Музыкант, или Исповедь миллионера

Виталий Владимирович Кузнецов, 2023

Автору удалось создать хорошо читаемую историю, которая увлекает с первых абзацев. Тема судьбы – одна из наиболее традиционных тем литературы. Автору удается завязать сюжет и очень тонко раскрыть его. Показывая, как после многих мытарств герой повести все же сумел подняться, нашел в себе силы и способности после множества падений, разорений, после предательства близких людей победить обстоятельства и снова стать миллионером. Стать счастливым, вновь обрести семью, уважение среди близких людей, не потеряться на крутой дороге жизни.

Не грех упасть — грех не подняться.

Сергий Радонежский

… Вот оно — прозрение шпиона, — одна из дверей подъезда многоэтажки открыта настежь.

— Сюда! Вон к тому подъезду. Все! Устал! Пошел спать! — Олег попытался усыпить бдительность водителя такси: — Вот, без сдачи, — сунул ему в руку не крупную купюру…

«Так-так-так, — думал Олег, — сил уже нет никаких, может быть, на лестничной клетке завалиться?» Поднялся под самый верх современной многоэтажки и… обнаружил на самой верхней полке, т. е. над последним этажом, некое «лежбище», со сложенными картонными коробками и подобием матраса на них, и даже нечего было принюхиваться, чтобы определить стойкий бомжовый запах. «Вот сейчас пожалуют хозяева, надо будет объясняться, но уже никакой запах не мог выгнать его с этого, такого «уютного» лежака, что он растянулся на нем, как на своей двуспальной кровати, и… провалился в тяжелый, но чуткий сон.

— Как хорошо, что сон мой был очень чутким, — Олег улыбнулся мне. — Как будто бы фея во сне коснулась моей щеки, я больше почувствовал, чем ощутил, реальную угрозу, услышал крадущиеся тяжелые шаги по лестнице, лифта не слышал — значит, эта “братва” пешочком топали на семнадцатый этаж, тихо между собой перешептываясь, но я слышал тяжелое, с одышкой, смрадное дыхание, словно смерть за мной крадется.

Он поднялся, сделал несколько гимнастических упражнений, затем поджег растопкой деревянные поленья, сложенные в камине, снова сел в свое кресло и продолжил:

— Бомжи, два мужика и одна баба потихонечку крались, подбирались к своему убежищу. То есть к моему. Как мне себя вести с ними, я даже не представлял: просто присел на матрас, прислонившись к стене и смотрел, как эти трое, еще не успев заметить меня, подбираются все выше и ближе, все так же шепотом между собою переговариваясь… Баба взвизгнула первой, заверещала, указывая на меня: “Мы так не договаривались, не договаривались!” Третьего позвали! Один из здоровенных бичей намертво закрыл ей рот рукой, чтобы она успокоилась и не верещала, другой уставился на меня, едва освещенного бледным светом луны из слухового оконца: “Ты кто такой? Что здесь делаешь?” Ни лиц их, ни глаз я не видел, но будто бы почувствовал некоторую неуверенность в вопросе. И знаешь, — продолжил, улыбнувшись, Олег, — я решил их «задобрить», ну, вроде как бы «перетянуть» на свою сторону. Нащупал в кармане одну из купюр, протянул ближнему из них: “Извините мол, друзья-товарищи, повздорил с женой, а завтра на работу. Не будете так добры, чтобы уступить мне это местечко? А я вам очень даже буду благодарен”, — со смиренным видом протянул ближайшему ко мне краснеющую в тусклом свете луны бумажку… Первый из бомжей дрожащими руками поднес пятитысячную купюру поближе к оконцу, пытался на просвет отгадать ее подлинность; другой, отодвинув притихнувшую подругу, подался ближе к своему товарищу: “Покажи!” — “Да нечего показывать — настоящая! Пойдем, Вадя, и ты (бомжихе) тоже пошли! Отдохнуть человек хочет, не надо ему мешать, пускай спит себе”. Так же осторожно, как и прежде, они стали спускаться вниз. И только в районе одиннадцатого или десятого этажа загремели створки лифта. А я провалился в сон без сновидений, прикрывшись какой-то вонючей тряпкой…

— Олег Валентинович! Олег Валентинович! К нам гости! — милая мордашка, слегка стукнув в дверь кабинета, сияла, как тульский самовар, — тот журналист или писатель, о котором Вы мне говорили.

— Ну, давай, зови, — Олег, по отчеству Валентинович, крепкий пятидесятилетний «старец», двинулся навстречу своему «долгожданному» гостю, о котором его предупредили друзья-товарищи.

— Окажи самый любезный прием. Расскажи о себе, да так, чтобы никому неповадно было нас дальше «крушить».

