Идеалисты

Виктор Юрьевич Кукушкин, 1991

Мне стыдно за вас, Варвара Петровна, стыдно и очень обидно. Очень обидно, что вы – мой современник. Потому что, пока существуете вы, нам светлого будущего никогда не построить, – заявил ответственный работник своей подчиненной. С этих слов воспылали их романтические чувства. Друг ответственного работника Максим Девочкин готовит юбилейный спектакль, где укладывает себя в гроб. Причина – вместо хорошей квартиры ему дали коммуналку, где он не может уже в полной мере воспевать государство и существующий строй. Циники, между прочим, те же лирики. Или мечтают быть лириками.

3

Где-то приблизительно в это же время, в тот же день, возможно даже в ту же самую минуту, вышел Указ, предписывающий всех людей, занимающихся творчеством, переселить в хорошие жилищные условия, чтобы те могли воспевать существующую действительность, не стесняясь этого. Но, или на всех не хватило хороших жилищных условий, или посчитали, что наш герой недостаточно занимается творчеством, или еще что, но только поселили Максима Девочкина для начала в коммуналку.

Разложив вещи, подставив таз под капающую с потолка воду, Максим Девочкин сел огорчаться. И тут в руки ему попалась газета, которую по своей забывчивости, во время осмотра комнаты, прежде чем вселить сюда героя, оставил автор. А в газете — строка:"Каждой семье отдельную квартиру к 2000 году" — Максим Девочкин застонал и чуть не потерял сознание. Потом схватился за голову, потом успокоился. И даже обрадовался. Он вспомнил, что истинный художник должен страдать. А поскольку он художник истинный, то ему, как, впрочем, и автору, успевшему уже к этому времени умыкнуть газету, не нужна квартира.

Привыкая к новому предмету своего страдания, Максим Девочкин проголодался (перейдем от лирического вступления к физическим действиям) и отправился на кухню в надежде сготовить суп.

На кухне висело пять лампочек, включавшихся отдельно из каждой комнаты. Хозяйки, с первого мгновения отнесшиеся к новому жителю враждебно, вышли по отдельности каждая из кухни, выключив каждая свою лампочку. Раздался настолько нечеловеческий крик, что очертания трагически согнутого тела засветились в темноте от напряжения.

На следующий день Максим Девочкин вышел на кухню со свечкой. Пронеся ее так, словно вокруг совершенно темно, он поставил свечу у плиты. Пламя колыхнулось и расцвело вместе с улыбкой Максима Девочкина. Он бы так и наслаждался этой своей находкой, если бы не почувствовал на себе пристальный взгляд окружающих. А, как любая артистическая натура, он всегда, когда чувствовал на себе пристальный взгляд окружающих, хотел страдать. Он на мгновение задержал взгляд на свече, давшей еще одну блистательную мысль, потом с безысходностью и трагизмом, но, как подобает в подобные минуты, без колебаний, вышел из кухни, оставив дверь открытой.

Чердак являл собой ярмарку тщеславий. Старые кастрюли, тазы, банки, корыта в огромном количестве заполняли пространство, соревнуясь друг с другом в собирании капель."Кап, кап…"Как?! Капельки, всегда настолько впечатлительные, что полностью отражают в себе окружающий мир, падали в первую попавшуюся посуду.

Несколько мгновений потребовалось, чтобы освоиться в полумраке, и Максим Девочкин двинулся к бельевой верёвке. Он уже принялся отвязывать верёвку и, наверное бы даже отвязал, если б не… Она стояла у единственного окна на чердаке, там, где светило солнце, плавилось небо, и летали голуби! Теперь уже Максим Девочкин ничего не играл. Он просто обо всем забыл. И пусть это длилось мгновение, мгновение это было великим!

Почувствовав на себе взгляд, она повернулась. О, как ей шел голубой небесный цвет! На глазах её блестели слезы. Она сделала шаг к окну, и Максим Девочкин бросился в её сторону.

Девушка была из"бывших», поэтому у неё не было будущего. Она это знала, знала, что сейчас её место на свалке истории, знала так же и то, что бывает с людьми, оказывающими поддержку таким как она. Поэтому поддержку таким никто сейчас и не оказывал. Но она не знала Максима Девочкина! Не знала, что он, в отличие от Семёна Петровича, поступает решительно и вопреки всякому общественному мнению, не знала… впрочем, сколько она еще не знала. И потому девушка уже сидит в комнате своего спасителя и, жадно жуя кусок хлеба, слушает его речь.

— Жизнь, Машенька, — это разрушение и создание красоты, разрушение одной и создание другой, — говорит Максим Девочкин. — Каждую вещь, Машенька, нужно уметь взять, то есть открыть. И даже себя нужно уметь открыть. Иные проживут всю жизнь, так и не узнав, кто они на самом деле. Нужно очень внимательно прислушаться к голосу собственного сердца и, если необходимо, даже через что-то переступить. Вы меня понимаете?

Машенька кивнула. Она все понимала, потому что очень хотела есть.

— Вот вы, — продолжил Максим Девочкин. — Вы никогда не мечтали стать, ну, например, членом художественной самодеятельности? Ведь мечтали же, мечтали? Считайте, что вам крупно повезло… — тут он выдержал паузу. — Но знаете ли вы, для того чтобы стать членом художественной самодеятельности, нужно испытать всё? Понимаете, всё!

Машенька всё понимала, поэтому еще сильнее уцепилась за кусок хлеба.

— Вы готовы?

Машенька выразила готовность.

— Тогда начнем! — Максим Девочкин встал и в большом возбуждении зашагал по комнате.