Кратеры Симфареи

Виктор Федоров (2024)

Симфарея — империя под властью единого владыки, процветающая благодаря добыче рун — драгоценного, но крайне опасного материала. Второй ценнейший ресурс империи, одновременно и ее главное проклятие. Белоголовые — обреченные юноши, способные добывать руны без вреда для здоровья. Но вне рудников они смертельно опасны, ведь каждый из них рано или поздно исчезает из Мира, оставляя вместо себя кратер выжженной земли и ставя под удар сотни жизней. Эдвин, деревенский юноша, оказывается втянут в самое грандиозное похищение в истории Симфареи. Райя, высокородная дама, отправляется в дипломатическую поездку с целью раскрыть заговор против столицы. Рикард — пробудившийся белоголовый. Под надзором гвардейского конвоя он направляется на рудник — трудиться на благо империи и доживать свой недолгий век. История трех молодых людей разворачивается на фоне растущей напряженности. Ужасы былых войн уже забылись, недовольные ропщут все громче и все более тревожные вести доносятся из разных уголков страны…

Глава 8. Рикард

— Давай, выходи!

Гвардеец для наглядности постучал по клетке металлической рукой. Решетка отозвалась глухим гулом, редкие песчинки осыпались на землю. Рик оттолкнулся руками, свесил ноги и встал на твердую землю. Следом вылезли Долан, Альбус и Крид, клетка опустела. Стражник ткнул рукой в сторону.

— Постройтесь!

Юноши проковыляли на затекших ногах в указанное место, встали в ряд. Все молчали. Из оставшихся двух клеток на них смотрели бывшие спутники. По унылым лицам можно было легко прочитать их мысли. Эти клетки отправятся к столице, значит, еще минимум неделя в пути… Неделя тряски и сна на скудном пучке соломы. Правда, там их ожидают те же рудники, но уже столичные, а любой сидевший в клетке в своей голове оттягивал момент каторги как можно дальше.

Во время последнего броска, на рассвете, стражники, не стесняясь, обсуждали, кого оставят возле Фарота. Спорили так, словно юноши были грузом, который каждому гвардейцу приходится тащить на плечах.

— Я правлю эту клетку уже больше клятого месяца! А вы прицепились всего пару недель назад, вот и следи за юнцами! Потерпишь неделю, не развалишься, у меня уже задница приняла форму скамейки, сил нет!

Гвардеец, сидящий на козлах повозки, обиженно сопел, но возразить не мог, третья клетка присоединилась к ним в середине пути. На второй повозке стражник возмущенно махал руками и атаковал в ответ:

— Мы-то одинаково едем! Ну ты удумал — я, значит, при юнцах, а ты всю неделю не при делах, рядом поскачешь?

— Мою клетку первой заполнили, лошади уже с трудом тянут!

И так почти час. Капитан сначала не вмешивался, ехал во главе, не сводя взгляд с приближающихся стен. Затем резко прервал перебранку:

— Сгрузим первых. Рыжий, — он кивнул на Долана, — катается с нами почти два месяца, я уже сам поседел за это время. Всегда сгружают того, кого первого подсадили, развели тут. А ты, — он перевел взгляд на второго спорщика, — доведешь до столицы, не развалишься. И, напомню, вы тут все должны за ними приглядывать, а не о девках мечтать и по сторонам смотреть.

Гвардеец приуныл. Тот, что вез Рикарда и остальных, наоборот, приободрился и миролюбиво добавил:

— Да брось, как прибудем — с меня пиво!

На том и порешили. Рик краем уха слушал перебранку, но в основном всматривался вперед, глядя, как на глазах вырастают наблюдательные вышки и приближаются ворота. Сначала они были точкой на горизонте, потом пятном с кулак, и вот перед глазами появились деревянные створки с трех взрослых мужчин высотой. Стена была куда внушительней, чем казалось с холма. На башенках стояло по гвардейцу, которые, несмотря на ранний час, не томились, оперевшись на древко, а стояли ровно, провожая телегу взглядом. Один из них махнул рукой и крикнул вниз, отпирайте, мол.

Створки без скрипа разошлись в стороны, и телеги вкатились внутрь, оставляя ровные борозды на искрящемся песке. Гвардейцы перекинулись парой слов, капитан направил лошадь мимо пары сторожек в сторону правого частокола. Клетки выкатились на небольшую площадь: торцом она упиралась в небольшой гарнизон, а с другой стороны, в отдалении, белели рунные скалы. С того направления раздавался равномерный глухой стук, словно удары киянкой по дереву. Гвардеец спрыгнул, оставив козлы и подняв облачко пыли. Подошел к клетке и буркнул:

— Давай, выходи!

И вот они стояли в лучах рассвета. Гвардейцы молча чего-то ждали, смотря перед собой пустыми глазами — мыслями они были уже дома. Кто в кабачке с кружкой пенного, кто с женой в одной руке и непоседливым дитем в другой, ведь у каждого свой дом. Капитан тихо переговаривался с одним из стражников. Лошади трясли гривами и фыркали, искрящаяся пыль им явно не нравилась. Даже Корин не ухмылялся, лишь свесил руки сквозь решетку и нет-нет, а поглядывал в сторону белых камней. Долан наклонился и шепнул Рику в ухо:

— Интересно, срут они тут тоже в масках?

Рик промолчал, хотя понял, о чем речь. Некоторые встречные стражники носили на лицах защитные маски из тонкой металлической сетки. Со множеством мелких отверстий, застегнутые на затылке, они полностью закрывали нос и рот. Не идеальная защита, но разумная мера предосторожности. Они были сделаны из серебристого металла, того же самого, из которого были отлиты доспехи каждого присутствующего гвардейца. Их конвоирам маски не полагались, поэтому военные нервно переминались с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Услышав шепот, ближайший гвардеец повернулся к ним. Возмутиться он не успел, капитан зычно рявкнул:

— Идут! Ну-ка, выпрямились, не позорьтесь!

Гвардейцы подобрались. Со стороны гарнизона, поднимая пыль, надвигалась кучка всадников. Минута, и они поравнялись с клетками, осадили лошадей, слезли на землю. На пару гвардейцев Рик не обратил внимания, привык к блеску доспехов перед глазами. Другие двое представляли куда больший интерес хотя бы тем, что выглядели до смешного карикатурно.

