В день черной звезды. Сборник стихов

Виктор Николаевич Рубцов, 2003

Виктор Рубцов по профессии журналист. Автор стихов и рассказов, которые публиковались в журналах «Молодая гвардия» «Простор», «Кодры», "Московский вестник", "Русская жизнь", "Молоко", альманахе «Поэзия», ежегоднике "Побережье" (США) и других центральных и республиканских изданиях. Он автор книг стихов «Эхо тишины», «Услада», коллективного сборника «Утреннее эхо». В настоящий сборник включены избранные стихи разных лет, показывающие его отношение к жизни в прошлом и настоящем.

Полнолуние

Витиям слова

Ожидают вновь потопов,

Исцелители сердец,

Души рваные заштопав,

Вышли к людям, наконец.

Речи — огненной гиеной

Рвутся с кровью с языка —

Злостью резкой,

Но мгновенной,

Словно финка у ЗеКа.

Не щадит, гуляет финка,

Свист смертельный на слуху.

Правда, робкая, как свинка,

Ложь, как сучка на духу…

Ох, и «жисть»! Гуляет слово —

Колет, режет всех окрест.

Что — то, братцы, будет снова —

В алой крови Божий крест.

* * *

Где ваши подвиги, подвижники?

Иль вы всего лишь чернокнижники,

Не вдохновившие людей?

И ваша жажда благородная —

Не вера крепкая народная,

А только жажда лебедей,

Двукрылых ангелов и пения

Любви да нежного цветения,

Забвений, вылившихся в рай?

Но рай — не караван-сарай.

Он жаждет подвига свободного

Для очищенья благородного,

Он жаждет жертвы для людей.

«Не сотвори себе кумира»

Евангелие

* * *

«Не сотвори себе кумира» —

Царя, Генсека иль попа!…

Мы все равны пред взором мира —

От господина до раба.

Нам дал господь святое право —

На жизнь, на веру и любовь…

К чему же тягостная слава

Кумиров, проливавших кровь?

Цари, Иосифы, Сатрапы,

Коричневые палачи!

У всех в крови невинной лапы!

Но мненье — выше каланчи

О не развенчанных кумирах,

Взваливших тяжкий груз на нас

И остающихся в вампирах,

Обливших кровью и Парнас.

Откуда ж тяга к славословью

Царей, генсеков и жрецов?

Не лучше ль славить грусть коровью

Иль мысли вечных мудрецов?..

Не сотвори себе кумира!

Сам поднимись под небеса

И ощути свободу мира,

Услышь пространства голоса!

И ты поймешь, — смешны кумиры

Перед величием Небес…

Замолкнут «преданные» лиры,

Когда в тебя вселится бес

И ты восстанешь против сильных,

Не побоишься трупом лечь, —

Судьбы отверженных и ссыльных,

На дыбе страшной боли плеч!..

Полнолуние

Лунная погода — время темных сил.

Сам себе Ягода чашу подносил.

Чашу черной крови — выжал из «врага»,

Выпил, хмуря брови, выросли рога.

Был обычный олух в детстве, навсегда…

Вырос — сущий молох, вон дрожит вода

Там, где отразится образ палача…

Кровь, а не водица хлещет из ключа.

Сколько бы ни пили — мало упырям,

Как дорожной пыли, влаги — купырям…

Но не знал Ягода алчности вождя…

Мрачная погода и сезон дождя —

Сослужили службу для враждебных сил…

Чашу с его кровью Сталин подносил

С хитрою усмешкой — если верен, пей!

И потом не мешкай, всех неверных бей!

А неверных — Боже! — целая страна.

Дрожь бежит по коже, сердце рвет струна

Памятью-былиной о кровавых днях…

Солнце над долиной, свет на старых пнях.

Но пугают тени, словно в лунный час…

Скользкие ступени… поскользнусь сейчас.

А очнусь в ГУЛаге, в каменном аду?

