Сварщик и сольфеджио. Эротическая драма с элементами продакт-плейсмента

Виолетта Лосева

Настоящая любовь – это совсем не туфли, поставленные аккуратно в коридоре. И, тем более, не вкусный ужин. Откуда мы знаем, почему именно люди делают то, что делают? Зачем мы сами ставим себе препятствия, создавая правила, которым нам вовсе не хочется следовать? Почему мы считаем, что имеем право навешивать ярлыки на что угодно? На любовь, например? Кто знает, какой именно должна быть твоя любовь? Зачем мы постоянно вспоминаем прошлое? Почему мы ищем идеал вместо того, чтобы просто жить?

Глава 2. Наши дни. Девушка-ротвейлер

— Катюша, привет! Какая же ты умничка! Видела статью?

— Здравствуйте, Ольга Николаевна. Еще не видела. А что, уже разместили?

— Не то слово! Разместили с утра, а сейчас уже больше 500 лайков и 100 перепостов.

— Отлично! Я даже не думала, что так пойдет. Писала просто как писалось…

— Наверное, это самый лучший вариант. Не вгонять тебя в рамки каких-то требований и технических заданий. Поздравляю. Ты — молодец! Виталик еще такие картинки подобрал, что просто закачаешься. Посмотри, если будет время.

— Обязательно посмотрю. Нужно же полюбоваться своим творением!

— Это, действительно, творение. Ты пишешь — как поёшь. Это один из комментариев. Тем более, если учесть, что это не пост, не короткая заметка, а, практически, лонгрид… Как вообще у тебя дела? Как малыш?

— Спасибо! Все хорошо. Растем потихоньку.

— Ну и слава Богу! Время пролетит незаметно, не успеешь оглянуться, как уже в школу будешь собирать, а потом к свадьбе готовиться.

— Ой, до свадьбы нам еще далеко. Хотя я уже не знаю, какой барышне я могла бы доверить его.

— О, так ты уже злая свекруха?

— Ага, как представлю, что он кому-то другому будет улыбаться, прямо не знаю, что делать.

— А сколько ему уже сейчас?

— Послезавтра будет два месяца.

— Ты вовремя начала беспокоиться. Оглянуться не успеешь, как он начнет улыбаться кому-то еще.

— Да он еще и мне-то улыбается непроизвольно. Я читала, что это не улыбка, а просто мимика такая у младенцев.

— Скажу тебе, Катюша, что мимика такая у них начинается после двадцати, когда они знают кому нужно улыбнуться, а кому — нет. А сейчас — все искренне. Улыбаются, когда им хорошо. Радуйся, пока эта улыбка только твоя, и больше ничья.

— Ясно, Ольга Николаевна. Спасибо вам за звонок и вообще… За то, что дали возможность писать, пока я в декрете.

— Это тебе спасибо, Катюша. За то, что находишь время. Ты — наш бриллиантик. Деньги на карточку перевести?

— Да, если можно. Спасибо вам еще раз.

Катя положила трубку и посмотрела на спящего Левушку. Наелся и уснул, пупсик маленький. Можно поспать полчасика — неизвестно, какая будет ночь, — а можно полюбоваться статьей и лайками.

Катя открыла блог и увидела уже почти 600 отметок «нравится» и длинную ветку комментариев. Ай да Катя! Бриллиантик? Так сказала Ольга Николаевна?

Ай да автор! Перемешала все, что только можно было перемешать и получилась премиленькая статейка.

А комменты?

Любо-дорого смотреть! Как активно люди включаются в полемику, не замечая провокаций!

«Я не совсем согласна с автором. Злодеев и негодяев тоже можно любить. Более того, „плохие мальчики“ всегда были в орбите внимания как плохих, так и хороших девочек. Только плохие девочки понимают, что это за тип, а хорошие… воспринимают его эгоизм и грубость — как мачизм и брутальность…»

Катя любила все классифицировать.

Может быть именно поэтому статейки и заметки в формате лайфхаков у нее получались просто «на отлично»?

Она хорошо помнила, как в детстве, засыпая, старалась объединить и рассортировать людей по каким-то признакам и качествам, чтобы легче было делать выводы и прогнозы. Тогда, ещё до знакомства с высшей математикой, это казалось просто, занимательно и полезно, но чем глубже и качественней она старалась все анализировать, тем чётче понимала, как это сложно, а иногда и бессмысленно… Хотя до сих пор обожала графики и таблицы… И четкие, просто идеальные фразы… Как в геометрии, например. В условии задачи: «необходимо и достаточно». Это же гениально! Как понять, сколько и чего человеку одновременно необходимо и достаточно для решения какой-то задачи?