Ближе всего стоял священнослужитель, болезненно худой, в простой белой рясе, с бритой налысо головой. Выражение его лица было сухим, как бумага. Скользнув глазами по клеткам, он замер, буравя взглядом колонну новоприбывших.

Второй был толстяком, в темно-синих, богато драпированных одеждах. Позолоченная фурнитура искрилась в лучах солнца, как бы соревнуясь с серебряным блеском доспехов, на пухлых пальцах поблескивали перстни, по одному на каждом, а на некоторых и по два. На фоне гарнизона и унылого пыльного пейзажа он смотрелся как инородный организм, который выдернули со столичного приема и заставили играть театральную роль.

В отличие от церковника, толстяк широко улыбался, потирал пухлые ручки и выглядел очень бодро для рассветного часа. Живо покивал всем, с кем встретился взглядом, поцокал языком. Потом, словно устыдившись своего энтузиазма, покачал головой. Мол, ну и дела… Капитан тем временем приложил пальцы ко лбу и поприветствовал священника.

— Ваша святость.

Худой склонил голову. Капитан повернулся к толстяку, приложил кулак к груди.

— Рад приветствовать вас.

Тот развел руки, будто желая подарить гвардейцу свои объятия.

— Взаимно, безусловно, взаимно! Капитан Гектор Коска, если я правильно понимаю? Впервые у нас?

Гвардеец склонил голову.

— Вы правы. Я получил назначение на конвой этой весной.

— Чудесно, просто чудесно! Всегда рад новым лицам на нашем руднике! Если вы понимаете, о чем я, ха-ха. Шучу. Ну а я — привратник Пинкус Стулус, обойдемся без прочих титулов. Сомнений нет, именно мое имя указано в ваших сопроводительных бумагах, не так ли?

Капитан вновь склонил голову и протянул пару листков. Пинкус схватил их и, не взглянув, начал помахивать ими в воздухе, продолжая представление:

— Также обязан вам представить священнослужителя Иглу, да-да, не удивляйтесь. Со всей ответственностью могу заявить: под его светлым взглядом добыча рун проходит ровно так, как было бы угодно богам!

Толстяк даже коснулся лба, настолько его переполняли чувства. Игла перевел взгляд на него — ничего светлого и доброго в его выцветших глазах не было. Скорее, желание заткнуть привратника, за шкирку забросить всех присутствующих поглубже под землю и отправиться обратно в келью. Пинкус подобный настрой проигнорировал и наконец впился взглядом в бумаги. Побегал глазами по пергаменту, покачиваясь на пятках, помурлыкал что-то себе под нос. Казалось, его единственная дочь выходит замуж, а гвардейцы привезли три телеги приданого, накинув сверху бочонок вина в подарок.

— Ммм, указом владыки… Доставлены в соответствии… Да-да, чудесно! Скажу честно, бумаги раз от раза не меняются, лишь имена вписаны новые, но обязан был проверить, а то будет бардак! А бардак что? Такого нам не надо, все верно! Позвольте ознакомиться?

Не дожидаясь ответа, он бойко зашагал вокруг клеток. Каждые пару шагов останавливался, цокал языком, снова утыкался взглядом в бумаги, шел дальше. Юноши сквозь прутья смотрели мрачно, некоторые отводили глаза. Игла так и стоял, не моргая, и, кажется, не дыша. Поравнявшись с шеренгой, Пинкус еще больше оживился, впился взглядом в Долана.

— Молодой человек, вы…?

Рыжий посмотрел непонимающе, живость привратника даже его выбила из колеи. Пинкус с интересом пялился на него, помахивая бумагами. Рик бы предпочел, чтобы нижнюю часть лица привратника скрывала маска, поскольку смотреть на растянутые в жабьей улыбке пухлые губы было невыносимо. Наконец его напарник по клетке сообразил:

— Долан.

Толстяк снова вперился в бумаги, даже поводил пальцем по строчкам. Удовлетворенно покивал, перевел взгляд на Рика. Тот облизнул сухие губы.

— Рикард.

Следом представились Альбус и Крид, вся их клетка. Пинкус так и кивал, точно его голова была подвешена на шарнирах. Повернулся к капитану.

— Все с юга?

Тот согласно кивнул.

— Этих забрали первыми.

— Так-так, посмотрим. Девятнадцать, восемнадцать, еще раз восемнадцать… Четырнадцать, ого!

Привратник повторно вперся в Альбуса взглядом, от его восторга, казалось, даже Коске стало неуютно. Толстяк шагнул обратно к клеткам.

— Не имею желания оспаривать ваш выбор, капитан Коска! Вы бы знали, что порой нам пытаются впихнуть! Юноши, которым пошел третий десяток — возраст чудесный, не спорю. Но от силы полгода или год, а потом место снова пустует. Или смотришь, а сквозь ошейник даже шею уже не видно, кошмар! А потом возникают вопросы, почему добыто определенное количество, хотя ожидалось абсолютно иное… Нет-нет, такого нам не надо. Бардак никому не нужен, согласны?

Пинкус аж замер на мгновение, настолько его выбили из колеи одни лишь мысли, что может начаться бардак. Игла кашлянул, впервые за все время издав какой-то звук.

— Да-да, к слову об этом…Вижу, в этот раз кара постигла совсем юное дитя, какой кошмар. Конечно, если впредь боги будут милостивы, он пробудет у нас достаточно долго. Но взгляните! Он же худ как жердь! А теперь представьте его с киркой или, того страшнее, на выгрузке камня?

Коска непонимающе молчал, гвардейцы переглянулись.

— Так о чем это я… Ах да! К остальным претензий нет, но этого хотелось бы… уравновесить. Вы же не станете спорить, что во всем важен баланс? Не смотрите на меня так, — Пинкус замахал руками, — понимаю, вы у нас впервые. Вы же не будете против, если я выберу еще одного?

Тень легла на лицо Коски. Он сжал перчатками узду лошади.

