В отражении глаз цвета неба

Виктория Вольская, 2019

Четыре года назад я был самым счастливым и влюбленным мужчиной. Я женился на невероятной женщине. Она прекрасна, грациозна, сексуальна. Я считал себя счастливчиком, выигравшим лотерею жизни. Но я ошибся. Моя благоверная супруга бросила меня, сбежала с любовником, оставив на моих руках двухмесячную дочь. И теперь я одержим жаждой мести. Я ищу её, я жажду ее слез. Хочу смотреть в ее подлые голубые глаза и видеть в них страх и осознание неминуемой смерти. Содержит нецензурную брань.

Глава 9

Анна

Он вышел из комнаты, но напряжение осталось, воздух в комнате стал таким тяжелым, что мне пришлось встать и открыть окно. Ребенок. Такого просто не может быть. Господь не может меня так жестоко наказать. Где я нагрешила? Ребенок должен быть запланированным, желанным, от любимого мужчины. Он не должен рождаться после подобного насилия. А вдруг я не смогу его полюбить или, вообще, возненавижу. Еще хуже, если он будет похож, как две капли воды на отца, этого я точно не переживу.

— Анна Александровна, — дверь приоткрылась после несмелого стука, и в комнату вошла Ольга, — Евгений Борисович просит вас присоединиться к нему за ужином.

— Просит или приказывает? — сама не знаю, зачем задаю подобный вопрос прислуге.

— Приглашает, — отвечает она мне.

— Ну раз приглашает, тогда я отказываюсь.

— Но…

— Не хочу есть…

— Он вас обидел? — я бросаю на нее быстрый взгляд, и она осекается, поняв, что задала вопрос, который не имела права задавать.

— Он насильно держит меня в этом доме, и тебе это прекрасно известно. Он меня изнасиловал, ты и это знаешь, — Ольга опускает глаза, краснея. — Хочу, как можно реже пересекаться с ним.

— Я вас поняла. Может принести ужин в спальню?

— Нет, спасибо, я не голодна, — отворачиваюсь от нее и смотрю в окно.

Ольга уходит, осторожно прикрывая за собой дверь. Зря закрывала. Так как через пять минут они были распахнуты отцом моего возможного ребенка.

— Что значит, не голодна? — сразу переходит к сути протеста.

— Не голодна, означает — не хочу есть, нет аппетита, — поясняю я, продолжая стоять у окна.

— Ты решила мне ребенка голодом заморить? — он подходит и встает напротив меня.

— Никакого ребенка нет, — нагло отвечаю я, смотря в бешеные серые глаза.

— Ты этого не знаешь, — наступает он.

— Ты тоже, — не сдаюсь я.

— Хватит бодаться со мной, Аня. Ты можешь все три недели припираться со мной, но есть ты будешь строго по расписанию. Никаких голодовок, никаких отговорок. Завтрак, обед и ужин строго в одно и то же время. Я ясно выражаюсь? — он пригвоздил меня к подоконнику, расставив по обе стороны от меня руки. Я в капкане. Попробуй не согласиться в таком–то положении.

— Ясно, — тихо говорю я, смотря на его руки.

— Вот и отлично. А сейчас давай спустимся в столовую. Ольга уже накрыла для нас.

— Я сказала, что буду есть, — я подняла глаза и взглянула на его лицо, — но для этого ваша компания мне не нужна.

Он зло вздохнул, сжал зубы, но через мгновение взял меня под локоть и потащил из комнаты.

— Сделай сегодня для меня исключение. Я хотел с тобой поговорить.

— А что ж ты раньше не разговаривал? А сразу в постель потащил?

— Ты сама спровоцировала меня.

— Я? — ну это уже слишком. Ничего подобного я не делала. Я встала посреди коридора, выдернув руку из его цепких лап.

— Ты, — твердо повторяет он. — Ты целовала меня, обнимала, ты стонала, когда я ласкал тебя. Я все — таки мужчина со здоровой реакцией на красивую женщину. Я не привык себе отказывать в удовольствии. К тому же, я был уверен, что ты моя жена.

— Все, что ты перечислил, это всего лишь ответная реакция тела на твои ласки. Но мои слова почему–то ты не услышал. А я кричала тебе, чтобы ты остановился.

— Ты права, виновен. Мне было не до слов, когда перед глазами такое шикарное тело, — он подходит вплотную ко мне и обнимает одной рукой за талию, не давая возможности отступить назад. — До сих пор, закрывая глаза, вижу твою грудь, облитую вином и торчащие соски, то ли от холода, то ли от возбуждения, а твои стоны я не могу выкинуть из головы, — он смотрит на мою грудь пожирающим взглядом. Уверена, что он как рентген видит мое белье через водолазку, а может и не только белье. Сама ощущаю дискомфорт от того, как торчащие соски трутся о чашечки бюстгальтера. Меня что, возбуждают подобные слова? Ужас. А он продолжает.–Думал, отнюдь не головой. Что мне теперь застрелиться из–за этого?

