Гнездо летучей крысы

Виктор Иваницкий

Когда никто не подаёт пример и не наставляет на какой-либо путь, ты вынужден самостоятельно решать, кем ты станешь. И если молодость всё прощает, то те, кто постарше, могут воспользоваться твоими ошибками. Книга содержит нецензурную брань.

1

«Оставайся собой, друг, ты отличный парень, и я ни разу не пожалел о том, что называю тебя другом/ Ты станешь актёром, великим актёром, Станиславский будет смотреть на тебя с небес и плакать от счастья/ За сбычу мечт, что ли/ Мы любим тебя!»

Старый автобус с кожаными сиденьями. С весьма комфортными кожаными сиденьями. Смертный в обуви когда-то популярной американской марки сидит на самом последнем из них. Он увлечён потрёпанным сборником рассказов Джека Лондона, хотя, возможно, он просто ищет способ отвлечься. Тем не менее, на первый взгляд, он вполне доволен. Сегодня, в его день рождения, он взымел кофе-машину, помазок ручной работы, кепку-трансформер и чучело пуделя. Безусловно, подарки необычные, и это серьёзный повод как минимум улыбаться. И этот парень улыбается.

Ерунда.

Он просто пьян.

Почему я так уверен?

Так получилось, что этот парень — я.

Я.

Меня называют Макс. Мама желала дать мне имя Хилари, но, к её сожалению, спиногрыз оказался с семявыносящим протоком, поэтому довольствуюсь римским родовым. Отец — моряк дальнего плавания. Сегодня мне двадцать, но я до сих пор живу со своими родителями. Иногда.

Очередная остановка. Нас, пассажиров, становится чуть ли не вдвое больше. Не мудрено, что шум усиливается, а это отвлекает меня от чтения. Человек в поношенном голубом джинсовом костюме подаёт крепкую руку старой женщине, что не может подняться в транспорт без посторонней помощи:

— Позвольте.

— Спасибо, дорогой мой.

Для неё не имеет значения, как выглядит тот, кто оказывает ей помощь. Её не испугают глубокие фиолетовые рубцы на его зрелом щетинистом лице, по которому из-под шляпы с узкими полями стекают капли пота, её не смутит даже то, с каким интересом он её разглядывает. Она слепа.

— Гляньте, урод помогает уроду!

Шпана в общественном транспорте — это как прыщ на носу всеми ненавистного преподавателя в альма-матере. Хочешь хорошо поглумиться, но опасаешься, так как прекрасно осознаёшь своё положение. А кому-то вообще всё равно.

Но подобные заявления — это уже, согласитесь, слишком.

Я твёрдо уверен в том, что точно так же подумали все, кто услышал этот прокуренный голос, но никто до сих пор не сделал ни одного замечания. Я прячу книгу в сумку и направляюсь к местам, что забиты отморозками. Их четверо: одна пара сидит напротив другой. Я пьян, оттого и уверен в себе.

— Надеюсь, ты сказал это своим друзьям, парень.

Весь квартет из хулиганов уставился на меня. Один из них даже поднялся со своего, нагретого тощей задницей, места. Прямо передо мной. Нет, дрожи в коленях и других признаков волнения не проявилось, мне почему-то не было страшно. Должно быть, алкоголь действительно прибавляет мужества, или же скорее дело в том, что накачанный второсортным дымом рыжий тип, чем-то напоминающий уродливую школьницу, не представляет из себя никакой угрозы. Пустой, и в то же время пренебрежительный взгляд сверху вниз вынудил меня схватить воротник свитера этого «красавца». На секунду я остановился. Слишком смело для меня. Действительно, смело. Но почему бы и нет?

— Всё в порядке, ребята, — раздался голос позади рыжего. Тяжёлая ладонь легла на его плечо и развернула спиной ко мне. Эта рука принадлежит тому самому оскорблённому мужчине. Он кивает мне головой:

— Спасибо тебе, — он медленно моргает и в то же время снова слегка наклоняет голову, — спасибо.

Рыжий, нахмурив брови, садится на своё место. Я поправляю ремень своей сумки и киваю в ответ. Мужчина по-прежнему смотрит на меня. Очень даже добрый и спокойный взгляд, но почему-то я его не выдерживаю и отвожу свои глаза в сторону. И чего они все уставились? Да-да, все пассажиры на следующих рядах смотрят именно в нашу сторону. Я обхожу мужчину и встаю у двери. Моя остановка.

До крика красивое небо. Нет, я не стал драть окружающим уши, но, чёрт возьми, я серьёзно впечатлён. Тут же на ум приходят белые пятна собственной биографии, сюжеты которых сопровождал этот тёплый серый цвет там, наверху. Подобные эпизоды особенно хороши своей непостоянностью. Каждый из них ждёшь, как праздник.

— Друг.

Голос позади меня заставил дёрнуться. Нет, он не был громким, всему виной моя задумчивость и неготовность услышать что-либо так близко. Не успел я обернуться, как тот, кто ненамеренно напугал меня, идёт уже рядом со мной. Тот самый мужчина из автобуса.