— Да только попробуйте нас сейчас сокрушить! Мало не покажется, — улыбнувшись, хозяин кабинета выпрямился, готовясь встретиться с писателем…

В кабинете с огромным количеством стеллажей, с бесконечными рядами книг, уютно потрескивал камин. Конец мая, а в Москве погода такая, словно никак зима не желает уходить из центра европейской части России: иногда по утрам даже снег может выпасть, а хозяин дома очень не любит холод. «Бр-р-р, — снова поежился он, еще раз поднося руки к камину». Он немного нервничал, только не мог понять, отчего? «Ну, писатель, ну, журналист, ну, с друзьями моими знаком, а все равно, как-то не по себе, словно на телевидение зазвали, перед камерами собираются показывать».

В комнату вошел среднего роста мужчина, почти ровесник Олега, может быть, немногим старше, с доброй открытой улыбкой на лице, с гладко зачесанными, уложенными в «конский хвостик», перевязанными резинкой волосами, пронзительно голубыми улыбающимися глазами. Оглядел огромный кабинет, ряды книжных стеллажей, уютно потрескивающий камин, затем перевел свой взгляд на хозяина зала. А хозяин стоял в некоторой растерянности, не решаясь первым произнести приветствие.

— Здравствуйте, Олег Валентинович! Очень рад Вас видеть, — журналист, открыто и доверчиво глядя на хозяина кабинета, протянул руку.

— Я тоже Вас рад видеть! — Стас с Вадимом меня предупредили.

— Ну вот и чудесно, присяду?

— Конечно, конечно! Можете прямо в это кресло — напротив камина. Холодно как-то… Не собирается, видимо, зима расставаться с нами.

— Это точно! Никак не хочет уходить в свою любимую Гренландию или Лапландию — поправьте меня, если что.

— Ну… Вас поправлять… Я думаю, найдутся люди, которые ЭТО сделают более профессионально, — деликатно, почти что «реверанс», хозяин уютного кабинета вторил своему гостю…

— Олег Валентинович, наверное, мы проведем с Вами не один или два часа за беседой? Ведь для моего рассказа, ну, или репортажа, как Вам будет угодно, мне бы хотелось услышать Вашу «историю», и очень бы хотелось эту историю услышать с самого начала. Ну, или ближе к тому началу, как Вы стали тем… кто Вы сейчас есть…

— Что, прямо с рождения? — красивый, атлетически сложенный мужчина с едва заметной сединой на висках вопросительно посмотрел в глаза своему гостю.

— А мы куда-то торопимся? — репортер достал свою записную книжку, улыбнулся.

— Я-то точно никуда не тороплюсь…

А потом:

— Мария! — в сторону дубовой двери, которая охраняла покой хозяина, — Организуй нам поесть-выпить…

Задумался…

Та же милая мордашка, на которую в начале встречи обратил свое внимание визитер, вкатила в кабинет столик-поднос с легкими закусками и двумя огромными фужерами.

Хозяин дома и кабинета, с весело потрескивающим камином, достал из буфета бутылку коньяка, плеснул добрую порцию по бокалам:

— Давай на «ты» — так легче нам будет общаться!

— Я не возражаю! — журналист протянул бокал навстречу хозяину дома…

Блокнот остался где-то далеко, а история началась…

— Папаня мой в какие-то годы вместе с мамой произвели меня на свет. Первую, кого вспоминаю, — свою бабушку. Она меня нянчила, сказки на ночь рассказывала, родителей в то, совсем детское время не помню. Мотались, видимо, по гарнизонам — военным отец у меня был, словно отозвавшись на мой немой вопрос, ответил, а в школу уже пошел в столице одной из наших южных республик. Тогда уже ближе с ними «познакомился». С папой своим, Маму очень хорошо помню — часто ее видел, склонившуюся над моей детской постелью, словно сон, а утром ее не было. Сейчас точно не смогу сказать, сон это был или явь…

Предыстория такова: я получил задание написать о человеке что-то похожее на репортаж, но все же лучше, чтобы это было художественное произведение. Повесть, рассказ, а может быть, небольшой роман о том, как после многих мытарств ОН все же сумел подняться, нашел в себе силы и способности после множества падений, разорений, после предательства близких людей победить обстоятельства и снова стать миллионером. Стать счастливым, вновь обрести семью. Мне и самому захотелось докопаться до истины: что нужно сделать для того, чтобы найти в себе силы после стольких падений каждый раз подниматься: может быть, особый дух, или сила воли, или вера в свои силы и способности, а может быть, удача или провидение? А может быть ВСЕ ЭТО вместе взятое?..

