Дура. История любви, или Кому нужна Верность

Виктория Чуйкова

Свои семнадцать она встретила в больнице. Первая, казалось бы, вечная любовь рухнула после тайной женитьбы любимого. «Брошенка» – именовала она себя, приходя в чувства…В книге автор решается рассказать о своей молодости, прошедшей в конце семидесятых, о своих ошибках, влюбленности и страданиях. Откровенничает о попытках заглянуть себе в душу и высказать свое отношение к окружающим – друзьям, подругам и не состоявшимся мужьям.Посвящается всем, кого любила и кто меня любил.

Юность

Ты глядел на меня,

Ты искал меня всюду.

Я, бывало, бегу ото всех,

Твои взгляды храня.

А теперь тебя нет,

Тебя нет почему-то,

Я хочу, чтоб ты был,

Чтоб всё так же глядел на меня…**

Тот июньский вечер, внезапного прощания с детством, я помню до мелочей. Скорее всего, мое спокойствие, было шоком. Нет, я, конечно же, уже знала об отношениях между мужчинами и женщинами, само собой мне хотелось, когда-нибудь, чуть позже, прийти к близости, с любимым человеком, в мечтах это было все так романтично. Но я никак не думала, что какой-то дегенерат, с отвратительно мерзким запахом и отталкивающего вида, будет хотеть, а уж тем более требовать, близости со мной. И то, что я, физически, осталась нетронутой, было чудом. Чего не могу сказать о душевном состоянии. Шок закончился в три ночи. Я вскочила в страшном поту, зажимая себе рот двумя руками, и тряслась, словно истязаемый ветром лист березы. Минута и я начала соображать. То, что братец спал на соседней кровати, а матери не было в комнате, подсказало, что я, слава богу, не орала. Озноб бил сильно, хотя во рту все пересохло. Поднялась, ноги не слушались, коленки дрожали. Постояла минуту, держась за стол, затем поплелась на кухню. Осушила чашку воды, набрала вторую и вернулась в постель. Укуталась, но согреться не могла. Тогда я взяла старенькую, бабушкину, оренбургскую пуховую шаль и закуталась в нее. Я любила ее шаль, укрывалась ею даже в летнее время, скорее, чтобы быть к бабуле ближе. Потихоньку дрожь утихала. Кто-то поднимался по ступенькам, и я сжалась. Лежала, прислушивалась, пока на нижнем этаже не скрипнула дверь. Вздохнула с облегчением, попыталась над собой посмеяться, но стоило мне закрыть глаза, как самоуверенная рожа всплывала и меня снова трясло. Сколько я боролась сама с собой, не знаю. Когда же проснулась, солнце било в окно, а в соседней комнате шептались. Встречаться с родителями не хотелось, однако часы показывали без пяти минут полдень. Дверь скрипнула и я увидела Кольку:

— Наконец-то проснулась! — воскликнул он.

— Что за наезд? — буркнула я и накрыла голову одеялом, но он подошел и освободил мое лицо.

— Надо поговорить.

— Говори, коль тебе надо.

— Сестренка! — начал он.

— Братишка! — тем же тоном парировала я, но тут же смягчилась: — Я могу хотя бы умыться?

— Конечно. Прости! Я на кухню. Заварю чаю.

Я отмолчалась, скрылась в ванной и не спеша приводила себя в порядок. Огромный синяк на плече, синяки на запястьях.

— Да, если мать увидит, выяснения будут нешуточные. — надев халат с рукавами, я направилась в кухню, где ждал меня сюрприз.

Ирка сидела за столом и нервно поедала сушки.

— Все в сборе! — попыталась пошутить я, но улыбку выдавить не удалось.

— Ешь! — скомандовал братец и поставил передо мной чай и бутерброды. Один тут же взяла Ирка, говоря:

— Я так нервничаю! А главное, ничегошеньки не понимаю. Конечно, я устроила Серому взбучку, и отправила его, ну…, по адресу. Но ведь не легче!

— Мы тоже, — улыбался Колька, от этого веснушки на его лице заплясали, — всыпали Октябрьским по полному. А ты жуй-пей, но давай не молчи, говори.

— А нечего мне вам сказать.

— Как это?! — воскликнули они одновременно.

— Ты это, — сделав глоток чаю, сказала Ирка, — не играй в молодогвардейцев. Сейчас девчонки придут, будем план мести составлять.

— Мне их только не хватало! Саранчи этой. И о какой мести ты говоришь?

— Вита! — Ирка даже бросила недоевший бутерброд. — Неужели ты думаешь, я поверю, что вы просто мило беседовали.

Я дернула плечом, воротник сдвинулся и они увидели синяк.

— Ага! — Ирка практически кричала. — А это что? Это он, тот тип?

— Да ты на ее руки посмотри! — перебил ее Колька.

— Он что? Тебя это… Обидел? — сощурив глаза, выспрашивала Ирка, а Колька чесал затылок.

— Не успел! — спокойно сказала я и откусила бутерброд.

Они уставились на меня.

— Да! — вдруг сказал Колька. — Нам девки тут не нужны.

— Точно! — кивала Ирка. — Веры нет никому! Я их выпровожу, а ты, Вит, не молчи, говори все как на духу.

— Вы что, священники?

— Сестренка! — сердился Колька. — Не капризничай.

— Правда, Вит, говори.

— Да я не знаю, что говорить! — меня начало злить их упорство, и я собралась уйти.

— Ты, конечно, можешь отмалчиваться. — сказала Ирка. — Но тогда зло не будет наказано.

— Какое зло?

— Неужели ты не понимаешь, что это случилось неспроста?! — не унималась Ирка. — Если ты Кольку стесняешься, так мы его к Таньке отправим.

— Я вам отправлю меня! Хватит, наотправлялись. Тоже мне, взрослые. Теперь ходят в синяках.

— Тихо вы, завелись! — крикнула я, еле сдерживая слезы. — Ничего страшного не произошло. Синяки, да, есть. Но это от того, что у меня кожа такая.

— Но он же как-то пояснил, зачем уводил? — не отставала Ирка.

— Затем! — выпалила я и спохватилась, добавила. — Расспрашивал, отчего меня Ветром зовут, как давно я промышляю.

— Он что, больной?! — Ирка пристально смотрела на меня, и тут до нее дошло то, чего я вслух сказать не могла.

— Ну, мне все понятно! — заявил Колька. — Надо было им ноги переломать.

— Ой, что тебе понятно! — ехидно скривилась Ирка. — Иди, гуляй, мы посплетничаем.

— Никуда я не пойду. Больше того, скажу, что тебе, сестренка, надо уехать.

— Точно! — согласилась с ним Ирка. — Ты поезжай, отдохни от всех. А то мама увидит твое украшение, вообще запрет. И знаешь, мне кажется, все так просто не закончится, если мы не найдем ту суку, что тебя оболгала. А все Сашка виноват!

— Ир, он-то тут причем?

— Притом! Все тебе завидовали. Знаешь, сколько косо поглядывали на вас?

— Не знаю и знать не хочу!

— Ну и зря! — заявил Колька. — Врага надо знать в лицо!

— Правильно, Колюня! — похлопала его по плечу Ирка. — Жаль, что у меня нет такого брата!

— Ты не переживай, если что — зови, я и за тебя морды бить буду! — Колька был доволен ее словами. — А ты, сегодня же к бабушке! Мы тут сами. Правда, Ир?

— Несомненно!

Я видела, что у нее уже созрел какой-то план, но спрашивать не хотелось, мне вообще ничего не хотелось, только улечься и уткнуться в стенку носом. Но все же спросила:

— И как вы себе это представляете, сегодня к бабушке?

— Да мать тебя давно отправляет. — напомнил Колька. — Вот и поезжай.

— Чтобы она принеслась и домой вернула? Нет, так не пойдет. Завтра поеду, а сегодня ей скажу, что она права и мне там будет лучше.

— Только ты не сильно свети, своим подвигом. — напомнила Ирка.

