Нигредо. Книга II

Виктор Доминик Венцель, 2023

Если любую сказку можно сделать былью, то что мешает реальности стать самой настоящей сказкой? Ментально-оздоровительный лазарет Ортвина Хайгера уже ждет Вас, чтобы воплотить в жизнь самые смелые мечты и идеи! Тем более, если Вы считаете себя новым Богом, готовы разгадать древние тайны и раскрыть секреты мрачного городка Вальдеварта, стоящего возле черного леса, близ Чернильного Озера…"Нигредо", вторая и заключительная книга дилогии "АбстракТ", готова показать вам те самые сказки, которые вы точно не забудете.

Часть 3. Чернильные истории

Глава 1. Восемь свечей в механической комнате

1.

Приглашение пришло еще утром, но Лоренц заметил его только сейчас. Индикатор новых писем ненавязчиво подмигнул ему с экрана компьютера, когда он искал спички, благополучно завалившиеся за стол. Подумаешь — очередное извещение или метеорологическая сводка. Или, что еще хуже — целый сборник нелепых новостей. Скорее всего, ничего важного. Николь всегда может позвонить на телефон, а сотрудники «МолоХа» и вовсе ограничиваются личными визитами. Найти человека в его номере куда проще, чем ждать, пока он поднимет трубку. В такой ливень, как в Вальдеварте, нос на улицу не высунешь, не говоря уже о затяжных прогулках.

Итак, сегодня очередной день его пребывания в городе. Довольно изрядный срок, а уж если пересмотреть всю хронологию событий — впечатлений хватит на несколько лет вперед. Впрочем, до завершения далеко, и что еще может произойти — остается только гадать. Настоящее тюремное заключение.

«Гостиничное, — поправил себя Лоренц, массажируя ладонями уставшие глаза, — Звучит получше, но ситуацию не исправляет».

Он щелкнул по новому письму. «Вены МолоХа» давно перестали приносить хорошие новости. На исключение не пришлось рассчитывать и в этот раз. Лоренц уткнулся взглядом в очередное письмо и недовольно скривился. Что там такое? Совместный медитативный тренинг. Да уж, теперь точно не жди добра.

«Уважаемые резиденты Вальдеварта и друзья «МолоХа»,

Мы рады представить вам новое мероприятие, которое мы проводим в нашем медитативно-оздоровительном лазарете — "Сеанс в психокинетической комнате". Многие из вас могут задаваться вопросом, зачем это нужно и как оно поможет вам в вашем творческом развитии. Мы хотели бы поделиться с вами нашей мотивацией и целью этого мероприятия.

В своей миссии поддерживать творческих людей, мы стремимся предоставить им возможности для расширения своего потенциала и развития. Психокинетика — это область, связанная с использованием силы ума для воздействия на окружающий мир. Мы создали специализированный модуль, в котором каждый из вас сможет опробовать свои способности и научиться контролировать энергию своего ума во время фазы осознанного сна.

Цель нашего мероприятия"Сеанс в психокинетической комнате" — помочь вам обрести внутреннюю гармонию и укрепить связь между вашим умом и телом. Через практику медитации, релаксации и специализированных упражнений, мы планируем помочь вам обрести концентрацию и ясность мысли, которая является необходимой составляющей для креативного процесса.

Наши исследования показали, что практика психокинетической комнаты способна улучшить память, сосредоточение и интуицию. Благодаря этому вы можете проявить большую продуктивность и качество в вашей сфере творческой деятельности.

Мы также стремимся создать уютную и поддерживающую атмосферу, чтобы вы могли почувствовать себя комфортно и свободно выражать свои творческие идеи. Мероприятие будет проводиться под руководством опытных специалистов, которые будут подстроены под ваши потребности и помогут вам максимально использовать свой потенциал.

Приглашаем вас присоединиться к нам на"Сеансе в психокинетической комнате"и открыть новые горизонты своего творчества. Мы верим, что каждый из вас имеет неисчерпаемый потенциал, и мы готовы вам помочь его осознать.

С наилучшими пожеланиями,

«МолоХ»

Лоренц выдохнул дым, вытянул свободной рукой смятый листок бумаги. На бумаге три слова — по одному с каждого предыдущего сеанса. «Мертвыми. Огнями. Лучится». Забавно, но Лоренц не помнил, как писал это. Ребята из «МолоХа» неплохо работают с психикой. Интересно, ключевую роль играет освещение или какие-то ультразвуки, воздействующие на подсознание? У остальных резидентов дела идут немного иначе, и фразы у каждого свои. Нужно будет узнать, какое предложение собирает Николь.

Если, конечно, лечение здесь ей, и правда, помогает.

***

Модуль центрального комплекса на этот раз был совсем небольшим. Аккуратная чистая комнатка в стиле викторианского особняка. Легкий полумрак, сверкающий хрусталь, срезанные цветы, даже патефон в самом углу, проигрывающий что-то из классики. Эдакий спиритический салон с тяжелыми шторами, резными креслами и круглым столом и магическим шаром. В центре — канделябр на восемь свечей.

— По одной свече на каждого резидента, — подсказал Лоренцу Николас, шумно вздохнув, — Старомодно, но красиво.

— Подожди-ка, — прервал его Лоренц, пытаясь усесться в угловатом кресле поудобнее, — Если я ничего не путаю, в прошлый раз, нас было десять.

— Нас никогда не было десять, — шепнула ему Николь, — Восемь резидентов на весь город. Мы же это уже обсуждали, помнишь?

— Говорят, у «МолоХа» совсем плохо идут дела, — подтвердил Николас, отсалютовав остальным гостям за круглым столом, — У нас самая маленькая группа за последние годы…

Лоренц хмыкнул, покачал головой.

— Нет-нет. Я ничего не путаю. Выставка, помните? Двадцать экспонатов, дурацкое зеркало в углу. Паноптикум «Сны и кошмары»…

— Нас было восемь человек, — упрямо повторил Николас, — Или ты думаешь, «МолоХ» похищает своих же куриц, которые несут золотые яйца? А потом, что? Стирают память остальным? Не смеши…

Лоренц хотел возразить, но едва ли его кто-то слушал. Одни восторгались убранством комнаты, другие — занятными орнаментами и узорами, третьи — внимаем к мелочам и деталям. Но он знал, что с этой комнатой, с этим комплексом, с этим городком что-то не так. Да и все эти занятия… Что-то связывает все эти ментальные практики и то существо, которое преследует его в кошмарах. Черный Человек. Да-да. Именно он.

«Чернильный Человек»

Да-да, наверное, чернильный, согласился сам с собой Лоренц, но так и не предал этому значения. Мысли в голове, собранные в стройные ряды, внезапно начали рассыпаться, как костяшки, с разорванной нитки бус. Трудно сосредоточиться на чем-то конкретном, когда вся комната начинает погружаться в загадочную полутьму, и продолжает звучать голос диктора. Запись безукоризненная — чистая, прямая речь. Где-то далеко-далеко, почти неразличимо, переплетается органная музыка и скрипка. Очаровательное сочетание.

— Все, что произойдет в этой комнате — заранее запланированное и продуманное действие, — говорил успокаивающий голос, и Лоренц тот час поверил ему, — Постановка, в которой главную роль играют свет и тени, подвижные плиты модуля, спрятанные аудиоустройства и тайные механизмы. Данная медитативная практика призвана доказать, что никакой мистики и паранормальных явлений, на самом деле, не существует, а все различия между сновидениями и реальностью — незначительны. Важная роль отведена специфическому оснащению модуля, формирующему необходимую атмосферу. Благодаря особенностям психики, каждый из вас может увидеть здесь что-то свое. Постарайтесь запомнить или зафиксировать собственные мысли. Подробное обсуждение мероприятия будет проводиться во время сбора в общем зале.

Постарайтесь держать глаза закрытыми как можно дольше, для достижения максимального эффекта. И попытайтесь расслабиться.

Голос умолк, классическая музыка еще трассировала где-то на грани слуха, зацепившись одинокой нотой, потом умолкла и она. Кто-то из присутствующих шумно втянул воздух, кто-то хрустнул суставами. Ожидание, томительно висевшее в воздухе, больше напоминало духоту.

Лоренц хмыкнул. Мистическая атмосфера. Что-то с ней явно не так. Унылая атмосфера — вот это уже более подходящее определение. Полумрак вокруг больше располагает к дреме, чем к встрече со страхом паранормального. Ничего удивительного, что большинство резидентов клонит в сон, если верить их кислым минам.

«Здесь чего-то не хватает, — думал Лоренц, вглядываясь в лица собравшихся, вокруг стола, — Доски Уиджа, оскаленного черепа, брошенных в беспорядке карт таро или какие еще шутки любят использовать любители дешевых трюков во время спиритических сеансов?»

Восемь человек вокруг стола. Все они держатся за руки. В призрачном свете их сосредоточенные лица кажутся мертвенно-бледными, глаза закрыты. Какая уж тут мистика, когда каждый пациент лазарета сам смахивает на призрака. Лоренц нежно сжал ладонь Николь.

«Гости собираются вкруг»

«Как-то это простовато для «МолоХа», — думал он, лениво разглядывая комнату из-под полуприкрытых век, — Спиритический сеанс, где все загадки были объяснены механизмами и подвижными плитами заранее. Как-то не производит впечатления».

Свет над головой погас окончательно, комната погрузилась в липкий полумрак. Канделябр на столе и сверкающий хрустальный шар ярко вырисовывались на иссиня-черном фоне. Лоренц старательно вслушивался в тишину, стараясь найти какие-то новые звуки, но так ничего и не разобрал. Тишина, как тишина. Только где-то на заднем фоне, вместо классической музыки раздался отдаленный вой ветра, будто тот бесновался в далекой комнате старинного особняка. Минутой позже послышался скрип половиц, где-то затрещали ступени. Не убедительно. Вовсе.

