Хочется чего-то непоправимого

Виктор Некрасов (2025)

В новелле рассказывается о состоянии Елены после расставания с Юнианой. Лекарством от депрессии была выбрана бурная деятельность по восстановлению справедливости.

Быстро, пока не остыло

«Идти до конца…», бодро бормотал Камилл по дороге на работу, потирая руки. «Перейти Рубикон!», распевал он с юбиляцией, на манер христианского чтеца.

— Друзья! — возбуждённо говорил он практорам, исполнителям приговоров. — Я раздаю вам списки людей, которые по ошибке живут на нашей земле. Вам надо исправить эту ошибку! Мир с мольбой смотрит на нас в ожидании обещанной справедливости!

— Только списки? — насторожился Рупилий. — А где официальные приговоры с юридическим обоснованием? Ты же нам свистел, что мы должны действовать исключительно в рамках!

— Я всё правильно свистел, только, не будь занудой, Рупилий! — поморщился Камилл. — Мы бедуинских принцев убивали безо всяких приговоров, а тут сплошная шпана! Твой вопрос, конечно, справедливый, только времени нет. Надо ловить момент решимости идти до конца. Ты же знаешь, у женщин настроение, как бриз у мыса Сакрион. Вперёд, коллеги! Вы сами увидите, как завтра станет чище воздух, ярче заря, твёрже камни, кислее уксус!

Вечером в кабинет Камилла наведалась Елена. Она с удивлением рассматривала лежащие повсюду кодексы, нормативные акты, своды законов.

— Не понимаю, чем тебя привлекает юриспруденция, все эти занюханные параграфы, статьи, пункты? — брезгливо поморщилась Елена.

— Она меня привлекает не параграфами, а властью. Незримой и таинственной! Вот посмотри: здоровенный раб носит дрова под присмотром тщедушного надсмотрщика. Почему он не огреет надзирателя дубиной и не убежит в лес? Какая сила сковала его могучие мышцы и подавила естественное стремление к воле? Видишь, путы правосудия бывают посильнее самых накачанных мускулов и самых острых мечей!

«А действительно, что держит людей в назначенных кем-то рамках, как в клетках? Кажется, это похоже на эффект Ксерампелины», думала Елена. «Неужели просто лень, инертность, нежелание что-то менять?».

А вслух она упрекнула соратника:

Только пользы нет от твоих знаний и теорий!

— Зря и обидно ты это сказала, — картинно огорчился Камилл. — Могла бы сначала посмотреть на схему на той сланцевой пластинке. — Там изображена сеть, которую я плету против Фаусты, невестки твоей обожаемой. А каждая ниточка должна быть юридически безукоризненна, видишь там возле стрелок названия законов написаны!

Потом Елена изучала список своих сотрудников, а Камилл ел жареную капусту на каком-то законе Гая Манилия. Он стал такой занятой, что обедать приходилось в рабочем кабинете.

— У нас что, два Лонгарена? — спросила аугуста. — Или это описка?

Камилл кивнул, а потом пояснил, когда рот опустел от капусты:

— Два. Один запасной.

— Ещё один вопрос, Камилл. А не недооценили ли мы Юниану? Она не такая простая. Она там какой-то список свидетелей составила и отнесла в сельскую управу перед отъездом.

— Вай, как страшно, даже аппетит пропал! — комично испугался Камилл. — «Не недооценили… «Не» и «не» сокращаются… Получается, «дооценили». Мы её дооценили, блистательная сударыня! И надеемся на её хотя бы минимальный интеллект и знание законов. А также понимание того, что её ждёт за попытку захвата власти!

— Захвата власти? — удивилась Елена. — Она всего лишь мою кровать захватила.

— Ты стала неотделима от государственной власти! Почему я тебе должен это объяснять?

— Только где она, эта власть? — вздохнула аугуста. — Её нет даже для наказания моих обидчиков…