— Буду стараться! — буркнула я и принялась пить остывший чай, а Ирка с Колькой выдумывали месть, состряпав целый детектив.

— Значит так. — говорил Колька. — Все знают, где наша мама работала. И если мы пустим слух, что она будет вести следствие…

— Подожди! — прервала его Ирка. — Просто так не годится. Что это, на пустом месте?! Нет, тут надо придумать нечто феерическое.

— Какое? — не понял Колька.

— Ой, тугодум! С ног сшибающее.

— Аааа! Понятно.

— Давай пустим слух, что Витка вены порезала или таблеток наглоталась.

— Этого мне еще не хватало! — вставила я.

— А ты молчи! — закричали они. — Мы для тебя стараемся.

— Да скучно вам, вот и придумали новую игру.

— Нет, урод тебя точно башкой стукнул! — набросилась на меня Ирка. — Неужели не поняла, дело это серьезное! Никто просто так не признается, что про тебя сплетни распускал. Их надо напугать.

— А если это не наши? — не унималась я.

— Так тут и ежу понятно, что не наши. Это оборотни! Они затесались в нашу компанию, проведали все и… — говорила Ирка. — Но это точно баба какая-то.

— А то кто же еще. — сказал Колька. — Мужик так не поступит. Мужик сам проверит.

— Ой, гляньте на него! — смеялась Ирка. — От горшка два вершка, а — мужик!

— Ты у меня сейчас узнаешь, какой я мужик. — они понеслись в комнату, шутя колотя друг друга. Мне стало легче и я, не трогая их, пошла в спальню, обняла медведя и села на кровать, смотря в окно, на ясное небо. Я сама уже понимала, что надо уехать, у бабушки я быстрее приду в себя. Но что ей сказать про синяки?

— Значит, решено! — входя в комнату, говорила Ирка, обнимаясь с Колькой. — Говорим, что ты хотела убить себя.

Я лишь покачала головой.

— Вит, — поддерживал ее братец. — ну, ты пойми, так надо.

— Вы подумали, что будет, если узнает мама? И потом, у меня же экзамены.

— Так через две недели! — напомнила Ирка. — Мы тебе дадим знать, как что узнаем, и ты вернешься.

— Одно вы не учли. Если я хотела, ну, покончить, то меня в психушку заберут.

— Почему это? — удивился Колька.

— Да, тут ты права. — сказала Ирка. — Всегда так делают. И все об этом знают. Кроме тебя, братец-лис.

— Бе-бе-бе. — состроил рожицу Колька, показывая ей язык. Затем наморщил лоб. — Ну, ничего. — махнул он рукой. — сошлемся на влияние родителей. У мамы связи, да и отец в городе личность.

— Вит! — Ирка, подумав немного, закивала. — Братец-лис прав. Так что ты сотворила? Вены или таблетки?

— В окно сигану, если вы не прекратите.

— Не, в окно — расшибешься! — мотал головой Колька. — Лучше таблетки. Откачали и все. А вены…, шрамы должны остаться.

— Знаток! — сказала я и снова уставилась в окно.

— Решено! — Ирка хлопнула в ладоши. — Собирайся и отчаливай. Думаю, мать твоя будет рада, что ты бабушку проведаешь. Мы тебе писать будем. Ах, жаль, у бабушки нет телефона, я бы держала тебя в курсе.

— Нет, хорошо, что нет! Сестренка быстрее забудет.

— Это вряд ли. — вздохнула я и на этом расстались.

Они унеслись, а я достала дневник.

Милый мой Сашка! Завтра к бабушке. Мне надо побыть подальше от всех, подумать о будущем. Скорее бы ты приехал. Как же без тебя плохо!

Я собралась было написать все, что случилось вчерашним вечером, но не знала, как это изложить. Поэтому убрав тетрадь в ящик, улеглась в кровать и лежала до самого вечера с закрытыми глазами, прогоняя все мысли из головы.

****

В горнице моей светло,

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды…

Бабушка к синякам отнеслась спокойно, поверила, что волейбол виноват, даже улыбнувшись, сказала:

— Эх, и у меня в молодости такое тело было, чуть что — синяя. Дворянских кровей, как-никак.

И понеслись мои денечки, с книгой да вздохами. Утром я высыпалась, а вечерами бабушке помогала по саду-огороду. Сашку не ждала, как и писем его, но скучала. Так пролетели две недели, и пора было возвращаться в город, а сообщения от Ирки все не было. Собственно я и не надеялась, что они с Колькой что-то узнают. Получив от бабушки напутствие, вернулась домой и сразу почту проверять. Письма от любимого нет. Взгрустнула. В квартире тишина, родители на работе, Колька отсутствует, скорее всего, в лагерь отправили. Он туда ездил каждый год, иногда на несколько смен. Побродила по комнатам, распаковала вещи. Не успела умыться, как в дверь настойчиво звонили.

— Ну, наконец-то! — с порога заорала Ирка. — Тут такое! Жду тебя, жду, а ты загуляла.

— Сами предложили. И потом, ты же обещала отписаться.

— Да я хотела, но потом подумала, чего тебя дергать, вернешься же. — и она, лукаво улыбаясь, пошла на кухню. — И что ты вкусненького привезла?

— Все на столе. Угощайся! — крикнула я и, убрав в шкаф вещи, присоединилась к ней. — Рассказывай, только по порядку.

— Угу! — кивнула Ирка, жуя бабушкин пирог и наливая в чашку квас. — В общем, Кольку твоего отослали сразу за тобой. Он не хотел, но кто же маленьких спрашивает. Да ты, наверное, знаешь.

— Не-а. Вернулась, а его нет. Но это не важно, вечером узнаю, где он. Ты о главном.

— Так вот. Колька, еще в день твоего отъезда, кое-что узнал. Прилетел ко мне, взъерошенный и говорит: «Блин! Меня родоки высылают, а я тока слух распустил. В общем. Ты слушай и присматривайся к своим. Мои говорят, слышали разговор одной девахи, из Ташкента.» И умчался, так как его отец уже ждал. Я задумалась. Ташкент — Сашки твоего соседство, хоть и соприкасается с нашим пяточком. А там у нас кто? Правильно — Нисневич. Но не могла же я к нему просто так прийти и сказать: «Кто у тебя на улице подлянку делает?» Не могла! А любопытство разбирало — жуть. Всю ночь не спала, речь готовила. А на утро, как только я во дворе появилась, ко мне все сами слетелись и давай расспрашивать, мол, это правда, что с Викой такое случилось? «Что?» — говорю. А мне: «Говорят, она таблеток наглоталась». Я и говорю: «Да, правда! И мама ее заяву накатала. Вас разве еще участковый не вызывал? Меня вчера». Девки, вижу, перепугались. Не все конечно, наши за тебя волновались, сочувствовали и клялись, что если узнают, кто пакость затеял, сами косы выдерут. В общем. Два дня прошло, естественно никто никого не вызывал, но я упорно поддерживала интригу, говорила, что по дому нашему менты ходили и на примете у них есть те, кто довел тебя. А это, статья уголовная и колония, так как тут доведения человека до… Ну, ты понимаешь чего. И! Как ты думаешь, кто это?

— Не думала я над этим. Так что не томи, говори.

— Танька Суханова! Эта малолетка. Она в Сашку твоего по уши, хотя только в седьмой класс перешла. А брат у нее, дружбан Лелика, они вместе с ним в одном училище учатся. Ну и, Танька братцу выдала свою фантазию, тот Лелику, а дальше.

— Бред! Нет, правда, Ир, бредятина! Одна сказала, второй передал, третий посмеялся. А дегенерат решил проверить? Так что ли?

— Выходит, что так. Думаю, вечером все узнаем подробно.

— Да не хочу я ничего узнавать! Пусть живет, если совесть ей позволяет.

— Ну, уж нет! Тут надо на корню пресекать. Да ты сама подумай! — Ирка сердилась. — Это тебе повезло, что синяками отделалась. А если бы… Нет уж, надо довести до конца. А если оставить как есть, то дурной пример заразителен. На тебя наговорили, потом на меня, потом еще на кого.

