Пирожок и Парижанка

Виолетта Викторовна Лосева

«Пирожок и Парижанка» – это повесть о любви, о семейных и несемейных отношениях, о том, как красота пыталась спасти этот мир… Есть такое лекарство: беречь друг друга. Не всем оно, конечно, «по карману». Помогает от обид, от раздражения, от глупых мыслей и нелепых замечаний…

Глава 2

— Мамочка, ты где? — голос Майки, как всегда звучал приветливо и мягко, — Занята? Говорить можешь? За рулем? Привет.

Майка всегда сразу задавала все возможные вопросы, чтобы облегчить выбор. Умничка моя!

— Привет! Еду с дачи. Не занята. Говорить могу. За рулем.

— Окей, я быстренько. Я только хотела напомнить, что в следующее воскресенье мы ждем тебя к обеду. По случаю нашего юбилейчика.

— Я помню, моя девочка. Ты что?

— Хочешь — приходи с Андрюшей. Хочешь — сама. Папа тоже будет.

Тоже сразу предупреждает. Умничка моя! Папа тоже будет!

О, эти дети разведенных родителей! Даже во взрослой жизни им нужно слегка изворачиваться, чтобы не поставить любимых маму и папу в неловкое положение. И, сохраняя лицо, делать вид, что все в порядке.

Дочка Майка с детства была взрослой. И самостоятельной. Аккуратной до скрипа. Приходила домой, рыдая, если кто-то в песочнице случайно песком попадал на ее белые гольфы. В шесть лет затевала стирку в маленьком тазу.

— Да чего ж ты так плачешь? — уговаривала ее Ева, — Разве тебя кто-то ругает? Это же просто ерунда! Или тебя ударил кто-то?

Майка вскидывала удивленные глаза. Причем тут «ругает или не ругает»? Что, плакать можно только от боли (если упала) или от страха (если поругают)? И причем тут вообще кто-то еще, когда самой досадно?

Ева уважала дочь. И, в какой-то момент, поняла, что в ее случае главными принципом воспитания должно быть следующее: не мешать!

Майка легко окончила школу с золотой медалью. Легко поступила в технический ВУЗ. Легко со второго курса начала подрабатывать. И характер у нее был такой: не замечать вокруг ничего плохого.

Ева была убеждена: если человек не видит какого-то дерьма перед собой (в жизни, в разговорах, в отношениях, в подтексте), это происходит не всегда от того, что он глупый или слепой. Часто это происходит от того, что человек просто выше этого.

«Будь выше этого!»

Речь не шла, разумеется, о позиции «если я не вижу, значит этого нет». Отнюдь… Речь шла о том, чтобы не ввязываться в мелкие и мелочные разборки, и не реагировать на фразы и взгляды, целью которых было спровоцировать реакцию или заставить собеседника почувствовать дискомфорт.

С Майкой было легко.

И ей со всеми было легко.

Даже с разведенными родителями.

Удивительно современный самодостаточный человек.

У Евы даже мысли никогда не возникало поплакать Майке «в жилетку», покопаться в своих переживаниях, посетовать на жизнь, обсудить бывшего «папу», промыть косточки знакомым, поболтать как с подружкой. У Майки была своя жизнь.

И еще Майка была очень красивой. Как Габриэлла Сабатини в ее лучшие годы. Такой красивой, что не только мужчины оборачивались на улице, но и женщины провожали завистливым взглядом. Ева даже представить себе не могла, каким должен быть мужчина, чтобы ей соответствовать

Представить не могла.

А потом Майка встретила Митю. Митя был, безусловно, хорошим мальчиком.

И мальчик хороший, и…

К сожалению, вот добавить к этому было нечего.

Хороший мальчик.

Пять лет уже женаты.

А Митя все еще… «хороший мальчик».

Ева признавала, что, в целом, Митя любит Майку и относится к ней очень хорошо. Наверное, для другой девочки (не такой яркой и блестящей, как Майка) Митя мог бы быть идеальным вариантом.

Но для нее!?

Ева считала, что мужчина перед Майкой должен благоговеть, носить ее на руках и устраивать для нее прогулки на собственном самолете с дарением бриллиантовых колье прямо на борту. Майка была этого достойна во всех отношениях.

А Митя… Просто хорошо относился. Просто неплохо зарабатывал. Просто помогал по дому. Просто дарил букетики на 8 марта. Не давал делать тяжелую работу.

Просто хороший мальчик.

