Со своих колоколен

Виталий Аверьянов, 2017

В книге известного философа, писателя и общественного деятеля Виталия Аверьянова собраны его поэтические произведения – стихи, песни, эпос, сатирические баллады, эпиграммы, прибаутки, написанные более чем за четверть века (1990 – 2016 гг.). В них нашла яркое отражение современная эпоха. Удивительно, что, будучи актуальными, острыми, иногда трагическими либо комическими, эти произведения, в которых лирика незаметно перетекает в эпос, звучат зачастую как русское народное слово, как исконный фольклор. Отмечая эту черту поэта, его старший собрат по цеху Александр Проханов сравнивает Аверьянова с Хлебниковым и Клюевым и подчеркивает: «Выведение из сумерек исчезнувших красот языка, а вместе с ними исчезнувших, столь свойственных русской старине переживаний и эмоций, – есть огромная поэтическая задача». Фольклорность и порою нарочитая удревненность художественного языка у Аверьянова не превращается в архаичность, но становится симптомом современного поэтического мышления, когда, по его собственному выражению, наступает «время сказителя». Кажется, Виталий Аверьянов с его гитарой и манерой пения мог бы отправиться странствовать и в Древнюю Русь, и в СССР, и в Россию XXII века – и везде его песни, стихотворения, «поведанья» звучали бы не как «устаревшие» или, напротив, «модные», – но как вечные-русские…

I. Стихи и песни 2000-х годов

Про мои таланты (2016)

Я с эпохою моей на ноге короткой,

С дерзновеньем, панибратски обращаюсь с ней.

Не уехал, не сломался, не упился водкой.

Якоря мои — таланты, ждали лучших дней.

В 20 лет я был лихой, пел повсюду песни.

Мы с ребятами мечтали сколотить рок-бэнд.

Но все дилетанты, пить с такими интереснее.

Много было выпито, а группы нет как нет.

Глас народа — глас юрода, скрытый, междустрочный…

Поколение отцов раскатали в хлам.

Мы за ними — словно взвесь. Наша жизнь отсрочена.

Ну а что грядет за нами? белый шум да спам?

Все распалось, расплылось, стало несерьезным.

Там где бабки план давали, внучки курят план.

А в поэзии — верлибры подлецов скабрезных

Либо на погибель нашу плачи ярославн…

А эпоха-то идет — как партнерша в вальсе.

Я ж ей в пику сальтареллы бешеный волчок.

В 35 ни проженился, ни проспиртовался,

Как огурчик — по портрету дашь четвертачок…

Я с талантами своими будто жид пархатый:

То в тайник их отнесу, то зарою так.

Ни покоя днем, ни ночью, не лежат, проклятые,

Норовят всем показаться, точно я маньяк!..

Повернусь на левый бок — снится мне идея.

Повернусь на правый бок — струна во мне дрожит.

На душе взрывоопасно, чисто у злодея,

Груз в тротил-эквиваленте — хорошо лежит!

Ведь я с ним не ко двору, ведь я с ним не к месту,

Как шашлык замаринован чуждою средой.

«Не из нашего он слеплен, понимаешь, теста», —

Говорил поэт поэту, рыжему седой.

Не дал Бог: не разменял я дар свой на подарки,

Рисовал валюту в стол, богател в столе.

А пустил бы в ход — глядишь, и вышел в олигархи,

Вылетал в оффшоры бы на собственной метле.

Но пригрело наш бугор, и оттаял мамонт,

Пробудился, прочихался, хобот прочесал.

Кто хотел всех обмануть — сам собой обманут.

И в утиль идет эпоха тех, кто нас списал…

Все-то Русь пережила, прожует и это,

Чрез инфаркты сбросив кожу, вздымит птичий свист.

Потому как тайная свобода здесь воспета.

А свобода на потребу — просто чистый лист.

2016

Пророчества (2000-2006)

Московское время

В твои толпы вгрызался как волк молодой,

А в очах занимался пожар золотой, —

Под московским сосудом свечой оплыла —

Десять лет как под спудом

моя песня жила…

На заре ты, Москва, и чудна и красна.