— Я поняла. — мы перебрались в комнату и я невольно взглянула на себя в зеркало: — Не похожа я на пациентку психушки.

— Подумаешь, загорела, посвежела! Так мы с Коляном и не говорили, что ты в дурке. Мы держались версии, что мать тебя в санаторий отправила, нервы лечить. Знакомых всех задействовала и нашла лучший. А так как ты наотрез отказывалась говорить, что с тобой, то будут нас всех гипнозу подвергать.

— Тебе бы сказки писать, с братцем моим, сказочником, в соавторы.

— Мы с ним решили за детективы взяться.

— Это лучше, чем выдумывать небылицы.

— Для тебя же старались! Эх ты, не благодарная! А вот возьмем и станем лучшими сыщиками в городе, посмотрим, как ты тогда запоешь.

— Вы сначала отучитесь, а потом и видно будет. Ладно уж, что с моим лицом делать будем? Надо же страдания изображать, или испуг, или что там еще, после клиник-то?

— Ну, грим мы сообразим. Жаль синяки сошли.

— Да не совсем еще. — я показала ей плечо, оно еще хранило остатки «роскоши» в желто-черной расцветке.

— А не хило он к тебе приложился. — Ирка прищурив глаза, разглядывала и нечто новое уже помышляла. — Значит так, надеваешь сарафан, сверху набрасываешь кофточку. Жара стоит, поэтому сразу бросится в глаза. Затем я, нечаянно, ее сброшу с тебя, и все увидят. Ну а дальше — будем импровизировать. Нам с тобой не привыкать.

— Да уж… — только и ответила я. — И в котором сбор?

— Да все к часу сейчас собираются. Потом кто куда, а вечером мы у зала торжеств стрелкуемся. Это сейчас нейтральная полоса. Наши приходят, ну и Серега мой.

— Ты все еще с ним?

— А чего нет? Вот как попадется что-то лучшее. — и она растянула губы в улыбке. — Поступим, будем друг к другу на вечера бегать, там и найду себе подобие Сашки твоего. Кстати, он объявлялся?

— Писал. — соврала я. — Все хорошо у него.

— Ты ему сообщила?

— Нет. Ир, ну как я ему напишу, да и что. Пусть поступит, приедет и расскажу.

— Правильно. А то сорвется и что? Нет, нам с тобой недоучки не нужны.

Днем я не вышла, но в окно видела, как собрались друзья и подруги у подъезда и что-то бурно обсуждали. Ирка, как всегда, главенствовала. Послезавтра у меня первая консультация в вузе, поэтому я не стала морочить себе голову дворовыми интригами, достала учебники и села за стол. Однако в голову ничего не лезло. Вспомнила о дневнике, как-то уж я с ним не по-родственному, забываю с собой взять, да и запись сделать. Достала тетрадь и присмотрелась. Кто-то ее явно открывал. Вот вроде и лежит на месте, и листочки не смяты, а чувствуется, что была в чужих руках. Усмехнулась и поставила дату. Затем подумала немного и написала:

Привет Сашка! Как же долго от тебя нет весточки. Я тут уж подумывать начала, а не отправился ли ты вслед за Борькой, в нескончаемый полет, искать свое счастье? Шучу! Я скучаю, все еще скучаю, хотя и пора бы привыкнуть к твоему отсутствию. Как же много мне тебе надо рассказать. И хорошего, и не очень. Столько случилось, после твоего отъезда, а ты и не знаешь. Приезжай скорей.

В дверь настойчиво звонили и я, вздохнув, спрятав тетрадь, пошла открывать.

— В общем так! — Ирка ввалилась в квартиру, держась за грудь и тяжело дыша. — И чего ты так высоко живешь?!

— Курить не надо!

— Поучи меня еще ты! Дай лучше воды.

— На кухне! — улыбнулась я, давая понять, что она не гость, но все же пошла за стаканом. Выпив все до последней капли, подруга продолжила:

— Как здорово, что ты не вышла. Они хотели прийти, проведать тебя, но я не пустила. Пообещав, что ты вечером покажешься. И советовала домой к тебе не приходить, мол, мать твоя еще рвет и мечет, желая найти виновных. И! Тут ты слушай внимательно. Я сказала, что упросила тетю Лору, — Ирка лыбилась, показывая даже свои коренные, — забрать заявление, если к тебе придут с повинной. А она, мол, сказала, что дело не закроет, но в школу сообщать не будет и даст доучиться, не отправляя в колонию.

— Фантазерка! И что?

— Вечером узнаешь! — загадочно сказала Ирка и добавила. — Жду тебя в пять у себя.

— Ир, мне бы с мамой увидеться.

— Брось ныть. Придешь пораньше. Ты же слаба, гулять долго не сможешь. Нам дельце закончить, а дальше все будет в лучшем виде.

— Уговорила! И делаю я это исключительно из уважения к тебе. А то вдруг станешь знаменитой, будешь нос задирать, что не признавала твоих талантов.

И мы расстались, ненадолго. Затем Ирка колдовала над моим лицом, водя под глазами фольгой, рисуя синяки и тут же замазывая их косметикой. Получилось так, словно я сама старалась спрятать следы болезни. Поработала и над плечом, подрисовывая гримом следы былого кровоподтека. Я смотрела на себя в зеркало и ужасалась:

— Ир, ну если соседи увидят, что подумают?

— Что тифом больна! Не думай о бабках, сейчас для нас главное — правильный финал.

Водрузив на мой нос темные очки, поправив кофту, она осталась довольна собой, и мы пошли на улицу. Я еще издали увидела в сборе практически весь класс. Правда Нисневича не было, а вот с ним бы я хотела поболтать, да узнать о Сашке. Друзья встретили меня как героиню романа, говорили много приятных слов, давали кучу обещаний. Затем половина разбежалась, и мы остались небольшой компанией. Побродили по улице, прогулялись к роднику. Все было спокойно. Приближался вечер, я посмотрела на часы. Мать уже час как дома, а я и не показалась, придется выслушать мораль.

— Простите меня, но я пойду. — сказала я, понимая, что ничего интересного уже не случится.

— Витуль! — начали подруги. — Погуляй еще немного. Так давно не виделись. Ну, если ты неважно себя чувствуешь…

— Погуляет! — вместо меня ответила Ирка и протянула руку к лицу. — Что ты в них видишь?! Солнце село! — сорвала очки с носа и все ахнули, а я, дернулась, но не от того, что все увидит художества подруги, а от неожиданности. Получилось то, что Ирка и планировала — все подумали, что я испугалась именно своего вида. Пока подружки ахали, рядом появился Серега Иры с друзьями. И, конечно же, Лелик, кого я на дух не переносила, хотя и сама не знала за что. Ирка и тут расстаралась, вроде бы нечаянно кофта моя упала и снова все лицезрели мои синяки. Лелик подошел ближе. Тут я насторожилась, боясь, что он начнет на них не только глазеть, а и пальцами тереть, чего допустить нельзя было, и я шарахнулась от него в сторону.

— Ты что, меня боишься? — спросил он.

— Было бы кого! — огрызнулась я: — Просто домой собралась.

— Мы не закончили. — ответил он мне.

— Ну, я с вами ничего не начинала, так что…

— Да нет, девочка. Весь сыр бор из-за тебя. Я, в колонию второй раз не хочу, поэтому решу все непонятки сейчас. А ты, — он взял меня за руку, но тут же отпустил: — стой тут.

Я хотела ему ответить, но махнула рукой. Он же, ссутулившись, сделал кружок, заглядывая в глаза каждому, и не только девчонкам, и продолжил:

— Так какая пигалица языком трепала?! Хочу, чтобы все поняли, я не ее родаки, тянуть волыну не буду. Я перышком пощекочу и вы все мне сами скажите. Ну! — гаркнул он и в руках засверкал метал. Я испуганно посмотрела на Ирку, но та стояла и подмигивала мне, улыбаясь.