С этим немного сложнее: — мы — к сожалению или к счастью — не в «матрице»…

Несмотря на то, что категоричность считается признаком ограниченности, у Кати в голове маячила одна мысль, которую она даже сама с собой не могла оспорить…

Об идеальных женщинах…

Катя считала, что идеальная женщина должна быть как ротвейлер… Ну… название породы не имело значения… Смысл заключался в наборе качеств: сильная и свирепая для чужих и красивая и преданная для своих.

Кто предпочтёт такой диванную болонку, писающую под себя по поводу и без? Или питбуля, с которым и самому страшновато в голодный год оказаться в замкнутом пространстве?

Конечно, люди очень разные и, плюс к этому, ещё и каждый странный по-своему. И невозможно рассчитать идеальные формулы отношений, счастья или хотя бы чего-то вообще конкретного для всех. Рецепты счастья зависят именно от тех секретных ингредиентов, которые находятся в душах каждого отдельного человека и соответственно неповторимы… Главное — чтобы эти ингредиенты сочетались друг с другом…

«Я — о-о-очень далека от идеала, но… я — девушка — ротвейлер, — думала Катя, — Я не бешеная кровожадная тварь, но, наверное, перекусить горло врагу сумею легко и с удовольствием, как порцию пиццы, в случае, если его вина будет доказана на 1000%, из 100 возможных. Я не обижаю слабых, а сильные и так видят, что со мной лучше не драться. Ну, а проходя мимо аллигаторов или кого ещё страшнее, я и сама не поднимаю глаз…

Все мои мужчины — очень разные люди. Настолько разные, что ничего общего у них даже нет. Но каждый из них, после долгого времени сказал: я готов и хочу пожать тебе руку, как равному, в знак уважения. И это для меня важнее всех комплиментов, которые я слышала и хотела бы услышать…»

А не врешь ли ты сама себе, Катя?

Вру… А что, уж и соврать нельзя?

«И несколько слов об авторе, — с улыбкой подумала Катя, любуясь тем, как отметки «нравится» прибавлялись прямо на глазах, — Я — модель 1982 года выпуска, и мои самые близкие подруги тоже, хоть и не все. Много раз убеждалась, что есть действительно большая разница между нами и другими моделями. Может это так кажется всем, а может и правда мы другие, потому что время тогда было особое, на момент начала осознанной социальной жизни — поступления в школу, была перестройка, и не только в стране, а и во многих других аспектах, которые повлияли на воспитание и формирование нашего мировоззрения. Конечно, это только мое мнение, но… года с 1985 модели пошли совсем другие. И я не только о внешности говорю, но и о «начинке», и функциях.

Очень люблю сравнивать несравнимые вещи, мне кажется, что это упрощает понимание более сложных механизмов. Так вот — мы — это такой 124-й мерседес или БМВ в 39-м кузове… С такими комфортно и надежно… И детали недорогие, и ремонт простой, и бензина «ест» немного. Нас нужно просто искренне любить, тогда и скорость будет и манёвры как на Формуле 1. А если не пожалеть полироли и надеть новые чехлы, то, управляя таким аппаратом, можно получить прямо эротическое удовольствие от поездки. Хотя по фасаду (читай «по взгляду») видно, сколько дорог пройдено, и что таких больше не выпустит родной конвейер никогда… Ещё немного, и попадём в разряд ретро, а это уже эксклюзив, стоит только подождать ещё лет 100… Такая подойдёт, практически, каждому — и мальчику, который только учится водить, и ровесникам, которые уже никому ничего не доказывают длинной капота и количеством «лошадей» под ним, и тем, кто постарше, которые не хотят выглядеть глупо на китайской подделке, пусть и с конвейера…»

Интересно, я сама это придумала или навеяло каким-то текстом? При том обилии информации, которую приходилось перелопачивать каждый день, разобраться в том, откуда появляются мысли, было трудно…

Левушка проснулся, и Катя в уютных сумерках устроилась кормить свое маленькое чудо.

Эпизод 3. Середина 90-х. Еще один неприятный момент

Никита спал. Ира укрыла его поплотнее и вышла на кухню. Эдик встал ей навстречу.

— Хочешь чаю?

— Нет.

— Пойдем спать?

— Да, сейчас.

— Ты звонила родителям?

— Да.

— Ну что там?

— Завтра Марину забираем.

— В котором часу?

— После трех.

— Я тоже подъеду.

«Зачем ты там нужен? — подумала Ира, но вслух сказала: — Как хочешь.

Эдик подошел к ней поближе и обнял за плечи.

— Устала?

— Немного.

— Хочешь чаю?

— Ты уже спрашивал.

«Неужели он не понимает, что убил во мне все, что было, — думала Ира, не глядя на мужа, — А было ли оно, это „что-то“? И куда оно делось, если было? Лежит где-то, убитое?»

Сама себе удивляешься, насколько все стало безразлично.

Эдик снова попытался обнять ее.

— Оставь меня в покое.

— Почему?

— Я ничего не хочу.

— Давно?

— Давно.