Когда Ева в начале их совместной жизни пыталась объяснить что-то Майке, та ответила коротко и предельно ясно:

— Так, мама, стоп. То, что я принцесса, знаешь только ты. И считаешь так только ты. Остальные — не обязаны. И не нужно мне открывать глаза на то, чего нет.

Ева смирилась. Тем более, про Митю и нельзя было сказать ничего плохого. Хороший мальчик. Просто не падает в обморок от восхищения, когда Майка надевает вечернее платье. Просто не прыгает от восторга, когда жена своими нежными ручками готовит ему обед. Просто не бежит исполнять любое Майкино желание по первому движению ее красивой брови. Просто не бросает мир к ее обалденным ногам. Просто не тонет в ее удивительных глазах и не падает ниц каждый раз, когда она приходит домой.

Называет не Майкой, а Июнькой. Потому что у нее день рождения в июне. Нежно, конечно, и мило, но… Габриэлу Сабатини кто-нибудь называл бы июнькой?

И луну с неба тоже не пытается достать.

«А должен был бы…» — думала Ева про себя.

Когда в жизни Евы появился Андрюша, Майка была уже взрослой замужней дамой. Жила с хорошим мальчиком Митей.

— Ну как он тебе? — спросила Ева без особой надежды на душевный разговор.

Майка пожала плечами, давая понять, что ее мнение в этом вопросе никакого значения не имеет.

— Нормальный. Если тебе с ним лучше, чем одной,… о чем вообще говорить?

Ева поняла, что Майкино техническое образование и тут дает себя знать. Сравнивать можно только по одному четкому критерию: лучше с ним или лучше одной. И это было так лаконично и верно, что все остальные нюансы и оттенки просто не было смысла «жевать».

Хотя для себя Ева часто пыталась разложить ситуацию на составляющие. В каких случаях лучше?

— Смотри глобально, — советовала Майка.

— Но жизнь ведь состоит из мелочей! — возражала Ева.

— Если нырять в каждую мелочь, то лучше сразу умереть, — Майка еще раз пожала плечами, — Я все-таки советую смотреть в целом.

Ева смотрела «в целом». По совету Майки.

Но, как оказалось, вид «в целом» тоже каждый день открывался новый.

В понедельник — «у меня все прекрасно, взрослая дочь, любимая работа, приятный мужчина, длинные ноги и новый ночной крем для лица…»

Во вторник — «что-то не то… Майка совсем отдалилась, начальник мог бы ценить и побольше, Андрюша — скучный, носогубные складки все-таки проявляются…»

В среду — полный мрак: «За Майку обидно до слез: Митя поехал к родителям, она сидела одна весь вечер. На работе нужно уволить двадцать человек, и, конечно же, начальство свалило это все на меня. Андрюша появляется когда захочет и сможет — совсем расслабился. Принимает меня, как должное. А нужен ли мне такой мужчина? Про крем даже не вспомнила. Старею и махнула на себя рукой…»

В четверг-пятницу — ну хоть застрелись: «На работе одни проблемы и претензии. Хоть увольняйся. Майка сама выносит мусор. С Андрюшей надоело делать вид, что мы — пара. Так и хочется сказать „когда же ты уже исчезнешь из моей невеселой жизни“. В зеркало на себя смотреть не хочется. Ноутбук тормозит… Горячей воды нет. Лень нагреть воду и вымыть голову…»

А в субботу — вдруг: «Вроде бы я даже, как будто, счастливая женщина. Любимый подарил романтический завтрак на балконе — с прекрасным видом на краснеющую рябину. Дочь — подружка, красавица, и муж у нее — хороший мальчик. Выгляжу так соблазнительно, что даже кружевной пеньюар не нужен — в старых джинсах — просто секси-герл с рекламы новых презервативов. И на работу — только в понедельник. Да и там как будто все разруливается….»

И как после этого можно смотреть на жизнь глобально?

— Ты слишком самодостаточная, — говорил Андрюша с восхищением. По-видимому, он уважал сильных женщин. При этом, не забывал о себе. Не забывал давать ей понять, что он-то… ого-го… какой сильный и уверенный в себе мужчина. Способный восхищаться сильной женщиной.

«Все, что „слишком“, — то — не здраво, — думала Ева, — Ах Андрюша, если бы ты мог видеть не только то, что снаружи, а и то, что внутри!»

А внутри было много-много сомнений. И одно из них было: «а почему я с ним?» Иногда оно превращалось в «а зачем я с ним?»