— Так, чего молчим?! — неожиданно для меня закричала Светка. Она в нашей компании была самая тихая. — Мне тоже интересно знать, что за фигня. И лето не хочется терять из-за разборок.

Все загомонили. И тут голос подала девчонка, которую я и не заметила сразу. Оказывается, ее привели с собой друзья Сереги.

— Простите, это я. Сама не знаю, как так получилось. Пошутила, а оно вон что оказалось.

— Пошутила! — крикнула Светка и первой ударила ее. Девчонки все набросились на Таньку, и давай колошматить. Я стою и не знаю, как быть, разминать их, или что еще. А Лелик, как черт, за спиной возник:

— Чего стоишь? Тебя же ославили. Врежь ей, чтобы запомнила.

Вот тут я, от неожиданности, оступилась и чуть не грохнулась, не заметив ямку в асфальте, да на него повалилась. Он, схватил меня, видно думая, что я сознание теряю и орет:

— Ша, всем! Девчонка и так натерпелась, а вы тут развели базар! — меня одной рукой держит, а второй, осторожненько так по щеке шлепает. — Ты жива тут или как?

Я дышу через раз, еле смех сдерживая, сама не понимая, от чего истерика началась, глаза подкатила и голову набок уронила.

— Витуся! — кричит Ирина, отпихивая Лелика.

— Не лезь! — рыкнул он на нее. — Я ее сам домой отведу. А вы тут все ждите, я еще не все сказал. — и снова меня по щеке шлепнул. Я застонала и открыла глаза. Провела по всем туманным взглядом и взялась за голову. — Пошли домой. — обратился Лелик ко мне, тихо так, мне даже показалось, что с нежность, но я тут же отогнала от себя эту мысль.

Подошли к углу дома, я попыталась от него отделаться.

— Нет! — категорически заявил Лелик. — Домой доставлю.

— Ага! И наши тебя побьют.

— Сегодня не тронут, дело общее.

Тут я даже загордилась — это же надо, из-за меня и такие дела творятся. Подошли к подъезду. Соседи косятся, перешептываясь. Видно решили, что я нового ухажера завела.

— Спасибо! — сказала я, останавливаясь у подъездной двери. — Дальше сама.

— Я до двери проведу.

— Вот только этого мне не хватало. Мать и так меня… — тут я остановила свою речь, не зная, как продолжить.

— Понимаю. — вдруг сказал он, а в глазах появилось сочувствие. — Кому приятно-то быть запертым, даже в… — он, оборвал себя, видно побоялся напомнить о психушке. — Ты это, выходи гулять. Никто больше не тронет.

— Пока! — сказала я и зашла в подъезд. Поднялась на пролет, прислушалась. Дверь не скрипнула, шагов не слышно, и я спустилась вниз. Достала из нашего с Иркой тайника зеркальце и платок, стерла грим с лица и пошла домой.

Лелик стал приходить ежедневно. Раздражал ли он меня? Сначала — да. Потом я привыкла к его присутствию, тем более что целовался он с Наташкой. Однако все по порядку.

Из центра домой было две дороги — через Ж/Д и Октябрьский. Раньше я предпочитала ж/д, в центр ближе, да и автобус от самого дома. Но теперь, как уехал Сашка, я все чаше ходила пешком, через его улицу, поглядывая во двор его дома, стараясь хоть что-то узнать. Так и в этот день, съездив на первую консультацию перед экзаменом, я вышла из троллейбуса и не спеша, витая в мыслях, поплелась домой.

— И чего ты тут бродишь, одна, по частному сектору, да еще в сумерках?

Я вздрогнула, но пошла дальше, не оглядываясь и не ускоряя шага.

— Вика! — позвал меня тот же мужской голос, слабо знакомый, но не чужой. — Виктория! Ах, ну да, ты предпочитаешь Вита. — шаги приблизились и я развернулась. Лелик чуть не налетел на меня. Вовремя остановился и улыбнулся. — Привет! Зову, зову, а ты не слышишь. О чем задумалась?

— У меня завтра экзамен.

— Экзамен? Это как? Ты разве не в школе учишься?

— Как видишь — нет! Прости, я спешу домой. И так задержалась.

— Не похоже, что спешишь. Скорее прогуливаешься.

Я хмыкнула и пошла дальше, он за мной. Идет шаг в шаг и, хотя я и не вижу, зато чувству — улыбается. Хотела прогнать, но потом решила, дорога-то общая, мало ли куда он движется. Дошли до развилки, так ни сказав и двух слов друг другу. Затем я свернула с прямой дороги к дому и поплелась через Сашкину улицу. Лелик за мной не пошел.

— И на том спасибо! — бросила я мысленно, вздохнула с сожалением темным окнам Сашкиного дома и прибавила шаг.

Экзамен, для меня, прошел быстро. Нас не вызывали, а пригласили входить по желанию. Математика. Не скажу, что была любимым предметом, но и не настолько трудным, чтобы бояться. Вернее, до шестого класса у меня было отлично, но потом, пришла новая учительница и по непонятной мне причине, я стала получать на бал ниже. И что главное, контрольные работы у меня всегда скатывал Савченко, староста класса, а ругали меня, да еще на бал ниже, чем у него ставили. Это напрягает, затем привыкаешь, а потом и вовсе, плюешь и делаешь спустя рукава. Так случилось и со мной. Сегодня же я, наблюдая, как поступающие трясутся, и зубрят у двери, испытывала совершенный пофигизм. Все косятся друг на друга, стараясь в аудиторию войти как можно позже. Я и пошла в первой пятерке. Взяла билет, села за стол и осознала, что знаю ответы на все вопросы. Оставалась только задача. Разобрав ее, поняла — как решить не знаю. Сидеть и гадать не хотелось. Подняла руку и попросилась отвечать. С легкостью ответив на три вопроса, затаила дыхание, думая: «Ну, вот и все! Недолго марш свободы-то звучал».

Двое из приемной комиссии, одобрительно улыбаются и женщина вдруг говорит:

— Я выйду на минутку. У девочки осталась одна задача, я посмотрю ее после Вас.

И ушла. А мужчина, придвинув к себе мой листочек, одобрительно закивал:

— Хорошо, хорошо! Вам осталось всего два действия. Вы вообще молодец, так быстро и правильно отвечали. — и водит карандашом по моему решению. Я наморщила лоб, а потом меня как током ударило, да он же подсказывает. Нет! Не напрямую мне говорит, что сделать, а направляет, что за чем следует. Уж не знаю, правильно решила или нет, дописала и смотрю на него.

— Молодец! Результат узнаете через два дня. Удачи!

Попрощалась и домой. И снова меня понесло через Октябрьский. Опомнилась, когда из троллейбуса выходила. Но не ехать же обратно. Вздохнула, оглянулась по сторонам. Отругала себя за трусость, мотивируя, что в дневное время мало кто из личностей, чьи имена я принципиально старалась не называть, будут тут прогуливаться, и двинула вперед. Лелика заметила еще издали. Он сидел на упавшем дереве и курил, пуская кольца в небо. Сцепила зубы, и собралась пройти мимо, сделав вид, что не вижу.

— Привет студенткам! Сдала?

— Скажи, ты меня преследуешь?

— Вот глупость. Я наслаждаюсь летом, греюсь на солнышке. И, к твоему сведению, ты ходишь по моей земле.

— Так ты тут хозяин! Прости, не знала. Думала, капитализм в семнадцатом искоренили.

— Класс! Ты не только красивая, еще и умная. Так как экзамен?

— Сдала! Счастливо загорать! — и пошла дальше, он за мной.

— Поздравляю!

— Это с чем же?

— Так сдала же. Теперь студентка. Надо отметить.

— Я не пью. И до студентки мне еще далеко.

— Пить не предлагаю, разве что сок, тебе по возрасту не полагается. Пошли в кино.

— Я с малознакомыми в кино не хожу.

— Так день же! — засмеялся он. — И потом, мы не просто знакомы, мы друзья.

— Просто мечтала, иметь таких друзей!

— Ой, ты случаем не влюбилась в меня?