Здесь увидишь дома, как из старого сна.

Здесь живут чудаки, древних тайн знатоки,

Полуеретики, полусказочники.

Здесь кочуют калики да странники.

Им их странные байки и мечты дороги.

И не им здесь пекут с сёмгой пироги,

Не для них текут водкой краники.

Здесь свернулась в микрокосм держава,

Скрыто дремлет скипетр Царя.

Конь Победоносца топчет жало,

Над змеиной судорогой паря!

Тебя любит Восток, тебя любит Кавказ.

Зацелована ими в окошечки касс.

Им дала свой предел, им дала свой простор

И за то поперхнулась подошвами гор.

Блеска золота алкая, грязной шлюхой лежишь.

Пугачевой ли Аллкою

ты всю Русь ворожишь?

Под твоим париком нынче пыль с пауком. —

Ведьма с черным гузном в лимузине блатном.

Нищелюбьем твоим, то ль дурным, то ль святым

Воровские князья как клопы налиты.

В услужении этих во плóти чертей

По подземной сети тупиковых путей

Сонмы сирот в обличьи увечных людей,

Выставляющих миру красоты культей,

Ложных иноков, беженцев разных мастей,

И родителей щучьих, и цыганских детей…

Здесь же пробуждается держава,

Замкнутая скипетром Царя.

Копьеносец пригвождает жало,

Над змеиной пропастью паря!

Над немой Москвой вой языковой.

Я лечу от Кремля в малый храм домовой

На квартирку к попу, что ушел на покой,

Но вершит Литургию седою рукой.

Имена твоих улиц продолжают звенеть

О церквях и престолах, которых здесь нет,

Сиречь ангелах Божиих, что стоят над тобой

Словно в недоумении, где для них аналой.

Здесь преображается держава

московитов.

Ось до неба — скипетр Царя.

Им Победоносец вырвал жало

ядовито,

Над змеиным временем паря!

С желчной кровью желудочный сок пополам

Растекается жижей да по белым полам.

Бродим мы, — Рижский рынок, Казанский вокзал, —

Кислым пивом бродильники в терпкий бальзам.

Бродим около славы и сути вещей,

Мимо Троицы-Лавры, мимо мощи мощей.

Даст Бог, перебродим,

перебрóдим тьмой в свет

Тех веков десяти, этих десяти лет…

Здесь из яда гонит спирт держава,

Стонет ад в змеевике Царя.

Всадник

мерно

точит ярость жала,

Над московским временем паря!

2000

Апофатическая русь

Когда кругом ты уязвлен,

В одной с чертями ступе едешь —

Прерваться может страшный сон.

И ты узнаешь и узреешь,

Как в бесконечной высоте

Христос венчает нашу бездну.

Он протянул свой взор к тебе. —

Упал на землю пот небесный.

Я ошибиться не боюсь:

Стоит живая между нами

Апофатическая Русь,

Как бы невидимое знамя.

Как за соломину

Держусь за Родину,

Держусь из гордости

В своей упёртости

За немохнатую,

За небогатую —

За блажь молитв ее,

Юродство битв ее,

За грязь снегов ее,

За газ стихов ее,

За нефть былин ее,

За яд друзей ее!

Но чем ты можешь быть велик

В нужде на водку да лекарства?

Ты — неотмирный фронтовик,

В тебе свернулось наше царство.

И знаешь ты, что отзвенит

Сей век как балаган дешевый.

Но мир, который злом залит,

Роднится с красотой суровой.

Горит священная хоругвь.

Мы черным пламенем палимы,

Апофатическая Русь

В кромешной тьме слепого мира.

И день придет, он недалек —

Займется всюду наша песня.

И на короткий малый срок

Мир содрогнется и воскреснет.

Сей мир боится наших грез,

Трепещет перед нами, бренный,

Когда в раскатах черных гроз

Катится мир иной, безбрежный.

Свобода черная, звеня,

Играет в смирной нашей воле

В объятьях белого огня,

В пресветлом света ореоле.