— Никак не могу такого допустить. По прибытии в столицу с меня спросят, каким образом дети были распределены. Четыре человека — ровно треть. Перед отбытием я повторно ознакомился с отчетами, обязательное количество не нормировано и остается на усмотрение сторон. Даже треть, — он помялся, — значительно превышает норму пополнения относительно других рудников. Но я руководствовался нежеланием гнать полупустой третью клетку или пересаживать часть в оставшиеся две.

Пинкус пропустил монолог капитана мимо ушей.

— Вот видите! Остается на усмотрение! Так усмотрите! У столицы не убудет, уж поверьте мне, я тесно общаюсь с тамошним привратником. Даю вам слово, по возвращении домой никто с вас ничего не спросит!

Капитан продолжал отрицательно качать головой.

— Если вас смущает возраст… Можете одного поменять, возьмите одного из этих. — Он кивнул в сторону клеток.

— Что вы! Что вы! Белоголовый в столь юном возрасте! Не сказать, что редкость, хотя внимания заслуживает. Да и как я могу оспаривать ваше решение. Но опять же, позвольте указать вам на…

Игла снова кашлянул. Пинкус заткнулся. Священнослужитель кивнул капитану, все так же не двигаясь с места. Коска нахмурился, но подошел поближе, лошадь цокала следом. Игла был ниже на целую голову, так что капитан выглядел настоящим гигантом, особенно в доспехах. Священник проскрежетал сиплым голосом:

— У меня нет времени убеждать вас, капитан, поэтому я подам официальный запрос в город, там его передадут в столицу. Я вынужден просить вас остаться до момента, пока мы не получим ответ.

Его глаза не мигая смотрели куда-то через плечо Коски. Гвардейцы из сопровождения озадаченно переглянулись. По мере того, как слова Иглы влетали ему в ухо, капитан все больше хмурился. Священник снова замер на месте. Коска повернулся к Пинкусу, между бровей залегла глубокая морщина.

— Запрос в столицу? Ради одного человека? Это займет вечность, мы проторчим тут не меньше месяца!

Пинкус смущенно потупился.

— Капитан, вы же знаете, священнослужитель в своем праве, никак не могу перечить ему. Не сомневайтесь, мы разместим вас со всем подобающим комфортом.

— Ради одного человека! Одного! Привратник, несмотря на то, что это мой первый рейс…

— Капитан, Фарот крайне ответственно относится к процессу добычи. Один человек тут, один там. И вот в столицу уже едут обозы, нагруженные рунами. Не переживайте так — предлагаю вечером угоститься фаротским белым, мне как раз недавно доставили бутылочку…

Капитан рявкнул:

— Еще один! Один. И я должен буду одобрить ваш выбор.

— Ах, капитан, вижу, это решение не вызывает у вас должного смирения, и это разрывает мне сердце! Я бы с радостью немедленно отправился в свои покои, ведь совесть не позволяет мне требовать большего! Но долг… Думаю, вы понимаете.

Все понимали, что запрос могут и не одобрить. Скорее всего, не одобрят. Но до этого момента капитан с подчиненными застрянут на рудниках. Пинкус, не выказывая ни капли сожаления, повторил свой ритуал. Побродил между клетками, покачал головой, сверяясь с бумагами. Рик следил за его ужимками, в воздухе воняло враньем. Если он хоть что-то понимает в языке тела — толстяк давно все решил. И сейчас разыгрывал целое представление, хотя даже выбор свиньи на убой тут смотрелся бы достовернее. А еще он с самого начала знал, что капитан уступит, просто ждал, когда Игла соблаговолит вмешаться.

Тем временем толстяк, запыхавшись, наконец замер и изрек:

— Капитан! Как я уже сказал, совесть не позволяет мне иного. Не скрою, вы вселили в меня чувство, что я, аки разбойник, ворую с вашей повозки последний ломоть хлеба! Посему, надеюсь, вы оцените справедливость моего решения! Не ошибусь ли я, если скажу, что это, — он ткнул пальцем в крайнюю клетку, — Корин Абайра, двадцати одного года от роду? Заберу его — пожалуй, так будет честно, не находите?

Рик мысленно застонал. Туша сначала даже не понял, что речь о нем, и так же тупо пялился куда-то за частокол. Потом моргнул, перевел взгляд на Пинкуса, его челюсть по-тупому отвисла. Брови Коски уползли вверх.

— Хотите взять самого старшего? Обращаю ваше внимание, что проверяющий долго сомневался, стоит ли вообще в данном случае тратить время на транспортировку. Ошейник пока прозрачный, но уже скоро…

— Да, да, вы правы! Но признайте поэтичность моего выбора! Самый юный и самый взрослый ваш подопечный останутся тут, совместно трудиться на благо Симфареи! И ранее речь шла о балансе, что же станет более явным подтверждением моих слов?

Капитан нахмурился. Он чувствовал какие-то противоречия во всем этом, но не находил их. Заберут самого взрослого? Да и пусть, столица теряет немногое. Учитывая возраст — Туша точно не успеет отработать долго. В его глазах читалось желание скорее закончить этот балаган и отправиться домой, в Аргент. Коска кивнул. Один из гвардейцев отомкнул клетку, указал на Корина:

— Ты слышал, вылезай.

Глаза Туши округлились, суть происходящего дошла до него с задержкой, а к столь скорому попаданию на рудники он был не готов. Впервые за все эти дни ухмылка отсутствовала на его лице так долго. Затравленно взглянув на гвардейца, он перевел взгляд на Пинкуса. Толстяк покачивался на пятках в ожидании. Гвардеец прервал затянувшуюся паузу, пристукнув по клетке для придания веса словам:

— Оглох? Сказано, лезь из клетки.

Туша свесил ноги и вывалился наружу. Проковылял, встал по левую руку от Долана, возвышаясь над всеми; ростом он мог посоперничать с Коской. На лицо Альбуса Рик решил не смотреть, вместо этого продолжал изучать привратника. Тот всплеснул руками, выражая восторг.

— Это. Просто. Чудесно. Я рад, что мы без долгих перипетий пришли к соглашению! Капитан, с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи!

Игла фыркнул, прервав болтовню. Похоже, его участие больше не требовалось. Напоследок окинув взглядом шеренгу юношей, он, не прощаясь, влез на лошадь, щелкнул уздечкой и поскакал обратно к гарнизону. Все присутствующие проводили его взглядом. Капитан кашлянул.