— А не много ли ты о себе возомнил?!

— Это чем же я тебе не подхожу?

— Всем! Отстань, а?

— Все по своему дружку сохнешь? Что в нем есть, чего нет у меня?

— Все! У него есть все! Ты же… ты… пижон! Вот кто ты. И не ходи за мной больше!

— Маме пожалуешься? Дружок же далеко.

— Никому не пожалуюсь, сама тебе глаза выцарапаю.

— За что?

— Чтобы дорогу не видел, по какой я хожу! — и припустила домой, забыв даже свернуть на соседнюю улочку, глянуть на Сашкины окна.

Два дня мы не встречались, на третий, собралась радоваться, что Лелик отстал от меня, да не тут-то было. Мама домой пришла раньше, я исчезнуть не успела. Поужинали, она с книжкой улеглась, я к подружкам засобиралась, как в дверь позвонили. Щелкнул замок и я услышала:

— Здравствуйте! Меня Толик зовут, я друг Виты.

— Здравствуйте, Толик, друг Виты! Я ее мама, Лариса Константиновна. Проходите. Чаю?

— Нет, спасибо. Мы в кино собрались, вот зашел узнать, не пойдет ли Виктория с нами. Я их потом с Ирой проведу.

— Приятно видеть воспитанную молодежь. Да вы проходите, я Викторию позову, у нее и спросите. — и тут же заглянула в мою комнату. — К тебе друг пришел. Пообещал, что проведет, так что можешь, смело идти в кино.

— Не собиралась. У меня экзамен на носу!

— Брось ты заниматься ерундой. Диктант напишешь. А вообще, лучше бы в школу вернулась.

В кино я пошла, скорее из-за обиды на мать, что не верит в меня, что этого Лелика воспитанным назвала. А он, Лелик-Толик, даже не сел с нами на одном ряду. Купил билет на последний ряд. Ирка как-то странно улыбалась, а потом, в середине сеанса, мне сообщила:

— Натаха втрескалась!

— Это в кого же?

— Так в Лелика. Ты что, не видела, как они друг на друга смотрят?

— И как же?! — открыла было рот, сказать ей, что Лелик мне проходу не дает, как Ирка опередила.

— А ты оглянись и все поймешь.

И я оглянулась. Они целовались, по настоящему, страстно.

— Не пялься! Жди своего и завидуй.

— Это чему же мне завидовать?

— Жизни! Пока ты сохнешь по Шурке, она мимо проходит.

— Догоню! — ответила я и покачала головой.

А через день, столкнувшись с Леликом у того же места, что и раньше, не выдержала:

— Лелик-Толик, поясни мне, зачем за мной ходишь?

— Так влюблен.

— Ой-ли! А как же Наташка?

— У нас с ней гедоническая любовь. А к тебе — платоническая! — и засмеялся. — Детя! Придется мне над тобой взять шефство, пояснить, так сказать, что такое любовь. Ну и подготовить, к возвращению суженного.

Я огрела его сумкой и пошла. Всю дорогу думала, как сказать Наташке, какой он, этот Лелик. Речь приготовила, аргументы выстроила. А как увидела ее вечером, да услышала то, что она рассказывала, махнула рукой и оставила все как есть, поняв, что это не я не доросла до чувств, а подружки ненасытно объедаются.

Лелик по-прежнему захаживал к нам домой. Зачем? Видно так решил надомной поиздеваться. У троллейбуса встретит, к моей улице проведет. Отпросит меня у мамы и удалится с Наташкой. И так каждый день.

Написала я диктант, осталось ждать результат. От Сашки вестей нет. Кольки моего тоже. Отец повез своих студентов в лагерь, мы с мамой остались вдвоем.

— Не хочешь к бабушке? — спросила она у меня. — Путевку не предлагаю, ты же ждешь результат.

— Хочу! — заявила я, обрадовавшись. Сашки нет, где скучать за ним, значения не имеет, зато самодовольную морду Лелика видеть не буду.

И я достала дневник, сделать очередную запись.

Милый мой Сашка! Сдала последний экзамен. Теперь жду результат. От тебя по-прежнему нет вестей, но я уверена, есть на это причина. Завтра к бабушке. Кольки нет целое лето, я скучаю по брату. Только с ним могла бы поговорить по душам. Ирка с Серегой. Ругаются, правда, постоянно. Наташка в разгул пошла. То с Леликом, этим мерзким целуется, то к Демы на свидание бегает. Как же мне много тебе надо рассказать! Как же много случилось с последней нашей встречи.

Август подходил к концу. Для меня это было необычное лето, и не только потому, что я была влюблена, а мой парень испарился. И даже не вследствие того, что в один из вечеров я вдруг поняла — детство закончилось и большинство трудностей, ожидающих меня на каждом шагу, я буду решать сама. Оно было необычным, оттого, что нас впервые родители разделили с братом на все лето и мама, первый раз за пятнадцать лет не наведывалась к бабушке, проверить как я живу, да и не вызывала меня домой. Я все еще скучала по Сашке, но домой меня не тянуло. Во-первых — там все напоминало о нем и мерзопакостном Лелике. Причину неприязни я все еще не могла пояснить даже самой себе. А еще, я обожала свою бабулю, Нюсеньку. Она была невероятной души человек. Никогда не приставала с вопросами, не навязывала своего мнения, всегда давала дельные советы, если их спрашивала. А главное — у нее всегда было время на меня. Мы вместе готовили, возились в саду, пели песни и придумывали небольшие рассказики. Играли в настольные игры, читали и прочее.

Письмо из техникума пришло, когда я уже и не ждала. Бабуля обрадовалась, напутствовала меня на учебу, и я отправилась домой. Как выяснилось, меня еще никто не ждал. Колька все еще где-то провожал лето, отец видно был со студентами. Не было и Ирки. Бросив сумку, я прошлась к матери на работу, сообщить о поступлении. Отчего-то горько вздохнув, она пообещала прийти раньше и отметить. Зайдя в подъезд, проверила, третий раз за этот день, почтовый ящик и, убедившись в том, что он пуст, я поднялась в квартиру и, скучая, затеяла уборку. Вечер мы провели с мамой вдвоем.

Приезд Ирки был громким. У ее отца была «Лада», Ирка нарочно, зная, что раздражает большинство соседей, обязательно нажимала на клаксон, как только они въезжали во двор. Услышав сигнал, я выбежала на балкон. Подруга стояла, задрав голову, счастливо улыбалась. Как всегда — загоревшая настолько, что походила на мулатку. Ее кудрявые, стриженные волосы, подпрыгивали от малейшего дуновения ветерка, или поворота головы.

— Привет! — крикнула она мне. — Я приду через полчасика.

Пришла раньше и не с пустыми руками. Сразу отдала мне забавные ракушечки и, что-то пряча за пазухой, спросила:

— В этом доме чаю нальют? Я с дороги и сразу к тебе, выполнять поручения.

— Ух-ты! — воскликнула я. — Я-то думала, ты за мной соскучилась, а ты, оказывается…

— Конечно, соскучилась! Но у меня есть миссия, которую мне не терпелось выполнить, а тебя все не было.

— Выполняй! — я поставила на стол испеченные с бабушкой пирожки, заварила чай и застыла в ожидании.

— Потерпишь! — лукаво улыбалась Ирка, жуя сдобу. — Я дольше ждала.

— Ир, не томи. — умоляюще смотря на нее, я и мечтать боялась, что она что-то знает о Сашке.

Наконец, съев пирожок и начав второй, Ира сжалилась надомной и достала письмо.

— От Кольки?! — удивилась я.

— Ага! Он приехал сразу после твоего отъезда. Был какой-то странный. Оставил мне письмо, заклеенное. Я, хоть и сгорала от любопытства, не вскрывала.

— Но почему тебе? Не написал мне просто записку, не прислал бабушке?

— Сказал, что почте не доверяет. Прошу заметить, что он дважды повторил — почте не доверяет! И так же просил сказать тебе. Я не поняла. А ты догадываешься, что он этим хотел сказать?