Ступени. Деревянные. В высокотехнологичном модуле. И как это должно его напугать? Господи, ну и скукотища. Кто-то из резидентов закашлялся, кто-то протяжно зевнул, кто-то заерзал на кресле, явно устав держать за руку соседа.

Лоренц взглянул на Николаса, потом на Корнелиуса, затем перевел взгляд на Николь. Выражение их лиц безмятежное, глаза закрыты. Что же, может, так и правда, проще воспринимать информацию. Все еще скептически морщась, Лоренц откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, попытался расслабиться. Что бы там не затевал МолоХ, ничего более страшного, чем самоубийство Вальтера, Лоренц уже никогда не увидит. А все полтергейсты, призраки, обозленные души и неупокоенные тела хороши в комнатах страха, что бы пугать детей и зарабатывать на их родителях.

И все же, какое чудесное освещение комнаты. Ненавязчивое, приглушенное, легкое. Будто созданное для релаксации. Восемь свечей в механической комнате. Само по себе звучит, как название для рассказа.

Тихий шорох шагов. Он возник где-то вдали, напоминая шум прибоя. Накатывался пенными волнами на грани подсознания — слишком тихий, что бы слух воспринял его. Где-то вдали, за каменными массивами стен часы отбивали полночь. Что же, стоит признать, что эта комната хорошо оснащена акустической системой — звук объемный, яркий, насыщенный почти живой. Еще немного, и Лоренц поверит, что кто-то приближается к нему со спины. Конечно, это только запись, но она немного действует на нервы.

Затрещали дверные косяки, оглушительно ударил гром, порыв ветра пронесся по комнате, ударив в лицо. Никто из собравшихся за столом не пошевелился. Может быть, потому что придерживались правил игры, а может быть потому…

«Потому что никто этого не слышит кроме меня, — осознал Лоренц внезапно, — Каждый видит и слышит здесь только свое»

Где-то со звоном упала и раскололась хрустальная ваза. Лоренц отчетливо разобрал плеск воды и шелест сухих цветов, вывернутых на пол. Итак, это уже интереснее. Кажется, очередное выступление «МолоХа» начинает набирать обороты. Звук шагов стал ближе и объемнее. Что бы не пряталось в темноте, теперь Лоренц явственно ощущал чье-то присутствие. Нет-нет, это не бездушный механизм. Нечто голодное, озлобленное и… живое? Чушь какая. Просто комната хочет, что бы он так думал. На то и придуман многофункциональный подвижный комплекс, способный убедить пациента в чем угодно. Скорее всего, за спиной, конечно же, никого нет. Максимум, сотрудник «МолоХа» в нелепом костюме. Психиатр в белом халате. Или чудовище с оскаленными клыками. Или мертвый Вальтер пошатывается возле него с кривой усмешкой на бескровных губах, прикрывая свободной рукой чудовищную рану в черепе. Или, что еще хуже…

«Чернильный Человек»

Пол под ногами Лоренца зашевелился, раздался в стороны, немного наклонился. Ударил резкий порыв ветра, затрепетали портьеры на окнах, зазвенело стекло, затрещал камень. За столом кто-то вскрикнул, кто-то застонал, кто-то тихо и безрадостно засмеялся.

«Просто причуды модуля, — твердил про себя Лоренц, вцепившись в эту мысль, как в спасательный круг, — Нелепый трюк. Ты же не позволишь обвести себя вокруг пальца, дружище?»

Новый порыв ветра такой силы, что затрепетал огонь свечей на столе. Пламя погасло. Комнату заполнила густая и липкая темнота.

Только спустя несколько секунд Лоренц осознал, что Николь пропала. Его рука, некогда сжимавшая ее тонкую ладонь, намертво вцепилась в узорную крышку стола. Исчез Николас — Лоренц перестал слышать его тяжелое приглушенное дыхание. Слишком тихо. Ненормально тихо. Все еще не соображая, что произошло, он распахнул глаза, ощущая, как ужас медленно поднимает волоски на шее, словно кто-то подул ледяным в затылок. Дыхание перехватило, пальцы свело.

Стены комнаты были разрушены и лежали в руинах. Крыша провалилась, обнажая больное грозовое небо, в которое входили кроны древнего черного леса. Стол залит чем-то липким и тягучим. Запах тошнотворный. Чернила. Все в чернилах. Канделябр валяется на полу, свечи оплавлены или сломаны. Кресла вокруг пустуют — пыльная паутина тянется от спинок к сиденьям, серебрясь в призрачном свете.

Лоренц попытался вскрикнуть, но губы отказались двигаться. Он не отрывал взгляда от места напротив, где восседала какая-то нелепая сгорбленная фигура. Черная, тонкая, лишенная характерных, для человека, изгибов и линий. Скорее, набросок, чем законченный рисунок. Клякса на белом листе бумаги. Нечто неготовое, не сформированное. Абстрактное.

Тварь не шевелилась, но Лоренц чувствовал, что она следит за ним. Наблюдает за каждым движением, оценивает, взвешивает, рассматривает и изучает.

— В черном-черном-городе, за закрытыми дверями одной черной-черной комнаты, — донесся до Лоренца приглушенный мягкий голос — Писатель услышал шуршание пера по бумаге…

Интересно, как может говорить эта тварь, если у нее даже рта нет. Да и откуда взяться голосу, если это только часть его фантазии, или сна. Лоренц просто задремал, только и всего. А этот кошмар, навеянный проклятым модулем МолоХа, на самом деле, совершенно безобиден. Просто обычный морок.

— Писатель подошел к двери и перевел дух, чтобы заглянуть внутрь. Там он увидел Чернильного Человека, который написал на себе самом всю свою судьбу.

Слова неизвестного отгремели с торжеством набата. С грохотом вокруг Лоренца встали высокие каменные стены. Кирпичная кладка, сжавшая с двух сторон. Через провал крыши виднелись черные ветви Вимарга. Еще немного, и они, точно змеи, проберутся внутрь.

Лоренц рванулся, попытался вскочить, но что-то удерживало его на месте. Чернила. Бесконечные чернила, что пульсируя, словно кровь из артерии, наполняют комнату. Он отшатнулся от стола, перебарывая сам себя, вскочил на ноги и ушел в черный омут с головой. Где-то высоко-высоко над ним проплывали густые грозовые тучи. И звучал голос. Живой голос.

***

— Как бы я не любил все эти сеансы, — говорил ему Николас четвертью часа позже, наливая в высокий стакан холодный чай, — Эта штука с психокинетической комнатой — действительно, забавная.

Угу, забавнее некуда. Когда Лоренц проснулся, его голова гудела, мысли разбредались, руки и ноги затекли. Перед глазами стояло смазанное и тусклое воспоминание о громадной кирпичной стене. Все остальное, если там что-то и было, пропало бесследно.

Кому-то из испытуемых на сеансе привиделись кошмары. Одни утверждали, что видели призраков. Другие разговаривали с умершими родственниками. Корнелиус Нойман был уверен, что успел вступить с одним из духов в романтическую связь. Николь уверяла, что даже не сомкнула глаз и все, что запомнила — это пение птиц и журчание ручейка. Опыт, который никак не хотел вязаться со спиритическим сеансом и психокинетической комнатой.

— Но ты так и не увидел ничего во сне? — переспросил Лоренц, устало потирая виски, — Ни одного воспоминания?

— Ни одного, — подтвердил Николас — И разве это не замечательно?

Лоренц пожал плечами, похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Николас ткнул его в бок.

— Зато я помню, как ты переживал насчет числа участников перед сеансом. Я же тебе говорил, что это глупая затея, верно?

— Верно, — признал Лоренц, — Только я не пойму к чему ты клонишь.

— Все семь свечей на месте, — произнес Николас доверительно, ткнув пальцем в одинокий канделябр, оставшийся на столе, — Видишь, нас как было семь резидентов, так и осталось. Никто не пропал.

— Да, — подтвердил Лоренц, — Вижу. Как и было. Семь.

2.

Потом говорили, что дождь продолжался всю ночь. Тяжелые косые струи воды молотили по окнам, преломляли желтый свет далеких уличных фонарей, стучали по мостовой, разлетаясь прозрачными искрами. Низкое опухшее небо, нависшее над Вальдевартом, цеплялось за крыши домов, укрывало серой периной верхушки леса, катилось густыми валами, отражаясь в витражных лужах. Тусклый диск больного солнца едва проглядывал через пелену, то возникая, то исчезая, а неумолимый промозглый ветер беспощадно трепал кроны деревьев, рвал на мелкие лоскуты тяжелые облака.

Вальдеварт простыл, посерел и осунулся. Больной городок на берегу реки нехотя клонился в сон.

«Близится шторм, — говорили местные, поглядывая на небо — Сезон туманов наступает. Будет буря»

— Будет буря, — сказал себе Лоренц, прикуривая сигарету у окна. Едкий дым не лез в горло, и он рассеянно затушил сигарету в переполненной пепельнице. В номерах гостиницы курить запрещено, но «МолоХ» смилостивился и выделил постояльцам по маленькой комнатке в самом конце коридора на каждом этаже. Здесь пахло табаком, застарелой пылью и сыростью — черное пятно плесени бежало по потолку и перебиралось на стену, точно чернильная клякса. Шесть дней взаперти, посвященные бесконечным тестам и работе над книгой, когда единственным разнообразием является маленькое занавешенное серым дождем окно, могут вогнать в депрессию кого угодно — Лоренц почти физически ощущал, как Вальдеварт медленно погружается в сон, точно живое существо.