— Да… Безусловно, я тоже буду ждать. С нетерпением.

Он протянул руку за бумагами. Пинкус даже не заметил этого, его глаза бегали по шеренге, слева направо и справа налево, вновь и вновь. Потом встрепенулся, сунул листки Коске в ладонь, подмигнул.

— Спешите отправиться в путь? Прекрасно вас понимаю, я тоже поначалу переживал. Думал, что это, — он пальцем помахал в воздухе, — куда опаснее весенней пыльцы. Ха-ха. Первый месяц был сам не свой, боялся в скорости отправиться домой, только уже в деревянном ящичке. Но посмотрите, не один год уж минул с того момента, а я здесь! Но вас тоже могу понять, поэтому не буду задерживать. Передавайте привет столице!

Столь витиевато указав Коске на дверь, он замер в ожидании. Капитан, судя по глазам, с удовольствием засунул бы этот привет Пинкусу в задницу — вместе с рудниками и обязанностью тащить клетки через всю Симфарею. Но он лишь кивнул, сунул бумаги в седельную сумку, зычно крикнул:

— В путь! Собрались, неделя пути — и мы дома!

Гвардейцы приободрились, залязгал металл, люди усаживались в седла. Лошади зафыркали и мирно двинулись дальше сквозь лагерь; вдалеке виднелись еще одни ворота, основная дорога прорезала рудники насквозь. Клетки снова затряслись на ухабах, теперь их осталось две. Внутри, отводя глаза, сидели оставшиеся семь юношей. Пыль почти улеглась, Пинкус продолжал хищно поглядывать на шеренгу. Затем потер пухлые ручки.

— Что тут скажешь? Вот мы и остались с вами одни. — Двух гвардейцев, прибывших с ним, он проигнорировал. — Вижу ваше замешательство. Да-да, поверьте, вы далеко не первые ребята, которых я так встречаю. И далеко не последние, ха-ха. Не будем об этом, лучше слушайте сюда. Как вы уже поняли, имя мне — Пинкус. Для вас — господин или привратник Пинкус. Другими словами, рудники находятся у меня в управлении. Но!

Он покачал пальцем в воздухе.

— Но! Я чувствую свои долгом представиться, без простейшего этикета у нас бы начался полный бардак, понимаете! Естественно, понимаете. А значит, мое имя, скорее всего, вам в будущем не понадобится. Я лично встречаю каждого новоприбывшего, ибо уполномочен на это городским руководством. Всех учтем, всех запишем. Но, думаю, вы понимаете и то, что в самих рудниках управленческая деятельность не нужна. Еще там довольно пыльно, — он поправил невидимую маску на лице, — в связи с этим после распределения, чтобы встретиться со мной, нужно будет отличиться. Отличиться в плохом смысле, это ясно? А пока все идет, как надо, то и снова видеться нам с вами нужды нет.

Толстяк попытался со всей возможной многозначительностью нависнуть над шеренгой, но с его ростом это было проблематично — Пинкус едва доставал Рику до подбородка.

— В случае осложнений и регулярных нарушений нас с вами ждет личная, но неприятная беседа, крайне неприятная. Если она не возымеет действия… Повторную беседу будет проводить священнослужитель Игла. По его спешному отбытию вы могли понять, что этот святой человек обременен крайне обширным количеством дел. Посему, если он будет вынужден тратить время на личное общение с кем-то из вас… Нет-нет, невозможно, запомните мои слова, и пусть столь мрачное будущее останется на уровне сказок.

«Как и сказка о том, что ты тут главный. Игла одним взглядом сомнет тебя в мясной шар с кольцами на кишках. Церковники явно имеют тут повышенное влияние. Игла нарушил все правила приличия, надавил на капитана, практически пригрозил, что вынудит их торчать в этой пыли несколько недель. И все это ради Туши?»

Привратник, не подозревая о том, что в голове Рика его авторитет крайне неустойчив, ткнул пальцем в сторону стражников.

— Это гвардейцы Рокот и Мальберн. Они сопроводят вас в зону проживания. Это последний рубеж, далее начинаются непосредственно рабочие участки, а нахождение в них, даже в маске, уже становится нежелательным. По пути вас проинструктируют по основным моментам, однако сам процесс добычи не контролируется извне. Значит ли это, что в рабочие часы вы можете отдыхать? Предаваться праздности из-за отсутствия наблюдения? Никак нет, это же полный бардак!

Рикард заметил, что ужимки и театральность из манер толстяка не исчезла, но после отбытия капитана, заговорив о деле, он собрался и стал меньше напоминать шута. Фальшивая приветливость испарилась, как и намек на гостеприимство. Сейчас он инструктировал расходный материал, который должен приносить максимум пользы до самого конца. И желательно, не отвлекая господина привратника от сытного ужина.

— Отдельно подчеркну, что за долгие годы добычи нам стала прекрасно известна суточная норма, которую возможно и необходимо доставлять на поверхность, а затем, в удобоваримом виде, заполнять ею склады. Стоит ли уточнять, что снижение этой нормы вызовет крайнее недовольство как у меня, так и священнослужителя Иглы? Хотя о чем это я! Конечно же, такого не будет, правда, ребятки? Мы, увы, не можем проследить непосредственно за ходом добычи. Поэтому в случае недопонимания наказывается вся рабочая смена. Мне бы этого очень не хотелось, вам тем более, я уверен.

«Тебе бы очень хотелось нас никогда больше не видеть, а только перекатывать в руках монеты, полученные от сбыта. Запонки на рукавах не позолочены, это настоящий драгоценный металл. Либо привратник — любимый сынишка Вильгельма и получает из казны суммы, которые не снились чинам из самой столицы, что уж говорить про этот пыльный гарнизон. Либо привратник мухлюет и его рыльце в пушку. А значит, у Иглы тоже, толстяк бы не утаил от него и крошку хлеба в темной комнате».

Тем временем привратник окончил свою тираду. В обычной ситуации напрашивался финальный аккорд: вопросы есть? Но Пинкус явно был уверен, что вопросов нет и быть не может. Он щелкнул пальцами, кивнул гвардейцам. Кряхтя, влез в седло и, не оглядываясь, поскакал обратно в гарнизон. Следом клубился столп пыли, воздух блестел от рунных песчинок. Рик мысленно разрывался надвое. Он бы с удовольствием больше не встречался с толстяком вообще никогда. Но это означало… смирение. Пара лет в рудниках, в окружении одних и тех же лиц. А Пинкус будет грызть свой ужин в нескольких сотнях метрах от него.

