Мороз по коже. Сборник рассказов

Виктор Рыжук

Читая рассказы Виктора Рыжука, вы услышите музыку, увидите цветы первой любви, в лицо вам бросится запах сигарет и алкоголя, и – тут же – свежего ветра свободы. Несмотря на молодость автора, в его произведениях чувствуется жизненный опыт. В его стиле жёсткость Паланика переплетается с мелодичными напевами Есенина. Его рассказы – лоскутное цветастое одеяло, из которого и соткана жизнь: где-то беспросветная безысходность, а где-то безмятежное счастье и самые сокровенные теплые чувства.

Танцы на стеклах

В джунглях Южной Америки легко заблудиться, а границы между государствами лишь условные. Все говорят по-испански, поэтому я не могу с уверенностью заявить, в какой стране произошли эти события.

Километрах в двадцати от ближайшего поселка я наткнулся на грузовик; капот был открыт, и мужчина что-то чинил. Я подошел и предложил свою помощь — за время путешествий в этих местах несколько фраз на испанском я уже выучил. Мужчина очень обрадовался моему появлению и предложению. Так я познакомился с Фернандесом, или Ферни, так его зовут приятели. Я предложил ему воды, и он очень обрадовался, широкая улыбка растеклась на его смуглом лице, обнажив белоснежные зубы. А усы, казалось, лезут ему в нос при этом. У него прорвало радиатор, большое пятно я позже заметил под грузовиком. Он объяснил мне, что ему срочно нужно попасть в город, и очень просил о помощи. Его знакомый в селе, из которого я вышел утром, мог ему помочь. Однако после осмотра радиатора оказалось, что дело поправимо гораздо быстрее. Судя по всему, камень, отскочив от колеса, ударил в и без того гнилой металл, на нижней ровной поверхности красовалась вмятина и дырка, в которую легко залез мой мизинец. Грузовик был старый, и весь этот радиатор представлял собой снизу решето, только все другие дырки были тщательно замазаны сухой сваркой, которую я и спросил у Ферни. Он не знал, что это такое. Водитель этой машины заболел, и Фернандесу пришлось ехать вместо него, у него даже не было водительских прав. Тогда я сам отыскал в инструментах сухую сварку и болт подходящий по размеру. Вставил его в дырку и замазал сухой сваркой по образцу, оставленному настоящим водителем этого грузовика. Пока сварка сохнет, я предложил пойти за водой. Однако Фернандес наотрез отказался покидать машину. Я очень удивился.

— Ты можешь забрать с собой ключи, если волнуешься, да и все равно без жидкости в радиаторе никто далеко уехать не сможет. К тому же река недалеко, мы, скорее всего, услышим двигатель.

— Нет, — наотрез отказался он.

Совсем не понимая причины, я начал злиться, заметив это, Ферни опустил голову и подвел меня к кузову.

Не смотря мне в глаза, он сказал:

— Я не боюсь оставить грузовик, я боюсь оставить это… — И приподнял тканевую накидку.

Ферни оказался перевозчиком листьев коки, а грузовик его доверху был нагружен мешками. Теперь мне стало ясно, почему он сам не отправился за помощью и почему так жадно пил воду. Грузовик сломался ночью, и с тех пор он кругами ходил вокруг него, не зная, что делать. И боясь оставить ценный груз. Ничего не ответив, я взял канистру и отправился за водой. Через час мы уже окольными путями подъезжали к поселку. Дальняя прогулка и приключения с грузовиком разыграли во мне сильный аппетит.

Фернандес светился от радости и все время приговаривал:

— Los amigos se conocen en la desgracia¹.

Теперь иначе, как amigo², он ко мне не обращался.

Я предложил ему вместе пообедать. Он долго отказывался, ссылаясь на то, что у него нет денег сейчас, и, если я накормлю его, он будет передо мной в двойном долгу. И собирался ждать ночи на окраине, а уж после сделки искать место, где можно подкрепиться. Я настоял на своем, употребляя при этом слово «амиго», и Ферни согласился.