«Мы возобновим экскурсии по Шварцвальду, как только получим более точные метеорологические данные, — говорилось в одном единственном письме, которое пришло на почту вчера ночью, — «МолоХ» надеется, что небольшие осложнения, вызванные неблагоприятными погодными условиями, не помешают нашим многочисленным гостям творить и наслаждаться пребыванием в Вальдеварте».

И все это было ложью от первого до последнего слова. Гостиница пустовала. Были только Лоренц, пара приторно вежливых сотрудников «МолоХа и несколько постояльцев, чьи дома не выдержали буйства природы. Ливень продолжался уже третьи сутки и ретивый Страуб вышел из берегов. Новость о том, что бурлящий поток повредил мост, Лоренц слышал уже вчера — страшно представить, что творится на подъезде к Вальдеварту сейчас, а думать о том, что они отрезаны от всего мира, оказалось еще страшнее — неясная угроза, точно накатывающаяся гроза, висела в сыром сером воздухе.

Номер Лоренца представлял собой крохотную комнату, мизерную спальню, где кое-как помещалась кровать и тумбочка, душевую кабину и маленькую кухню, где две трети места отжирала огромная и неказистая, ржавая газовая плита, пользоваться которой было так же смертельно опасно, как прыгать в жерло вулкана.

«Только вот пожаров и утечки газа мне еще не хватало» — думал Лоренц, разглядывая допотопное чудовище со всех сторон.

Номер справа пустовал. Номер напротив перегораживал оградительный крест на дверях из строительной ленты. Слева апартаменты занимал знакомый Лоренцу Корнелиус Нойман, постоянно брюзжащий на весь белый свет, раздражительный и мрачный, моментально переходящий от шутки к гневу. То еще соседство, не будь общей темы для обсуждения — Лоренц предпочел бы тишину и полное молчание, вместо оглушительной музыки и разъяренных воплей, когда у скульптора что-то в очередной раз выходило из под контроля. На стене возле двери висела большая фотография, запечатлевшая Ноймана в компании двух женщин, одна из которых была его женой, другая — любовницей.

— Приятное воспоминание о прошлом, — объяснил Нойман, с показным безразличием пожав плечами, и тут же погрозил пальцем — И имею на это полное право.

Впрочем, Лоренц и так прекрасно знал, что Ноймана лучше не задевать. Скульптор давно и безнадежно страдал от своего таланта, а все попытки его излечить заканчивались провалом. Как правило, несчастный впадал в депрессию, но бывали случаи, когда одержимый талантом Нойман начинал творить, и тогда… Лоренц предпочитал не думать о том, что происходило с беднягой после таких приступов.

В любом случае, он не желал винить Ноймана в том, что тот не может не работать. Все, чего тот хотел, — это уйти в тень и заняться любимым делом, которое так и не удалось ему осуществить. Нойман — великий мастер, у него есть все данные, чтобы стать известным скульптором. Но он никогда не сможет создать ничего стоящего. Или почти ничего.

Минуло уже десять дней с момента самоубийства Вальтера Беккенбауэра, но местные новости молчали. Экраны стационарных компьютеров, установленных в каждом домике и в любом номере, перемигивались яркими красками, отплевывались отчетами, сбрасывали кипы ненужной информации и исторических справок, но упрямо молчали о случившемся. Телефонная связь сбоила, а мобильный выдавал только одну фразу «Ожидание подключения». Вальдеварт превратился в крохотную резервацию, сжатый, между черным непроходимым лесом и бушующей рекой, точно между молотом и наковальней — Лоренцу никогда не нравилось это сравнение.

— Этим мне и нравится скульптура, — невозмутимо ответил Корнелиус Нойман, когда Лоренц осмелился высказаться об этом вслух, — Нет никаких сравнений или метафор, нет никаких аналогий, нет никаких сюжетов — есть только образ. Проще некуда. Не нужно думать, что предшествовало скульптуре и что будет с ней потом. Незачем искать второе дно. Это просто выплеск эмоций, застывший в камне.

— Слишком поэтично, как для человека, который не слишком-то любит литературу, — фыркнул Лоренц, — Тебя портит Вальдеварт.

— Общество напыщенных снобов меня портит гораздо сильнее, — возразил Нойман, — Или завалившаяся от бесконечного дождя крыша мастерской, которая падает на скульптуру и ломает ее на куски. Это очень действует на нервы, знаешь ли. Сразу хочется кого-нибудь ударить. К примеру, тех идиотов, которые присылают мне извинения после, и отправляют жить в этот жуткий клоповник, который здесь принято называть гостиницей.

— Зато тебе выделили мастерскую, переоборудовав соседний номер. Не такая уж и плохая замена.

Мастерская Ноймана являла собой большую, плохо освещенную комнату, в которой стояли столы для лепки, несколько стульев и несколько больших деревянных ящиков с материалом, в которые заглядывали редко, или не заглядывали вовсе — толстый слой пыли красноречиво повествовал о том, что дела у мастера шли не слишком-то хорошо. Пара незаконченных скульптур по бокам, еще несколько в углу. На одной из подставок Лоренцу оскалилась громадная пасть гипсового чудовища. Ближе к центру помещения, где свет был еще более скудным, покоилось нечто громадное, скрытое под серым грязным полотном.

— Так что на счет мастерской? Ты доволен?

— Лучше, чем ничего, — мрачно согласился Корнелиус, — Но гораздо хуже, чем могло бы быть. Черт возьми, даже в тюрьме или лечебнице, куда меня грозили отправить после всех моих приключений, наверное, веселее. И куда комфортнее. Разве гений современной скульптуры может творить в четырех стенах?

— Наверное, не может.

— Никто другой не может, а я — могу, — гордо заявил Нойман и снова принялся за работу.

Дни Лоренца, удивительно похожие друг на друга, превращались в одну невероятно растянутую кинопленку. Раннее пробуждение, психологические тесты, дождь за окном, работа над книгой. Редкие дни, когда приходила Николь, он считал праздниками — свежий глоток воздуха в этом бесконечно душном Чистилище, наполненном сигаретным дымом, запахом кофе и мелкими буквами, заполнявшими один лист текстового редактора за другим.

Иногда он заглядывал к Николь, иногда они даже выбирались в ближайшее кафе, где глазели на одиноких промокших прохожих, делились идеями и обсуждали последние новости, которые услужливо приносили «Вены МолоХа» в любой час дня или ночи. Обычный бред желтой прессы. «Июльский обвал биржи», «Мэрия Глекнера утверждает проект областного террафомирования», «Ярмарка Чернил в Вальдеварте. Такого вы еще не видели» — и дальше, в этом же духе.

Лоренцу было хорошо с Николь. Он любил ее, а она — его. Настоящее счастье, которое не могли подарить никакие тренинги и занятия. Когда вся волокита с МолоХом и Вальдевартом закончится, они решат, что делать вместе. В конце концов, должно же и им наконец-то повезти.

Еще до того, как он отпереть дверь своего номера, Лоренц понимал, что промок насквозь. Рубашка облепила тело, с брюк текло, в ботинках отчаянно хлюпало. Да уж, возможно, он слегка погорячился, когда вышел на улицу, оставив зонт болтаться на вешалке в прихожей, но не опаздывать же на встречу с Николь из-за этого? Да, он слегка продрог, но эта проблема решаема. Лоренц сковырнул обувь, разделся и долго стоял под горячим душем, собираясь с мыслями. Итак, его ждет еще один вечер за книгой. Осталось совсем немного. Он вырулил на финишную прямую и теперь обгоняет сами сроки. Осталось разобраться с парой-тройкой мелочей, и можно будет звонить Варину, хвастаться проделанной работой. Впрочем, «звонить» — это слишком громкое слово. Техники только обещают наладить связь в городе, а пока приходится довольствоваться только общей сетью.

Лоренц вышел из душевой кабины, вытирая голову и лицо махровым полотенцем, остановился перед шкафом, выбирая что-то подходящее из одежды. Пусть будут рубашка и джинсы. Легко, неброско и удобно. Напевая возникшую в голове мелодию, он натягивал одежду, размышляя о том, стоит ли сейчас варить кофе, или лучше дождаться доставку продуктов из ближайшего кафе. Лоренц засунул руку в карман джинов, нахмурился. Маленький картонный прямоугольник, о котором он совсем успел забыть. Что-то вроде карточки. Только чьей, и откуда?

Он вытащил визитку, поднес ее к глазам.

— «Агнес Винтер, — прочитал он вслух, холодея — Писатель, лауреат литературных премий. Номинант… Господи!»

«Знакомое имя, не так ли?»

Осознание ударило его, как молния. Да, имя очень знакомое. Он слышал его совсем недавно. Быть может, не больше месяца назад… Он закусил губу, стараясь вспомнить все до мельчайших деталей.

«Гости собираются вкруг. Маленькое собрание резидентов города. Помнишь, Лори?»

Все еще пребывая в ступоре, Лоренц перевернул визитку, уткнувшись взглядом в мелкие буквы на обратной стороне картонного прямоугольника.

— «Резидент Вальдеварта. Регистрационный № 15. Личный телефон и е-мейл»

«Пятнадцатый пациент МолоХа. Пациентов всегда было больше. Ты все это время был прав, Лоренц»

Голос в голове. Совершенно чужой, но с какой легкостью он составляет именно те предложения, и подбирает нужные мысли. Лоренц почувствовал, как время замедлило бег, а весь мир на мгновение остановился. Воспоминания замелькали перед глазами, обретая все больший и больший вес, четкость и ясность. Седая дама, с которой он познакомился еще в самом начале своего пребывания в Вальдеварте. Как же она себя называла…

«Темная Госпожа В. — услужливо подсказал чужой голос в его собственной голове, — Эти глупые и наивные имена так легко забыть, Лоренц? Разве нет?»