И вот мы сидим в уютном кабинете хозяина дома перед пылающим камином (его заранее предупредили друзья — мои «работодатели»), смотрим на весело пляшущие язычки пламени, а мне даже не хочется вопросы задавать, а хочется просто вот так, в уютной обстановке сидеть перед камином, глядеть на огонь, на который, по утверждению философов, можно смотреть бесконечно. Сидим. Молчим. Смотрим на огонь. Мой собеседник знает, зачем я к нему пожаловал.

— Давай, раз уж договорились на «ты» и чтобы мы не стеснялись друг друга, выпьем по рюмочке коньячку, — с этого он начал наш «разговор».

Я не возражал, хотя и был несколько старше него. Но разве это имеет большое значение?

— Я не буду рассказывать всю историю своего детства, — продолжил Олег Валентинович, — а попробую подавать свою жизнь такими картинками, если Вы, то есть ты не возражаешь.

Я не возражал, и он продолжил:

— Меня в детстве родители называли Олежек. Как же я не любил это слово! Ты даже не представляешь! Даже представить себе не сможешь!..

«Олежек! — кричит мама из окна кухни, а я только-только в футбол разыгрался со своими друзьями-мальчишками, — Домой! Обед готов, стынет!»

«Олежек! Мама тебя зовет, беги скорее, а то обед остынет», — это мои друзья-футболисты мне советуют.

«Мам, ну, дай, доиграем, успею!» — мне хочется доиграть этот «матч», я ведь даже еще не вспотел, да и игра в самом разгаре.

«Олежек! Мама тебя зовет, беги быстрее!» — это уже другой «футболист», на которого мне просто хочется наброситься с кулаками.

— Олежек! Олежек! Олежек! — Что за напасть такая? И кому из моих родителей пришло в голову назвать меня таким ненавистным именем, которое в моих ушах звучит, словно презрительная кличка? Олежек. Так меня уже дразнят друзья-одноклассники. Мне это очень не нравится. Нет бы просто сказали, как сейчас меня друзья называют: Олег, а уже порой и Валентинович! Но я еще недостаточно смышлен, чтобы меня называли по отчеству. Даже отец иногда, гладя меня по вихрам, называл таким вот «прозвищем-именем». А мне просто хотелось раствориться! Да лучше бы «Рексом» назвали, как нашу овчарку, которую я очень люблю, и она (то есть он) никогда не называет меня ненавистной кличкой, а только предано и с большой любовью глядит мне в глаза и… сочувствует мне. А я так думаю, что ему больше ничего не надо, кроме того, чтобы я поласкал его между ушей, а иногда просто поцеловал в нос. Тут уже радость в глазах такая, что ты себе не представляешь: оближет тебя всего, и печали забыты! Да уж, конечно, забыты. Олежек — словно печать на лбу поставили. Уж лучше было бы, чтобы родители меня просто звали «сын, сынок», ну, или как-нибудь по-другому, но не этим ненавистным мне «прозвищем-именем». Тогда я не знал, да и что я мог с этим поделать?

«Мам, я пришел, — успев на ходу поцеловать в нос своего любимого пса, Олежек, то есть я, прошел на кухню, но был ещё не настолько голоден, чтобы схватиться за ложку с вилками. — Мы же еще даже не доиграли, чего ты меня звала?»

«А ты что, забыл? Сейчас пообедаешь, и за пианино…»

«Мам, ну, пожалуйста, не сегодня, а? Я же даже ни одного гола не забил, а?»

«Успеешь еще голов позабивать, а сегодня у нас занятия, пусть твои друзья-сорванцы этой ерундой занимаются, а к клавишам ты сегодня еще даже не притронулся».

«Не хочу я к ним притрагиваться, ну, не хочу… Чего к ним притрагиваться? Ну, чего? Я с мальчишками хочу мяч погонять, зачем мне эти клавиши?»

«Олежек…» — мать протянула руку, чтобы погладить своего “непутевого” сына по голове, но моя голова резко дернулась в другую сторону.

«Мам, не называй меня так! Лучше Рексом зови! Меня мальчишки уже дразнят: “Олежек! Олежек! Олежек!” Что я им могу ответить? Ты же видишь — каждый день синяк на лице или на руках ссадины. Они дразнятся, а мне это не нравится».

«Ну а как, тебя, сынок называть? — Мама все же прикоснулась к золотому чубу, ероша волосы. — Таким ласковым именем, да, не я — бабушка, по имени своего папы, стала тебя называть».

«Ну, не знаю, мам…» — уплетая за обе щеки вкуснейший на свете борщ, Олежек непрестанно поглядывал в окно.

