочь с того места к родителям, но их там тоже почему-то не оказалось. Хожу один по замкнутому кругу, стараюсь сообразить, что происходит, озираюсь по сторонам, вижу вроде бы то самое место, наш участок, пытаюсь докричаться, чтобы меня услышали, откликнулись, показались, но всё тщетно, найти их никак не удаётся…

…Проснулся, открыл глаза. Ночь, тишина, рядом почему-то не было мамы. Странно, мы же сейчас находимся в гостях у её родственников, в Пензе. Устали, днём нагулялись по всему городу, по родным и близким, вечером легли спать, и когда я засыпал, она точно была со мной рядышком. Во всей квартире колючая темнота. Позвал, но никто не ответил. Забеспокоился, стало жутковато. Это что же получается, я остался один, в этой чужой, мрачной, пустой и такой огромной квартире? Мама всё не приходила, я пошёл на поиски, но её нигде не было. Мне это не понравилось. Напрягшись и подумав, — а что, если она вдруг меня забыла, и уехала домой одна, я собрался уже выйти на улицу. Как был в нижнем белье, так и двинул, открыл входную дверь, вышел. Тут всё разом прояснилось. Они все — мама, и тётка, ещё какие-то люди, находились там, в общем коридоре, на лестничной площадке снизу. Видимо, кто-то из родственников приехал или, наоборот, уезжал, вот они и вышли проводить, ну и задержались на лестнице. Там был тусклый свет, в воздухе витали сизые клубы дыма, резко пахло табаком, были какие-то незнакомцы, смех, оживление. Казалось, им всем было очень весело, а у меня возникло неприятное ощущение, будто обо мне совсем забыли, оставили или попросту бросили. Конечно, не сразу, но всё-таки меня заметили, отвели обратно, уложили в постель.

— Ну, ты что, тебе не стыдно? Ты же большой мальчик, тебе уже скоро в школу! Я и туда тебя буду за ручку водить? Подумаешь, отошла на минутку, в чем проблема, всё хорошо, я рядом, давай спи, — приговаривала мама, поглаживая меня по голове, пытаясь успокоить, как умела.

А я тогда действительно был сильно к ней привязан и остро реагировал на любые внештатные ситуации. Лёжа в постели и переживая беспокойство, я ещё долго ощущал в груди остатки непонятного волнения и тревоги, и всё никак не мог успокоиться. Мне показалось, что мама стала какая-то другая, чужая что ли, что я теперь ей не важен, не нужен, отошёл для неё на второй план. Затем как-то переборол себя, заглушил внутри какие-то неприятные чувства, и казалось, смог позабыть про это нелепое ночное недоразумение. Но та ночь в Пензе по каким-то необъяснимым причинам произвела на меня неизгладимое впечатление на очень долгое время. Может напугало то, что остался один в чужой, недружелюбной квартире. Хотя, вряд ли. Скорее всего, меня задело что-то неприятное из того, что я мог успеть мимолётно заметить на лестнице, когда вышел в коридор на поиски. Этот эпизод непостижимым образом спрятался где-то глубоко в отсеках памяти, а затем иногда всплывал из той далёкой, забытой пелены каким-то неявным, смутным, неприятным ощущением и вызывал во мне внутренний дискомфорт и беспокойство, и от этой тревоги ещё некоторое время сложно было избавиться…

…Помню, читал когда-то у М. М. Зощенко в «Повести о разуме» похожее описание, касающееся ассоциативного мышления и природы формирования элементарного условного рефлекса. Там приводились доводы о наличии в нашем подсознании нервных связей с событиями, оказавшими неприятные, болезненные впечатления, особенно в детском возрасте. Обычно с такими эмоциями ранее было условно связано какое-либо происшествие, беда, страх, травма. А разрывание таких связей и является непременным условием для исключения негативных ощущений и мыслей, для избавления от фобий. Замечательная идея, осталось только этому научиться, каким-то образом организовать и устроить, если, конечно, выявлен источник негатива.