Как за соломину

Держусь за Родину,

Держусь из прихоти,

Из чистой похоти –

За титьку бед ее,

Тщету побед ее,

За блажь молитв ее,

Юродство битв ее,

За скверну язв ее,

За тлен мощей ее,

Позор икон ее,

Да блеф святынь ее!

2001

Соколья

Наложил персты я на струночки —

Сами стронулись струны с привычных мест,

Застонали, застрадали

как сердца невест,

Как заветные мои думочки.

Где-то выше сердца песня завелась,

Песня завелась — душа извелась,

Вся душа измаялась давней маетой.

Выкинь все и стань простой!

Я не волк колдовской,

я отшельник мирской.

Я не хищный монах,

я грешник в стенах.

Лезу нá стену веры — нá пол падаю.

Сокрушусь и вновь с песней прядаю.

Крылья пленничка слишком резвого,

Чтоб убавить норов, вы подрезали.

Я не песнь разливаю соловьиную,

То ращу я свои крылья соколиные.

И когда сокол в небо поднимается,

Все сбывается, что распевается.

Песня сокола — в молнии когтя,

В молчаливом полете, в тихом клекоте.

Изо дня в день-деньской

в грезы из грез,

Словно в душные ночи да в тучи без гроз,

Словно в 30 дней, в которых месяц заплутал,

Маясь в точках неба, где его никто не ждал.

Все бежал задами по тенистым по садам,

Петлял по тылам, по глухим дворам,

Кружил вокруг храмов, по-над золотом глав,

Словно загнанный птенец, что во всем неправ.

Очертив круги, вышел в улицу.

Солнце плещет рекой по моему лицу.

Шляпу о колено — пыль с небес отряс:

Здравствуй мой урочный час!

В черепе, в гортани песня занялась.

Песня занялась — душа зажглась.

Вся душа зажглася

белым огнем,

Стало в ней светло как днем.

2001

Пророчество Серафима

Ни злого пастыря, ни доброго пахана —

Уйдя от блатаря, приблизились к кагану.

За роумингами, чатами вздремнувший гражданин!

Из бездны распечатанной

к нам лезет древний джинн!

Магометане ждут сокрытого халифа

И на Востоке ждут какого-то Майтрейю.

Евреи поджидают царя — и будят лихо.

Конца все веры чают, — кто позже, кто скорее.

А кто уже не ждет и кто не уповает,

Того судьба найдет, тому сюрприз бывает.

Тогда мы имя энное спряжем как Божье Имя

И клейма ИНН-ые во лбы свои приимем.

Богом позабытые

На Севере живем,

У Христа за пазухой —

Никому не нужные,

Девки без светильников

Неискусомужние.

Мусора духовные

заломили рученьки.

Пастыри зубастые

лязгают на нас!

Казнили и пинали и, мягко говоря,

Усердно поливали последнего у нас царя.

Век вытек, вышел срок и к нам пришел он —

всем родной,

Расставшийся безропотно с сей жизнью и страной.

А старец Серафим, отец наш преподобный

Вещал, что отразим соблазн врага нескромный.

Не стоит хорохориться, но кто кишкой потолще, —

Тот зверю не поклонится на исповеди общей.

В ответ ему гульбу устроим вдоль воронки.

Пускай летит в трубу своей потусторонки.

Хотя мы здесь убогие и «нация рабов», —

Раскусят очень многие антихриста любовь.

Народ мой обезглавленный, ты лик обезображенный,

Изъязвленный, изглаженный! — Век вытек, срок истек.

Народ носитель Божества! Сын удали, и мужества!

Идет с тройчаткой Божества — воинственный Восток.

Ты поп к стене поставленный,

ты пахарь в землю вдавленный,

Ты царь собакам стравленный, в тебе Христов завет.

Народ носитель Божества! Друг своего убожества!

Повивщик тройни Божества — грозы полночной свет.

Народ мой обеззубренный, врагами недогубленный,

Деньгами не подкупленный, упертый в небо шест.

Свидетельствуй о тождестве — во всем алтарном множестве,

Прошитом сетью-молнией, — троящихся Божеств!..