Маленькая визитка на память, забытая в старой одежде. Как мудро поступила Агнес, всунув ему эту картонку в руки! Провести этот гребаный «МолоХ» на такой мелочи!

«Не без моей помощи, Лоренц. Я — что-то вроде твоего ангела-хранителя, понимаешь?»

Лоренц встряхнул головой, стараясь избавиться от чужих мыслей, поселившихся в его голове.

Шестнадцать резидентов города. Сколько было на последней терапии? В этой странной комнате, от воспоминаний о которой осталась только кирпичная стена. Семь. Лоренц ощутил волнение, точно кладокопатель, чья лопата ударилась обо что-то металлическое, зарытое в земле.

Итак, девять человек пропало. Вычесть отсюда Вальтера, наложившего на себя руки. Остается еще восемь…

«Восемь человек, которых поглотил «МолоХ». Разве такая загадка не понравится твоей подружке, Лоренц?»

Так, теперь он начинает вспоминать. Мысли и идеи возникают с головокружительной скоростью. Все ярче и ярче, глубже и глубже. Он копает в самую глубь, стараясь подобраться к самым далеким, похороненным воспоминаниям. Кто похоронил их? Кто спрятал их от него?

«Список гостей. Ты же помнишь список гостей. Тебе показывал его Варин в Глекнере, ведь так?»

— Так, — согласился Лоренц, понимая, что просто разговаривает сам с собой. Но голос казался совсем чужим. Холодным, вкрадчивым, незнакомым, — Прямо перед поездкой…

«Вспомни имена. Найди этот перечень. Вот тебе и доказательство вины «МолоХа»

— Город закрыт, — говорил Лоренц, перерывая бумагу за бумагой, — Мост смыло волной. Блок-пост на въезде в Вальдеварт. Никто не может ни войти, ни выйти…

Нужно найти доказательства. Черт, да брал ли он вообще эти бумаги с собой? Тянущее чувство, засевшее где-то в груди, не давало покоя. Или он оставил какие-то документы в своем доме, который сейчас оцеплен полицией?

«У тебя есть друзья, Лоренц. Ну, или те живые существа, которых ты называешь друзьями. Они могут помочь. Если ты их попросишь…»

Николас Ройтер и Корнелиус Нойман никогда не поверят ему. Они слишком сосредоточены на своих работах и назовут его сумасшедшим. Варин Прейер из Глекнера. Ему-то точно известно, сколько людей отправилось в Глекнер!

Лоренц схватил телефон, разблокировал экран, взглянул на него, и со стоном отшвырнул его в сторону. «Поиск сети». Господи, как же не вовремя…

«Думай, Лоренц. Ты же знаешь, к кому еще ты можешь обратиться?»

Остается только Николь. Единственная, кто действительно не оставит его в беде.

«Постарайся сделать все правильно, Лори, — вкрадчиво посоветовал ему внутренний голос, от тона которого он весь покрылся мурашками, — И главное — думай»

3.

Как он и ожидал, Николас посмотрел на него, как на сумасшедшего, посоветовал успокоиться, а после предложил выпить зеленого чая. Корнелиус и вовсе не ответил на стук в дверь. Он прокричал, что его нет дома, и не будет дома до самого конца лета. А после увеличил громкость своей безумной музыки до максимума и вовсе, умолк.

Лоренц несколько минут безуспешно стоял под дверью, но так и не дождался. С Корнелиусом тяжело общаться. Тем более, когда тот занят работой.

Все еще не в силах справиться с волнением, Лоренц вернулся в номер и отправил сообщение Варину через сеть «Молоха». «Позвони, как только сможешь» — он долго думал, как завуалировать имена резидентов, и остановился на выражении Варина, сказанном в том самом кафе, незадолго до его отъезда «Цвет красный». Номера мешков с деньгами».

Оставалось надеяться, что Варин поймет эту тарабарщину, и не сочтет эту просьбу безумной выходной душевнобольного. Не зря же они общаются столько лет.

Теперь единственным его спасением и ключом к правде была Николь. Он рассказывал ей все, что только знал, а она молчала и слушала, прижавшись всем телом. Она не обвиняла его в безумии, не пыталась противоречить, но и не поддерживала. В глазах ее Лоренц видел сомнение. Даже визитная карточка, перевернувшая его мир с ног на голову, на нее почти не произвела впечатления. Николь повертела картонку в руках и пожала плечами.

— Я помогу, если тебе это нужно. Я сделаю все, что ты хочешь.

Он поцеловал ее, обнял, прижал к себе, и на какое время, все ужасы «МолоХа» потеряли для него всякое значение.

***

«Осталось тринадцать дней!»

Почему-то именно эти слова бросились ему в глаза первыми, когда он остановился на каменных угловатых ступенях, тщетно стараясь отряхнуть насквозь промокший зонт. Странное дело — на листе объявления хватает и других фраз и предложений, а его взгляд выхватил только это. «Профессиональные издержки — подумал Лоренц, — Да здравствует жизнерадостность и веселье».

— Ярмарка Чернил состоится в воскресенье. Начало в двадцать часов, — прочитала Николь, поеживаясь от холода, — Можно надеяться, что этот дождь наконец-то закончится, и…

— И это не самая главная наша забота, — отмахнулся Лоренц. Порыв ветра заставил его сильнее сжать зонт, и тот, словно живой, жалобно заскрипел, но не сломался, — Тебе нужна была сенсация, и вот, мы находимся от нее всего в паре шагов. И кому только пришло в голову размещать городской музей в таком уродливом здании?

Дом Гловера, действительно, производил впечатление. Громадное, безликое серое здание с высокими толстыми стенами и крохотными окнами-бойницами смахивало больше на закрытый тюремный блок, чем на обитель истории и искусства. Несоразмерно большие двери, непропорциональные ступени, искривленные колонны, покрытые сетью трещин — Лоренцу показалось, что все это сделано для того, что бы показать незначительность и никчемность всякого, кто осмеливался поднять голову. Башня, увенчанная циферблатом огромных часов, медленно выплывала из пелены низких туч, капли дождя со звоном разлетались о потрескавшуюся черепицу.

«Городской музей-галерея «Дом Гловера». Для резидентов Вальдеварта вход свободный»

— Как будто здесь бывает кто-то еще, — хмыкнул Лоренц, потянув тугую дверь на себя, — Глупое объявление, не находишь?

Внутри было прохладно, тихо, и на удивление, светло. Яркий белый свет лился с потолка, дробился об острые грани стеклянных витрин, отражался на черных плитах пола, отбрасывал вокруг гостей длинные тени. Ни экскурсоводов, ни других посетителей, ни билетеров, ни охраны — странное явление, для города, наполненного военными и полицией. Прямо впереди — небольшая стела, подпирающая потолок. На ней, под прозрачным экраном план здания с описанием помещений музея и карта Вальдеварта. Две камеры по обе стороны от стелы, одна охватывающая коридор до дверей, другая направленная в глубину зала, перемигивались блеклыми голубыми огоньками. Лоренц почти физически ощущал на себе чужой взгляд — бесстрастный и холодный, как прикосновение мертвеца.

Лоренц потянул Николь за руку, привлекая внимание к карте музея.

— Первый этаж посвящен истории современного Вальдеварта, — проговорил он, ткнув пальцем в строгий черный квадрат на белом листе, — Второй — творческая выставка резидентов города прошлых лет. Эта идиотская условность, согласно которой каждый, кто побывал в городе на Ярмарке обязуется оставить какое-то свое произведение, как память о своем пребывании здесь, и доказательство того, что терапия помогла справиться творческим кризисом.

— Я уже бывала здесь, и до сих пор не понимаю, что ты хочешь здесь найти. История города выбелена, в местных архивах нет ничего интересного. Несколько статей о работе «Молоха», и…

— Нас интересует второй этаж, — возразил Лоренц, — Мне нужен список имен тех, кто выставлялся там за все годы проведения Ярмарки. Просто список. Ты сделаешь это для меня?

***

«Психиатрические клиники всегда привлекали особое внимание общества. Одной из таких уникальных учреждений является ментально-оздоровительный лазарет под названием «МолоХ». Возникший в начале XX века, этот медицинский центр стал незаменимым звеном в системе заботы о психическом здоровье.

Происхождение названия"МолоХ"имеет свои корни в древнегреческой мифологии. Молох, именуемый также Царем и Господином, был божеством, требовавшим человеческие жертвы. Выбор такого имени олицетворяет отчаяние и страх, связанные с психическими расстройствами. Оно является своеобразным символом победы над демонами психики.

Ментально-оздоровительный лазарет «МолоХ» обладает богатой историей, подлежащей тщательному исследованию. Он был основан в 1910 году доктором Ортвином Хайгером, прославившимся своим прогрессивным подходом к лечению психических расстройств. Ортвин верил в то, что каждый человек заслуживает достойной жизни и благополучия, и именно эти ценности были воплощены в философии и работе «МолоХ».

С самого начала своего существования, ментально-оздоровительный лазарет «МолоХ» отличался своим открытым и комфортным подходом к пациентам. Врачи и медсестры стремились создать теплую и уютную обстановку, способствующую началу и продолжению процесса исцеления. «МолоХ» приветствовал пациентов из различных социальных слоев, придерживаясь самой главной истины: помощь нужна всем и каждому.

Еще одним уникальным аспектом работы ментально-оздоровительного лазарета «МолоХ» является подход к выбору и применению методов лечения. Ведущие специалисты всегда стремились применять самые передовые и эффективные методы, учитывая особенности каждого пациента. Комплексное лечение включает в себя психотерапию, медикаментозное лечение, а также различные виды эмоциональной поддержки и реабилитации. Будучи в авангарде психиатрической науки, «МолоХ» постоянно внедряет новые технологии и современные научные открытия для достижения наиболее эффективных результатов.