Наверное, справедливо, что каждый человек должен сам находить для себя ответы на подобные задачи, как-то решать или приспосабливаться, в зависимости от особенностей организма, головы и сердца, если уж действительно что-то серьёзно напрягает.

Во всяком случае, лично для меня все эти вопросы уже потеряли свою актуальность, теперь всё стёрто и позабыто за сроком давности, так как с тех пор просто прошло достаточно времени, а время, как известно, лучшее лекарство.

8

Короткий сон в длинную, тихую ночь ранней осени, с продолжением и эмоциональным побегом от самого себя. Какое удивительное по своей силе ощущение натуральности происходящего! Чётко вижу огромное, лазурное, сферическое небо, лишь только по его широким краям легко размазаны перистые облака. Оглушительная свежесть, манящая простота, глубина и чистота линий на протяжении всего бескрайнего, ионизированного, звенящего пространства. Эта пронзительная частота вибраций призывает, щекочет нос и нутро, усиливает личные, внутренние волны и, как эталонный звук камертона, определяет и задаёт созвучие эфемерной мелодии с моим собственным благодатным настроением и пульсом. А также с тихим шелестом листвы, постепенно меняющей окраску на специфические тона, переливы, подстраиваясь под необходимые тенденции осеннего сезона, и кажущейся такой незащищённой, тревожно трепещущей от слабых дуновений ветерка, что хочется всю её разом обнять, защитить, успокоить, ободрить. А внизу, на земле, путаясь у меня под ногами, — весело и громко щебечут взъерошенные воробьи, перекрикивая друг друга. Толкаются, дерутся, вздымая вверх своими пропеллерными крыльями облачки пыли. Абсолютно невесомая, она витает и искрится в последних лучах уходящего солнца множеством разметённых, разрозненных частичек, свободно увлекаемых воздушным потоком, взлетая всё выше и выше. Какими же чудесными красками рисовалась мне та симпатичная идиллия, жаль только, что длилась она ровно до того момента, пока вдруг, в одночасье, всё вокруг не изменилось, не помрачнело, не померкло. Пока не вылилось в отрезвляющий душ, когда хлынул тот холодный, проливной ливень, бьющий своими огромными каплями, ниспадающими из хмурых, тяжёлых туч, неведомо откуда взявшихся и пугающих своим грозным видом…

…Но я не обращаю внимания на такие мелочи, как погодные явления, мне, несмотря ни на что, следует торопиться, и я, естественно спешу, так как предстоит весьма серьёзное дело. А как же иначе, ведь мне предоставлена возможность самостоятельно сходить в магазин, выбрать и купить гуашь для урока рисования, это очень почётно и ответственно, учитывая факт, что являюсь я школьником начальных классов. В результате не очень долгих исканий и раздумий вследствие очевидной причины, связанной с отсутствием выбора, краска была довольно скоро приобретена. Ну, ты прекрасно всё помнишь, что мне тебе рассказывать. В те времена, в принципе, отсутствовали понятия разнообразия и альтернативы при выборе магазинов, товаров, услуг, не было такого изобилия, как сейчас. Зато удавалось значительно сэкономить время для более важных мероприятий. Едва справившись с переполнявшим меня чувством собственной значимости, наивно возомнив себя хозяином положения, и купюры аж в целое трёхрублёвое достоинство, я смело и решительно совершил покупку того самого набора красок. Его посоветовала продавщица в отделе канцелярских товаров, ну и самому, конечно, понравилось. Итак, мне удалось это сделать, всё получилось, я был доволен. Покупка, которую я радостно принёс домой, виделась мне замечательной, прямо классной, — каждый цвет расфасован в отдельную пластиковую баночку, всё это уложено в добротную коробку. Ну, хорошая такая, дорогая, и стоила как раз около тех, выданных мне, трёх рублей. Конечно же, в тот момент я испытывал гордость и лёгкую эйфорию от осознания состоявшегося акта принятия решения в режиме самостоятельного полёта, да и само приобретение казалось мне выгодным, нужным и стоящим.