— Даже не знаю. — я задумалась, вертя конверт. — Наша соседка, тетя Маша, почту в дом носит. Она любопытна. Но ты это и сама знаешь. Боялся, что она или мама прочтет? Тогда почему не послал к бабушке?

— Не мучайся, открой.

— Точно! — и я открыла. Ирка не сводила с меня глаз, жуя очередной пирожок и допивая остывший чай. Пробежав глазами, я стала перечитывать письмо, озвучивая его для подруги.

«Привет, сестренка! Не могу точно сказать, но, кажется, семья наша развалилась. Отец отвез меня сначала в лагерь, затем, не привозя домой, к бабушке. Я долго просился домой, но он отмалчивался весь месяц. Наконец сообщил, что этот учебный год я начну в другой школе. Вика! Я не хочу! Поговори с мамой. Скажи ей, если они разведутся, пусть меня заберет себе! Пожалуйста! Вы же у меня самые родные. Я за Нюсей соскучился и по тебе, как никогда прежде. Пожалуйста! Это о нас. А теперь о Сашке. Он хороший. Ты держись его. И не доверяй почте! Уверен — поняла. Целую. Твой любящий брат, Колька. Не бросай меня.»

Дочитав письмо, я отбросила его на стол и понеслась в комнату, проверять шкафы. Вещей отца и брата не было.

— Ира! — возвращаясь на кухню, сказала я. Она перечитывала и кусала губы. — Ир! А вещей их нет… Но почему мама мне вчера не сказала?

— Может, надеялась, что все наладится?

— Может быть… Грустно. Я отчима люблю как родного. Нет, сильнее. Тот меня предал, когда мне и пяти не было, а этот… Понимаешь, он же любит меня, я уверена. Он заботился обо мне, уважал.

— Вит! Может они просто поссорились и снова сойдутся. Ты поговори с мамой. Думаю, ей еще тяжелей.

— Поговорю, конечно. — я достала из холодильника воду, налила полный стакан и выпила все, залпом. Уж очень душа горела.

— Все, прекрати раскисать по этому поводу. В конце концов, город у нас не большой, будете видеться.

— Надеюсь.

— Ах, как здорово все получилось! Я-то думала, какое послание первым отдавать. Пляши и держи! — она помахала конвертом и положила на стол. — От твоего благоверного! Отдал мне лично в руки. И застал буквально перед отъездом.

— Приезжал! — ахнула я и уселась на стул, боясь даже прикоснуться к письму.

— Был! Ждал тебя, на окна заглядывал. Все так же хорош. Вита! Я же не знала адрес бабушки. В общем, читай, там все только хорошее.

— Спасибо! — я взяла конверт в руки и согревала им ладони.

— Да, пожалуйста! И не по-бурчишь, что я в курсе написанного?

— Не-а.

— Ну, тогда я пошла. Заучивай, вызубривай, наслаждайся ароматом, хотя, Сашкин, наверное, выветрился.

И сразу ушла, я опомнилась, когда дверь хлопнула. Заперла замок, уселась на кровать и еще долго гладила бумагу, прежде чем начать читать.

«Здравствуй, Викуся! Здравствуй, дорогой мой человечек! Моя милая, любимая девочка! Как же я истосковался по тебе! Столько дней прошло, как я не видел тебя, не слышал твоего голосочка, не тонул в голубизне глаз, не таял от смеха. Я писал тебе часто-часто. Не получая ответа злился и ревновал, расстраивался, порывался все бросить и вернуться. Однако брал себя в руки и двигался к намеченной цели, понимая, что не могу стать пустословом пред тобой. Я поступил! Порадуйся за меня. И я хочу так же радоваться и восхищаться тобой. От этого уверен, что и ты достигла желаемого. Вика, Викуся! Я очень сильно люблю тебя! Памятуя наш разговор, немного спокоен, что дождешься меня. Но вот что никого не будет рядом с тобой, боюсь даже надеяться. Ты же красавица! И какой-нибудь шустряк закружит твою головушку.

Милая моя, ты даже не представляешь, как тяжело быть вдали от тебя. Я-то думал, что находится рядом с тобой испытание, которое надо пройти, закаляясь духом, что уеду и будет меньше тянуть к тебе, что смогу сосредоточится и вершить дела. А оказалось, что все наоборот. Я только и думаю о тебе. Вот и фото твое обтрепалось, потому что ношу его постоянно в кармане. Первые дни пребывания здесь, поставил на стол, так соседи по комнате довели до приступа ревности, выклянчивая твой адресок.

Да что фотография! Утром птицы начинают петь, а мне чудится — ты позвала. Ветерок пронесся, занося в открытое окно запахи цветов — а мне ты грезишься. Взгляну на небо и вижу синеву твоих глаз…

Вика! Я не понимаю, почему ты не получала моих писем. Надеюсь, что на следующее напишешь хоть короткий ответ. И! Очень прошу, держи меня в курсе всех событий. Я знаю, что случилось летом. Спасибо Ирине. Не обижайся на нее, она из лучших побуждений рассказала мне. Я поговорил с «барышней», она глубоко раскаялась и заверила, что впредь будет думать. Провел беседу и с ее братом. Но это не главное. Печалит меня то, что не смог увидеть тебя, обнять, расцеловать. Прогулялся нашими улочками, они такие пустые без тебя. А ты помнишь, как мы спасали упавшего из гнезда птенчика? Как ты шептала: «Пожалуйста, пожалуйста! Только не трогай его руками! Родители откажутся…» Ты была такая милая и трогательная в тот момент. А потом, зимой, когда лепили снеговиков, соревнуясь у кого он выйдет больше, ты обморозила пальчики и все не хотела взять мои перчатки, волнуясь, что снеговики не доживут до утра, малыши их разрушат? Интересно, жив ли тот куст сирени, у родника, что твои одноклассники обломали к твоему дню рождения? А ты, узнав об этом, сняла ленту с косы, перевязала ствол, и мы с тобой поливали его целое лето. Вика, твою ленту я забрал, в тот же вечер, она и сейчас со мной, как талисман, как путеводная нить к победе.

Вита! Прошу, если ты влюбишься в кого, а ты на это имеешь полное право, сообщи. Только учти, приеду, буду бороться за тебя. Потому что люблю всем сердцем, всей душой, каждой своей клеточкой.

Как твой братишка? Его я тоже не застал.

Как там наш Потапыч? Охраняет? Хотя не похоже, раз с тобой такое приключилось.

Веселит хоть? Убаюкивает?

Как же я жалею, что нужно было срочно возвращаться. Постараюсь приехать, как только появится первая возможность.

Преданный тебе, душой и телом, Сашка.»

Я перечитывала письмецо снова и снова, уже выучив его наизусть, могла представить, с каким видом он его писал, даже слышала, каким тоном он проговаривал мое имя, как шептал о чувствах. И только написав ответ, поняла, что не знаю адреса, что нет его ни в письме, ни на конверте.

С огромным трудом я дождалась прихода мамы с работы и, не дожидаясь конца ужина, задала простой, но волнующий меня весь день, вопрос:

— Мам! А что у нас происходит?

— В смысле?

— Мам, ты прекрасно поняла, о чем я.

— Нет, не поняла. И, раз ты уже начала считать себя достаточно взрослой, для опрометчивых поступков, то хотя бы, будь добра, говорить, а тем более задавать вопросы, отчетливо.

— Хорошо, я постараюсь выражаться яснее. Что происходит в нашей семье? Где Колька и отец?

— В данный момент у нас с тобой, то есть в нашей семье, ужин. Где носит твоего отчима — понятия не имею и мало интересуюсь. А Колька, может у бабушки, или еще где, догуливает последние дни лета, куда его отправил папочка.

— Даже так! — не сдержалась я от ухмылки. — Не прошло и месяца, как ОТЧИМ! Тебе не кажется странным, что еще в июле он был моим отцом, а ты знала поминутно их местопребывания?

— Мне кажется, что ты распустилась и не контролируешь свой тон, в общении со мной!

