Эпитафия

Виталий Борисович Железных, 2021

Сборник коротких рассказов, не связанных между собой. Своего рода мысли автора (мои), вплетенные в истории персонажей. Окружающая действительность, прикрытая выдуманными рассказами. Реализация полета мысли, фантасмагория, перенесенная в строки текста. Содержит нецензурную брань.

Мне ко второй

Помню стою, раскачиваясь с ноги на ногу, опустив взгляд в пол, ощущаю на себе сверлящий взор каждого уебка в аудитории, слышу их перешептывания, не глядя чувствую их ухмылки. Препод Светлана Анатольевна с показушной злобной гримасой говорит мне: — Господи, ну неужели так сложно? — “Аксиома”, “дифференциал” и прочие заклинания вырываются из ее уст. Старая вешалка не понимает, что мне нахер не сдалась ее терминология, и последнее, что мне нужно в этой жизни, так это математический анализ.

— Иди уже, садись, — наконец слышу я заветные слова, упавшие из ее сухих губ, — может в этом твоем аниме расскажут про мой предмет.

Почти все гоготали. Я пробирался сквозь могильные плиты, обитателями которых были живые мертвецы с мешками под глазами, к задней парте, чтобы избавиться от их взглядов. Кажется, я поймал лишь один сочувствующий вид, от Кати Фроповой — добрая душа, по крайней мере со стороны она выглядит именно так, под ангельской личиной, картину портит лишь ее ебырь, Ваня Тузовской, или Вано, как его называли все вокруг, даже преподы; не раз я получил от него и его компашки пиздов. Редкого вида мудак, вот все, что можно сказать об этом человеке.

С тыльной стороны все выглядит по-другому, место у доски уже не кажется эшафотом. Люди порой склонны ошибочно считать, что их не видят, когда они полностью уверены в том, что они делают что-то незаметно. Что ж, пускай и дальше продолжают в это верить. Пока Светлана Анатольевна расписывала свои руны на доске Вано, озираясь по сторонам, с едкой ухмылкой на лице, которую видно даже из-за спины, положил свою руку на ногу Кате, та, якобы смущенно что-то шепнула ему на ухо, с опаской окинув взгляд вокруг. Рука Вано поднималась выше, приближаясь к ее влажному розовому внутреннему миру, но тут он будто почувствовал нечто холодное, прикованное к его затылку — мой взгляд. С той же дебильной ухмылкой он обернулся на меня, я сразу же отвел глаза в сторону.

— Че интересно, чмошник? — довольно громко шепнул он мне. Катя толкнула его локтем в бок, стрельнув в меня своими голубыми глазами, и они оба отвернулись.

После он не упустил возможности припомнить мне этот момент. В столовой, пока я, сидя за столом, листал ленту новостей на телефоне, Вано и вся его братия обступили меня со всех сторон.

— Ну че, Игореша, понравилось? — натянув свою коронную ухмылку сказал он мне, — Ниче, может тоже когда-нибудь сможешь бабу пощупать. Хули молчишь то, а?

Возможно, тогда я получил бы очередную порцию пиздюлей, но в столовку зашла зам. Директора, вся компашка тут же рассосалась.

— Завтра еще поговорим, — гавкнул Вано напоследок, щелкнув мне по уху. Знал бы он тогда насколько он был прав.

Но что-то я слишком глубоко ушел в себя… Открываю глаза и вот передо мной все та же аудитория, я сижу за той же партой. Со вчерашнего дня здесь мало что поменялось, но изменения все же есть: на столе, вместо тетради, лежит 9-мм пистолет, а в рюкзаке лежит несколько обойм. Уже не раз мне доводилось держать ствол в руках, отчим работал ментом и частенько брал меня на стрельбище, “сделаю из тебя мужика” — говорил он мне. Принести пистолет не составило проблем, с утра взял его из сейфа и пронес в кармане, рискованно, но никому нахер не сдалось шмонать каждого студента на входе.

В аудитории царила тишина, лишь скрип стула, на котором я сижу, прерывает эту идиллию. Холодный плиточный пол пронзали багровые жилы. Живые мертвецы уже не были живы, их взгляд больше не был прикован ко мне, а устремлен в пустоту, в небытие, во что-то, что за гранью человеческого понимания, сейчас им было не так весело. Комната с трупами в разных позах, выглядела как поле, усеянное аквилегиями… Или, быть может, это мой больной рассудок рисовал картину именно так. Сквозь открытое окно в аудиторию пробивался ветер, разнося запах гнилой души, а именно — мочи и фекалий от тел, и оставляя привкус железа во рту. Именно в это окно нырнула Светлана Анатольевна, когда я устроил файр шоу; не думаю, что свободное падение с четвертого этажа пошло ей на пользу. В любом случае сделал бы я свое дело, или сила притяжения, итог вышел один — остывающий труп и лужа крови, видимо старушка решила сама избрать свой конец, что ж, стоит отдать ей должное, не у каждого в жизни есть такой шанс. Звука сирен за окном пока не слышно, а значит времени у меня еще с лихвой.

