Вкус крови. Рассказы. Повесть

Виктор Гусев-Рощинец

Авторский сборник рассказов, в художественной форме отражающих современную российскую действительность на фоне окружающего её мира.

Соната вентейля

«Для того чтобы испытать нежность,

ему нужна была Альбертина»

(Марсель Пруст, «Беглянка»)

«У меня есть враг — это мой муж»

(Сьюзен Соннтаг, «Заново рождённая»)

«Сартр в точности соответствовал тому,

что я пожелала себе в пятнадцать лет:

в нём я нашла те же накалённые страсти

что и в себе»

(Симона де Бовуар, «Вспоминания

благовоспитанной девицы»)

Драматическая «история любви», свидетелями которой недавно стали я и мой друг юности N. заставила нас глубоко задуматься. В Государственном Институте Искусствознания, где N. читает курс по истории зарубежной музыки, к нему однажды после занятий подошёл студент и задал вопрос, на который у моего друга — увы! — не нашлось ответа. Он был этим немало расстроен и обратился ко мне за помощью. Вопрос юноши состоял в следующем: что известно уважаемому лектору о музыкальном произведении под названием «Соната Вентейля»?

Много лет назад, ещё будучи подростками, я и N. учились музыке в частном, как выражались раньше, «пансионе», у музыкальной бездетной пары пианистов, где кроме нас брали уроки ещё два мальчика и две девочки. Пути наши вскоре разошлись, но память о блестящих импровизированных концертах наших учителей, которые давались иногда ими для поддержания нашего музыкального энтузиазма, осталась в нас навсегда. Продолжилась и наша дружба. Но не о том речь.

Присылай ко мне, сказал я.

Прошло несколько дней, и перед моими глазами предстал молодой человек лет двадцати пяти, в чьей мужской стати безошибочно угадывались воля и твёрдость характера, обязанные, как правило, спорту. Тут я ошибся, но не намного — он оказался цирковым гимнастом, который — пошутил он — на старости лет решил переменить профессию. Однако выступать ещё не бросил, ибо намерен обзавестись семьёй, которую — согласились мы — надо кормить. Так что «Соната Вентейля»? — спросил я, когда мы расположились наконец для беседы. И вот что он рассказал.

Около года назад после одного из выступлений на манеже к нему в гримёрную пришла молодая женщина, чтобы выразить восхищение его номером. Однако музыкальное сопровождение оказалось ей не по вкусу

— Слишком бравурно, сказала она, надо было бы что-то лирическое, что-нибудь похожее, например, на сонату Вентейля. И быстро ушла. Но позвольте я расскажу всё по порядку.

Я не возражал. Он продолжил рассказ.

— Во время этого нашего краткого разговора меня отвлёк постановщик номера. Когда же я вернулся, нашёл на столе её визитную карточку. Вот так это было.

Он замолчал. Прервать его молчание пришлось мне.

— И что? — спросил я, уже теряя терпение.

— Она произвела на меня большое впечатление. Была необыкновенно хороша. Вы же понимаете — описывать внешность женщины — пустое занятие. Всё, как говорят, зависит от контекста. Но когда я вернулся в уборную, в помещении витал тонкий аромат духов, обязанный, как я быстро понял, её визитке. Это обстоятельство странным образом поразило меня. Есть нечто такое, называемое на нашем языке «любовь с первого взгляда». А то что испытал я, можно было бы назвать любовью с первого вдоха. Но ведь всё надо пережить. И я выжидал несколько дней, пока ни укрепился в решении назначить ей встречу.

Он снова замолчал. Ушёл в себя. Теперь я не торопил его. Когда он заговорил, у него на мгновение сорвался голос, как это бывает при сильном нервном напряжении. Соната Вентейля, напомнил я.

— Да, конечно, прошу прощения. Мы встретились, и события развивались так стремительно, что о музыке вспомнить уже не пришлось. Через несколько дней мы зарегистрировали брак. При желании, несмотря на бюрократические препоны, это можно устроить. Срочный отъезд, командировка и так далее. Я сослался на тяжёлую болезнь матери. Она действительно была больна.

— Она умерла? — спросил я, не выдержав и поняв уже, что выслушаю некую драматическую повесть.

— Да, — сказал он, и это непосредственно связано с моей судьбой, которая очень её заботила. Мой отец — человек состоятельный, он купил нам квартиру, медовый месяц мы провели в Италии, и вернувшись, зажили мирной и счастливой обыденной жизнью. Жена работала манекенщицей, я продолжал выступать. Мы ждали ребёнка.

Соната Вентейля, напомнил я.

— Хорошо, буду краток. Она от меня ушла. Просто сбежала. Исчезла так же внезапно, как и появилась. На телефонные звонки не отвечала.