Основной приоритет медицинского комплекса заключается в долгосрочном и устойчивом благополучии пациентов. Каждый случай рассматривается индивидуально, и план лечения разрабатывается в тесном сотрудничестве с пациентом и его близкими. «МолоХ» также предлагает долгосрочное наблюдение и поддержку после выписки, чтобы обеспечить стабильность и предотвратить обострения.

Таким образом, «МолоХ» с гордостью продолжает свою миссию изменять жизни тех, кто сталкивается с психическими трудностями. Сочетая в себе профессионализм, теплоту и инновационные методы лечения, лазарет является маяком надежды и светом для тех, кто стремится восстановить и обрести гармонию в своей душе»

Больше никакой важной информации на первом этаже музея Лоренц так и не узнал. Он обходил застекленные витрины, разглядывал представленные камешки, пузырьки с чернилами, смотрел фотоснимки, читал газетные вырезки и сосредоточенно думал. Никакой истории о возникновении города. Кто-то старательно избегал этой темы, занавешивая истинные факты звучными названиями и яркими выражениями. Вальдеварта, по мнению организатора выставки не существовало. Был только «МолоХ».

«Ментально-оздоровительный комплекс «МолоХ» — это уникальная система практик и методик, разработанная в результате долголетних исследований и опыта специалистов в области психологии и физической активности. Его возникновение связано с растущим интересом к проблемам психического и физического здоровья, а также стремлением людей к гармонии и самопознанию.

История «МолоХа» началась более 110 лет назад, когда группа профессиональных психологов и ведущих ученых в сфере психологии, под предводительством Ортвина Хайгера, решила объединить свои знания, опыт и идеи для создания инновационной системы, способной эффективно объединить работу с ментальным и физическим здоровьем. В центре внимания был человек во всей его сложности и потенциале.

Исследования в области психологии и нейрофизиологии показали, что ментальное здоровье и физический состояние тесно связаны между собой. Ошибка в одной из этих областей может негативно сказаться на другой. Группа специалистов решила, что есть необходимость разработки комплексной программы, способной совмещать работу с разумом и телом.

Так постепенно сформировалась система «МолоХ», основанная на нескольких ключевых принципах. Первым из них стала идея о комплексности подхода. Ментальное и физическое здоровье рассматривалось как взаимосвязанные аспекты, и для полного оздоровления необходимо работать с обоими. Второй принцип — индивидуальность. Программа лазарета предлагает подход, учитывающий особенности личности каждого человека, позволяющий достичь максимальных результатов.

Крохотный городок на краю Шварцвальда привлек внимание Ортвина Хайгера в начале 1950 года. Удачно удаленный от крупных населенных пунктов и мегаполисов, Вальдеварт обладал всеми необходимыми для успеха эксперимента преимуществами, которые позволяли не только расширять и углублять системы лечения, но и совершенствовать их.

По мере развития проекта, специалисты «МолоХа» активно применяли новейшие методики исследования в области психологии, физиологии, нейробиологии, что позволило постоянно усовершенствовать программу и повысить её эффективность. Были также проведены многочисленные научные исследования, подтверждающие эффективность и безопасность практик.

Одной из важнейших вех в истории «МолоХа» стала популяризация комплекса среди широкой общественности. Были основаны медицинские центры по всей стране, где люди могут получить квалифицированную помощь и провести тренинги. Методика нашего лазарета стала доступна для всех, кто стремится к гармонии и развитию своего потенциала.

Сегодня «МолоХ» — это глобальный проект, охватывающий десятки тысяч людей по всему миру. Через свою работу лазарет способствует психологическому оздоровлению и развитию личности, помогая людям найти в себе силы и ресурсы для достижения успеха и счастья.

В заключение, история возникновения ментально-оздоровительного лазарета «МолоХ» свидетельствует о неустанном поиске новых подходов к самопознанию и гармонии. Эта система, разработанная на основе глубоких знаний и многолетнего опыта специалистов, восстанавливает баланс между разумом и телом, помогая людям полноценно жить и достигать своих целей»

Еще одна абсолютно бесполезная историческая сводка, полная пустых изречений, восхваления комплекса и гениальности Ортвина Хайгера бросилась Лоренцу в глаза, когда он заканчивал обход первой выставки. Никакой конкретики, никаких исторических фактов, хотя…

«Сто тридцать лет абсолютной пустоты. Николь говорила, что все хроники Вальдеварта обрываются в 1820 году. Хайгер выкупил землю для первого медицинского комплекса в 1950. Почти полтора века неизвестности. Что происходило в Вальдеварте тогда? Почему все об этом молчат? Что не так с этим городом и лесом вокруг? Как связаны исчезновения людей со Шварцвальдом?»

Нет. С городом все в порядке. А вот с некоторыми людьми, которые живут здесь, есть большие проблемы. Сумасшествие не заразно, но именно сумасшествие, проблемы с психикой, стали причиной объединения всех резидентов Вальдеварта под крылом «МолоХа».

«Подожди-ка, Лоренц, разве над вами здесь проводят какие-то опыты? Разве вас подвергают какому-то принудительному лечению? Разве видел ты психиатров, разговаривал с врачами, общался с медсестрами?»

Тоже нет. Разве что пара санитаров, которые забирали тело сумасшедшего из моего дома. Возможно, лечение происходит несколько иначе…

«Почему здесь есть только военные и вооруженная охрана? Камеры на каждом углу, и полиция на въезде в город? Почему мобильная связь работает выборочно, а доступ в интернет и вовсе закрыт?»

Забота о безопасности резидентов. Вальдеварт — курорт, а не психбольница. Да, здесь все довольно странное. Напоминает какую-то театральную постановку, и…

«Разве театральные постановки подразумевают расстрел актеров охраной и реальные смерти?»

Конечно, нет. Вальтер был опасен. Лечение ему не помогло. Но я ведь снова начал писать. Осталось совсем немного, и моя новая книга выйдет в печать. Крупным тиражом. «МолоХ», чем бы на самом деле он не занимался, помог мне вернуть вдохновение!

«Ты знаешь, о чем ты пишешь, Лоренц? Какой сюжет выстроил, каких персонажей ввел? О чем твоя книга? Поэтому ты никому не показываешь ее? Скажешь, будто не хочешь, что бы кто-то видел твой черновик? Не ври мне. Я внутри твоей головы. Мне известна каждая твоя мысль. И то, что ты вложил в свою книгу мне тоже известно»

Я не боюсь «МолоХа». Я хочу помочь Николь и закончить свою книгу. Больше ничего уже не играет роли. Только как отсюда уехать, когда мост на материк перекрыт…

«Тогда это уже тюрьма, а не курорт. Ты понимаешь, что ты можешь сделать, если докопаешься до истины? Справишься сам, или тебе подсказать?»

Мысль была внезапной и ошеломительной. И принадлежала кому-то другому. Кто-то безмолвно произнес эту фразу ему на ухо, беззвучно шепнул в оглушительной тишине. Снова этот голос, бесплотный, холодный, непереносимый — и чужой. Лоренц вслушивался в него, как в утихающие отзвуки эха, которые разносились под сводами его черепа. Голоса в голове. Разве это не верный признак психической болезни? И разве он сейчас не в том месте, которое должно защитить его?

«У тебя почти собрана полная картина. Осталось только сложить все факты в надлежащем порядке. Только нужно ли тебе на самом деле то, что получится?»

4.

Гостиничные номера всегда казались Лоренцу похожими на опустевший кокон. Одинокая гусеница, которой внезапно потребовалось стать бабочкой в определенном городе, спит на твоей кровати, чистит зубы перед твоим зеркалом, оставляет свои вещи в твоем шкафу, разговаривает по твоему телефону и рано или поздно выходит за дверь. Иногда — за окно. Зависит от того, что задумала эта гусеница, и как далеко она готова зайти, что бы стать бабочкой, в конце концов.

Странное чувство брезгливости поселилось в нем с первого взгляда на выделенные ему апартаменты. Дело было даже не в грязных отклеившихся от стены обоях, мутном окне с пыльными занавесками, сколотой раковине или сломанной крышке унитаза, а в чем-то другом. Чуть более глубоком и интимном.

Сияющий краской и благоухающий цветами, очищенный от грязи и пыли Вальдеварт казался таким только с первого взгляда. Допотопные серые декорации за основной сценой, которые не должен был видеть ни один резидент, теперь открывались ему во всей красе. Это как заглянуть в замочную скважину, в дальнюю комнату, которую родители зачем-то держат закрытой. Может, опасаются, что потолок внезапно упадет тебе на голову, или прячут там что-то такое, что ты не должен видеть. Труп сестры, тайную лабораторию, секс игрушки, в конце концов. Тонкая грань между паранойей и любопытством, которую можно легко перерезать ножницами. Мертвая гостиница в Вальдеварте, совершенно не подготовленная к приему гостей, все больше напоминающая дырявую картонную коробку, оставленную в чулане, была как раз такой замочной скважиной.

Когда Лоренц открыл ноутбук, пока Николь пыталась справиться с намокшими от дождя волосами, первое, что он увидел — три непрочитанных сообщения, висевших в закрытом чате. Новости от Варина. Больше всего Лоренцу хотелось верить, что это не новые изменения в договоре с издательством, или очередная проблема с налогами. От таких известий не приходится ждать ничего хорошего, можно и привыкнуть, но первое сообщение было совсем другим.

Кажется, литературный агент не до конца осознавал значимость всего происходящего, и ответил с недоумением. Совсем не в своем стиле.