Выхожу из аудитории, иду по пустому коридору, глухое эхо отдается после каждого шага из-под моих берц. Уже представляю сводку вечерних новостей: “Стрельба в университете Y/F”. Будут перечислять причины, свои догадки, теории; приплетут террористов, которые надоумили меня на этот поступок, и, разумеется, куда без жестоких видеоигр. Кто-то будет кричать: “Ублюдок, убил кучу невинных людей, без ствола ничего бы не смог сделать”, но никто не поймет, что нет невинных людей, все вокруг виноваты в том, что они ЕСТЬ, и я виноват больше всех остальных хотя бы тем, что появился на свет. Все это действие лишь акт возмездия и не стоит вкладывать в него более глубокий смысл. Это месть всему миру и самому себе одновременно. Именно сейчас я никого не виню, ни на кого не держу зла, я спокоен, сердце мое бьется ровно, и лишь концентрированная ярость скопилась на кончике указательного пальца, лежащего на спусковом курке. Мне не важно кто сейчас окажется передо мной, все они для меня безлики, просто массовка, я не вижу в них живых людей, а просто мишени в тире.

Утреннее весеннее Солнце освещало безлюдный коридор, прекрасный день, чтобы жить или умереть… “Ах ты, сука!”, прозвучало волчье рычание за спиной, неспешно оборачиваюсь, вижу какой-то парнишка стремительно сокращает, между нами, дистанцию. Это был больше зверь, чем человек, с красными от ярости глазами. Громовой грохот донесся из моей вытянутой руки, зверье кубарем покатилось ко мне по инерции, отверстие в его ноге пачкает чистый линолеум. “Ебучая мразь! За что ее, ЗА ЧТО!? Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУ…” — щелчок, выстрел, второй; эхо раскатывается по коридору, а затем мертвая тишина. Я понимаю тебя, приятель, возможно даже лучше, чем кто-либо в этом дерьмовом мирке. Безрассудная ярость погубила тебя, или, быть может, напротив освободила… Было бы жаль его, если бы не было так похуй.

Выбраться из здания для всех обитателей было той еще задачкой. Посредством страха рассудок затуманивается и кожаными мешками с костями движут лишь инстинкты, по крайней мере в первые минуты моего шествия, в дальнейшем все собираются в маленькие группы, но каждый думает лишь о себе, как тараканы; присутствует мнимое чувство безопасности, когда рядом находится тебе подобный. Я, в свою очередь, немного подготовился, чтобы не дать всем покинуть праздник смерти преждевременно: опустил жалюзи на окнах и дверях первого этажа по всему зданию, да здравствует цифровая эпоха, сделать это не составило труда. Так что шарага оказалась моими охотничьими угодиями, а все здешние люди — моей дичью.

Слышу звук разбитого стекла, спускаюсь на второй этаж и вижу их…

— Видишь трубу? Цепляйся за нее и спускайся, я сразу за тобой. — уговаривал Вано Катю. Я мог бы сказать, что я здесь из-за него, но это не так, он лишь финальная точка отправления. Он не был причиной, а всего на всего маленьким звеном в причинно-следственной связи, той самой, что грубой рукой проводила меня к моменту, где моя ненависть ко всему сущему достигла своего апогея.

На лице Вано уже не было его ухмылки, как не было и сочувствующего вида у Кати, сегодня, при встрече со мной все принимают одинаковую позу отрешенности: бледное лицо, стреляный взгляд, ступор посредством страха. Уверен, в голове у них до этого момента витает мысль — “он меня не найдет”, но тут появляюсь я, происходит разрыв шаблона, мысли тут же сменяют одна другую. В черепной коробке пробегают потенциальные варианты дальнейших действий, и все это разбивается об один неоспоримый постулат — об меня. В своем последнем оплоте надежды на спасение они забываются, их жизнь сегодня принадлежит только мне.

— Игорь, ты только это, успокойся, ладно? — молвил Вано дрожащим голосом в нерешительности, сделать ли ему шаг навстречу или стоять на месте, — Я понимаю, ты злишься и… И я виноват, правда… Извини, хорошо?

— Мне не за что прощать тебя, я не в обиде, правда, — ответил я. Звучит очередной грохот, я уже успел к ним привыкнуть. Вано опускается на пол, держась за шею, его бледное лицо окрашивается краской. На фоне, как музыка, звучит истошный вопль Кати. Ее взгляд бегает от булькающего на полу Вано до меня, но с места она не двигается, словно ее приковали.

Конец ознакомительного фрагмента.