Что мы обретаем, становясь старше. О безмятежности

Вильгельм Шмид, 2014

В книге «Что мы обретаем, становясь старше. О Безмятежности» Вильгельм Шмид, автор бестселлеров и философ с мировым именем, предлагает 10 практических шагов к обретению того, что современное общество с его бешеным ритмом жизни, техническим прогрессом и модой на вечную молодость, увы, потеряло – безмятежности. Как смириться со старением, научиться радоваться жизни и ценить то, что имеешь – ответы вы найдете в этой книге.

Предисловие

Сначала меня просто поразил феномен, я сделал наблюдение и никак не мог перестать думать о нем. Неминуемо приближался мой пятидесятый день рождения, и я решил прочитать лекцию о том, что особенно тревожило в те дни — о старении. После лекции ко мне подходили пожилые слушатели со словами: «Хорошая лекция, молодой человек, но вы-то что можете знать об этом!» И правда, эти размышления основаны не на собственном опыте старения, а на наблюдениях за моей матерью. Я восхищался той безмятежностью, с которой она, в отличие от многих других, принимала старость, и старался научиться у нее как можно большему, понимая, что однажды это может пригодиться. В чем же причина ее безмятежности? Как я могу научиться такому отношению к старению?

В той лекции я высмеял само понятие «становиться старше», разве «старше» — это не сравнительная степень прилагательного «старый»? Неужели нам больше хочется быть «старше», чем «старыми»? Я с гордостью заявил, что когда мне стукнет 60, то не стану говорить, что стал «старше», мне будет вполне достаточно быть просто «старым». К тому же, — продолжал я, будто я — один из последних представителей рода человеческого, кому суждено испытать этот процесс, — сама проблема отношения к старению, как и само старение, вскоре станет пережитком прошлого, над достижением этой цели усердно трудятся ученые всего мира. Я безмятежно и с радостью приму свое старение как должное и постараюсь жить с ним в гармонии, насколько это возможно: я откроюсь ему, не стану сопротивляться, идеализировать или очернять его, я постараюсь увидеть всю гамму его красок, все плюсы и минусы, я буду смотреть на жизнь не сквозь розовые или темные очки, а сквозь самые обычные с прозрачными стеклами, ведь трезвый взгляд на вещи — это, несомненно, величайший дар старости! А тем временем настал роковой момент — мне исполнилось 60 лет. По правде говоря, мне сейчас нелегко. Я отнюдь не безмятежен. В день 60-летия меня охватила невероятная грусть из-за необходимости навсегда распрощаться со своим пятым десятком, прекрасным десятилетием, которое никогда больше не повторится. Десять лет назад я точно так же сокрушался по поводу расставания с четвертым десятком, который был весьма богат на события, и уже тогда я не ждал ничего хорошего от будущего. Конечно, возраст — это всего лишь цифра, но за ней стоит реальность, которая незаметно подкрадывается к вам, и вдруг вас пронзает осознание того, что прошлое растягивается, будущее сжимается, а смерть всё ближе. Никакая психологическая подготовка не может предугадать, что мы почувствуем в тот момент, когда осознаем, что начинается обратный отсчет. Броские лозунги, которые пытаются преуменьшить значимость старения, сводятся примерно к следующему: «Вам столько лет, на сколько вы себя ощущаете». Да ладно! Давайте смотреть правде в глаза, на самом деле вы гораздо старше! А ваши ощущения ровным счетом ничего не значат, напротив, вы только напрасно себя обманываете. Не всякое заблуждение опасно, но в данном случае вас ждет двойное разочарование, когда вы поймете, что, несмотря на всю эту пустую болтовню, от реальности убежать невозможно.

Долгое время я представлял себе, что старость — это умиротворенный период жизни, когда люди сидят на солнечной террасе, задумчиво глядя вдаль, пребывая в гармонии с собой и окружающим миром. Чего мне сейчас недостает, так это террасы, и, как следствие, всего остального. Одно я знаю точно, я ни за что не стану одним из чудаковатых молодящихся старикашек, над которыми смеются окружающие. Я не хочу быть брюзгливым стариком, который вымещает злость из-за того, что его земной путь подходит к концу, на всём, что полно жизни. Я не стану облачаться в доспехи самодовольства и тратить последние силы на борьбу с молодежью, которая всё якобы делает неправильно. Я убежден, что молодые люди всегда правы, даже когда ошибаются, поскольку они имеют полное право приобретать собственный опыт, хороший или плохой, и учиться на своих ошибках.