К сожалению, дома не оценили «души моей прекрасные порывы», и весь материал, тщательно упакованный, и предназначенный для создания утончённых шедевров, оказался не на полотне или холсте, где ему и хотелось бы себя увидеть, а в отдельном уголке длинного коридора нашей уютной квартиры, прямо на обычной стене. Сначала разбившись об её неприступность, затем стекая разноцветной массой по обоям, разбрызгавшись, и залив пол весёлыми кляксами, пятнами и точечками. Эх, вот почувствовал же я что-то неладное уже на пороге дома. Но всё равно было уже поздно. Да уж, негодованию и возмущению мамы не было предела. А я, видимо, тогда и не придал значения, а может просто позабыл, что именно мне возбранялось и её инструкции, что нельзя использовать, и наглым образом расточительно растрачивать прямо всю, выданную мне, большую сумму денег. Я же помню, как в магазине у меня был какой-то отголосок сомнений, предупреждающий звоночек в голове, что это, наверно, как-то дорого. Ну, надо же было ещё тогда подумать и сообразить! Но всё равно, конечно, забавно получилось, так как в итоге инцидента не осталось ни денег, ни товара, ни творческого шедевра. Точно не помню, но, по-моему, затем пришлось довольствоваться самым простым и дешевым набором акварельных красок. Да и действительно, какая, по сути, разница, что я, художник, что ли какой…

…На моё счастье, создавшуюся накалённую обстановку разборок немного разрядил обычный телефонный звонок. Со своим собеседником, находящимся по другую сторону трубки, нормальный диалог необходимо вести с хорошим настроением, другим, уже более мягким голосом. Визави не в курсе твоих проблем, ни в чём не виноват, поэтому добропорядочному абоненту с этой стороны трубки волей-неволей полагается, приходится брать себя в руки, успокаиваться, разговаривать вежливо, приветливо и мило.

Я потом ещё не раз в жизни был свидетелем таких катаклизмов и удивлялся этой чисто женской особенности, — умению вовремя среагировать, преобразиться, поменять интонацию, тембр голоса в зависимости от ситуации, обстановки и оппонента. И ещё, мне тогда очень не нравилась такая неоднократно подмеченная особенность, что зачастую взрослым людям, общающимся по телефону, необходимо обязательно разговаривать о ребёнке, рассказывать про его жизненные обстоятельства, обсуждать его личные дела и события! Как будто у них, у взрослых, своих дел и интересов недостаточно…

— Не надо на меня обижаться, — пыталась затем мама как-то сгладить острые углы, возникшие в ходе нашего животрепещущего общения.

Она имела взрывной характер, но быстро и легко отходила. При этом любила меня горячо и нежно, наверное, жалела, но не могла порой справиться со своим жарким темпераментом и прямолинейностью. Ещё, к слову, она не могла смолчать или пройти мимо любой несправедливости по отношению ко всякому, даже незнакомому человеку.

— Мама обидит, мама и пожалеет, — говорила она обычно после каких-то наших с нею неприятных ситуаций. И так любила, так мягко повторяла эту воспитательную формулу, что, казалось бы, это действительно могло как-то помочь, но мне почему-то после этих слов в подобных случаях легче не становилось, а только наоборот. Зато, на душе делалось гораздо спокойнее от осознания, что все разбирательства и гневные дела оставались позади, и можно было расслабиться…

…Вполне возможно, что таким вот примерно образом и зарождаются в нас ещё с детства скверные привычки к определённым сомнениям и терзаниям, к оглядке и неуверенности. Однако, я искренне убеждён, что все ситуации по жизни, как положительные, так и отрицательные, приятные и деликатные, даются нам, причём всем её участникам, не просто так, а с высокой целью — преподнести нам, несмышлёнышам, определённые жизненные уроки. И в этом заложен какой-то важный, сокрытый, философский замысел высшего разума, не всегда доступный для сиюминутного понимания посредством только лишь скудного, ограниченного умишка. Но мы всё-таки будем стараться, прикладывать усилия, напрягать извилины в попытках как-то разобраться в понимании этого хитрого смысла…