— Мама! Я люблю и уважаю тебя, поэтому мне не нужно контролировать себя. Я хочу лишь знать, вы поссорились или?

— Она хочет знать! — мать бросила вилку и нервно отодвинула тарелку. — Нет, это ж надо, она хочет знать! Проснулась! Спасибо дочь, ты очень внимательна и заботлива.

— Мама! Что за претензии? Если вы поссорились, то, я тут каким боком? Меня и в городе не было.

— Ой, что толку, если бы ты тут была. Можно подумать тебя интересую я или мои чувства, мои заботы.

— Всегда интересовали. И насколько я знаю, еще недавно у нас было все хорошо. И ты, между прочим, сама меня отправила.

— Могла бы и не ехать. Все, я спать!

— Мам! Ты так и не сказала. Вы разводитесь?

— Разводимся! И как, тебе стало легче?!

— Нет! Они — часть моей семьи и я не хочу их терять.

— Надо было раньше думать.

— А я-то в чем виновата?! Мам! — но она закрылась в своей комнате, демонстративно хлопнув дверью. — Мама? У меня… — но продолжать я не стала. Уж если она так перевернула разговор об отце и брате, то спрашивать о письмах, вообще не стоило.

Печаль и грусть накрыли меня морозной коркой, и только Сашкино письмо согревало. Я, как сумасшедшая, писала ему ежедневно, складывая письма в конверты, складируя их в ящике стола, и наведывалась к Нисневичу, чтобы узнать адрес Сашки. У Витьки никого не было, а когда я застала его родителей, то они расстроили меня, сообщив, что в этом году он не вернется. Дважды встретила Сашкину мать, но та, здороваясь, так зло смотрела на меня, что я не решилась к ней подойти. Ирка переживала, что не уточнила адреса и, так же как и я пыталась его найти. Правда, у нее получалось не лучше.

В своих волнениях я стала невнимательна к подругам, поэтому то, что Ира не поступила, я узнала накануне сентября. И было это так:

— Ира! Мы же будем вместе ездить в центр? — поинтересовалась я, собираясь на «перекличку» в техникум.

— Конечно будем, по выходным. — она засмеялась, с прищуром глядя на меня.

— Балда! Чего смеешься? Нам же одним транспортом.

— Не-а! Ты с пересадками, а я на одиннадцатом.

— Какой — такой одиннадцатый? О чем ты? К педу ехать той же двойкой.

— Не-а, к школе только ножками.

— Стоп! Ты что, передумала? И мне не сказала?!

— Я провалила экзамены. И тебе говорила. Но ты же у нас погрязла во вздохах любви.

— Как провалила?! Когда говорила?! Это что же получается?

— Что ты, самая умная из нас. И мы все будем стремиться за тобой, нося форму и сидя за партой, по крайне мере этот год.

Теперь мы с ней встречались все реже, в основном по выходным. Но зато, проводили их не расставаясь. К зиме Ирка знала уже всю мою группу и приезжала к нам на вечера, строя глазки парням из соседних групп и раздражая девиц.

Группа у нас собралась дружная, возможно помогла практика, с которой мы начали учебу. Парней в группе было девять, четверо местных и пять из общаги. Отношения у меня со всеми были ровные, дружески и поползновений на большее никто не делал, я сразу обозначила, что занята. Мне кажется, что можно было и не говорить, это читалось на моем лице. Хотя, писем от Саши больше не приходило, я не переставала писать ему, складывая конверты в стол. Пропал куда-то и Лелик. Наташка тосковала не долго, возможно пару часов, а затем приняла приглашение от его друга и уже вечером пошла с ним в кино. Рыбакова заводила знакомства, но в компанию не приводила, остерегалась. С отцом я встретилась в конце сентября. Набралась смелости и пришли к его сестре, та жила через проспект от моего техникума. Тетя Люба и ее дочь Наташа, мне так обрадовались, что я стала забегать к ним несколько раз на неделю. Отец пришел уже на следующий мой приход, Наташа ему позвонила, как только я зашла, мы с ним долго разговаривали, прояснили множество вопросов и расстались родными. Там же и встречались. С Колькой реже. Но зато когда они приглашали меня на выходной пойти в кино, парк или театр, я отменяла все планы и неслась к ним, «сломя» голову, ничего не говоря матери. Знаю, это было предательство, но ведь и она не хотела со мной говорить о них.

****

Андрей появился в нашей группе в средине первого семестра. Ровно неделю девчонки из общежития распыляли любопытство местных девушек, рассказывая о красоте и обаяние новенького. Я слушала в пол-уха, вздыхая по Сашке, даже не злясь на свое упрямство и не собираясь хоть что-то менять.

Подкрашивать глаза я стала совсем недавно и делала это в исключительных случаях, как правило, на первой паре, если группа собиралась после занятий на внеклассное мероприятие. Так было и этим утром. Едва я подвела ресницы на одном глазу, как дверь открыл преподаватель математики, а это, по проведению свыше, был именно тот, кто принимал у меня вступительные экзамены, а теперь еще и заведующий нашим курсом. Заметив мои маневры с зеркалом, кашлянул и сказал:

— Будьте добры, потомитесь в ожидании пять минут. — улыбка делала его приятное, хотя и морщинистое лицо, светлее и добрее. — Мне срочно надо закончить одно дело. — тут он в упор смотрел на меня, причем не сердясь, не хмурясь, а как бы намекая, что виновница я. Затем закрывал дверь, мы прекрасно знали, что он прохаживается возле аудитории, ожидая внимания всей группы. С минуту парни бросали, что-то типа: «Как же нам повезло, что Викуся учится у нас! Можно скатать домашку!» и тд, и тп. Девчонки кидали им в ответ шутливые замечания, но соглашались, здорово, когда преподают мужчины и благосклонно относятся к женщинам. Причем, говоря о женщинах, всегда косились на меня.

Тем утром я не успела еще сделать и пару штрихов к улучшению своей мордашки, как дверь, скрипя, приоткрылась.

— Не выдержала душа поэта! — крикнул кто-то из заднего ряда и все засмеялись.

Я оглянулась, затем покосилась на дверь. Та была приоткрыта, но никто не входил, хотя тень падала в аудиторию. Мой интерес иссяк. По рядам пошел шепот, и вдруг обрушилась тишина. Ненадолго. Я убрала тушь в сумку. Странный вздох девушек, не пробудил мое любопытство, но заставил выпрямиться, по спине побежали мурашки от предчувствия чего-то недоброго.

ОН, Андрей, стоял в дверях и смотрел на меня. Очень внимательно изучая. Я хмыкнула и отвернулась, пряча предательски покрасневшие щеки и не понимая, почему вдруг у меня такая реакция, на незнакомого мужчину, а еще больше, меня волновало, чего это он так уставился.

— Еще раз, доброе утро! — услышала я голос преподавателя. — Прошу обратить внимание, в вашей группе пополнение. Поэтому, не знаю, как любить, а жаловать извольте.

Андрей, под всеобщее приветствие, прошел к рядам, задержался на миг у моего стола и сел на свободное место в соседнем ряду, позади меня, и принялся сверлить взглядом мой затылок. День, как всегда, прошел быстро, с небольшим дополнением, новенький меня раздражал. Беспричинно, просто своим присутствием. И только вечером, начав писать Сашке очередной отчет о прожитых двадцати четырех часах, я резко выпрямилась и сложила лист пополам, так и не закончив письма.

— Это что же получается?! Он обо мне наслышан? Ну да! Он смотрел на меня так, словно сравнивал рассказы с действительностью! Ну, я им завтра устрою! — еще не сознавая, что именно и кому я буду завтра устраивать, я отправилась к Ирке. Но прежде, спустилась на этаж ниже, проверила почтовый ящик и, обозлившись еще сильней, позвонила в дверь подружки. На следующий день я ехала на занятия с очень серьезным настроем. Однако не все можется, как хочется. По пути моего следования проживали три парня, Вова, Славка и Юра, с разницей в несколько остановок. Они уже несколько месяцев старались садиться в тот же трамвай, что и я. Если я, конечно, не забывала про них и не отправлялась на троллейбусе. Я ездила с конечной, от этого всегда размещалась у окна. Первым появлялся Вовка:

— Привет, подруга! — радостно крикнул он от двери, а когда приблизился, добавил: — Чего такая строгая с утра?