На первый вопрос можно было ответить «а потому что….» И мысленно показать себе язык, напоминая о том, что, несмотря на все утверждения о выборе женщины, на самом деле в жизни бывают и такие случайности — мужчин было много, но зацепился именно этот. Несмотря на всю твою силу, Ева, и самодостаточность.

Со вторым вопросом было сложнее. Он предполагал более четкий ответ. Вопрос «зачем» для Евы вообще имел особое значение. Как с миссией организации. Когда они всем отделом пытались сформулировать миссию своей компании, на первый план все время вылезали то цели, то стратегия, то «полезности».

— Ответьте честно на вопрос «зачем», — посоветовал тогда Мартин Беркли, видя их мучения и полную неразбериху в понятиях. Мартин был ее английским наставником, учителем, консультантом и человеком, который, в свое время, ввел ее в мир «человеческих ресурсов и отношений», показав, что HR — это не только заявление на отпуск, приказ об увольнении или переаттестация, как считалось в старых отделах кадров. HR — это работа не с «телом» персонала, а с его «душой».

Ева часто думала о Мартине. Сейчас ему, наверное, уже за 70. И он вернулся к себе в Великобританию, в «до сумасшествия дорогущий и в той же степени прекрасный» дождливый Лондон. Сейчас она иногда встречала его посты в социальных сетях, которые, как и тогда, до социальных сетей, выпускали флюиды чисто британской обособленности и жизненной мудрости.

«Так зачем же я с Андрюшей? — спрашивала себя Ева, проезжая по широкой трассе мимо уютных ухоженных деревенских „хатынок“, — Вопрос неполный. Миссия неопределима. Я ведь даже не могу сказать „зачем я живу с ним?“, потому что я с ним не живу. А что я делаю с ним? А, вот… Нахожусь в отношениях. Раньше сказали бы — встречаюсь. Наверное, это лучшее, что может быть у женщины „за сорок“. Никаких обязательств. Никаких страстей. Удобная женщина с удобным мужчиной. Всем удобно, и мы никому не мешаем. Кроме того, в нашем возрасте…»

Ева хорошо относилась к своему возрасту. С одной стороны, можно было бы быть и немного помоложе, но… Вот уж в этом вопросе точно не было никакого смысла подсчитывать и говорить «вот хорошо было бы…»

А началось у них с Андрюшей все очень даже потешно.

Она собиралась написать деловое письмо и начала его, как обычно, с приветствия. Только в слове день (из сочетания «добрый день») сделала опечатку и получилось «пень»

Да еще вместо восклицательного знака поставила запятую. На западный манер. Ну, как минимум, ей казалось, что так это звучит и выглядит более современно.

И получилось следующее:

Добрый пень,

Направляю Вам…

Ну и дальше все эти вежливые бла-бла-бла.

И буквально через десять минут получила ответ: «Возможно, я — пень, но кто вам сказал, что — добрый?»

Так и познакомились. В деловой переписке. Ева оценила и легкий юмор, и способность обращать многое в шутку, и — главное — снисходительно нежное отношение к себе. Как женщина самостоятельная, Ева очень ценила именно это: талант мужчины «быть выше», не возвышаясь и не унижая.

Потом, конечно, многое менее замечательное и приятное тоже вылезло наружу. Но в целом — Андрюша вполне соответствовал статусу мужчины, который находится в отношениях с такой женщиной, как Ева.

Тем более, Майка велела «смотреть глобально». Если смотреть глобально и не обращать внимание на некоторые досадные мелочи, то все было просто великолепно.

Но мелочи, так или иначе, давали о себе знать.

«Вот он, мой мир, — думала Ева, переключая каналы в приемнике не снижая скорость, — Вот она — моя орбита… Обожаемая Майка с хорошим мальчиком Митей. Вполне лояльный начальник, который ухаживает за мной, но если нужно кого-то уволить, то закрывает мной амбразуру. Любимая подружка Иванка со своим авантюрным увлечением „младше на 15 лет“. Майкин папа, с которым, хочешь — не хочешь, а придется встретиться на „юбилейчике“, потому что дочка хочет видеть всю свою семью. А, может быть, и не хочет. А просто соблюдает приличия. Как смешно. Какие глупости порой заставляют нас делать те самые пресловутые приличия. С одной стороны — это никому не нужно. И даже в тягость. С другой стороны — все придут и будут делать вид, что получают удовольствие от встречи. Я — с бывшим мужем. Митины родители — с нами. Майка — с Митиными родителями и другими родственниками. Анекдот какой-то, а не мир самодостаточной женщины. Кто там еще кружится по моей орбите? Три сотни коллег, соседи, знакомые, случайные прохожие… Да-да, еще мудрый Мартин в прошлом с его миссионерскими замашками, и мужчина, который на данный момент и — как ни прискорбно себе в этом признаваться — за неимением лучшего — может считаться любимым… А может быть я вообще вполне упакованная дама? И жаловаться не на что?»