…Во сне как в жизни. Куда-то бежишь, за чем-то гонишься, и думаешь, что вот оно тут, уже совсем рядом находится, а потянешься и никак не можешь нащупать, достать, схватить. И все представляется, как в замедленной съемке. Надо быстрее побежать, кого-то догнать или, наоборот, удрать. Стараешься это выполнить, а ноги не желают подчиняться, будто ватные, ими можно только медленно перебирать. Складывается ощущение, что пытаешься бежать по илистому, песчаному дну в какой-то слишком вязкой, густой, обволакивающей тело воде. Хочешь ударить, имея полную уверенность в себе, размахиваешься, а руки не слушаются, они тоже какие-то медленные и вялые. Ты не понимаешь, что же это такое творится, что со мною происходит, зачем и почему? Появляется досада, отчаяние. И все это очень серьёзно на самом деле, ведь ты пока не понял, что спишь и просто представляешь себе всю эту вымышленную ситуацию, не понятно кем придуманную историю. Тем более примечательно, что по иронии судьбы, она припасена персонально для тебя. Бывают такие сны, что, просыпаясь, ты испытываешь неимоверное облегчение и радость, чувствуешь себя совершенно счастливым человеком, так как взволновавшие и напугавшие события оказались нереальными. Но ведь стоит признать, и это очень хорошо, что во снах к нам приходят не только кошмары, но ещё и самые приятные, сладкие, небесные видения…

…Случается и так, что сильно сожалеешь о каких-либо поступках в реальной жизни, и становится до такой степени стыдно, что хочешь поскорей выбросить всё это из головы, избавиться, как от наваждения, забыть, успокоиться. С обострившимися чувствами осознаёшь, как было бы чудесно, и сколько бы ты отдал, чтобы это был просто такой страшный сон, который мог просто позабыться, улетучиться из твоей памяти, будто бы тех событий вовсе и не было. Да, было бы, наверное, неплохо. Но, к сожалению, а быть может, и к счастью, что сделано, то уже сделано. Что было, то прошло. И, как говорится, что ни делается, какие испытания ни выпадают, всё — к лучшему, просто не всегда, не сразу возможно это понять. Всем давно известно, — большое видится на расстоянии.

9

Гады в черной одежде

Близко уже от меня,

Тлеют мои надежды

В тухлой куче гнилья.

Эти вонючие твари,

Жаждут крови моей,

Их даже не пугает

Сиянье святых огней.

Коготь, воткнувшийся в спину,

Рожу мою исказил,

Нашёл я большую дубину,

И одного прибил.

Тело моё извергает

Судорог перелив,

Зубы в такт отбивают

Страшных мгновений мотив.

Как в мозгах ковырялись,

Тело моё не доев,

Я наблюдал, улыбаясь,

На крылышках в небо взлетев.

10

Вот это красота. Как же так произошло, что я вдруг оказался таким счастливчиком, и пребываю в этом волшебном мире? Ну просто мечта! Какое славное великолепие. Длинная, строго очерченная береговая линия, Монументальный Национальный музей Каталонии, Статный памятник Колумбу, изящный фонтан — Площадь Испании, легендарный футбольный стадион Камп Ноу. Выдающаяся архитектура, впечатляющая своей неповторимостью и яркими красками. Вечно строящийся Храм Святого Семейства и другие, не менее самобытные творения зодческого искусства, ну что тут скажешь, знаменитый Гауди, выдающийся и уникальный. И всё это — благословенная Барселона. А вот прямо посреди пёстрых улиц, насыщенных народом и транспортом, цветут апельсиновые деревья. Повсюду видятся приветливые, улыбающиеся лица, люди гуляют до поздней ночи, собираются в маленьких уютных барах, общаются, веселятся. Там внутри не протолкнуться, везде суета, слышатся смех и оживлённые голоса подвыпившей молодёжи, происходит непрекращающаяся ни на минуту дегустация дурманящих своей новизной и гастрономической ценностью напитков и закусок.