Человек может безмятежно жить лишь с тем, что он считает истинным, в противном случае все его силы уходят на то, чтобы отрицать действительность, которую он отказывается принимать, но на саму действительность это отношение никак не влияет. Одна из истин старения заключается в том, что в этот период мы более, чем на какой-либо иной стадии личностного становления сталкиваемся с быстротечностью жизни. Так было всегда, но в современном мире это вызывает раздражение, ведь если технологиям подвластно всё, почему бы не сделать возможной вечную молодость? Я бы тоже не отказался от вечной молодости, но что это будет за жизнь? Я бы хотел, чтобы жизнь была сплошным удовольствием, но разве на этом фоне негатив и дискомфорт не будут ощущаться острее? Так что вместо того, чтобы тратить силы на борьбу со старением, я бы предпочел прожить отведенный мне срок, гордясь каждой своей морщинкой.

Мы столкнулись с новым вызовом — научиться жить со старением и превратить этот процесс из данности в искусство. Необходимо, чтобы общество изменило свое отношение к старению с предвзятого на уважительное, воспринимало его как искусство, тогда мы сможем примириться с неизбежным вместо того, чтобы тратить силы на борьбу с ним. Искусство принимать свою старость поможет нам настолько хорошо справляться с типичными для этого жизненного этапа трудностями, что даже становясь старше, мы будем, как и прежде, ценить дар жизни и ее красоту.

Искусство жизни давно является моей главной философией, и не потому, что я овладел им, а потому, что мне оно необходимо. Понятие искусства жизни зародилось в античной философии, по-гречески оно называлось techne tou biou, techne peri bion, на латыни — ars vitae, ars vivendi, и означало сознательную, наполненную смыслом жизнь. Многие понимают под «искусством жизни» полную свободу и беззаботность. Для тех, кто стремится к такому образу жизни, это, возможно, и вариант, но подобную философию никак нельзя назвать «искусством». Совершенно иной и куда более замысловатый подход — сознательно направлять свою жизнь и при необходимости кардинально менять ее. Столь глубокое понимание этого процесса не всем доступно, да и не всегда требуется. Вполне достаточно время от времени остановиться, как, например, сейчас, и задуматься над тем, что старость ждет каждого из нас. Но что это значит? Как это происходит? На каком этапе жизни я нахожусь сейчас? Что меня ждет? Как я могу подготовиться к этому? Что зависит от меня, а что нет? Здесь как раз и пригодится искусство жизни, которое позволяет понять, что и в этой фазе жизни тоже есть смысл, что нужно жить осознанно и ставить себе цели, чтобы не поддаться искушению опустить руки и бесцельно плыть по течению остаток дней.

Проблема заключается в том, что в современном обществе старость в основном воспринимается как нечто бессмысленное, а порой и вовсе как болезнь, которую необходимо срочно лечить и в конечном счете удалить хирургическим путем. Негативное отношение к старению как к бессмысленному и подлежащему искоренению явлению, вероятно, является побочным эффектом современной эпидемии эгоизма, который превозносит вечно молодое «Я». Я — навсегда. Ярчайшее подтверждение этого страстного желания вечно оставаться молодым — знаменитый и не раз перепетый хит — боевой клич 1984 года группы Alphaville ‟Forever Young″. Однако как только начинает превалировать одна точка зрения, необходимо срочно искать альтернативные подходы, поскольку однобокая интерпретация ставит под угрозу саму жизнь, погружая ее в сон. И пробудить ее под силу лишь противоречиям. Таким альтернативным подходом, которому, возможно, суждено стать символом преображенной современности, может стать представление о том, что старение имеет смысл. Но в чём именно он заключается?