«Гол, мама! Гол наши забили! — семилетний подросток запрыгал вокруг стола. — Видишь, мам, а ты говоришь пианино, пианино…»

«Олег Валентинович, — делегация из США», — длинноногая, стройная секретарша, покачивая бедрами, направилась к входной двери кабинета президента компании.

«Подожди, Ритунька, что-то я немного нервничаю, — президент компании показал своему (своей) секретарю присесть рядышком. — Поближе, еще поближе… Пускай подождут, один поцелуй… И зови их всех…»

«Мистер президент! Мы много наслышаны о Вашей компании, лучшей компании в СССР, и хотим выразить Вам свое почтение…» — легко уловимый американский диалект с прекрасным русским произношением.

«Я достаточно хорошо говорю по-английски! Можете мне не переводить. Приветствую вас в нашей гостеприимной столице…» — Олег Валентинович открыто улыбнулся заокеанским гостям…

«Мистер президент! Мистер президент, а можем мы сделать фото на память?»

«Конечно (друзья мои заокеанские (!)), с огромным удовольствием сфотографируюсь с вами! Чи-и-из! — все просто очаровашки!»

В 24-часовых новостных программах CNN эта фотография появилась ровно 24 раза, с комментариями, очень приятными для Олежека, то есть для меня…

Картинки, картинки, картинки… мелькают перед глазами, словно в калейдоскопе, в памяти: детство, юность, институт, армия, друзья-товарищи со всех сторон обступили неподвижное тело, лежащее под белой простыней на переносной кровати — молодого еще парня везут после сложнейшей операции на голове.

«Олег Валентинович, — кто-то всхлипывает рядом, — Олег Валентинович!»

«Расступитесь!» — словно эхо в горах. Это санитары катят «повозку» с неподвижным телом…

Эх, может, вытащим другую карту-картинку из колоды, посмотрим хотя бы масть? Странная масть: когда это пиковая дама была красной?..

Вот и еще одна картинка — она из детства, когда Олега Валентиновича называли просто Олег (от Олежека он давно всех отучил, включая родителей, а желающие повеселиться иногда получали очень даже увесистые тумаки с оплеухами): он, в белой рубашке с черной бабочкой под воротником, сидит перед роялем в огромном киноконцертном зале. Это — экзамен по окончании музыкального училища: музыкант-виртуоз сегодня блестяще сдает экзамен по специальности. Ну что же? Это хорошая картинка.

…К огромному сожалению Олега Валентиновича, не все картинки в колоде красивые.

И вот он снова улыбнулся: это он вспомнил добрые старые времена, когда на своем любимом байке катил на Черное море — в Крым, а позади него сидела очаровательная сексапильная красотка, с развевающимися на ветру волосами. (Она ни в какую не соглашалась надевать шлем! Олег, в общем-то, был с ней солидарен, потому что сам больше предпочитал косынку-бандану…)

Сейчас Олег Валентинович, откинувшись в уютном кресле перед потрескивающим камином, словно тасовал колоду карт и выбирал из нее наугад первую попавшую.

Снова лицо его озарилось улыбкой: позвонили из роддома, чтобы сообщить радостную весть — родилась дочка! Вот это была настоящая радость! Жена долго не могла забеременеть, и, наконец, после последнего вояжа в Китай случилось чудо — понесла! А потом, по прошествии времени, счастливо разрешилась от бремени!..

А вот он нахмурился: из банка вернулся бледнее смерти бухгалтер, чтобы сообщить Олегу Валентиновичу, что платежи больше не проходят. «Как так, почему не проходят»? — «Банк объявил себя банкротом!» — У бледного бухгалтера тряслись губы. «Как? Все наши деньги пропали»? — счетовод понуро опустил голову. «Да это же немыслимо — почти 150 тысяч долларов!»

Целый сонм картинок, картинок, картинок… Все они с молниеносной быстротой проносятся перед глазами…

Вот перед глазами появилось такое четкое изображение новенького двухдверного мерседеса, словно он только вчера его выкатил из ворот магазина. А случилось это за месяц до того, как банк «приказал долго жить». «Эх, знал бы, что с банком может такое случиться — с пяток бы таких купил, не заржавели бы небось…»

Теперь он снова улыбнулся: это — картина огромного пятипалубного белоснежного круизного лайнера, на котором они уже вторую неделю развлекаются в Средиземном море с молодой сияющей от радости красавицей-женой…

А вот и их первые ссоры — с криками, битьем посуды, слезами неподдельного горя и потекшей тушью на лице. Из-за чего? Олег Валентинович даже вспомнить не может. А дальше ЭТО продолжалось с завидной регулярностью. Ему казалось, что первый скандал произошел по «вине» именно разорившегося банка, а может быть, и по другим каким-то причинам. Сейчас уже сложно сказать… Да и стоит ли ворошить то далекое прошлое?