— А может, ты никогда и не хотела ничего?

— Было время, когда я боялась тебя потерять

— С трудом верится.

— А теперь все прошло, и мне, действительно, все равно.

— Ты удачно скрывала страх меня потерять. Я этого не видел.

— Может быть.

Они помолчали.

— Ты звонил по объявлению, где нужен архитектор?

— Нет.

— Почему?

Пауза опять затянулась Вопрос повис в воздухе. Ира уже начала думать о другом, когда Эдик сказал:

— Я не звонил. Я был занят. В том числе, заезжал к Марине вчера.

— Понимаю. Значит ты не ищешь работу из-за моей сестры. И из-за меня.

— Я этого не говорил.

— Но ты так считаешь.

— Я просто был занят.

— Для того, чтобы позвонить по объявлению, нужно десять минут. Покурил бы на один раз меньше.

— Ну, началось…

— Нет, уже закончилось. Мне работа не нужна. Тебе перед твоим ребенком не стыдно, что ты получаешь десять долларов в месяц? Мне тебе сказать нечего.

— Я ищу работу.

— Поиски затянулись.

— Как умею.

— Ну как хочешь. Мне все равно.

— Я вижу.

Они молча легли в постель. «Ну сделай же хоть что-нибудь», — с тоской думала Ира, не столько желая близости с ним, сколько ожидая хоть какого-то действия с его стороны. Хотя после слов, которые она ему сказала… Она понимала, что слова были обидными.

Правильными, справедливыми, но… обидными.

Эдик погладил ее по голому плечу. Она лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к своему телу, и не чувствовала ничего, кроме скуки.

— Ты устала? — в третий раз за вечер спросил он.

— Нет, — еще раз безучастно ответила она. Ира уже не помнила, что она ответила первых два раза. Это было не важно.

— Ну спи, — Эдик поцеловал ее в висок и повернулся на другой бок.

«Как смешно, — подумала Ира с тоской, — мне было бы приятнее, если бы он по-мужски настоял на своем. А он думает, что поступил благородно, оставив меня в покое. А может быть он только делал вид, что хочет меня. И отвернулся с облегчением…»

Она долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к ровному дыханию Эдика, пока, наконец, прокрутив в мыслях план на завтрашний день, уснула.

Марину забирали в четыре часа дня.

У дверей роддома бестолково толкались все — Ира с Эдиком и Никитой, мать с отцом, Лена с Виктором. Чуть позже подошла Оля, одетая просто шикарно, теребя в руках пять белых роз. Было несколько девочек из институтской группы.

Ира думала о том, что, несмотря на такое количество встречающих, Марине придется пережить еще один неприятный момент.

Наблюдая за другими группами, Ира заметила, что всех встречали мужья. Среди них были и простые, неважно одетые парни, и мужчины среднего достатка, видно из числа «вшивой интеллигенции». Были и супермены на собственных Мерседесах.

Их группа ничем не выделялась. Но Ира знала: среди всех близких людей Марины, нет того, кто должен был бы быть здесь хотя бы по своему статусу. Хотя бы сегодня.

Они показались в дверях — старенькая нянечка с белым кружевным свертком в руках — таким малюсеньким, что даже не верилось, что там лежит настоящий человечек, и Марина — опять красивая, яркая, на каблуках, с раздавшейся грудью, что делало ее еще более пикантной.

Ира подтолкнула Эдика и он, шагнув вперед, взял сверток из рук нянечки, в то время, как все остальные обнимали Марину, вручали ей цветы и одаривали нянечку.

«Вот и Эдик хоть за чем-то понадобился, — пронеслось в голове у Иры, и она с благодарностью смотрела на то, как ее муж, чуть ли не на вытянутых руках, несет ребенка к машине.

— А я Витьку готовила, — шепнула Лена Ире на ухо, и они понимающе переглянулись.

Марина улыбалась всем, но видно было, что она ждет одного: скорее приехать домой и избавиться от посторонних взглядов. Никите показали двоюродную сестричку, и он рассматривал малюсенькое красноватое личико, где, как казалось Ире, слишком заметны были черты Руслана — темные глаза, высокий лоб, тонкие рельефные бровки. Но что-то было в девочке и от Марины — какая-то неуловимая женственность, которая обычно не видна у младенцев.

— Красавица, — сказала Оля, — просто красавица.

— Сплюнь, — рассмеялась Лена, — Маринка, не показывай никому, чтоб не сглазили.

Виктор несколько раз щелкнул фотоаппаратом — всех вместе, потом бабушку и дедушку с внуками, потом Марину с дочкой, и, наконец, все расселись по двум машинам и поехали домой.

«Дай Бог тебе счастья, маленькая», — думала Ира, сидя в машине рядом с Мариной и держа в руках девочку.

Никита ехал молча и смотрел в окно. Потом изрек:

— А когда мы ее назад отдадим, эту сестричку?