Такого поворота я не предвидел. Хотя нет, что-то вроде того и ждал наверное. Уже возникли какие-то неясные подозрения.

— Куда? К кому? — воскликнул я в-сердцах.

— Не знаю, — сказал он. Оставила только записку. Вот она.

Он достал свёрнутый клочок бумаги и протянул мне. На ней было начертано: «Соната Вентейля».

Но я не имел права нарушать законы драматургии. Хорошо, сказал я, будем разбираться. И мы заговорили… о Прусте.

— Ваша жена оказалась начитанной дамой, — начал я.

— Да, — ответил он, — в отличие от меня. В детстве я мало читал. Всё время отнимали тренировки. Цирковое училище — это тяжёлый труд.

— «Соната Вентейля», — продолжал я, — одна из главных, если можно так сказать о прозе, «музыкальных тем» прустовского романа «В поисках утраченного времени». В этом смысле весь роман пронизан музыкой. Но Вентейль — имя вымышленное. Музыкальным прообразом считают сонату для скрипки и фортепиано Сен-Санса.

— Хорошо, — сказал молодой человек, — тогда, я думаю, в её записке содержится какой-то намёк.

Я вынужден был согласиться с ним и посоветовал прочесть первоисточник, заметив что это тоже будет нелёгкий труд. Он поблагодарил меня и ушёл.

Прошёл ещё год. В один из осенних ненастных дней после долгого перерыва мне позвонил N., чтобы напомнить, как он сказал, о себе, а заодно сообщить новость, которая имеет отношение к нам обоим: молодой человек, о котором мы вместе год назад позаботились, во время недавнего выступления сорвался с трапеции и сильно пострадал. Но к счастью остался жив. Лежит в такой-то больнице.

Я немедленно отправился по названному адресу.

Он лежал в отдельной палате. Когда я вошёл, увидел его перебинтованным. Но с книгой в руках! Это был Пруст!

После обмена замечаниями о здоровье я спросил: как это случилось?

Оказалось, что накануне того злосчастного выступления он наконец понял что произошло в его жизни. Он потерпел поражение! Благодаря Прусту он наконец докопался, как он сказал, до истины. Его сбежавшая жена — Альбертина! Беглянка! Это открытие так его поразило, что он не спал всю ночь. Это и стало причиной несчастного случая на арене.

— Помните, как Марсель подслушал слова Альбертины, адресованные её любовнице? «Ты возносишь меня на седьмое небо!».

Да, я их помнил.

— Но ведь твоя Альбертина, — сказал я, — с самого начала знакомства пыталась дать тебе понять — кто она такая. Она тебя по-своему готовила к удару, который ты должен был перенести. Но ведь не её вина… что поделаешь… такое случается, и очевидно не редко. Это она и пыталась донести до тебя, чтобы сделать удар менее болезненным.

— Когда у неё родился ребёнок, — сказал он, — она прислала мне сообщение. Она назвала его — Марсель!

— Поздравляю! — воскликнул я, — у тебя сын! Надеюсь в метрике она указала отца. Думаю, что только это и было ей нужно.

— Не знаю, — сказал он.

Мы ещё немного побеседовали и я ушёл, заручившись обещанием о встрече после его выздоровления.

Вскоре, как мы и договаривались, он явился без предупреждения. Повинуясь, пояснил, некоему порыву, в котором более всего было чувства благодарности. Не стоит, сказал я. Это была всего лишь моя обязанность. К тому же я сам был заинтригован.

Когда же он вошёл, я был поражён происшедшей в нём переменой. Во-первых, он поседел. Но это не главное. Во всём его облике читалась усталость.

— Я получил диплом искусствоведа. И вновь на арене — теперь как режиссёр-постановщик.

Я поздравил его. Он помолчал.

— Но это не главное. Она вернулась ко мне. Альбертина, будем так её называть. Ко мне вернулась моя беглянка. Я пытался её возненавидеть, но — не смог. Всё как в романе — «чтобы испытать нежность…» и так далее. Вы конечно помните. К тому же маленький Марсель, он очарователен! Теперь они мои «пленники». Не знаю, надолго ли.

Я посоветовал ему продолжить чтение классических «историй любви» и на прощание подарил томик Симоны де Бовуар. Такие же накалённые страсти, сказал я. Если что — прочти. Поможет.

Мы обнялись, и он ушёл.

Через некоторое время он прислал мне по почте билет в цирк. Представление называлось «Полёт валькирий». В роли Зигфрида выступал он сам. В расположенной неподалёку ложе я увидел даму с ребёнком. Аьбертина, подумал я. Возможно, ошибся.