— Было бы не плохо, — бубню я себе под нос. Но он услышал.

— Какая ты кровожадная, — смеясь, отвечает он.

Мы спускаемся с лестницы, идя в шаге друг от друга. И тут я оступаюсь, и, если бы не его хорошая реакция, я улетела бы кубарем со второго этажа. Его ловкие руки подхватили меня за талию и не позволили упасть.

— Ты даже с лестницы спуститься не в состоянии, — ворчит он. А я не понимаю по голосу в шутку ли он говорит или всерьёз. Поэтому решаю не обижаться.

Мне хочется сесть за столом, как можно дальше от него, но Ольга уже накрыла для меня, на том же месте, что и в прошлый раз. Я сама выбрала, что буду сидеть именно там. Тяжело вздыхаю, ругая себя за опрометчивый поступок. Но делать нечего, Женя помогает мне присесть за стол, любезно отодвинув стул.

— И о чем ты хотел со мной поговорить? — интересуюсь я, зачерпывая в ложку невероятно ароматный сырный суп.

— Хотел узнать о тебе побольше. Расскажешь?

— Задавай вопросы, я отвечу, — никогда не умела рассказывать о себе.

— Кто твои родители? — спрашивает он после того, как с супом было покончено.

— Моего отца, как ты уже знаешь, зовут Алехандро. Он испанец. Работал в свое время в Консульстве Испании здесь в Питере. На работе встретил мою маму, она была переводчиком. Ее зовут Анастасия Павловна. Она родилась в Питере и всю жизнь прожила здесь до замужества. Я тоже родилась здесь, но, когда мне исполнился месяц, отец увез нас на свою родину. Сейчас он занимается виноделием, впрочем, как и вся его семья во всех поколениях.

— Так вот почему ты выбрала испанское вино среди всех! — предполагает он, что я кроме испанских вин других не пробовала. Я вообще–то отличный сомелье и знаю вкусы вин всего мира.

— Не угадал. Я выбрала эту бутылку, потому что это вино делал мой прадед, — лицо Евгения вытягивается от удивления. — Зря ты его открыл. Оно очень дорогое. Даже у папы в коллекции не осталось бутылок вина того года.

— Вино действительно было очень вкусным, — улыбаясь, говорит Женя. — Если бы я знал эту историю заранее, хранил бы эту бутылку в сейфе, — с его лица пропадает улыбка, и он продолжает свой допрос. — Зачем ты приехала в Россию?

— Всегда мечтала побывать здесь. Мама мне рассказывала о родном городе с гордостью и теплотой. Я полюбила его еще много лет назад.

— Надолго ты прилетела?

— На две недели.

— Придется задержаться, — снова утвердительно напоминает он мне.

— Я это уже поняла. Но мне необходимо предупредить родителей. Я могу им позвонить?

— Конечно, но только в моем присутствии, — уточняет он.

— Согласна. Можно мне мой телефон? — он встает из–за стола и уходит в кабинет. Я судорожно тереблю салфетку, нервничаю. Телефон попросила, а что сказать родителям не придумала.

Евгений вернулся и протянул мне мой любимый телефончик. Наверняка он в нем рылся. Так как у меня на нем раньше стоял код, а сейчас доступ к моим файлам открыт. Промолчу. Не буду сейчас возмущаться. А то не позволит позвонить. Набираю номер отца и жду ответа. Евгений сидит рядом и тоже ждет. Наконец, я слышу на том конце провода встревоженное «Анна?».

— Здравствуй, папа. Я очень рада тебя слышать. Не волнуйся, у меня все хорошо. Просто потеряла телефон. Восстановила сим–карту и сразу звоню, — специально, назло Жене говорю по–испански. Хотел подслушивать, вот и пусть слушает. Ликую в глубине души. Женя смотрит на меня встревоженным взглядом, он ведь не знает, о чем я разговариваю с отцом. — Из–за суматохи с пропажей телефона, не успела на все запланированные экскурсии. Поэтому задержусь в России на неделю, максимум на две.

Спросив отца про маму, снова заверив его о том, что со мной все хорошо, прощаюсь с ним и отключаю звонок.

Евгений сидит молча, прожигая меня своими серыми глазами. А потом тихим, возбуждающим тоном говорит на чистейшем испанском:

— Ты невероятно сексуально говоришь на испанском. Я возбужден.

А у меня у самой от его произношения и от сказанного по всему телу мурашки.

Чувствую, не простыми будут эти три недели.