«Соберись. Зато ты уже не в клетке, размякший придурок».

Гвардейцы были не столь красноречивы. Кто из них кто, Рик так и не понял, но левый никакого интереса к происходящему не выразил, а правый махнул рукой в противоположную от удаляющейся лошади сторону и буркнул:

— Пошли!

Юноши поплелись следом, второй стражник замыкал процессию.

— Господин привратник верно сказал, его вы больше не увидите. Уж очень надеюсь, обратного не советую. За частоколом находятся бараки. Там вам следует находиться в тот момент, когда вы не работаете. Что вы там делаете — спите, срете или жрете, — мне все равно. Начинается смена — идете на смену. Бараки работают поочередно. Иногда меняем ночную смену на дневную. Не нравится? Мне все равно. Главное — соответствовать выработке. Пока с поставками все в порядке — вопросов к вам не будет.

Он помолчал, словно надеясь, что напарник подхватит инструктаж. Не дождался, вздохнул и продолжил:

— Как вы там копошитесь на добыче — плевать, никто интересоваться не будет. Не хватало еще надышаться этой дрянью. Помимо выработки, четко уясните то, что я сейчас скажу. Все трудящиеся на рудниках — собственность владыки. А Вильгельм не любит терять свое. Погрызлись, и кто-то из-за этого не смог нормально работать на смене? Выяснять не будем, наказаны будут все. Про смертоубийство даже пояснять не стану, каждый прибывающий белоголовый — это дар Фароту от Аргента. Любой лишивший рудники этого дара очень сильно пожалеет.

Они подошли к частоколу, у входа дежурила еще пара стражников, оба в масках. Ближайший сухо спросил:

— Новенькие?

— Ага, всю пыль клетками подняли.

Вопрошавший согласно хмыкнул. Ворота приоткрыли, они просочились внутрь. Стражник зыркнул на них.

— Повторю для не особо грамотных. Руны добывать. На добычу рун другими — не влиять. Или очень уж постараться. В остальное время хоть усритесь. Бараков шесть. Различаем по номерам, ибо зачем мудрить. Ваш будет пятый, там как раз сейчас недобор. Радуйтесь, чтобы прибывших селили вместе — редкость. Но в пятом много старших было, одни ошейники остались, привратник все волосы на голове выдрал. Ждал вас как не в себя.

Рик покосился на Тушу, не испытывая ни капли радости. Корин, приоткрыв рот, крутил головой. Альбус смотрел стражнику куда-то в ноги, моргая своими печальными глазами. Крид, опустив голову, погрузился в свои мысли. Долан щурился на солнце, все молчали. Гвардейца это полностью устраивало. Они протопали вперед, Рик окинул взглядом деревянные постройки, которые разглядел с холма. Убедился, что это лишь часть гарнизона. Хлопая дверьми, туда-сюда сновала стража. От нехотя выдавливающего из себя слова стражника ничего не осталось, он вошел во вкус и извергал истины одна за другой.

— Молчаливые все? Это хорошо, а то бывает ноют, кричат. С такими разговор короткий. Силы нужно тратить не на крики, а на работу. А то замучаешься с вами… Пришли.

Они миновали последнюю гвардейскую постройку, и Рик выкатил глаза. Долан, не удержавшись, спросил:

— Мы будем жить прямо в них?

Гвардеец ухмыльнулся. Под «ними» подразумевались скопления камней, которые так впечатлили Рика накануне. Огромные белые глыбы, чуть в отдалении они стояли не разрозненно, а перетекали одна в другую. Поначалу между ними оставались широкие проходы, но чем дальше, тем уже становились просветы. Совсем вдалеке глыбы сливались в один белоснежный монолит, который был растянут на всю ширину лагеря и ограждал его с западной стороны. Если ближайшие скалы едва доставали взрослому человеку до колена, то чтобы оглядеть гору на горизонте, нужно было задрать голову почти к небу. В некоторых скалах темнели правильной формы выемки, словно кто-то выдолбил в стенах двери и окна. Их подвели к месту, где камни достигали размеров добротного дома, в несколько этажей высотой, а в проходе болталась дверная створка. Гвардеец ткнул пальцем в проход и изрек:

— Милости прошу.

Юноши переглянулись. Рик понимал общее замешательство. Он был уверен, что по приезде их ждет… нечто большее. Снующие вокруг священники, наставления о том, как важны руны и как их добывать. Хотя бы бюрократия, черт ее дери. Вместо этого их выбросили из клеток, пухлый привратник помял в руке пару листков, а стражник ткнул пальцем в темный проход. И это все?

— Нужно особое приглашение?

Рик вздохнул и шагнул вперед. Мягко толкнул створку внутрь, она без скрипа отворилась, и он сделал первый шаг в полумрак. Следом донеслось последнее наставление:

— Не балуйте.

Стража зашепталась о чем-то между собой. Рик пошел вперед, позади шуршали бывшие напарники по клетке. И Туша. Последнему пришлось пригнуть голову, чтобы зайти в проход, но уже через пару шагов коридор резко расширился, полумрак рассеялся, и они вывалились в пространство, подобного которому Рик раньше не встречал.

Скала внутри была полой. Ровные белые стены уходили высоко вверх; в несколько рядов, то тут, то там, в камне были пробиты окна. Солнечные лучи проникали через них в достаточном количестве, чтобы рассеять темноту, лишь очень высоко, метрах в пяти от пола, потолок скрывался в тени. Пространство внутри не было разделено никакими стенами, весь центр комнаты представлял собой светлое пространство, шагов тридцать в обе стороны. По мере приближения к стенам рельеф снова становился неравномерным, плиты вырастали из пола. Самые низкие Рик определил как места для сидения, края скал были стесаны и закруглились от частых касаний, местами валялись куски сложенной ткани и что-то похожее на коврики. За ними шло еще несколько рядов скал, более высоких и продолговатых, своеобразная лестница. Дальние использовались в качестве кроватей; он смог разглядеть брошенные на землю лежаки со скомканными одеялами поверх. Перепады высот случались — одна плита по колено, вторая по пояс, — но, без сомнений, все это напоминало амфитеатр. Плато в центре и скалистые трибуны, расходящиеся в стороны. А на трибунах сидели люди.