После случая с банком Олег несколько лет пытался восстановить свой бизнес. Но… строить тяжело, легко только рушить. Он постепенно, шаг за шагом восстанавливал свои позиции. Ох, как тяжело ему это все давалось! Конечно, с новеньким мерседесом пришлось быстро распрощаться. Купил себе автомобиль попроще — фольксваген. Ну и ладно! Жизнь потихонечку стала налаживаться. Снова стал обрастать «жирком», но в той стране, в которой он жил, не очень-то это быстро получалось.

Только-только стал становиться на ноги — бах! — новый кризис. «Эх, да когда-нибудь это прекратиться?» Только новый дом отстроил, даже еще отделку не закончил! А мебель, а сантехнику на какие шиши покупать? «Шишей» уже не осталось, а больше долгов. Цены на что-то упали, а на что-то очень даже сильно подскочили, но, к сожалению, не на ту группу товаров, которые производил Олег Валентинович. «Что-то надо делать, что-то надо делать!» — Он сутками не выходил из своего кабинета, ломая голову над тем, как же быть дальше. Все же семья, дочка подрастала, слава богу не избалованная росла — многое уже начала понимать, видела синие круги у папы под глазами, частенько даже прилично отросшую щетину. Этак можно даже самого отчаянного оптимиста в угол загнать. Олег метался, словно лев в клетке, но свести положительное сальдо ему все никак не удавалось. Он знал, что такая картина почти повсюду в стране, но от этого легче не становилось. «Одно дело война — все трудятся на победу, а сейчас даже не понятно, в чем, собственно, дело».

Постепенно наступала апатия, да такая, что лень даже ручку было к блокноту поднести — заметку для себя черкануть. Да и люди, видя, что генеральный все меньше и меньше стал заниматься своими производственными задачами, тоже заметно подопустили руки, только коммерческий директор (весельчак и балагур (!)) по-прежнему выглядел молодцом. Вот он-то как раз частенько и спасал своего товарища от тяжелой меланхолии, доставал дефицитные билеты на новые спектакли, вытаскивал на показы мод, конкурсы красоты. Один раз даже чуть не насильно отправил в «модный» санаторий! (У Олега совершено не нормально начало скакать давление и сердце как будто бы работало с перебоями.) Подлечился, приехал подзагоревшим, отдохнувшим, там, в благословенных краях, старался даже не думать о работе. Иногда получалось. Не всегда, конечно же. В то время если обнаружить в памяти «красивые» картинки, то их можно по пальцам сосчитать. И понял Олег Валентинович, что жизнь проходит, а радости все меньше и меньше. И решился-таки продать свое предприятие первому покупателю и… «А что дальше? Дальше-то как-то надо жить. Несколько раз садился за старенькое пианино — так, больше успокоить нервишки, пока музицировал, чувствовал себя прекрасно, но, вставая с крутящегося стула, опять мрачные мысли лезли в голову, да настырно так!»

В кабинете на стеллажах покоились тома, томики разнообразной литературы: технической, юридической, воспоминания известных всему миру производственников и менеджеров высшего звена, но больше всего (целое отделение (!)) изданий по психологии. Эти книги, с регулярной периодичностью, перемещались с полки на рабочий стол, затем самым аккуратным образом возвращались на место. Таким образом Олег Валентинович искал ответы на многие свои вопросы, снова и снова перечитывал, делал пометки с закладками…

— Вон! — Указал он рукой на полки огромной библиотеки, расположенной позади письменного стола…

Как-то на показе новой коллекции от известного модельера, проходившего в Москве, Олег Валентинович встретился глазами с давним приятелем, с которым не виделся настолько давно, что с большим трудом признал в нем своего давнего «коллегу по цеху», в свое время товарища, с которым учился на параллельных курсах, но жившего в соседней комнате общежития, с развалом огромной страны бросившего институт и подавшегося в бизнес. А бизнес был настолько простым, что на его месте только ленивый не захотел бы просто поднимать с земли деньги. Сразу обмолвлюсь: Олег знал, что у Саши, его однокурсника, отец служил где-то на востоке страны, во время учебы своего сына занимал должность то ли военного интенданта округа, то ли что-то близкое к этому. Если тогда еще не стал генералом — значит, сейчас уже точно генерал. Естественно, как сына не привлечь в «бизнес»? Тогда распродавалось не только армейское имущество (по бросовым ценам), но и продукты, такие дефицитные, что желающих приобрести «вагон, другой» армейской тушенки было хоть отбавляй.