«Не смог до тебя дозвониться. Может, как-то связано с вашими дождями в Вальдеварте или магнитными бурями. В файле найдешь все, что мне удалось собрать. Ради этого пришлось задействовать знакомых из исторического клуба в Берлине. Вышло в копеечку. Кто бы подумал, что информация о такой дыре, как Вальдеварт может стоить так дорого? Можешь гордиться — это эксклюзивный материал. Не знаю, зачем оно тебе понадобилось, но надеюсь, ты расскажешь при встрече. Буду в Вальдеварте на следующий день после Ярмарки

Красный цвет. Номера мешков пропали. Не могу найти ни в одной базе. Могу записать по памяти».

Следующее сообщение было еще короче: «Звонила Марлис. Хочет с тобой увидеться. Мне удалось уладить ваше дело с разводом через юристов. Я сказал, что передам тебе»

В третьем письме шел небольшой текстовый файл и несколько сканов. Черт побери, и все они поданы «МолоХу», на блюдечке с голубой каемочкой. Лоренц физически ощущал, как уходит время. Если «МолоХ» поймет, что он узнал правду, то ему несдобровать. Он станет всего лишь еще одной статистической единицей в сухой хронике города. Пропадет так же, как и все остальные. Все еще не осознавая всей значимости прочитанного, Лоренц щелкнул по файлам в письме, ожидая, пока редактор развернет написанное на весь экран.

Выдержка из «История Германии и тайн ее окружающих». 1968 год.

«В 1736 году, маленькое поселение Вальдеварт навеки запомнило одно удивительное событие. В этот год на поселение обрушился гигантский метеорит, который привел к возникновению загадочного черного леса Шварцвальд за одну ночь.

Вальдеварт, расположенное в горной местности и рекой Страуб, было спокойным и уютным местечком. Местные жители занимались земледелием и скотоводством, а их жизнь текла медленно и размеренно. Однако, ночь 15 июня 1736 года навсегда изменила их обычный образ жизни.

Около полуночи, яркий свет проник сквозь ночную темноту, и огромный метеорит врезался в землю неподалеку от поселения. Земля затряслась от силы удара, а световые вспышки осветили небо на десятки километров вокруг.

Удар метеорита был такой грандиозной силы, что его последствия ощущались не только в поселении, но и во всей округе. Местные жители с ужасом наблюдали, как огромный огненный шар пронзил темноту и погрузился в землю.

Утром следующего дня, жители Вальдеварта обнаружили, что вокруг места падения метеорита возник загадочный и необъяснимый густой лес. Раньше там были только поля и небольшая роща, а теперь огромные черные деревья эффектно вздымались ввысь.

Черный лес Шварцвальд произвел на всех сильное впечатление. Его деревья были необычным черного цвета, похоже, словно они поглощали свет. Листья на них были также черные и густые, а стволы выглядели так, словно инкрустированы обсидианом. Воздух вокруг леса казался пропитанным тайной и мистикой.

Никто не мог объяснить, каким образом метеорит вызвал такое странное явление. Ученые и исследователи приехали издалека, чтобы изучить этот феномен. Однако, их попытки разгадать загадку черного леса Шварцвальд так и остались безрезультатными.

С течением времени, жители Вальдеварта освоились с новым лесом. Они нашли способ использовать деревья для постройки и отопления, и в конечном итоге, черный лес Шварцвальд стал основным источником дохода для всех жителей поселения. Лес стал объектом интереса туристов и исследователей, которые устремлялись сюда, чтобы увидеть этот уникальный черный чудо-лес своими глазами.

Сегодня поселение Вальдеварт и сам Шварцвальд, остаются популярными туристическими местами. Чудесный лес продолжает привлекать людей своей загадочностью и необычным черным окрасом. Вальдеварт с гордостью сохраняет свою историю и демонстрирует миру, как маленькое событие может привести к появлению невероятных и красивых вещей, даже если вначале они кажутся загадкой»

Выдержка из книги «Черный и еще чернее. Психология в разрезе» 1901 год.

«…У людей, сосланных на лесоповал, проживавших в глухом лесу, близ Страуба, в 1820 году, можно было заметить изнурение, тяжелую депрессию и страшное истощение. Эти люди пережили одну из самых ужасных эпидемий в истории — эпидемию кошмаров.

В начале девятнадцатого века, необъяснимая эпидемия охватила Шварцвальд, и ее мрачные последствия оказались непоправимыми для жителей Вальдеварта — крохотного поселения на берегу реки.

«Die Pest des Grauens». Чума ужаса. Симптомы включали ночные кошмары, бессонницу и чудовищные видения, которые преследовали людей наяву. Люди рассказывали о том, что видели мертвых, встречали убитых родственников и друзей, слышали голоса, различали стоны, сталкивались с чудовищами, раздиравшими их близких на куски. Грань между сном и реальностью перестала существовать. Как можно отличить одно от другого?

Паника и страх, обусловленные эпидемией кошмаров, привели к дальнейшей изоляции этих людей. Они избегали контактов друг с другом, боясь передать или получить Die Pest des Grauens, которая казалась неизлечимой. В результате, они стали жить в полной самоизоляции, один на один, со своими собственными кошмарами и демонами.

Медицинское сообщество того времени было бессильным перед такой неизведанной и страшной эпидемией. Отсутствие понимания причины и лечения делало борьбу с эпидемией кошмаров еще более сложной. Были сделаны несколько попыток привлечь врачей и научных исследователей, но они показались бесперспективными. Лишь немногие медики решились пойти в лес Шварцвальд, чтобы исследовать и помочь страдающим.

Среди этих смельчаков был доктор Фридрих Шмидт — известный врач и психиатр, специализирующийся на изучении сновидений и психических расстройств. Прибыв в лес Шварцвальд, доктор Шмидт начал проводить наблюдения, изучать поведение и состояние местных жителей.

Спустя некоторое время, доктор Шмидт пришел к выводу, что эпидемия кошмаров была вызвана сильным стрессом, который в свою очередь привел к психическим расстройствам. Он считал, что это было следствием длительного ментального давления, жизни в постоянном страхе, и вынужденной изоляции, характерной для жителей Шварцвальда.

Доктор Шмидт начал предлагать различные методы лечения и поддержки для больных. Это включало в себя психотерапевтические сеансы, обработку их кошмаров и личных травм, а также медикаментозное вмешательство.

Постепенно, благодаря его терапии, состояние пациентов начало улучшаться. Люди начали разговаривать друг с другом, делиться своими страшными сновидениями и, через призму единства, сталкиваться с их собственными кошмарами. Этот коллективный подход к лечению, в сочетании с терапией доктора Шмидта, позволил им постепенно преодолеть невероятную эпидемию.

Die Pest des Grauens в Шварцвальде 1820 года, стала для нас трагическим напоминанием о значимости психического здоровья, важности поддержки и социального взаимодействия. Благодаря упорству и изобретательности доктора Шмидта, больные смогли преодолеть эпидемию и начать новую жизнь. Цена такого эксперимента составила больше полутысячи душ. Самая гигантская братская могила за всю историю существования Германии до сих пор покоится в сердце Шварцвальда в назидание потомкам.

Власти признали Вальдеварт непригодным для жизни. Город оставлен, население эвакуировано. Места, неподвластные человеку, умеют и могут долго хранить свои тайны»

Лоренц промотал документ до конца, впитывая каждое слово. То фактов слишком много, то фактов вовсе нет. И все же, он что-то упускает. Что-то жизненно важное.

Выдержка из хроник города «Да будет тень» 1835 год.

«В захолустной деревеньке, где время, кажется, остановилось сотни лет назад, находится загадочное чернильное дерево. Уже много лет оно привлекает внимание местных жителей и паломников, желающих разгадать его тайны. В регионе Древней Земли, в Южной Германии, известного своими пышными лесами, это древо стало источником множества легенд и преданий.

Как католический священник местной церкви, я слышал об этом чернильном дереве немало историй, переданных из поколения в поколение. Считается, что древо возникло на месте битвы между силами добра и зла, и его корни проникают в самые глубины подземного мира. Одна из легенд гласит, что каждый год высвобождается одна капля чернил, которая падая на землю, способна принести с собой как огромное счастье, так и чудовищные разрушения. Другая говорит, что черная смола дерева целебна, и способна излечить от любого недуга. Третья уверяет, чернила — это символ мирской боли, ибо именно в этом месте произошло что-то ужасное. Именно здесь, если верить россказням, сорвалась с неба и упала звезда Полынь.

Сколько людей — столько и мнений. Как здесь выделить одно?

Я не знаю, какое из преданий истинно, ибо все они, как я думаю, отдают ересью. Мое мнение на этот счет нерушимо: на все воля Божья, и следует относиться к данному феномену, как к настоящему чуду.

Однако, все чаще встречаются те, кто считает чернильное дерево проклятым. По легендам, некие темные силы, обитающие внутри дерева, обладают сверхъестественными способностями и пытаются проникнуть в наш мир. Они хотят дотянуться до людей, схватить их, и забрать их в свои костяные дворцы, глубоко под землей, спрятанные под Чернильным Озером.

Во время службы, я неоднократно слышал упоминания о людях, сгинувших в близости загадочного дерева. Местные жители верят в эти вымыслы, предостерегают других от прогулок и вылазок в те опасные места.

Не смотря на множество тайн, которые скрывает чернильное дерево, мне, как священнику, было важно найти более глубокий смысл, и истинную природу его существования. Я уверен, что все исходит от силы природы. Даже выше — от Создателя всего сущего! Издревле, дерево было символом жизни. Знамение, способное подарить знание и благополучие всем людям, которые придут к нему с чистым и открытым сердцем.

Мною было решено провести ритуал вокруг чернильного дерева, чтобы призвать силы добра и пролить благословение на окружающих. Сотни людей собрались на поляне Шварцвальда, чтобы стать свидетелями этого особенного мероприятия. Взрослые мужчины и женщины, дети и старики.