Кто-то лежал на самом верху, у стены, заложив ногу на ногу и повернув голову в сторону вошедших. Некоторые сидели пониже, разбившись на группы, но все взоры тоже были обращены ко входу. Белоголовые. Юноши замерли в нерешительности. Молчание продержалось еще мгновение, потом с одной лежанок слез парень. Он прошагал по комнате, остановился в паре шагов от Рика. Волосы были очень коротко острижены, на висках белела седина. В ошейнике колыхался белый туман. Он был высок, крепок, жилист, одет в простую одежду — светлые штаны и рубаха. Парень сложил руки на груди: костяшки пальцев были покрыты застарелыми мозолями, под кожей перекатились мышцы.

— Много вас.

Рик уставился непонимающе. Потом огляделся — желающих вести разговор не нашлось. Он вздохнул.

— А сколько должно быть?

Парень хмыкнул.

— Чем больше, тем лучше. Но больше трех одновременно еще не приходило. А ты из тех, кто смирился, да? Больно спокойный. Я — Ловчий.

Рик вопросительно поднял брови.

— Спокойствие не означает смирение. Я — Рик. Родители любили охоту?

— Просто чудо, не могу припомнить, чтобы кто-то шутил по прибытии. Я не в восторге от своего имени, поэтому все зовут меня по ремеслу, которым я занимался. Но это было давно. Помогал на охоте крутым ребятам, — он помахал мозолистой рукой перед глазами, — а теперь долблю для них камень. Паршивый карьерный рост.

Рик согласно покивал, да, действительно паршивый. Ловчий вопросительно оглядел остальных.

— У вас одно имя на всех? Не думаю, что это удобно.

Юноши пробормотали свои имена, даже Корин буркнул свое из заднего ряда. С момента, как стражник вывел его из клетки, спеси у Туши явно поубавилось. Ловчий хмыкнул.

— Имен много, а память дырявая. Ну да ничего, времени познакомиться будет достаточно. Конечно, у кого как… Но ты Рик, это я запомнил. Я ценю людей, которые понимают, что к чему, а ты явно из таких. Не тратишь воздух на крики — верно я говорю, Вин?

Он подмигнул парню на скале слева. Тот буркнул:

— Ха-ха. Мне было пятнадцать, пошел ты.

Ловчий развел руками.

— Не спорю. Но сколько лет прошло, эта приветственная шутка уже стала традицией. Правда, ни разу никто не смеялся… Да и шут с ним.

Туша опомнился, шутки и подобного рода приветствия явно не вязались с его представлениями о рудниках. Он рыкнул:

— Какого черта тут творится?

Седые виски поднял бровь.

— Что конкретно тебя интересует? Почему живем в таких хоромах, — он обвел рукой амфитеатр, послышались смешки, — или когда будет обед? Сразу отмечу, нескоро. Покормят за час до смены. А пока, господа, приветствую вас в бараке номер пять, островке комфорта среди недружелюбных рудников Фарота.

Корин хмурился, ироничный тон был ему явно не по нраву, но придумать достойный ответ Туша не мог. Долан подал голос:

— Почему эта каменная дырка в скале зовется бараком?

— Точнее и не скажешь — видимо, много лет назад у кого-то было хорошее чувство юмора. Уж не знаю, кто-то из первых белоголовых приукрасил, а гвардейцы подхватили, или наоборот. Надо же ведь как-то называть место для жизни? Даже если жизнь — паршивая. Каменная дыра — глубоко, смело, но не слишком красиво. Покои, домик, дворец? Такого не заслужили. Барак сгодится.

Пока Ловчий разглагольствовал, другие белоголовые занялись своими делам. Нет-нет, а поглядывали на пришедших. Впрочем, создавалось впечатление, что ритуал знакомства они видели уже много раз, а теперь лишь краем уха прислушивались к происходящему, вернувшись к своим занятиям и беседам. Если лежание на камне можно назвать занятием, большинство проводили досуг именно так. Рик, безошибочно определив Ловчего как лидера, задал еще один вопрос:

— Все это, — он возвел глаза к потолку, — природного происхождения?

Этот вопрос был даже не в первой десятке того, о чем он хотел узнать. Но начинать лучше с простого.

— Никак нет. На заре рудников руны можно было добывать чуть ли не на поверхности: стукнешь по камню, и богатство валится в руки. Во всяком случае так мне рассказывали. Но всю поверхность вычистили очень быстро, а было это давно. И таких, как мы, было больше, поэтому вместо постройки настоящих бараков кому-то пришла гениальная идея превратить верхний слой рудников в жилые помещения. Сэкономить время на строительстве, так скажем.

Рик оглядел помещение.

— Тут камни даже не блестят.

— И слава богу, а то хрен бы мы поспали нормально. Все крохи блестяшек, которые тут оставались, мы уже давно стерли своими задницами. И те, кто был до нас. И еще до этого. Ну ты понял. Этому бараку много лет.

— А сколько лет тебе?

Крид впервые подал голос. Улыбка на мгновение слезла с лица Ловчего, но он взял себя в руки. Щелкнул пальцем по виску, затем по ошейнику.

— Достаточно. Поверь мне, достаточно. Двадцать один, если простыми словами. Но, как видишь, встречаю прибывших в добром здравии и всегда надеюсь, что очередная встреча — не последняя.

Рик пожевал губы. Вначале юноша шутил про смирение, хотя при этом сам только что признал, что жить ему осталось меньше года. И признал просто, словно упомянул отметку в своем расписании. Это мало походило на смирение, это была обреченность. Настолько горькая, настолько неправильная, что он не нашелся с ответом, а такое случалось редко. Ловчий хмыкнул.

— Не парьтесь. Так или иначе все знают возраст друг друга. Во-первых, не так много тем для обсуждения, тут дни проходят довольно однообразно, если вы понимаете о чем я. А во-вторых, рано или поздно и так понятно, — он снова ткнул пальцем в висок, — чья койка скоро освободится. К слову об этом, так и будете стоять на входе?