Олег с Сашкой сошлись характерами. У обоих отцы были военными, у обоих папань — «большие» звезды. Оба приблизительно одной комплекции — под метр восемьдесят пять, одного возраста. Оба любители слабого пола и знатной выпивки. Да и помогали частенько друг другу. Олег не очень дружил с математикой, Сашке же никак не давался иностранный язык. Ну как тут друг друга не выручить? И когда папаня из восточного округа «призвал» своего сына на помощь, конечно же, «старый собутыльник» тут же пригласил поучаствовать в «бизнесе» своего друга-музыканта (Музыкант — это второе прозвище Олежека, но на него он совсем не обижался. «Музыкант так музыкант». Частенько ему приходилось играть на разных вечерах и вечеринках не только на гитаре, но и на пианино, иногда даже представлялся случай продемонстрировать свое искусство на рояле.)

Вот и сошлись два дружка. Один «подкатывал» вагоны, другой, с завидной легкостью, находил покупателей. Дело пошло, но тут возникли некоторые сложности — пятый, последний курс института, а Олег просто «забил» на учебу, увлекшись огромными по тем временам деньжищами, раскатывал по заграницам, девчонок шикарных завел, квартирку в центре снял, харлей себе раритетный купил вместе с банданой. Но вовремя все же взялся за ум, сегодня — «бизнес», а как закончатся вагончики с тушенкой и сгущенкой? Куда податься? А так вот, он скоро-скоро получит диплом заветный, а там — на все четыре стороны. В общем, потихоньку-полегоньку стали меньше видеться два студента-собутыльника, а потом и вовсе всякая связь исчезла. И думал сейчас, сидя в своем кресле перед камином, Олег Валентинович: «А хорошо ли он сделал тогда… Ведь этот диплом ему ни разу не понадобился, только если в анкете указать, что образован по высшему разряду. Да кто эти анкеты смотрит?»

Сашка (сейчас — Александр Егорович) первым признал своего друга-товарища, замахал руками, показал, что в перерыве будет в буфете (продемонстрировал постукиванием по кадыку и показал, что якобы выпивает фужер чего-то явно вкусного). Так как Олег очень хорошо помнил о том, что его боевой товарищ воду почти не пил, то понял, что он приглашает его разделить с ним земные радости. Вот и еще одна красивая картинка в воспоминаниях Олега Валентиновича — дорогущий коньяк целыми фужерами прямо на показе мод, а потом кабинет в центральных банях, где юные модели громко повизгивали, прыгая после парной в бассейн. Еще одна улыбка…

Да, это был чудесный вечер! Даже юные дивы с удивлением поглядывали на двух солидных дядек, которые, обнявшись, потихоньку напевали старые песни, не обращая на них никакого внимания. И говорили-говорили, рассказывали друг другу все, что прошло с момента их последнего «бизнеса». А зря Олег тогда не захотел оставить на время институт и продолжить торговать армейскими продуктами. Их почти на десять лет хватило, а Саша тем временем просто «купил» диплом, так что даже образование у них «одинаковое». Только по нему видно, что он явно не бедствует. (Олег мысленно тогда подсчитывал, во сколько же обойдется эта вечеринка. Но раздумья его прервал Сашка, то есть Александр Егорович: «Не парься ты, даже не думай о деньгах!» Вытащил из толстенного портмоне несколько золотых и платиновых карт: «Есть денежка! Пока есть…» — улыбнулся он такой знакомой озорной белозубой улыбкой). О грустном не хотелось вспоминать, но Сашка все же поинтересовался, почему у его кореша-собутыльника иногда грусть-печаль видна. Пришлось Олегу рассказать о своих «бедах».

«Ладно, не сегодня! Давай “по-трезвому” встретимся, обсудим. А ведь у нас с папаней собственный банк, так что найдем выход! Не ссы, — он хлопнул своего приятеля по плечу. — Вон смотри, девчонки заждались, прямо глазками стреляют…»

Расставались уже совсем за полночь, обнимались, роняли пьяную соленую слезу на плечо друг друга. Обменялись не только номерами, но и самими мобильными телефонами, чтобы уже точно не потеряться. «Ты звонишь на свой номер, я звоню… тоже на свой номер — так уже точно не потеряемся», — резонно заключил «партнер».

Олег ехал домой с дурацкой улыбкой на лице, вспоминая прошедший вечер. «Надеюсь, может быть, сегодня никаких истерик со скандалами не будет? Куплю, пожалуй, цветы, скажу, что новый интересный бизнес намечается, да и бутылочка шампанского не помешает…» А дома тишина и покой. Как будто бы у женщин, кроме пяти основных еще и шестое чувство присутствует. «Вот мое спокойное настроение — все дома в порядке, как я на “взводе”, — весь дом “коромыслом”», — удивленно оглядывая чистую и уютную прихожую, рассуждал Олег сам с собой, устанавливая в вазу букет любимых Ирининых (жены) цветов». Тихонько прошел в кабинет и взял в руки гитару. Запел тихо-тихо… «Музыканта».