Богом позабытые

На Севере живем,

У Христа за пазухой

Никому не нужные,

Девки без светильников

Неискусомужние.

Пастыри зубастые,

не лязгайте на нас!

Божии угодники,

призрите на нас!..

2004

Победишь!

Ни в Содом, ни в Египет, между Сцилл и Харибд,

В Бреттон-Вудс, в Бильдерберг

едет наш человек…

Ни Норд-Ост, ни Беслан, ни Сион, ни Ислам

Не хотят отпустить. Видно, век с ними жить!

Не плюем в глобализм, мы клянем терроризм.

Вы залезли в Ирак — мы теряем контракт!

Свой угле-водород мы без бирж — в оборот.

И стоим мы на том, пусть издержки несем!

Буш мин херц, Буш мон шер, —

На Багдад, на Бушер!

Freedom нас всех пасет.

Freedom

в наш дом грядет!

Где теперь Иафет, наш источник побед?

Яфетид Иоанн, белый царь, ерофант.

Девы названный сын, и такой он один.

А в устах мусульман — как сокрытый имам.

Когда скрутится свет, и — ни звезд, ни планет,

Когда горы сойдут и в моря упадут,

И аборта дитя выйдет, скорбно крехтя,

И растопится Ад, и в цветах будет Сад —

Тогда двум господам не послужишь Адам,

Ни кривому тельцу, ни Мамоне-отцу.

И познает душа,

чем была хороша!

Будет Мелхиседек на знаменах вовек,

И ни Гог, ни Магог не омоют здесь ног.

Будем смело летать, будем стрелы метать,

Будем белой грозой, будем спелой лозой!

Наших летчиков путь — словно девичья грудь!

Наших спутников круг как космический плуг!

И пройдет эта ночь, Русь нам будет как дочь.

Крест ее углядишь, тем крестом победишь!

Так войной на хазар,

на азарт, на базар!

Родина-дочь зовет!..

Родина дочь зовет:

Победишь!

2005

Из ничего (2002-2005)

Обморок

1

Что с душою происходит,

Когда обморок находит,

кто в ней мечется?

Вне себя лежит обморыш,

И в него лукавый сторож

вчеловечится.

Он впускает в крепость морок,

Спит душа, не дремлет ворог,

и мерещится…

Что сулилось как услады,

Что гремело громом славы, —

примерещилось…

Обращали бездны в царства,

Обращали все в богатства, —

примерещилось…

Обращали камни в хлебы,

Обращали земли в небы…

Вижу, будто реет ворон:

Окоем Востока порван.

Пропасть Запада раскрылась

И в нее звезда скатилась.

Нас Господь не с миром вяжет,

Миражи зачем-то кажет.

Все померкло, жар за сорок.

Засмурел тяжелый морок.

Ты душа моя, беглица,

Что за морды, что за лица

Изнутри тебя пытают,

По суставам разбирают?!

Кто, душа, в тебя вселился,

Над тобой возвеселился?

Плачешь не своей слезою

Над другим, как над собою.

Время стало клином в горле,

И тебя на край приперли.

И следит за этим бредом

Тот, Кто стал тебе неведом,

Но тебя Он не оставил

И гонца к тебе отправил.

И когда все глохло в полночь,

Чудом лишь приспела помощь…

2

То, что наша Русь святая,

Это тайна непростая,

крепкий наш орех.

Кто орешек не раскусит

И на Русь собачек спустит, —

тяжкий на нем грех.

Мы роднимся не по крови,

Соберем в своем покрове

всех, кто ниже всех.

Царству золотого быдла

Наше житие обрыдло б, —

они круче всех.

И когда вконец достали,

Мы из уст их изблевали,

всех, кто выше всех…

Мир лежит у наших ног.

Положил к ним землю Бог.

Вот летит иной уж ворон,

Клюв двумя водами полон.

Не смешал живую с мертвой —

Он уносит напрочь мор твой:

Долго же ты спал, однако,

Но во сне не видел знака.

И ни пропасти, ни бездны,

И ни славы невозмездной…

И ни греков, ни евреев.