Он пригласительно махнул рукой на свободную плиту и сам шагнул в ту сторону. Рик нагнал его и шепнул:

— Я могу узнать…

Ловчий так же негромко пробормотал:

— Без проблем. Чтобы сразу заполнить пробел, давай, спроси. Я знаю, хочешь. Но ответ тебе не понравится.

— Сколько ты тут?

Парень похлопал по мягкой подстилке, мол, садись. Поднял на него глаза и негромко ответил:

— Восемь лет.

* * *

Они расселись на скалах небольшой группой. Многие остались лежать на своих местах, несколько юношей подошли поближе, изредка вставляли пару слов в разговор, но больше слушали. Ловчий мягко расспросил каждого о прошлом, о пути сюда. Рик понимал, зачем. Пройдет немного времени, и жизнь за пределами рудников начнет вымываться из памяти, а воспоминания станут причинять боль. Лучше узнать все сразу, а потом перевернуть страницу и больше не думать о тех временах, во всяком случае вслух. Так рассуждал Ловчий, заботясь о юношах из барака номер пять. Даже сейчас упоминания о Мире разжигали в их глазах огонек тоски, словно вновь прибывшие были напоминанием о той, другой жизни.

Многое о своих спутниках Рик уже знал, дорога была долгая. Так, Долан поведал о своем травяном промысле. Оказалось, что один из белоголовых родился как раз в Взморье, он засыпал Долана вопросами о жизни родного города. Рыжий с удовольствием отвечал, махал руками и приправлял речь южными ругательствами. Рик завидовал живости этого парня, всю дорогу он вел себя так, будто добровольно поехал на заработки.

Альбус вновь обмолвился, что был помощником архивариуса. От всеобщего внимания он смутился еще больше, смотрел в пол, однако смиренно отвечал на вопросы. Поведал, что вызванная им тряска обрушила стеллажи в городском архиве, о чем архивариус сокрушался чуть ли не больше, чем о потере подмастерья. Это вызвало сдержанные смешки, но, как и ожидалось, знание грамоты окружающих совершенно не впечатлило. Лишь когда он упомянул свой возраст, на многие лица легла тень. Ловчий сжал губы — посчитать было не сложно, сам он попал в рудники даже раньше, в тринадцать. А значит, прекрасно представлял, что ждет Альбуса впереди. Рик задержал взгляд на вихрастом затылке ребенка и прикинул: пройдет много лет, и уже Альбус будет встречать новоприбывших? Детская худоба к тому времени превратится в мозоли и мышцы, седина тронет волосы… Немыслимо.

Про Крида он знал меньше всего. Парень был крайне молчалив даже по меркам клеток, лишь буркнул свое имя в начале, а остальное время либо спал, либо смотрел в одну точку своими раскосыми глазами. Он единственный каким-то образом сохранил остатки бледности на лице, почти месячное путешествие под открытым небом оставило мало следов на коже. Он был невысок, говорил размеренно, по делу. Выяснилось, что незадолго до попадания в клетку ему стукнуло восемнадцать, а на рудники его сослали родные, обычные крестьяне Срединных земель. Эта новость особого оживления не вызвала, минимум половину присутствующих передали в руки гвардейцам родные мать или отец, опасаясь за безопасность оставшейся части семьи, а также штрафов, налагаемых правительством за сокрытие белоголовых. Крид скупо поведал, что был четвертым ребенком из шести, поэтому обеденные порции у братьев и сестер теперь будут немного больше. Или не будут.

Туша пыхтел, слушать других ему было неинтересно. Когда все взоры обратились к нему, здоровяк расцвел. Даже ему хватило ума не болтать много о том, что в передвижную клетку он попал прямиком из стационарной. Вместо этого он в красках описал, как готовился стать военным, что вся их семья через одно пожатие рук знакома с приближенными владыки. Слушатели молчали, но переглядывались. Многие родились в крупных городах, а об устройстве гвардейского обучения знали не понаслышке. Поэтому многие сделали те же выводы, к каким пришел Рик ранее: гвардеец из Туши такой же, как из палки копье. Туша болтал и болтал, даже не замечая, что вопросов ему уже не задают, а в конце очень обтекаемо сообщил, что его обучение закончилось в тюремной камере.

Это вызвало всеобщее оживление, а также тревогу. Рик увидел в глазах окружающих сомнение. Не смотря на то, что рудники были полноценной каторгой, большинство раньше вели мирную жизнь. Вин уточнил:

— За что?

— Да ни за что! Был там один, на вид и по говору простой как два пальца, начал спорить со мной. А любой простолюдин знает, в присутствии высокородных помалкивай, делай что говорят.

Окружающие Тушу простолюдины переглянулись. Тот ничего не заметил.

— Ну, слово за слово, я и пристукнул его головой. А кто знал, что орех с дерева будет крепче, чем его башка?! Потом он еще и не так прост оказался, очень его родня недовольна была. Отец договаривался с ними, с гвардейцами разговаривал, обещал, что вытащит меня. И вытащил бы, говорю вам! Но потом, — Корин ухмыльнулся, — потрясло немного.

Повисла тишина. Ловчий почесал подбородок.

— Напомни, сколько тебе лет?

— Двадцать один, — Туша выпялил грудь, — похоже, самый старший тут буду, смекаете?

«Идиот. Скорее, самый мертвый».

— Я бы на твоем месте так не торопился, быть старшим не всегда благо. Двадцать один, говоришь? Седины нет, ошейник прозрачный…

Ловчий умолк. Все, кроме Туши, уловили намек. Время идет, а если Туша пробудился так поздно, то он сгорит, как свеча. Или пушок, брошенный в горящий дом.

Внезапно земля завибрировала, новоприбывшие закрутили головами. Долан посмотрел на земляка:

— Что за хрень?

— Тряска, что же еще?

Рик прислушался к своим ощущениям. Камни под ногами потряхивало, но совсем слабо, как вибрирует стол от работающего станка. Он уточнил:

— И это все? Тут так это выглядит?

Один из парней по кличке Колышек оскалился, постучал пальцем по ошейнику:

— А как еще? Эти штучки не просто так на нас надеты, верно говорю? — Все покивали. — Потряхивает регулярно, хотя в обмороки не падаем. По ночам вначале мешает… Но колебания мелкие, привыкнуть можно.