Под влиянием моего воззвания, дерево, казалось, заговорило со мной. Я услышал голос природы, сказавший мне, что чернила взывают к человечеству, чтобы найти в них добро и истину. Оно напомнило мне, что только через единение с природой и небесной чистотой, можно обрести свет и мир. В моих руках появилась старинная книга с предсказаниями, которые, как я понял, указывали на то, что чернила дерева смогут изменить ход истории, если будут использованы для благих целей.

Теперь, я верю, что чернильное дерево — это символ надежды и просвещения. Чернила его — священны. Кто знает, какой текст можно написать этими чернилами, и какое события это за собой повлечет. Возможно, мое стремление, как священника Вальдевартской церкви, сообщать о благословении чернильного дерева было не случайным. Я думаю, мне предназначено стать хранителем тайны и сделать все возможное, чтобы поделиться истиной. Дать моим прихожанам и всем другим, возможность причаститься к этому прекрасному источнику.

Есть, правда, кое-что, что по-прежнему беспокоит меня. И чем больше я об этом думаю, тем более важным для меня это становится. Странный, неземной черный цвет. Бог никогда не создал бы такого. Что-то здесь не так.

Немного ниже приписка, выполненная дрожащей рукой:

«Взрослые, дети и старики. Все, кто присутствовал на ритуале…

Не выжил никто. Мертвые зовут меня».

5.

— Вот, что еще мне удалось найти. «МолоХ» выкупил здесь землю в 1950, но начал работу в Вальдеварте с 1957 года, — рассказывала Николь, пытаясь согреть озябшие пальцы о горячую кружку с чаем, — Реставрация, перепланировка, застройка пустых участков — все это заняло еще четыре года. Первые резиденты медицинского комплекса прибыли на Ярмарку Чернил в 1961 году. Тридцать человек. Тогда еще «МолоХ» не сосредотачивал свое внимание на творческих людях, и учреждение куда больше напоминало психиатрическую клинику. Хайгер обещал революцию в психиатрии, и предпочитал работать с наиболее опасными пациентами, среди которых были не только безобидные аутисты, но и психопаты, маньяки, шизофреники и пироманы. То место, где сейчас располагается городской музей, в те времена было центральным комплексом лечебницы, где содержали особо буйных и потенциально опасных преступников. Многие тюрьмы не желали брать на себя ответственность, а психбольницы не могли справиться с такими пациентами. Все по классике жанра: высокие стены, надежная ограда, КПП на каждом въезде и выезде.

— Не слишком-то правила поменялись, как я погляжу.

— Так или иначе, но правительство курировало проект Хайгера, продвигало его, выделяло бюджет на закупку оборудования и аппаратуры. Удобное сотрудничество для обеих сторон, если подумать.

— Власти избавлялись от преступников, а Хайгер получал новый материал для изучения. Хорошая схема.

— Только до определенного момента. В 1990 году правительство отказалось финансировать проект, произошел раскол, и часть сотрудников «МолоХа» покинула Вальдеварт. Подробности этого дела не разглашаются. Скорее всего, Хайгер потребовал слишком много, или власти попытались внести в его планы свои коррективы. Душевнобольные, которых поставляли тюрьмы, были переведены в Берлинские клиники, а «МолоХ», временно затих.

— Ключевое здесь — это слово «временно». Я прав?

— Именно. Спустя восемь лет, правительство снова обратило внимание на Вальдеварт. Хайгер, к тому времени уже лежал в могиле, а его место перешло совету директоров, которые не придумали ничего другого, как переоборудовать психлечебницу в санаторий. Деньги, получаемые от государства, были настолько крохотными, что едва позволяли сводить концы с концами. Откуда брать новые инвестиции, если не с приезжающих богатеев?

— И тогда «МолоХ» решил сосредоточиться на помощи писателям и художникам?

— Они это называют богемной интеллигенцией. Но в остальном — все так. На данный момент, через Вальдеварт прошло около полутора тысяч человек, если брать в расчет самых первых пациентов.

Лоренц рассеяно открыл пачку сигарет, посмотрел вовнутрь, скривился.

— А этот список фамилий из музея? Сколько их там?

— Сто шесть человек. Выставка всех резидентов Вальдеварта за последние десять лет. Если подумать, то дела у «МолоХа» шли не слишком хорошо. Там десятки картин, пара-тройка стихотворных сборников, несколько статей, полсотни скульптур и фигурок. Ничего сверхъественного, что запомнилось бы, или бросилось в глаза. Я записала всех, кого увидела. Все в хронологическом порядке.

Лоренц пробежал глазами безликие фамилии, пытаясь разобраться в угловатом почерке Николь, пожал плечами.

— Мне они не знакомы. Я, быть может, и далек от светской жизни и изысканных выставок, но…

— Скажи еще раз, что именно ты хочешь найти. Я — журналистка, ты забыл? Информация как таковая, и поиск этой самой информации — моя работа.

Лоренц аккуратно передал лист бумаги, покосился на экран открытого ноутбука, шумно вздохнул.

— Мне нужно узнать, что стало с этими людьми. Со всеми, из этого списка, кто бывал в Вальдеварте и работал с «МолоХом». Можешь это устроить?

Николь настолько внимательно наблюдала за ним, что даже забыла о чае, и даже не поднесла его ко рту.

— Я найду тех, кто был здесь раньше, и соберу полный список нынешних резидентов. Я сделаю это для тебя, можешь не волноваться, — голос ее звучал ровно, но Лоренц все равно уловил в нем насмешку. Он осуждающе взглянул на нее.

— Ты снова считаешь, что у меня паранойя и мания преследования.

— Может быть, и не считаю. Если ты сможешь сформулировать свои идеи правильно, я могу тебя и поддержать.

— Мне кажется, что все дело не в Вальдеварте, а в Шварцвальде и Чернильном дереве. Возможно, что-то психотропное содержится в самих чернилах. Что-то такое, что позволяет не просто повысить свой творческий потенциал, но и вывести его на новый уровень. Знаешь, что-то вроде стимуляторов…

— Ты думаешь, «МолоХ» нас пичкает наркотой?

— Именно это я и хочу понять. Идиотские тесты, экскурсии и мероприятия не помогают вдохновению, а только сильнее отвлекают от работы. И тем не менее, прорыв очевиден. Я не мог написать ничего больше шести лет. А теперь мой новый роман почти готов. Корнелиус готовит выставку скульптур, Николас Ройтер жалуется на недостаток чистых холстов…

–…Вальтер Беккенбауэр сошел с ума.

— Возможно, он докопался до истины немного раньше нас. Или вся эта дрянь в пище и еде действовала на него иначе.

— А как же я? Я еще даже не начала писать статью. Идей много, но нет ни единого очерка.

— Резистентность организма? Зачем они берут медицинские справки с каждого резидента, как ты думаешь?

— Без понятия. Продолжай.

— Итак. Вернемся к теме идей и вдохновения. Прошло чуть больше месяца. Я хочу понять, откуда такое рвение? Творчество — спонтанно. Оно, как стихия. Как огонь, или волна, которую несет к берегу. Невозможно писать по заказу, не превращая искусство в ремесло. А здесь, творчество стало физической потребностью, такой же, как сон или прием пищи. Не помню, что бы писал так усердно со времен печати в Берлине.

— Ты так и не скажешь о чем твоя новая книга?

— Нет, — отрезал Лоренц, но тут же спохватился и добавил, — Осталось совсем немного. Всего пара глав. Но я уверен, что это произведет революцию в литературе. В таком ключе, как я, не пишет никто. Ну, или, возможно, никто не пишет. Но давай вернемся к начальной теме. Что ты думаешь по поводу моей идеи?

— Бредово, — вздохнула Николь, отхлебнув чая, — Слишком запутанная схема. И достаточно сложная. Даже если в чернилах содержатся какие-то химические соединения, они не могут постоянно находиться в организме. Люди приезжают и уезжают. Соответственно, если отталкиваться от твоей теории, творчество пойдет на спад, как только стимулятор перестанет поступать…

— Люди исчезают здесь, Николь. И я не хочу, что бы это произошло с нами.

Она нежно взяла его за руку, успокаивая.

— Милый, я тоже считаю, что с «МолоХом» не все в порядке. Я уверена, что под маской лазарета есть что-то еще. Но ты слишком сгущаешь краски. Все, что ты рассказываешь — нереально. Я думаю…

— Правильно думаешь, — подхватил Лоренц, — Именно поэтому я хочу понять, что стало с теми людьми, которые были в Вальдеварте до нас. Взгляни на этот список. Если эти люди продолжили творить, их имена должны возглавлять рейтинговые таблицы, звучать по радио и телевидению…

— Без интернета и доступа к базам данных, на поиск информации может потребоваться время. Я могу попытаться что-то найти, но…

— Еще тринадцать дней до Ярмарки, — перебил ее Лоренц, — Какое счастливое число.

6.

Слезы под дождем

Как и ожидалось, день похорон выдался промозглым, тоскливым и серым. Простывшее солнце угрюмо пряталось за шумевшими кронами деревьев, а тревожный сырой ветер проникал сквозь легкие пальто, пробирая до самых костей. Тучи над головой — сплошной массив черно-синего цвета, лениво переваливаясь с боку на бок, катились до самого горизонта. Мелкий настырный дождь, удивительно напоминавший тонкие хрустальные нити не утихал уже шестой день — с чего бы ему прекращаться сегодня? Можно сколько угодно прикрывать лицо руками, прятаться под зонтиками или кутаться в шарфы — от кладбищенского дождя это не спасет. Здесь нет ни многоэтажек, ни остановок, ни крыш, под которыми можно переждать непогоду — только черная стена леса впереди, которой нет никакого дела до людей, решивших сегодня поиграть в траур. Лесу вообще ни до чего нет дела — ни до людей, ни до траура, ни до этого самого дождя.