Но, что это вмиг испортило настроение и омрачило всю сказочную безмятежность? Да всё ясно и определённо. Просто, выйдя из уютного заведения на улицу, в то же самое время, прямо на асфальте или на каменных подоконниках, приступочках зданий можно увидеть лежащих бездомных, голодных бедняг. Они спят или пытаются заснуть в шумном городе, отдыхают или просто прячутся под капюшонами и ворохом тёмной, несвежей одежды от этого недружелюбного, переменчивого мира. Извечные спутники — хоть здесь, хоть в другом месте, хорошо знакомые нашему миру, — блеск и нищета, радость и скорбь, покой лёгкой беспечности и одержимость острой необходимости.

Поздний вечер, тёплый воздух, солнце давно зашло за горизонт, гора Тибидабо, Парк аттракционов. Да, с высоты птичьего полёта, — вот где не заметно того контраста приземлённых человеческих жизней и судеб внутри города, похожего на огромный шуршащий муравейник. Смотришь сверху, восхищаешься и видишь только завораживающий, ночной, заретушированный вид. Там внутри теплится живое, едва уловимое движение, а снаружи кричит световое шоу, и весьма сложно отвести взгляд от этой яркой, блестящей инкрустации. Паутина, сплетённая из жёлтых, подрагивающих огоньков, рисует атлас кварталов и своими мерцающими нитями задаёт строгую последовательность, прямые сечения улиц этого блестящего, колоритного, ритмичного и неуёмного мегаполиса. И ты, глядя на всю эту красоту, и в такой момент можешь думать, определённо, только о чём-то хорошем, приятном и добром…

…А порою кажется, что всё это — я сам, и то, что находится вокруг, вся моя жизнь, люди, это такой длинный многосерийный фильм. И я в этом сериале хожу себе где-то там по разным жизненным тропинкам, деловитый, довольный, хоть и маленький человечек, но играю зачастую главные роли, как известный актёр. Правда, бывает иногда, что попадаю лишь в эпизодические темы. И вся эта моя жизнь, все действия и бездействия транслируются откровенно, без утайки, прокручиваются на большущем экране. А в огромном зале восседает множество людей, беспристрастных, невозмутимых зрителей, среди них есть важные, серьёзные, строгие господа, в белых чудных париках с завитушками. Они являются моими судьями. И всё смотрят так пристально, наблюдают, рассматривают, оценивают, чего-то от меня ждут, ведь они присутствуют на самом длинном, демонстрационном показе фильма, происходящего на протяжении всей моей жизни.

11

В тёмном, претёмном лесу, стоит черный, пречёрный дом с очень старыми, деревянными, но ещё довольно крепкими стенами и крышей. Открываешь скрипучую, покосившуюся калитку, видишь заброшенный, поросший травой и стихийным кустарником палисадник, затем тянешь на себя входную, незапертую дверь, проходишь через чулан и пыльные сени. От специфической атмосферы становится немного жутковато. Заходя в просторную комнату после неосвещённого маленького коридорчика, видишь, как таинственно падает тусклый солнечный свет на дощатый пол через запылённые окна. И ты тоже просачиваешься внутрь, но уже как-то медленней, всё бочком-бочком, поближе к оконным проёмам, поближе к свету, к столу, и паре кроватей, стоящих рядком вдоль стены с большими окнами, при этом пытаешься унять невольно накатившее, неуютное ощущение беспокойства. При входе в комнату, всеми своими силами стараешься не обращать внимания на широченную, тяжёлую, обшарпанную дверь. Но любопытная голова сама поневоле поворачивается в ту сторону. Самое главное — не заглядывать за эту притягивающую внимание, открытую дверь. За ней прячется низенькая печная лежанка, а на её поверхности, в самом углу, рядом со стеной, на дне грязного, мутного гранёного стакана лежит, и безразлично взирает на тебя источник замешательства — широко раскрытый, бесцветный, человеческий глаз. Правда, глаз этот не совсем настоящий, а всего лишь стеклянный, и давно уже покрытый слоем пыли, но всё равно, как-то не очень приятно на него смотреть, особенно, когда встречаешь его взгляд впервые. Взгляд со стороны…