Мне действительно было жаль парня, кроме того, с контрабандистами коки я еще ни разу не встречался, и мне было очень любопытно провести с ним время. Я заказал еды и бутылку текилы, чтобы разговорить собеседника, узнать что-то такое, чего он не скажет мне, будучи трезв. Однако, чем меньше текилы оставалось в бутылке, тем горше было мое разочарование в придуманном мною же образе контрабандиста. Сборщик листьев, который ввиду болезни водителя оказался за рулем. А листья жуют здесь все, практически у каждого я видел подвязанный на поясе «чуспа» — мешочек с листьями и пеплом лебеды или гашеной извести. Разумеется, грузовик листьев — это перебор, но совсем нестрашно, если понимать, что примерно такое количество в неделю сжевывает население поселка, в котором мы находимся. Чем меньше оставалось текилы, тем страннее звучал наш диалог, он — по-испански, я — по-русски, но каждый прекрасно понимал, о чем идет речь. Он жаловался на свою судьбу, нехватку денег, трудную работу. В какой-то момент я подумал, а стоило ли мне проделать такой путь, чтобы услышать все это? Ведь достаточно было зайти в любой бар Москвы, Улан-Удэ, Нижневартовска, чтобы услышать ровно то же самое, только на родном языке.

Некоторые посетители приветствовали его, он приветствовал их и каждому, указывая на меня, говорил, что я его новый друг. Скучно. Еще триста грамм текилы, и солнце склонилось к закату. Теперь и я почувствовал, что он мой должник — за впустую потраченное время. Не зная, что мне предложить, он позвал меня в гости.

Гостеприимство — традиция, пожалуй, самая распространенная на нашей планете, присущая любому народу. По крайней мере, негостеприимных народностей я еще не встречал и о них не слышал. Разумеется, я согласился, желая изнутри увидеть то, о чем так много пишут и показывают в кино. Через час он на пустом грузовике подобрал меня на выезде из поселка. Я, сославшись на усталость, уснул в предвкушении новых впечатлений. На правах туриста вход туда, куда мы направлялись, мне был заказан, даже пройди я этот путь пешком. А вот гость — это совсем другое дело. Дорога шла в гору, огибая речки, скалы, огромные валуны, но неизменно в гору. У меня закружилась голова, и сперло в горле. Он посмотрел на меня, улыбнулся своей широкой улыбкой и протянул мне свой «чуспа». Я на себе ощутил действие листьев. Рот связало сильнее, чем от зеленой черемухи, однако головная боль тут же прошла, и я почувствовал прилив сил.

К полудню мы наконец приехали. Не имею права описывать то, что мне довелось увидеть в этой деревне, тем более описывать местность и называть имена. Могу лишь сказать, что я забрал свои слова назад касаемо подобных жалоб в Нижневартовске и Москве уже на следующий день. Адский труд, ужасные условия и человеческая жизнь порой дешевле, чем мешок сухих листьев. Меня никто не трогал, и со мной никто не говорил, белая ворона в буквальном смысле, у меня и кожа, несмотря на загар, на несколько тонов светлее. Следующая оказия в мой поселок была через пару недель, и я пару недель жил у Ферни в некотором подобии флигеля. Днем гулял, помогал Ферни собирать листья и по хозяйству. А вечерами ребятишки, закончив домашнюю работу, сбегались ко мне гуртом. Посмотреть и понаблюдать за живой диковинкой. К тому моменту я уже выучил расхожие фразы, и дети смеялись над моим произношением. Смеялись от души, по-детски громко и наивно, но их глаза при этом все равно были немного грустными. Дети в таких условиях взрослеют и матереют гораздо раньше.

Однажды девочка с короткими черными волосами засиделась дольше остальных ребятишек. И я спросил ее:

— О чем ты мечтаешь?

Она не поняла меня. Я уточнил перевод слов у Ферни и спросил еще раз. Она снова не поняла меня.

Тогда я спросил:

— Чего бы ты хотела? Книжку, игрушку или, быть может, что-то еще?

Удивленно посмотрев на меня, она начала что-то быстро говорить, и мне пришлось несколько раз переспрашивать. Мартина хотела, чтобы, когда приедет капо, он выполнил желание Паолы. Паола, что жила в отдельной хижине, — сирота лет семнадцати, безумно красивая и такая же скромная, я видел ее несколько раз, она все время что-то напевала себе под нос.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Друзья познаются в беде (исп.).

2

Друг (исп.).