Я посмотрел на клубящееся небо над головой, невольно поежился. Есть все-таки в этом зрелище что-то волнующее, захватывающее и пугающее одновременно.

— Прекрасная погода, — довольно заявила Верин Эдель, натягивая на свои тонкие руки черные перчатки, — Для самого прекрасного дня. Наконец-то все это закончится. Осталось немного потерпеть, и все забудется, как страшный сон. Ну, взбодритесь все. Что это с вами?

— Как-то все необычно в этот раз, — прогудел старик Рихард у нее за спиной, поправляя сползавшие с носа очки, — Мне семьдесят четыре года, я пережил четверых своих жен. И на похоронах, в общем, бывал, знаешь ли. Но что бы так, как сегодня…

— Ах, да перестань ты скулить, — безжалостно одернула его Верин, яростно вскинув голову, — В твоем возрасте визит на кладбище должен быть не событием, а еще одной вредной привычкой, вроде курения или алкоголизма. Думаю, уже пора приглядывать себе местечко, или пора перестать быть такой размазней, как считаешь?

Верин легко говорить — ей всего пятьдесят два года. В ее возрасте Рихард тоже не боялся ни черной чавкающей земли под ногами, ни могильных плит, ни черта, ни Дьявола. А сейчас он затравленно озирается кругом, неловко прикрывая голову от дождя, словно очередная капля, упавшая на шляпу, может переломить его тонкую куриную шею.

— Ну, все в сборе? Никто ничего не забыл? Герда, где цветы? Гаран, что там с лопатой? Ты же не оставил ее в гараже?

— Нет, все с собой, — глухо отозвался этот верзила Гаран, неловко топчась в луже у боковой дверцы катафалка. Хоть на катафалк не поскупились — наверное, отвалили кругленькую сумму, что бы покататься на такой необычной гробовозке, построенный на базе Harley Davidson.

— А машинка-то хороша, — довольно сказала Верин, проследив мой взгляд, — Красиво, да? Ты погляди на этот кузов!

— Да, вот только, я не уверен, что он нам нужен, — покачал головой Гаран, вытягивая огромную, как могильная плита, штыковую лопату, — Все эти расходы, понимаешь ли…

— Гаран, ты же знаешь, это не обсуждается, — строго одернула его мать — В этот день мы не должны думать о расходах. Похороны — событие важное. Такое случается раз в жизни. Тут не место скопидомству. Герда, где цветы? Неужели так трудно достать их из машины? Или ты хочешь, что бы мы тут до вечера провозились?

Герда — маленькое испуганное создание с круглыми глазами, затянутое в черную куртку, намертво вцепилась в венок, стараясь вытянуть его из катафалка, но упрямые лилии застряли, провалившись под кожаную обивку.

— Уже иду, мама, — проговорила она настолько тихо, что дождь заглушил половину слов, — Уже иду, иду…

— Рихард, помоги фрау Бруне выйти. Ты знаешь, у нее плохо с ногами, — распоряжалась Верин, поправляя шляпку с черной вуалью, падающей на капризное лицо, — А вы, бестолочи, поднимайте гроб. Чем раньше закончим, тем быстрее вернемся домой. У вас не почасовая оплата, если что.

Последние ее слова были адресованы четырем дюжим парням, выполнявшим самую черную работу. Они и землекопы, и могильщики и местные сторожи — поставишь им бутылку-две или потрясешь парой купюр перед носом, они что угодно сделают. Классический пример взаимовыгодных рыночных отношений. Могильщики побросали окурки в мокрые кусты, расправили плечи. Сырая земля чавкала под подошвами их тяжелых, облепленных грязью, помятых сапог.

Из машины возникло еще одно сморщенное существо. Фрау Бруна — яркое олицетворение таких понятий, как старость, немощность, глупость и болезнь Паркинсона. На ней болталось, словно на вешалке, черное траурное платье, а на худые плечи, словно на спинку стула, было накинуто длинное пыльное пальто. Просто прекрасно. Теперь полами она подметет всю грязь по дороге. Конечно, мелочи, но химчистки сейчас не дешевы… Пахло от нее нафталином, коньяком и сгоревшими вафлями.

Лицо Бруны не выражало ничего кроме презрения и негодования, словно ее оторвали от просмотра любимого сериала и заставили сидеть с ненавистными внуками. Господи, ну и морда.

— Пошевеливайся, мама! — прошипела Верин, брезгливо ступая по грязным лужам, — К вечеру дождь только усилиться, а нам еще ехать домой. Герда, Гаран, помогите же ей кто-нибудь!

Визгливый крик Верин еще долго стоял в ушах. И как можно только было превратиться в такую истеричку? Не удивительно, что второй ее муж пустил себе пулю в лоб, а третий сбежал на восток с какой-то красоткой. Любой на их месте поступил бы так же — тут даже спорить не приходится.

Шествие началось. Уродливо, неловко, криво. Гроб подняли, взвалили на плечи и понесли. Несли кое-как, и дважды чуть не выронили свою траурную ношу в грязную кашу обочины. Возможно, дождь может быть символом тоски и горя, утери и печали, но только не в этом случае — сейчас он вызывал только раздражение. Шипела под нос Верин, подтягивая полы своего пальто, семенил, едва поспевая за ней Рихард, загнанно поглядывая на хмурое небо, тащилась старуха Бруна под руку с внуком Гараном. Сгорбившись под тяжестью цветов шла Герда. В самом конце процессии неспешно вышагивали землекопы, попеременно прикладываясь к горлышку бутылки, отчего гроб беспощадно трясло. Расстояние в тридцать метров они преодолели за треть часа, пробираясь через канавы, лужи и мокрые заросли.

Старое кладбище близ Шварцвальда хорошо спрятано — нужно постараться, если решил похоронить близких там. Ни подъездных путей, ни нормальной асфальтированной дороги — черт знает что.

Кладбище Шварцвальда — это просто нагромождение старых могильных плит. Место давно заброшено, и перестало пользоваться спросом уже с век назад. Нет, среди горожан есть те, кто решает, что можно сэкономить, и привозят трупы сюда. Не нужно платить ни властям, ни смотрителям, даже могилу можешь сам выкопать, если сил хватит. Делается это в двух случаях: или когда ты невероятно беден и жаден, или если ты невероятно богат и жаден. Третьего, как правило, не дано.

Между могильными плитами сохранилась петляющая тропинка, едва заметная в высокой траве. Она змеится между памятниками и ее легко потерять, если не знать, куда именно тебе нужно. В конце ее, по правую руку — глубокая черная яма, куда медленно стекает дождевая вода.

— Вот и могила. Прекрасное место. Прекрасный день. Прекрасная яма, — констатировала Верин, в конце концов, вытирая капли с лица, — Вот и добрались.

Нет, Верин не плакала. Не уверен, что эта стерва вообще может плакать. Дождь очень удобно маскирует любые чувства и эмоции, превращая их в траур. Заезженная фраза, но вовсе не лишенная актуальности. Правда, иногда от нее просто воротит. От фразы, а не от Верин. Но и от Верин, впрочем, тоже.

Гроб поставили в нескольких шагах от могилы. Серебряные струйки стекали с черных деревянной крышки, бежали ручейками по траве, разбивались блестками об острые грани серой могильной плиты в стороне, где была всего лишь одна короткая надпись: «Реймонд Мольт. Не любим. Не помним. Не простим». Немного ниже — дата рождения и дата смерти. Сегодняшний день. Красиво, эстетично, доходчиво. Большего и не требовалось.

— Вот и все, папочка, — проговорила Верин, презрительно глядя на меня, сверху вниз, — Как тебе твой новый дом? Нравится?

В ответ я пробурчал что-то неразборчивое. Довольно сложно говорить внятно, когда твой рот заклеен липкой лентой, а руки связаны за спиной так, что ты не можешь сорвать эту дрянь с лица.

— Молчи-молчи, — продолжила Верин, наблюдая за моими бесплотными попытками высвободиться, — Лучше вспомни-ка все то, что ты делал с нами за последние годы. Каким чудовищем ты был. Как портил жизнь мне, маме, своему брату и своим внукам. Ну, приходит на ум?

Я смотрю на них, не моргая, даже когда дождь попадает мне прямо в глаза. Все они здесь, справа налево. Верин, Гаран и Бруна, Герда и Рихард. Неблагодарные твари, которые не могут оценивать всего, что я для них сделал. Все, что делает верующий человек — он делает во славу Господа нашего. И каждому из моей гнилой семейки это прекрасно известно.

— Поэтому ты обанкротил Рихарда, — мрачно перечисляет Верин, глядя мне в глаза, — Насиловал меня, избивал мать, отправил в тюрьму Гарана, запирал в доме Герду, а после сломал ей ноги, что бы она никому не рассказала.

Соблазн велик, а человек — слаб. Иногда плоть слишком слаба. Я попытался бы донести до них эту мысль, если бы не проклятый скотч, который превращает любой возглас в нелепое мычание.

— Сегодня день твоих похорон, папа, — безжалостно говорила Верин, все больше превращаясь в настоящую неблагодарную мегеру, — И это место в земле, могильная плита и букет цветов — единственное, чего ты заслужил на самом деле. Но мы не такие чудовища, как ты. Воздуха в гробу хватит еще на несколько часов, а потом ты просто уснешь. Если, конечно, такое приключение выдержит твое сердце.

Я пытаюсь что-то сказать, опровергнуть, подтвердить, извиниться и молить о милосердии, но мой голос почти не слышно. Дождь смешивается со слезами и падает за воротник моего похоронного костюма, заливаясь тонкой струйкой, сбегающей с лица.

— Гореть тебе в аду вечно.

Крышка легла с легким стуком. Темно, сыро, пусто и нестерпимо страшно.

Конец ознакомительного фрагмента.