А без них мы свято верим.

И хоть бродим как анархи,

Но в сердцах мы иерархи.

Колыбельную про волка

Слушаешь и спишь глубоко.

Стороны четыре света

В кулачке зажаты этом.

Просыпаешься ты дома,

Где все живо и знакомо. —

Где за речкой ветер веял,

Дождь из тучки поле сеял.

Где трава в траву вплеталась,

Птица с птицею слеталась.

Где душа поет о небе,

Три звезды горят над нею.

2003

«Осень. Мудрость, вескость слова…»

Осень. Мудрость, вескость слова.

Хоровод вокруг Покрóва.

К Покровý уж все готово,

Все смирилось перед Ним.

Осень — и сыта, и пьяна,

Отдых с праздником крестьянам,

Промысловым северянам

И обходчикам лесным…

Воздух чист, вода хрустальна,

Лес богат необычайно.

Лишь земля, раскрыв все тайны,

Небу буйство отдает…

Небо бьется, небо плачет,

Гнет верхи шестов и мачт,

Дань страстям земным заплатит —

Звездным хором запоет.

Ты этап в моих этапах,

Осень,

прокрути назад их!..

Умолкает всякий запах

Матери-сырой-земли,

Скважин, пор, подземных тропок,

Всех ее букашек ропот,

Чей осенний труд был кроток:

Все законопатили.

Все в тебе явилось цельным,

Крепким, зрелым, драгоценным.

И горят огнем прицельным

Грани лика твоего.

Станем черною золою,

Станем светлою смолою,

Станем пестрою листвою, —

Станем памятью живой.

Встреть же осень, превращенье,

Судеб перевоплощенье

Как вселенское Прощенье,

От обиды откажись…

И в упор не видя таинств,

Век живем мы, в них купаясь,

Каждый миг преображаясь

В кровь ли, в плоть, в иную жизнь!

И стихии ищут Матерь,

Ищут общий знаменатель

И находят, что Создатель

Их привел в осенний суд.

Как ни странно, все спокойны

И ведут себя достойно.

Слезы высохли. И стройно

Подсудимые идут:

«Наша печь самодержавна

И полна народным жаром,

Пламя ровно, православно,

Ну а мы… а мы дрова!

Станем черною золою,

Станем облачною мглою,

Станем памятью живою,

Ясной плотью Покровá!»

Осень. Мудрость, вескость слова.

Хоровод вокруг Покрова.

Помирать земля готова.

Смерть пройдет —

земля жива…

2003

Ничего

Весной-осенью у нас — ничего дороги.

Потому и пьем мы квас, и строим остроги.

А зимой у нас буран, а в тюрьме у нас пахан.

И страшнее мата нету ничего на свете.

Приходил к нам Бонапарт, он искал ключей от врат.

«Ничего», — Москва сказала, без ключей пускала.

Гитлер тайно прилетел — Сталинград иметь хотел.

«Ничего! — сказала Волга. — Волк в гостях у волка».

А на воле тишина,

А на родине жена,

А на родине весна.

Бездна красна.

А на небе тишина,

Бесконечная война.

В тихом омуте луна.

Бездна…

Бисмарк едет по степи, видит: буря, нет пути.

Только вьюга впереди, ничего в груди.

Барин к буре не привык. «Ничего, — сказал ямщик, —

Во немецкой стороне будешь на коне».

А на небе тишина (…)

2002

Способ

Один есть способ раскусить

То, что мешает нам любить.

А нам мешает лишь одно:

Стремленье спрятаться на дно.

Пусть лось, пусть лошадь стоя спят.

Сон человека есть распад.

Но утром падший восстает

И головою в небо бьет.

Когда ж распустишь панцирь свой

И вкусишь раны ножевой,

Ревнивый омут, мутный спрут

Тебя и примут, и проймут.

А после, духом сокрушась,

И пораженья не страшась,

Опять всплывешь, блистая ты —

Щитом добытой нищеты.

Но если выжить ты не смог,

Себя земле принес в залог, —

То утром падший восстает

И головою в небо бьет.