…Просыпаюсь в этой сумрачной комнате черного дома от резкого запаха табака, долго не могу разобраться, откуда же он исходит? Оказывается, как раз на уровне моего лица, на перегородке между ножками мощного деревянного стола, стоящего рядом с моей кроватью, находятся аккуратные кучки пепла и смятые окурки сигарет. Теперь понятно, это папин дядя, доводящийся мне двоюродным дедушкой, приходил вчера вечером, сидел там, курил и стряхивал пепел. С вечера я уснул, не обращая на это внимания, а утром повернулся на другой бок, почувствовал тяжёлый запах и проснулся, и ещё от того, что давно уже рассвело, и было видно, как в оживающей комнате, уверенно пробираясь, как к себе домой, играют блики света и настойчиво дают понять, что мне пора уже подниматься и встречать новый день. Тому курильщику, пожилому человеку, парализованному на одну сторону тела, трудно передвигаться. Он ходит с палочкой, очень медленно, тяжело подволакивая ногу, с затруднением выговаривает слова. Очень рад и взволнован, даже украдкой утирает слезу от сильных эмоций, когда мы приезжаем и видимся, потому что — родня, и ему есть с кем посидеть, переговорить, покурить, вспомнить былое. Да и курить то он начал уже только от нечего делать, когда заболел, исхудал и лишился всех своих сил, а в молодости был большим человеком в прямом и переносном смысле.

Ну, а стеклянный, вставной глаз принадлежал моему родному деду, он был ранен и лишился своего собственного ещё в молодости, поэтому был вынужден пользоваться этой муляжной штуковиной. В последнее время, когда мы изредка приезжали с отцом в его родные места, деда уже не было на свете в живых, вот этот стеклянный протез и пылился, пугая своей неприкрытой откровенностью.

Мы с папой на его родине, станции Белое море в Мурманской области, недалеко от живописного Беломорского залива. Временно ютимся в их старом, семейном, недостроенном и уже сильно обветшавшем доме. В непосредственной близости от богатейшей природы, в окружении чистейшего воздуха. Рядом с небольшой полянкой и костерком, с колодцем — источником ледяной, родниковой воды, сразу за которым берёт начало узкая тропинка, бегущая по болотному мху и густой морошке, прямо в бескрайние и таинственные леса. Днём мы занимались необходимыми делами, бродили по значимым местам, собирали грибы и ягоды. А ночевали в том самом доме, немного жутковатом, без света, удобств, под прицелом огромных туч ненасытной, нудной, безжалостной мошкары и лютого, изводящего, назойливого комарья, но были при этом, вот уж и впрямь, удивительное дело, почему-то такие радостные, довольные и счастливые.