Все же разбудил жену. «Прошла на кухню, увидела цветы, потихоньку поскреблась в кабинет, еле слышно открыла дверь, села рядышком, прислонилась к моему плечу, слушает…»: «А мелодия осталась в тишине листвы, среди людского шума… еле уловима». По-моему, именно из-за этой песни Олегу удалось увести от всех ухажеров с шумной вечеринки самую красивую девочку. Ей тогда было, дай бог памяти, не больше девятнадцати. А ему уже под тридцать.

«Ну что, баиньки? — Олег нежно поцеловал свою чуть располневшую, но не потерявшую прежней привлекательности и шарма жену, — пойдем.

А она даже не обратила внимания на запах алкоголя, который витал в кабинете легкой аурой…

— Давай еще по маленькой? У меня сегодня свободный день, жена с дочкой за границей, так что я в полном твоем распоряжении, — Олег Валентинович (он попросил меня называть его просто Олег и на «ты») вопросительно взглянул на меня.

Я кивнул, размышляя о тех картинках, которые он мне «показал», выхватывая из своей памяти самые эмоциональные воспоминания.

— Вон лимон порезанный, шоколад, может быть, оливки?

Я отрицательно мотнул головой:

— Достаточно и того…

— На следующий день меня разбудили соловьиные трели, и я все никак не мог понять спросонья, чего это соловьи у меня прямо под ухом заливаются, — продолжил Олег. — Посмотрел на прикроватную тумбочку и увидел чужой отчаянно вибрирующий телефонный аппарат, сразу все вспомнил: и наш с Сашкой вчерашний загул, и обмен телефонами, улыбнулся, нажал зеленую кнопочку.

Договорились с ним (с Сашей) встретиться в моем офисе в тринадцать. Он опять улыбнулся — его уже атаковали мои подчиненные. Ему скорее хотелось снова обменяться трубками, не отвечать на чужие недоуменные вопросы: а где, а когда, а почему и что с ним (то есть со мной)?

Я тоже улыбнулся, представив такую вот забавную историю: хорошенечко же они, видимо погуляли, чтобы додуматься до такого обмена.

Встретились ровно в час — я уже почти закончил с рабочими вопросами, там оставалось только несколько платежек подписать, и все — я в полном Сашкином распоряжении. А он пришел такой немного хмурый (мои подчиненные разбудили его ни свет ни заря — были срочные вопросы с отгрузкой, поэтому я в свое время сам настоял, чтобы меня будили в любое время), хотя все равно улыбался.

Мы с ним засели за бумаги (мои бумаги), а я смотрю с удивлением, как он быстро считает, прикидывает, что к чему. (Олег мне уже рассказывал о том, что у Саши с математикой всегда был полный порядок, а сейчас он еще и банкир.) Полную ревизию мне провел, как знатный контролер-аудитор, что-то бубня себе под нос. Иногда до меня доносились слова, смысл которых мне был не совсем понятен: авансированный капитал, дебиторская задолженность, аффилированное лицо, бюджетный дефицит, бенефициар, валовая прибыль, венчурные инвестиции, индоссамент, лизинг, ликвидность, стагнация, эмиссия…

Он закончил «беглый» просмотр моих основных документов поздним вечером — я уже и секретаря домой отпустил, и в офисных помещениях почти нигде свет не горел, потом посмотрел на меня с прищуром под модными очками и первый раз назвал меня… Олежеком — я тогда от неожиданности чуть с кресла не свалился (меня Олежеком уже больше сорока лет никто не называл).

— Ну, вот что, Олежек, — сказал Сашка, — я знаю, что ты не полный идиот, но… финансовые документы надо уметь не только подписывать, но и разбираться, что в них написано, и циферки иногда проглядывать.

Я совсем растерялся:

— А что, что не так?

— В общем, так: завтра вызовешь на ковер своих главного бухгалтера и коммерческого директора, представишь меня проверяющим из камерального отдела, понял? Я с ними по-другому поговорю. Я так думаю, что твой коммерческий с главным бухгалтером в сговоре. Такого наворотили, что ты самостоятельно никогда не разберешь. Я так понял, что ты лично только производством интересуешься, а что там дальше — хоть трава не расти. А предприятие твое мне нравится — честно, — впервые тогда Саша улыбнулся. — Но продавать его пока преждевременно. Надо сделать сначала его высокорентабельным, а потом уже думай сам, стоит тебе его продавать или нет.