Ты долго спал, ты спал, но вот

Сон смыт потоком мертвых вод.

С могильным холодом весны

Уйдут рассеянные сны.

Один лишь способ все понять,

Загадку жизни развязать, —

Идти вперед и воевать

И кровь победы проливать.

2003

Моление

От сует меня, Боже, молю, отреши,

От заботы о том, что не властен вершить.

Пробуждаются токи глубинной судьбы.

Вот бы нам с ней прозреть, ну а мы все слепы…

Я крестился крещеньем, я вышел из тьмы.

Пробуждается око из смертной тюрьмы.

Разве духом в темницу томиться я влез?

Нет, тела суть светила в светлице небес!

Нéмыми да полыми

Бывают ли слова?

Слово жжет как полымя

И чашу пьет сполна.

Слово как победа

И крещенье в жизнь.

Слово как погибель.

Душу вырвешь — из…

Не бывает лишений без достойных наград,

Не бывает свершений без должных утрат.

Высоко свои жертвы завсегда мы гвоздим.

Но даров благодатных распознать не хотим.

Я Тебе не словом, —

Делом изменил.

Но простил дела мои,

Слова в дела вменил.

У черты последней

Так бывает, старина,

Слово и победно,

И погибельно.

Нету тьмы в слове-теле, в забвении тьма.

Но забвенье у Бога — лишь прощение нам.

Я крестился крещеньем, я вышел из тьмы.

Пробуждается око из смертной тюрьмы.

У черты последней,

Даже за чертой

Я не отрекаюсь,

Сердцем я с Тобой.

Слово как победа

И крещенье в жизнь,

Слово как погибель.

Душу вырежи

из камня слова…

2003

Судьба Чапая

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

Как просил он перед битвой Матерь Божию подмочь.

Чтоб путями боевыми наскаку и наплаву —

Чтобы целыми, живыми провести свою братву

Чрез казачьи, чрез мужичьи пепелища-хутора,

Чрез яицкие погосты, обновленные вчера,

Чрез тифозные обозы, чрез наезды из ЧКа,

Комиссарские угрозы, агентуру Колчака.

Сын Поволжья, гордость края — он народный наш герой.

Не пятнает кровь Чапая и для каждого он свой.

Он штабы по телеграфу кроет жарким матерком.

«Мотивирует» Антанту, заодно и Совнарком.

Тесен мир, и в нем встречаясь, все мы схожи меж собой.

Утечем от них, рябята, в свой последний светлый бой!..

Думу думает Чапаев. Петька ж видит вещий сон:

Как к Уралу отступая, прикрывает друга он.

Плачет Петька-ординарец, а не дрыхнет как сурок

И во сне сгибает палец, чтобы вновь спустить курок.

Из тисков бесовской злобы есть исход в лихом бою.

Покажись, казак, из степи, я судьбу твою спою.

Ты споешь про атамана, я спою про бурлака.

Дай пощупать твою волю, что нагуливал века!..

Но не хочет в лобовую битву выйти казара,

Схоронилась за погосты, обновленные вчера…

Между белою Сибирью и кровавою Москвой,

Меж землей, где изобилье и землею, где покой

С прежней вольницей схлестнулась угнетенная печаль,

Пред которой глохла слава и зазубривалась сталь…

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

Как просил он перед битвой Матерь Божию подмочь.

Весь отряд во сне глубоком, вся дивизия храпит,

Часовые дремлют оком, лишь один Чапай не спит.

«Как по волжскому по краю я с шарманкою бродил.

Помнишь, Настя дорогая, помнишь, как тебя любил?

Ты теперь уж в вечной жизни, на меня оттуда глянь

И невидимо нависни — мне в бою покровом стань.

Стань мне светлою судьбою, Черна ворона мне спой,

Мы обманем смерть с тобою, выйду я на берег твой…»

Не берут Чапая пуля, ни засада, ни налет,

Потому что с небесами разговор он свой ведет.

Из уральских вод багряных вышел новый человек,

Что хотел коней буланых искупать у дальних рек.