Быть может, естественный смысл старения заключается в том, что осознание конечности жизни приходит к нам постепенно, словно сама природа старается быть милосердной к своему творению — сверхчувствительному тирану, имя которому — «человек». Природе, конечно же, тоже хорошо знаком «принцип вечной молодости», только он наполнен совершенно иным смыслом, нежели в современной культуре — природа остается вечно молодой, разрешая старой жизни угасать, а новой возникать. Она может оборвать нить жизни одним рывком, о такой смерти многие мечтают, но немногим она суждена, ведь природа предпочитает медленный процесс старения: так остается больше времени на то, чтобы помочь расти новому поколению, передать ему свой опыт и накопить новые знания. Жить, подчиняясь естественному смыслу старения, означает, образно говоря, продолжать цвести ради себя и других в течение того срока, что отведен природой более или менее неуязвимому растению, и быть готовым принять увядание. Это значит радоваться жизни, пока она длится (собственной жизни и жизни в целом), и даже уходу из нее, безмятежно принять жизнь во всех ее ипостасях, включая тот факт, что она не вечна. Способен ли я на это?

Культурным смыслом старения можно назвать обнаружение ресурсов, которые обогатят и облегчат нашу жизнь на этом этапе. Безмятежность — один из таких ресурсов. И в современном мире его остро не хватает: круговорот жизни лишает нас покоя, заставляя мечтать о безмятежности. Безмятежность занимала важное место в западной философии и христианской теологии со времен Эпикура¹ (341–270 гг. до н. э.) и его понятия «ataraxia» (др.-греч. атараксия — «невозмутимость, хладнокровие, спокойствие») и Майстера Экхарта (1260–1328 гг.) и его концепции «отрешенности»². Однако в наше время эта философия была забыта, не выдержав натиска бурной активности и научно-технического оптимизма. Мягкая сдержанность безмятежности больше не считается добродетелью, однако пришедшая ей на смену показная холодность всё еще хранит память о человеческом тепле безмятежности. Веками один этап жизни, казалось, был создан для безмятежности, и это старость. Но теперь это период потрясений, и безмятежности уже не так просто занять в нем свое законное место. Но как же вновь обрести ее? Может ли всё более стареющее общество стать безмятежнее?

Лично я пока не достиг безмятежности, но для меня это то, к чему следует стремиться, чтобы жить красивой жизнью. Безмятежность — величайшее преимущество на любом этапе жизни, но особенно когда мы стареем, и наша жизнь становится более сложной и ограниченной. Вероятно, обрести безмятежность можно только в старости: легче быть безмятежным, когда на кону не стоит будущее, гормоны уже не бушуют, когда вы обладаете бесценным багажом опыта, широким кругозором и проверенным временем знанием, кому и чему можно доверять. Эта книга описывает 10 шагов к достижению безмятежности, которые основаны на наблюдениях, опыте и размышлениях. Здесь идет речь о спокойной безмятежности, а не о показной, провокационной («Смотрите, как я безмятежен!»). Книга не просто провозглашает безмятежность, ее суть в том, чтобы вместе с читателем наметить разумный и практичный путь ее обретения. Первый шаг на этом пути — готовность размышлять об этапах жизни, ведь жизнь никогда не стоит на месте; и лучше понять особенности старения и старости, чтобы искренне их принять.

Примечания

1

Эпику́р (342/341 гг. до н. э. — 271/270 гг. до н. э.) — древнегреческий философ, основатель эпикуреизма в Афинах. У Эпикура атараксия связана не с воздержанием от суждения, а с удовольствием (др.-греч. ήδονή): Эпикур определял удовольствие как отсутствие телесной боли и душевных страданий и тревог. Тревоги в душе возникают из-за ложных мнений о богах и смерти, которые вызывают у людей страх. Избавляет от ложных мнений трезвое рассуждение, приводящее к атараксии. Атараксия — это сосредоточение на самом общем и главном, считает Эпикур. — Здесь и далее примеч. переводчика.

2

Майстер Экхарт (ок. 1260 — ок. 1328) — знаменитый средневековый немецкий теолог и философ, один из крупнейших христианских мистиков. Его учение состояло из сплошных парадоксов. Он отвергал любовь как высшую добродетель, не делая исключения даже для любви к Богу, считал молитвы не только лишними, но даже в некотором смысле вредными, и полагал, что не верующий должен прийти к Богу, а Бог — войти в сердце верующего, который специально для такого случая должен держать его абсолютно пустым. Экхарт разрушает привычный нам образ христианина, призывающего любить ближнего и подставлять другую щеку. Чувство сострадания — лишь преграда на пути достижения подлинного единения с Богом, так как оно удерживает нас в миру. Тогда как задача истинного верующего — отрешиться от всего, чтобы Бог смог лучше войти в него.