— А из-за кого именно трясет?

Ловчий покачал головой.

— Не разобрать, нас тут слишком много. Бараки близко друг к другу, возможно, сейчас накатывает даже не отсюда. Но время обсудить, как тут все устроено, еще настанет, хотелось бы завершить начатое. Так откуда ты, Рик?

«Беглец с севера, а мой папаша там главный преступник, пытаюсь не идти по его стопам, рад вас приветствовать».

— Из Вествуда, это на юго-западе.

Ловчий поднял брови.

— Я знаю, где это. Хотя на южанина ты совсем не похож. Светлые глаза, светлые волосы. Кожа, я уверен, тоже была бы как молоко, если бы солнце не жгло дни напролет.

Если врешь, ври напополам с правдой.

— Все верно, но Вествуд за последние годы стал моим домом. Родился я на севере, а потом родители сослали к знакомому на юг, он трудится лекарем. Был у него в услужении, помогал в лавке.

— Бывает, бывает. Сам много знаешь про врачевание?

— Совсем нет, по мелочи выучил, но работа была: лавку открыл, лавку закрыл. Какие пузырьки попросили — принес. Скучная работа, но не хуже прочих.

Кто-то у дальней стены подал голос:

— Верно говорит, я тоже у себя пузырьки таскал, скука смертная.

— А как в клетки попал?

Тут даже врать не пришлось.

— По-скучному — лег спать, во сне все случилось. Утром проснулся уже в руках у гвардейцев, вывели, закинули в клетку и повезли сюда.

— А лекарь что?

— А что он сделает? Он хороший, но пожилой уже, да и церковник прямо на меня указал. Даже не попрощались.

Рассказ Рика получился самым пресным из всех, он поздравил себя с успехом. Годы вне родины научили его поменьше болтать и не хвастаться. Окружающие покивали, ведь история Рика во многом перекликалась с тем, как большинство и попало на рудники. Живешь себе, а потом гвардейцы ведут тебя в клетку. Месяцок в пути, и ты в бараке. Просто и понятно. Ловчий задал еще вопрос:

— Отец говорил, что Вествуд сильно пострадал во время войны. Как там сейчас живется?

— Терпимо. — Рик перехватил инициативу: — Так что с бараками? Много народу?

— Здесь? С вами будет пятнадцать. В других бараках — примерно так же.

Вин добавил:

— Это сейчас их шесть, а раньше, говорят, было больше. И бараков, и парней.

Ловчий согласно кивнул.

— Представь гребень с редкими и толстыми зубьями. Там, где камни срастаются в скалу, — это основа. А ближе к гарнизону камни расходятся на отдельные участки, на конце одного из таких мы сейчас и сидим. Всего их штук пятнадцать, по всей ширине гребня, а используется только шесть.

Остальные белоголовые влились в разговор.

— Главное, что людей не хватает. А норма остается прежней, привратник лютует. Вы же видели этого толстяка?

— Раньше привозили по паре-тройке человек раз в квартал. Сейчас по пять месяцев может не быть новых, а те, кто был…

— От тех, кто был, только ошейник на лежанке.

Крид подал голос:

— Стражники правда не ходят дальше бараков?

— Не совсем. Да, для них там опасно, точной границы не знает никто, и все же они не рискуют. На входе есть зона, куда прибывают измельченные руны. Там их фасуют и относят на склад. Вот в этой зоне стража есть. Отслеживают, считают норму в конце смены. Это все, что их волнует, за парнями особо не следят, но пусть тебя это не бодрит, бежать там не куда. Да и далеко ли убежишь внутри скалы? По возвращении сверяют норму, времени даже на посрать не хватает.

— Внутри скалы?

— Склад находится снаружи, но сами рудники выдолблены в скале и уходят вниз. Угольные шахты представил себе? То же самое, только проходы шире, кругом камень, и все блестит.

— А обвалы?

Большинство помрачнело. Один из парней хмуро ответил:

— Иногда бывает.

Рик вопросительно посмотрел на Ловчего. Тот кивнул:

— Рунный камень крепче железа, как будете его долбить — убедитесь. Если под словом «норма» кто-то представил себе гору рун, то спешу разочаровать. Наковырять за смену четверть бочки — уже успех. Он настолько крепок, что можно углубляться в породу бесконечно долго. Главное — двигаться равномерно. Но обвалы случаются.

— Последние месяцы копали в одну сторону, проходы расширяли больше для удобства, ближе ко входу рун уже нет. — Вин кисло посмотрел на Рика. — Недавно лишились одной тройки.

— Что?

— Работаем, кому как удобно, иногда парами, иногда тройками. Тройками удобное: двое долбят, один относит, потом меняемся. Те парни знакомы были, всем больше двадцати, давно тут. Теперь их нет. С начала лета все ушли, один за другим.

Повисла тишина. Если смерть в рудниках и была данностью, после этих слов все напряженно замерли. Вин добавил:

— Ловчий дольше меня тут, дольше всех остальных. Но он подтвердит мои слова: никогда не видел, чтобы так много парней уходило, верно говорю? Я перекинулся парой слов с парнями из второго барака, у них тоже двое ушло зимой. Запомните мои слова: если не снизят норму, еще пяток лет, и толстяк сам будет камень долбить, харкая кровью, на пару со святошей и кучкой гвардейцев. Можете об этом вспомнить, когда станет совсем паршиво.

«Если выработка падает, а новых людей не привозят… Пинкус выглядит слишком довольным. Чуть ли не колесом ходил вокруг клеток. Радовался привозу рабочей силы? Возможно, но зачем взял Тушу? Под взглядом Иглы Коска отдал бы и что-нибудь получше».

Что-то не давало ему покоя. Рик стер с камня щепотку мелкой пыли, покатал между пальцами. Размышления прервал резкий звон, кто-то бил в колокол. Ловчий поднялся со своего места.

— Сейчас покормят, потом сами все увидите. Господа, ваша первая смена замаячила на горизонте, позвольте проводить вас.

Юноши потекли к выходу, колокол вдалеке смолк. Земля под ногами вновь едва заметно затряслась.