… Ведомо бумаге, что мне на роду…

Кто наполнит чашу кровушкой моей,

Кто заварит кашу с жадностью своей.

Много чаш испито, дней перевелось…

Родина — не сито, так уж повелось:

Сей — не пересеешь! Лей — не перельешь!

Смей, хотя не смеешь! Вей — не перевьешь!

Сильная порода — всех не извести. —

Чайкой до народа долетит: «Прости!»….

Кончен пир кровавый раз и на века? —

Правый иль не правый?.. Правда далека…

* * *

Свежий ветер раздувает шторы,

Шум листвы и веток за окном.

Мы срываем с душ прозревших шоры,

Что навесил нам усатый гном.

Злой колдун, блиставший сапогами

И бросавший тень на всю страну,

Вдоволь посмеялся над богами,

Утверждая в бронзе сатану.

Утверждая ад на белом свете,

Истинно — Гоморру и Содом,

Не приемля ветхости в завете,

«Укрепил» завет своим «трудом»….

Стала ядовитою бумага

Для свободно мысливших людей,

За щетиной ржавого ГУЛАГа

Превратила в робких лошадей.

И на этих «лошадях» двуногих

Строил сатана «социализм»

Для людей покорных и убогих,

Прославлявших высший эгоизм.

Славивших погромы и расстрелы,

Жизнь других не ставивших ни в грош.

Но ценивших выше форм Растрелли

Благо небывалое калош.

Потому в запасниках держали

Обувь из резины, страх и ложь…

И от страха в Судный день дрожали,

Тоже погибая ни за грош…

За старье Старьевщик деньги платит,

Но хранят калоши, словно встарь…

Видно, ждут, а вдруг опять накатит

На страну… не гном, но все же тварь…

Что — то наподобие вампира,

Жадное до крови и до слез,

И подмяв 1/6 мира,

Пропоет про братский симбиоз.

* * *

Неизменны застывшие кариатиды,

Словно вечности и неподвижности знак.

Но таинственный голос живой Атлантиды

С неподвижностью жизни не свяжешь никак.

А сама неподвижность горда, как основа,

Как могучий хребет располневшей страны.

Неподвижность — могущество! — снова и снова

Мне внушает «Неправда» с лицом сатаны.

Только стоит хоть шаг сделать кариатиду,

Рухнет старое здание, в коем живем,

«Галограмма» души вспомнит про Атлантиду,

Что под воду ушла безвозвратно, живьем.

Напугали страну, и застыла от страха,

Словно смелых и вольных сковал паралич.

И, взойдя выше тронов Яхве и Аллаха,

В облаках и над ними витает… Ильич.

Он один — весь движение мысли и тела,

Он один — за ЦК… За Совет и страну

Говорит, говорит, но не делает дела,

Забавляя неправдой речей сатану.

Неизменны застывшие кариатиды,

Словно вечности и неподвижности знак…

Но кричат в «галограммах» сердец Атлантиды

С неподвижностью той не свыкаясь никак.

1978 год.

В.Шаламову.

* * *

Обрывки снега, словно белой ваты,

На прошлогодней, охристой траве,

Как на изодранном солдатском рукаве,

Еще бедою мартовской чреваты.

Весенняя, начальная пора,

Опасная, нестойкая погода! —

Еще вчера ты звался — враг народа, —

И выходил, сутулясь, со двора.

Сегодня ты подвижник и герой,

За правду и Отечество страдалец.

И хоть карман с протертою дырой,

Есть, есть в душе немалый капиталец.

Накоплен в магаданских лагерях,

На приисках далеких Сусумана,

На раскорчевке судеб и коряг

Средь страха и всеобщего обмана.

Не веруя в великого вождя,

Вы постигали высшее начало,

И с каплями весеннего дождя

Сердца стучали: все начнем сначала…

Но лагерную жизнь не зачеркнуть,

Обиды боль не залечить вовеки…

Свободы всей душою зачерпнуть,

И не поверить, опуская веки,

Скрывая под ресницами глаза,

Ослепшие в забоях Сусумана….