— А мое солнышко уже едет домой? — Андрюша позвонил как раз в тот момент, когда Ева, наконец, «нащелкала» канал, где транслировали какое-то интервью. Дорожная музыка уже порядком надоела.

— Привет, я за рулем, — коротко ответила Ева, делая акцент на «руле», хотя обычно ей, как опытному драйверу, это абсолютно не мешало.

— Позвони, когда сможешь, — услышала она в трубке, — Не хочу тебя отвлекать. Хотел сказать буквально несколько слов, но не хочу, чтобы ты разговаривала во время езды.

— Говори.

— Да нет, не отвлекайся. Ничего важного. Я, наконец, встретился со своими мастерами. Если бы ты знала, какой это кошмар. До трех часов они даже не позвонили…

— Андрей, про свои кошмары расскажешь потом. Извини.

— Да-да, конечно. Я только хотел спросить, а не встретиться ли нам сегодня? Как мое солнышко смотрит на то, чтобы я приехал вечером? Ты сильно устала?

Да, для человека, который «не хотел отвлекать» Андрюша был слишком многословным. И это раздражало. Это мелочь, как сказала бы Майка? Да куда же от них деться, от этих мелочей?

У Андрюши уже давно были ключи от ее квартиры, поэтому он мог и не так уж строго согласовывать свой визит… Но Андрюша не любил брать на себя ответственность. Поэтому всегда спрашивал. Хотя бы для приличия. В некоторых случаях Ева была благодарна ему за это. В некоторых — ее это ужасно бесило. По-прежнему, как в юности или в сказках — хотелось ПОСТУПКОВ. И сама себя одергивала: какие поступки? Какое геройство? Какие подвиги?

Все культурненько… Все пристойненько… «И закусочка на бугорке…»

Без страстей.

— Лучше не нужно сегодня, — сказала Ева, — я приеду поздно. Устала. Нужно еще чуть себя в порядок привести. Завтра же на работу. Давай не сегодня, а?

— Ну ладно, — голос у Андрюши был разочарованный. Видно, после геройских разговоров с сантехниками, ему хотелось показать любимой женщине, как он справляется со сложными жизненными ситуациями. И с ЖЭКом, в том числе. Блеснуть, так сказать. А тут такой облом получился…

— Позвоню, если не очень поздно приеду, — сказала Ева, отключаясь.

Да что со мной творится?

Ева не могла без раздражения смотреть современные ток-шоу. И все равно смотрела. Самой было странно: все понимаю, кровосмесительные сюжеты и «клубничные» повороты событий просто отвлекают зрителей, жаждущих зрелищ, от чего-то более важного, глубокого, насущного. Все понимаю: на животном уровне это «работает» безотказно: если дедушка насилует внучку годами, а мама, раздавшая восемь детей по интернатам, беременна девятым, то… Это «цепляет» гораздо сильнее, чем рассуждения о смысле жизни или новости экологии. Что именно цепляет — это уже другой вопрос. Главное — цепляет.

В ток-шоу это называлось «мы поднимаем важные проблемы».

Особенно раздражали «звезды» и такие себе околозвездные персонажи, которые выступали в качестве экспертов, обязательно стремились высказаться по всем вопросам и красиво рассуждали о том, что, дескать, «вас, наверное, в детстве недолюбили, поэтому вы сейчас на свою жену с ножом бросаетесь» или «прости свою маму за то, что она тридцать лет назад завернула тебя в целлофановый пакет и бросила в мусорный бак. Это же твоя мама! И нужно уметь прощать!»

И вот сейчас чувства к Андрею напоминали раздражение, которое Ева испытывала, когда говорили подобные «эксперты». Вроде бы и слова правильные. И акценты хорошо расставлены. И смысл есть. И понимаешь, почему человек говорит об этом с экрана. И, вроде бы, ничего лишнего и глупого не сказал. И ценности задеты такие, знаете ли, вечные… Системообразующие… А все равно раздражает.

Конец ознакомительного фрагмента.