— Не выспалась. — ответила я и забрав его сумку, уставилась в окно. Людей было много, нормально и не поговоришь, но он все же произнес:

— Угу-угу, так я и поверил.

— Верь, не верь, а я на два часа раньше встаю. — бросила я.

Мы проехали две остановки, Славку я заметила еще издали. Он возвышался над старушками, непонятно куда спешащими в столь раннее время. Увидев меня, весело помахал рукой и стал пробираться к нам.

— Привет, Витуля! — поздоровавшись со мной и другом, опустил мне на колени свой дипломат. Я, естественно повернула к нему голову, кивнула в ответ и услышала: — Что за строгость с утра?

— Говорит не выспалась. — ответил за меня Вовка.

— Ничего себе! — хихикнул Слава. Хотел еще что-то добавить, но тут рядом стоявшие женщины загомонили. Я обрадовалась, честно говоря, потому что прекрасно изучила друзей и знала, они непременно бы начали сочинять версии моего недосыпа.

Еще через две остановки появился Юрка. Он смог втиснуться в заднюю дверь и еще остановку пробирался к нам через возмущенные крики пассажиров. Его приход ознаменовался для меня еще одной сумкой на моих коленях, и я, естественно, повернулась к друзьям:

— Привет! Ты что там кирпичи таскаешь? — спросила я, так как тяжесть была неимоверная.

— Доброе утречко! — улыбался Юрка. — Нет, гантелька!

Я лишь покачала головой и уставилась в окно.

— Видно не совсем доброе. — услышала я Юру.

— Ага! — согласился Слава. — Говорит — не выспалась.

— Только нам мало верится. — добавил Вова.

— Слушайте, хлопцы! — не выдержала женщина, рядом со мной. — Мало того, что вы бедную девчонку нагрузили, так еще и донимаете с утра.

— Так мы ж по-дружески. — ответил Юра.

— Да хоть по любви! — хмыкнула женщина. — Только с утра-то ваше «бу-бу-бу» так на нервы давит. Причем, каждый день! Три месяца только вас и слышно!

Мы все хихикнули, но промолчали. Вообще-то их было четверо, друзей, так сказать городских. Был еще один Вова, но он жил в другом конце города и это, сегодня, меня очень радовало. Наконец наша остановка. Сумки мальчишки разобрали и мою прихватили, а выбравшись из трамвая, стали балагурить, устраивая спор, кто мою сумку нести будет. Я, было, обрадовалась, что так шутя к технарю подойдем, но не тут то было.

— Ты, Викуся, — начал Славка, — не заговаривай нам зубы, а отвечай как на исповеди, ночь из-за новенького проморгала?

— Ты чё, перезанимался?! — я притормозила и уставилась на них, а они, обнявшись, стояли и улыбались. — Какой новенький?!

— Ой, друзья мои! — подхватил Юра. — Наша Вика, жердя и не заметила!

— Естественно! — кивал Вова. — Он же, как дядя Степа! А ее глазки только на доску смотрят, а ушки препода слушают.

— Так! — возмутилась я, хотя злости на них не было: — Отдаем мою собственность, и я вас знать не хочу. А новенького вашего и подавно. Я думала хоть вы нормальные, а вы, как и наши барышни, просто бредите им.

— Вика, Викуся! — запричитали мальчишки. — Мы нормальные, чес слово! И тобою бредим!

— Обижусь!

— Нет, не надо! Мы помним. Жених и все такое.

Начались занятия. Сама не знаю отчего, но я старалась на переменах держаться в стороне от группы, вздыхая, что мальчишки, сами того не подозревая, нарушили все мои намерения, поговорить с общаговскими. На лекциях четверка сидела рядом со мной, так что новенький был отодвинут в задние ряды. А за пару до окончания занятий, я заскочила в женскую комнату и наткнулась на четверокурсниц. Они что-то бурно обсуждали, куря и не впуская первокурсников. Девчонки неслись в другой блок, а я, словно танкист, решила наплевать на «дедовщину». Нагло зашла, сделала свое дело, чем ввела девиц в оцепенение и только когда мыла руки, одна подошла ко мне:

— Слышь, девонька! Ты случайно не с 1-АЭС?

— Ну?! — глянула я на нее в зеркало.

— Это ж у вас новичок?

— И что?

— И как он?

— Понятия не имею. Не рассмотрела. Я, как видите, ростом мала. — и удалилась, под непереводимый поток ненормативной лексики. После занятий, впервые, я не пошла с группой в сквер, где мы обычно на часик зависали, а прямиком домой. Правда, были у меня намерения заехать к тетке Любе, проведать Натаху. Моя сводная, троюродная сестра, старше меня на три года, но она была инвалидом с детства и поэтому всегда находилась дома, а гулять выходила редко, с кем-нибудь из родных, в последнее время и я стала ее поводырем. Нырнула в арку, направляясь к троллейбусу, ну еще и от того, что не желала добираться на трамвае, с милыми братьями-акробатами, чтобы, ненароком, не поднялась снова тема о новеньком. Так вот, только я попала в небольшой скрытый от дорог дворик, как заметила на скамейках тех самых девиц из старшего курса и они, это было видно издали, были агрессивно настроены против меня. Брань понеслась сразу, как и угрозы, что они сейчас научат меня вежливости. Мне бы сделать шаг назад, да обойти их, так нет же, моя упертость взыграла и я, задрав голову, шла прямо на них.

— Еще раз, привет! — прозвучал надо мной мужской голос, и сумка моя слетела с плеча, повиснув в воздухе. Сердце мое заколотилось, я остановилась. — Я только проведу. — сказал Андрей. — Хоть до остановки. Поверь, сейчас так будет лучше.

— Да иди, я разве против. — пожала плечами и пошла дальше. Старшекурсницы, видно все были иногородние, так как, увидев его, изменили свое поведение, стараясь обратить внимание на себя. Мы пошли молча. Пропустив несколько троллейбусов, Андрей заговорил:

— Может, все же, я провожу тебя?

— А сейчас что это было? — я протянула руку за сумкой, но он взял меня за кисть, удержал в своей руке.

— Сейчас был приятный повод спасти тебя.

— Ага! Постановочная встреча!

— Что-что?! — не понял Андрей.

— Не важно. Типа, ты — рыцарь, спас меня из лап зла и я теперь должна тебе.

— До рыцаря мне далеко.

— Конечно! Доспехи отсутствуют.

— А ты дерзкая.

— Ты даже не представляешь насколько.

— Не представляю. Тем более что твоему облику не соответствует манера, какую ты только что открыла.

— А что у меня с обликом?

— Могу по дороге пояснить. — улыбнулся Андрей.

— Спасибо! Но, лучше я попытаюсь сама понять. Так что, герой не моего романа, сумку отдашь?

— Ты зря усмехаешься. Я не выделываюсь, просто случайно…. В общем, что бы ты не думала обо мне, но держись от тех девиц подальше.

— Так это не я, а они у меня на пути.

Андрей расхохотался:

— Естественно! Как же я сразу-то не понял. Ладно, красавишна, до завтра!

— Куда же деваться, раз в одной группе учимся. — вместо прощания бросила я и запрыгнула в отходящий троллейбус. В стекло, задней площадки, я увидела группу тех барышень, бросающих на меня недовольные взгляды. А еще Андрея, растолковывающего им нечто серьезное.

К сестре Наташе я не поехала, уж очень мне захотелось домой, побыть в тишине, написать Сашке письмо, которое добавлю в стопку не отправленных сочинений. Я упрямо их писала, боясь признаться себе, что он меня забыл, что и у меня, хоть и болезненно, но остывает к нему любовь.

Конец ознакомительного фрагмента.