И теперь расправив спину, поднялся уже и сам

К светлым далям и глубинам, к невозможным небесам…

Как Чапаев на молитву становился на всю ночь.

2003

Вторая японская

(песня из романа «Владычица небес»)^*

Вновь война-японочка…

Прощай, смазливая девчоночка!

Ты потерпи всего годочек —

Дождись меня, чертеночка!

Нагрянет с войны весточка,

Что я в Японии загинул…

А ты не верь тому, невестушка,

Что так легко тебя покинул!

А станет сватать тебя мельник —

Ему ты твердый дай отказ!

А будут звать за землемера —

Ему ты тоже откажи!

Ты им скажи: я жду солдатика,

Что за Россию воевал.

Уж он красу мою оценит

И станет он ее беречь…

Вновь война-японочка…

Прощай, хорошая девчоночка!

Ты потеряй один годочек —

Дождись свово миленочка!

Но если долго не вернуся я,

Ты вспомни, что тебе сказал.

Тогда ты выйди за солдата,

Что кровь на море проливал.

А выходи ты за солдата,

Что на Востоке погибал.

Уж он красу твою оценит

И станет он ее беречь…

2005

Странники (2005-2006)

«Однажды Царь на богомолье…»

Однажды Царь на богомолье

Ушел от свиты и от слуг.

Вкусивши русского приволья,

Он навострил к народу слух.

Как инок в старенькой милоти,

Взяв посох легкий и простой,

Он затерялся в складках плоти

Своей Руси, Руси Святой…

Ему народ встречался разный,

По большей части все прямой,

В словах живой, в быту согласный

С извечно юной стариной.

Никто не знал, что Царь пред ними,

Как с ровней с ним себя вели,

И правду горькую рубили,

И просто языком мели.

Он перехожих слушал калик,

Их песен горних перелив.

Певец по прозвищу Кристалик

Ему вещал, глаза прикрыв,

Мол, кто судьбу встречает прямо,

Перекрестив кривым клыком,

Кто с ней разделит волчью яму,

Лишь тот с судьбой своей знаком.

И правда, в пост сорокадневный

Раскрылся вещей песни толк,

Когда пред Пасхой, в день последний

Царю явился в схиме волк,

На берестяном на ковчежце

Державы символ начертил —

Так исповедал Самодержцем

И хлебом черным причастил.

Царь пал на камни, распластавшись.

Он был ничто, отребье, прах –

И бился оземь, разрыдавшись.

Его расплавил божий страх.

На том не кончились виденья.

Благообразный гордый змей

Нечеловечьего строенья

Явился в пустынь, злобы злей:

«Поднялся я из преисподней,

Где отбываю долгий срок.

Прошу амнистии Господней.

Пусти меня на свой порог!»

«Иди обратно, дом твой бездна, —

ответил змею русский Царь, —

Здесь Церковь ранами любезного

И оплеванного Лица!»

Явленья страшные исчезли…

Царя ж Малюта разыскал —

Его глаза на лоб полезли:

Седой старик пред ним предстал.

Вот прибыл Царь в Москву с Малютой

И паче каялся в грехах.

Второй опричниною, лютой,

На знать навел он смертный страх.

Но наш народ сложил легенду,

Что, не вернувшись на престол,

Царь плакал о грядущих бедах,

От слез ослеп, в слезах расцвел.

С тех пор его повсюду ищут.

В лице юрода — русский бог.

Не бродит ли в обличье нищем

Сокрытый Царь, слепой пророк?..

Иные видят в этом смуту.

Иные здесь усмотрят миф.

Но чу — помешкай лишь минуту —

Каличьих песен перелив!..

2006

Богоноша

А жизнь вращается по-своему,

Не помещаясь в твердый план.

Но нет случайностей у воина.

Он вечной битвой обуян.

Он вечно ждет врага нежданного.

Он меч на случай заострил.

Он страж дракона первозданного,

Что был горяч, но подостыл.

Не подморозит Русь дремотную,

А крепко выветрит избу.

В ней воздух спертый, окна потные

Застят небесную резьбу.