— Не думай, что я преследую тебя.

— Да я об этом и не думал. Не успел.

Мужчина улыбнулся и протянул мне руку:

— Меня зовут Генри.

Я протянул свою в ответ:

— Меня зовут Макс.

— Пожалуй, это один из немногих случаев, когда я искренне говорю «взаимно», — улыбнулся мой новый знакомый. Улыбаюсь и я.

— Хорошее место для того, чтобы просыпаться в нём каждое утро, — оглядев улицу, заключил Генри. Я пожимаю плечами:

— Возможно. Я живу не здесь.

— А мой дом — на этой самой улице, уже как пятнадцать лет.

Моя физиономия намекает, будто бы это действительно важно и я понимающе киваю.

Генри снова нарушает тишину:

— Здесь живут твои друзья?

— Подруга.

И снова эта неоднозначная улыбочка, чёрт возьми.

Добрая беседа ни о чём. Рукопожатие. Мы знаем друг друга не более десяти минут.

Алкоголь — шёлковое сердце рода человеческого.

Остатки дня освещают улицу, вдоль которой я иду. Обнажённые фонари, сырые скамейки, закутанные в шарфы девчонки — все смотрят на меня. Каждый элемент встречной полосы по-своему пугает, когда за рулём неуверенный водитель. Я боюсь неизвестности.

Я начинаю трезветь.

Рука движется по влажным перилам. Я поднимаюсь в дом, в котором она живёт. В дом, в котором на лестничных площадках стоят горшки с цветами и кресла. Старые, но всё же кресла. Здесь уютно. Здесь всегда пахнет выпечкой.

Сигарету. Рука тянется в карман сумки. Я присаживаюсь на одно из предоставленных сидений и закуриваю. Никогда не относился всерьёз к названию своей любимой марки сигарет, но было бы здорово, если стечение обстоятельств будет соответствовать тем словам, что значатся на пачке.

«Lucky Srike».

— Макс?

Не могу сказать, что рад её видеть, скорее я просто довольствуюсь тем, что имею возможность говорить с ней.

Проливной дождь, прошедший пару часов назад, не сделал её хуже. Её волосы, которые она обычно выпрямляет перед тем, как выйти на улицу, снова вьются. Я ни разу не целовал её под дождём, но видел её в душе. Сейчас она выглядит именно так, как будто только что вышла из ванной. И на этот раз в одежде. Я доволен тем, что вижу. Она чертовски красива.

Я прекращаю курить, встаю с кресла и кладу свои руки на её талию:

— Отлично выглядишь, Валери.

Валери.

Не «Киса», не «Лапочка» и ни в коем случае не «Рыбка». Такие названия я оставлю на тех особ, что имеют дрянную привычку пить дешёвый алкоголь в парадных, попутно отдаваясь таким же растениям. Стереотип? Возможно. Но, на мой взгляд, именно эти варианты им к лицу.

— Ну да, конечно, — скривилась она.

— Я не устану говорить, что у тебя красивые волосы.

— Да-да-да, и мне они очень идут, — кривляясь, вспомнила мои слова Валери.

— Именно.

— Так что ты здесь делаешь?

— Хочу узнать, почему ты не звонишь.

Она хмурится:

— Обычно ты не приходишь ко мне домой, если я тебе не звоню.

— Обычно ты поздравляешь меня с днём рождения. Сегодня второе сентября.

Валери умело создаёт иллюзию расстройства от того, что забыла:

— Господи, прости, Макс, — она опускает взгляд вниз, — забегалась, забыла. Красивая рубашка.

— Ты это уже говорила.

Она закатывает глаза. Я чувствую себя покупателем, который каждый день спрашивает у продавца наличие несуществующего товара в течение недели. Или даже двух. Разговор может закончиться чем угодно, но я чувствую тупик.

— Может, выпьем?

— Макс, я устала, — протягивает она. Действительно, тупик.

Я убираю руки с её талии. Кто говорит то, что мне не нравится, теряет всю свою красоту. Даже Валери. И всё же у меня выскакивает:

— Прости…

Я не успел договорить.

— Я трахаюсь с другим, Макс. И мне это нравится. Не думаю, что у нас может что-либо быть, после такого-то. Верно?

Неожиданно.

НЕОЖИДАННО.

Да так, что я до сих пор не верю в сказанное. Это всё, что я могу сказать о своих ощущениях. Не буду сравнивать с известным ножом, воткнутым в спину или с чем-то в этом же духе. Нет. Это бьёт по голове. И я уверен, что болеть голова будет долго.

— Шлюха.

Она с издевкой улыбается:

— Всё, пока.

Я смотрю в никуда, слушая её шаги.

— Прости, я…

— Отвали, Макс.

Её дверь закрывается.

Да ёб твою мать…

Я медленно, точно в глупом кино, падаю в кресло. Руки не дрожат, но сигареты найти трудно. Я покидаю дом.

НАХУЙ.

Похоже, дверь этого подъезда закрылась для меня навсегда, как бы это трогательно не звучало. Хотя, что удивительного? Такое свойственно человеку с влажными глазами.