12

Часто в детстве я видел один и тот же сон, только в различных интерпретациях. Будто какая-то маленькая, тёмная точка бесконечно долго, монотонно и непредсказуемо перемещается из угла в угол в замкнутом пространстве с белыми стенами. Или это была не точка, а человек? Может я сам? При этом не покидало ощущение легковесности, свободы, отсутствия тела, словно я пушинка без веса, переносимая, управляемая воздушными потоками, не имеющая возможности распоряжаться ситуацией по собственной воле, и это действовало очень неприятно, угнетающе. После таких сновидений остаётся осадок от еле уловимых чувств неизбежности или пустой суеты. И думаешь, ведь если это оказалось в голове, то значит даже призрачное зазеркалье подсознания о чём-то меня предупреждает. Может, напоминает о недостаточном уровне раскрепощённости и смелости, о зажатости и смущении, о желании спрятаться? Такое отражение образа личности и мыслей напрягает, но я сопротивляюсь. Если загнан в угол, находишься в определённых сдерживающих рамках регламента, правил, условностей или пространства, то испытываешь естественное желание поскорее оттуда выбраться, найти выход, принять правильное решение. Это позволит скинуть путы, исправить ситуацию, стряхнуть состояние навязчивого напряжения, жадно хватануть глоток свежего воздуха полной грудью, вернуть независимость и состояние относительного покоя. Пусть немного сумбурно выражаюсь, но, в общих чертах, это отображает суть дела и попыток, направленных в сторону реальных действий…

…В жизни как во сне. Чем-то отдалённо такое состояние хаотичности схоже с давно испытанным ощущением, когда будучи школьником, я просто так, без дела, бродил по улицам Москвы, с увлечением глазел по сторонам, интересовался достопримечательностями. Мне тогда почему-то казалось, что я всегда движусь против течения в этом нескончаемом людском потока. И все куда-то целеустремлённо бегут, спешат, лиц не различить, всё сливается в сплошной круговерти. Представляешься себе ничтожной, невидимой песчинкой в этом огромном, колком, недружелюбном пространстве, в круговороте жизни, в океане с чужими целями, интересами, скоростями. В какой-то момент, находясь в таком турбулентном движении, становится чёткой и ясной очевидная мысль о необходимости срочного принятия превентивных мер. Именно, чтобы не смяло, не поглотило. Чтобы сохраниться живым и невредимым, сберечь чувство собственного достоинства, да просто остаться самим собою, я должен немедленно предпринять защитные действия по обеспечению собственной безопасности. В первую очередь, выражаясь фигурально, необходимо быстро сгруппироваться и защитить голову, а затем уже можно спокойно принять для себя основное, верное решение. Либо выбраться в сторону из этого бурного течения и искать свою спокойную дорожку. Либо всё-таки взять, да и влиться в этот пульсирующий ритм маленькой каплей, стать частичкой бурлящего, пугающего, но жизненно важного потока, такого необходимого в нашем современном, энергичном мире, чтобы попросту остаться в социуме.

13

Я мечтал плыть по жизни на щепочке счастья,

Устремляясь в пучину преград на пути,

Но мой жизненный путь оказался невзрачным,

Хоть красиво старался его я пройти.

Я забыл уже, как давно затерялось

Счастье моё и радость,

Стала злая шпынять судьба,

И дала вместо силы слабость.

Оглянулся вокруг, а кругом пустота,

Я укрылся простынкой забвения,

Почему, люди, вы забыли добро,

Я вам жизнь отдал без сожаления.

Я не в силах сдержаться, слёзы катятся с глаз,

Час прощания с жизнью подходит,

Жуткий шепот я слышу и шарканье ног,

То, наверное, смерть моя бродит.

Смерти я не боюсь и не страшно

Вдруг из этой жизни пропасть,

Только очень будет досадно

После смерти в рай не попасть.

14

Немного о спорте. На тот момент я занимался в секции хоккея не первый год и уже уверенно гонял на коньках. Не то, что в самом начале, когда мучением становились даже просто попытки хоть как-то удержаться на ногах, не говоря о какой-то возможности приличного проката. Лезвия моих коньков крепились к самым допотопным ботинкам, низким, по щиколотку, без элементарных подпятников или щитков, ноги в них свободно болтались и подкашивались, как бы сильно я не пытался затягивать шнурки. Заниматься хоккеем я начал примерно лет с шести. На зависть всем ребятам в моей группе детского сада, в сон-час, когда после обеда они были вынуждены укладываться спать, одного меня забирала мама. Мы садились в автобус и через весь район ехали на тренировку, на городской стадион «Торпедо» или во Дворец спорта.

Конец ознакомительного фрагмента.