От печки Иоанна Грозного

Живет теплом ее огня,

Боится воздуха морозного

Вся наша гнойная родня…

Она юродства не осилила

И открестилась на сей век

От босоты того Василия,

Кому — ступнями плавить снег…

В блаженстве глум творить за гордого

И за убогого рыдать.

А злых — приветствовать уродливо…

Так непреклонна благодать!

И вот стыдят, усовестляют

И дышат сыростью в лицо.

И вот горят они, пылают

Над теплохладным подлецом.

Они не ведают, не знают,

Когда постигнут их дары

И прозорливо забывают

Свод правил шулерской игры…

_______________

А жизнь вращается по-своему,

Не помещаясь в твердый план.

Но нет случайностей для воина.

Он вечной славой осиян.

Он вечно молит Бога Дивного,

Что удивлять юрода рад:

Ему дарить дороги длинные,

И зимний жар, и летний хлад.

Брести путями все окольными,

Вести бесплотную войну —

Такому буйному да вольному,

Что жутко даже самому!

В одном дому — приют и почести.

В другом — прозванье мудозвон.

И на юру смертельной похоти —

Плевки и камни с трех сторон.

Засаду мира бесхребетного —

Сиделок, нянек и конвой —

Он разорит рукой бестрепетной

И насадит порядок свой.

Наш воин, зелено и молодо,

Разгонит наглых мух и слуг

И воссоздаст державу холода

С огнем оружия вокруг.

Кто наш народ, кто соль России?

Где он ютится, как возник?

Он, неподвластный внешней силе,

Наш праведник — наш проводник.

Где тебя носит, богоносец?

Как не погас в тебе очаг?

Ты носишь ношу, богоносец?

Бог тебя носит на плечах!..

2005-2006

Пророк в XX веке

Пророк с печатью у плеча

Призвал народы кровной мести

Ученьем Рока и Меча

С болезненною жаждой чести.

А наши кроткие пророки,

Что кровью харкают на снег,

Печально стали на пороге:

Ой где ж ты, божий человек?!

Нет, не в скитах, — в психиатричках

В двадцатом веке зимовал,

На санитарах, медсестричках

Свой дар бесстрастья закалял.

И инсулиновые шоки,

И даже галоперидол

Огнем смирения высоким

Он от души своей отвел.

Главврач сидел как Пантократор

И как Антихрист в алтаре.

А старый, тертый психиатр

Юрода прятал во дворе.

И здесь нашлись друзья пророку.

Он одержимых исцелял,

И для шизоидов дорогу

К Врачу всей твари направлял.

От мира, наглого и злого,

Он получает по зубам.

Но вновь отыскивает слово.

И вот уж больно, больно нам!

Он насмехается над нами!

Он превозносит свой позор.

Не предъявляя явных знамений,

Пророком смотрит чертов взор!..

— Факиры «праведного гнева»,

Вы, разжигатели хулы!

Провидцы прибыли и чрева

И заклинатели молвы!

Вожди богатых духом, дерзких!

Купцы обманов и клевет!

Безбожием времен советских

Не оправдаться вам вовек!

О, если б явное знаменье

Пришло к вам в славный, грозный час,

То, вместе с ложью и сомненьем,

Сам дух бы вышибло из вас!

И полетели б на пол шприцы,

И разлетелся б в хлам дурдом

И те, кто сделал из больницы

Палату пыток и Содом…

Свобода черная, звеня,

Играет в угнетенной воле,

В объятьях белого огня,

В пресветлом света ореоле.

И вот уже с юрода беды,

Как воды с гуся, потекли.

Он вновь идет с венцом победы.

Он Ванька-встанька, соль земли.

Не покидая мир сей блазный,

Следит, как зреет в нем гроза.

А на реснице блеск алмазный,

За мир неложная слеза.

Мне положи все царства света,

Их роскошь, их прекрасных дам,

За даровую щедрость эту

Слезы юродства не отдам.

2006

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Исполняется на мотив старой рекрутской песни, наиболее известной в варианте «Ты помнишь, милка дорогая…»