Идет весна, гремит ее гроза,

А в сердце боль — не вышло бы обмана!

1985 год

* * *

Нас память возвращает в хмурый день,

Когда до душ добралась жизни слякоть.

И шамкал пень: «Я гениальный пень!»…

И умиленным пням хотелось плакать.

Настала их трухлявая пора.

Ни слова больше — резвым и зеленым…

Лишь та кора, что старая кора! —

Ей лучше знать, — что надобно влюбленным,

В чем счастье, какова его цена…

У пней на все свои соображенья…

Мир, значит, мир. Война? Ну, что ж — война…

Эй, резвые, зеленые, — в сраженья!

1985 год.

* * *

Жизнь в кредит! — как будто бы издевка:

Униженья, оскорбленья, смех…

Видно, вправду, — божья та коровка

На моей земле счастливей всех.

* * *

Убивают не люди,

а жестокие нравы…

Трижды прокляты будете,

После станете правы…

* * *

Не отрекайтесь от идей,

Когда идеи справедливы,

Но бойтесь маленьких людей,

Что словно крысы, суетливы

И кровожадны в Судный час…

Вы их прощали и жалели,

Они ж не пожалеют вас,

Сожрут, чтоб мысли не ржавели…

Сожрут, чтоб ваш свободный дух

Не нарушал законов стойла,

Не принижал значенье пойла,

С которым род людской опух.

Сомнения

(Из протокола допроса)

Конная милиция, не ходи по мне!

Фронтовые раны на моей спине…

Фронтовая память в жутких снах кричит,

А хмельной ГэБэшник, словно пес, рычит.

Для чего служивому нужно из меня

Выдавить неправду с помощью огня?

Почему медали сорваны с груди?

Почему лишь пытки светят впереди?..

Господи, помилуй! Я не виноват!

— Шутишь, пусть проверит твою правду ад, —

В образе господнем Берия сидит,

На живую душу, как удав, глядит:

— Говори, собака, все наоборот —

Предавал Россию, продавал народ,

А в окопах наших лишь затем сидел,

Что к фашистской сволочи убежать хотел…

— Что ж, пиши, начальник, знаешь наперед:

Предавал Россию, весь честной народ.

Только вот задача — черные дела, —

А Россия-матушка до сих пор цела!

Или я ошибся — встал в глазах туман?

Господи, помилуй за такой обман!

«Рабы — не мы…»

Тянутся цепи уставших машин

Трактом через снега.

Белые глыбы холодных вершин

Вывернула тайга.

Наст — как большой хирургический стол,

Белая с кровью грудь.

Скальпель дороги ее пропорол —

Лагерный, жуткий путь.

Что это — явь или белый сон? —

Стылая Колыма.

Смерти-невесты зловещий трон —

Снежная кутерьма.

Белая каторга студит лоб,

Но воспаленный ум

Тьмою остудит лишь только гроб

И облегчит от дум.

Слышишь? — Под сталинским каблуком

Чей — то раздавлен крик…

Север накинутым клобуком

Скроет жестокий лик.

С хитрой усмешкой взглянет тиран —

Главный герой картин… —

Скольким глаза застелил туман!

Выжег мозг карантин!

Вот и сегодня еще рабы

К портрету вождя идут,

И преклоняя пустые лбы,

Как к Богу детей ведут.

Колют за правду, как вьюги глаз,

Шаманы ушедшей тьмы…

Но эта ложь не ослепит нас.

Знайте: «Рабы — не мы!…»

Москве

Москву в блестящих куполах,

Автомобильных толпах,

С базарной грязью на полах

И чистой правдой в колбах

Незамутненных русских душ,

Все до поры не смевших,

Увижу и приму, как муж,

От лет окаменевших.

Но не забывших про мотив… —

Конец ознакомительного фрагмента.