— Не могу уже, Сань, честно, — взмолился Олег. — У меня больше двухсот человек работают, несколько раз задержки с зарплатами случались почти по месяцу. Иногда замечаю такой ненавидящий взгляд в мою сторону, аж жутко становится.

— Ничего страшного! Прорвемся! А если хочешь — развейся, съезди за границу прямо хоть послезавтра, а я тебе очень смышленого человечка порекомендую на время твоего вояжа. Как тебе такая идея? От меня лично каждую неделю будешь финансовый отчет получать в каком-нибудь там Истамбуле турецком.

— Почему послезавтра? — Олег поскреб макушку.

— А я думаю, что завтра мы все дела твои уладим. Отдохни месячишко-другой в теплой стране, развейся. Если с наличными сейчас туго — организую тебе небольшой кредит под самые минимальные проценты, даже можем сделать так, что если деньги возвратишь через три месяца, то вообще без процентов, так что не особенно переживай. А через несколько месяцев у тебя будет цветущая фирма и лицо. А? Ну что, как тебе нравится моя идейка?

«Да, предложение было очень заманчивым, но я, от природы человек не очень доверчивый, раздумывал над словами моего давнего институтского товарища, которого знал без малого двадцать пять лет, а своих подчиненных — главного бухгалтера и коммерческого директора — всего восемь», — подумал Олег Валентинович.

— Ладно, вижу некоторые твои сомнения на лице, тогда до завтра! Ровно в десять я хочу видеть в этом кабинете двух человек — главного бухгалтера и коммерческого директора, а там уже дальше решишь сам, как тебе лучше поступать. А я часика на два приглашу к тебе в офис «смышленого человечка», познакомишься. Кстати, у него прекрасное экономическое образование, да еще и производственный менеджмент. Последнее — Гарвард. Пока, до завтра. Устал я сегодня немного, — Сашка взял свое пальто с вешалки. — Не провожай, найду выход, — он удалился.

А я все сидел в раздумьях, никак не мог представить себе, что двое самых доверенных мне людей в сговоре. Да, видимо, давно я, генеральный директор и хозяин компании, ничего не замечал!

— Вот так вот бывает, дружище! — Олег Валентинович грустно посмотрел на меня и, задумавшись, незаметно для себя плеснул нам обоим в бокалы коньяк. Встал, разгреб в камине тлеющие угли, засунул в «пасть» два осиновых полена. Задумчиво отхлебнул из бокала (мы сидели за монологом уже почти пять часов). — Так, ну что, давай пообедаем — поужинаем? И если ты еще не устал, я продолжу.

Олег крикнул в закрытую дверь:

— Маша, Мария! Сооруди нам что-то на обед — ужин.

Из-за двери донеслось:

— Хорошо, Олег Валентинович.

— Вот помогает нам с женой по хозяйству, а мне когда готовить? Да и лень. Из деревни девушка, дальняя родственница моей жены…

Уже то, что я услышал от своего собеседника, мне показалось очень интересным. Но я понимал, что самые интересные события Олег приготовил на «десерт». Конечно, так оно и случилось…

Олег позволил мне закурить, предложил из огромной коробки красного дерева толстенную сигару.

— Сам не курю, — пояснил он, — держу для гостей, так что не стесняйся!

Осиновые поленья разгорелись, посылая нам жаркие волны, а тем временем в дверь кабинета робко постучали.

— Маша, ты? — крикнул в дверь хозяин кабинета.

— Да, Олег Валентинович, — послышался робкий девичий голос, — я вам ужин принесла, перед дверью столик оставлю?

— Да завози этот столик, чего под дверью оставлять?

Мне послышались несколько странные интонации в голосе Олега: уж не влюблен ли он в свою помощницу?

Да, в такую можно и влюбиться: в кабинет вошла очень милая, стройная, светловолосая девушка приблизительно 17–18 лет, в аккуратном передничке, катя перед собой сервированный столик.

— Вот она наша Маша, — скаламбурил Олег, — наша незаменимая помощница. Девушка потупилась и покраснела, тайком разглядывая гостя.

— Ну ладно, не красней, пока свободна. Позову, если что.

Мария взмахнула своими длинными ресницами, еще раз украдкой стрельнувьв гостя своими темными глазками.

Мы ненадолго замолчали, только челюсти двигались, да руки тянулись за очередным блюдом, не забывая «работать» вилкой и ножом. Вот уже и до десерта дошло: горячий кофейник (я такого никогда не видел) стоял на подставке, а под ним горела маленькая свеча. И прекрасная выпечка, которая «таяла» во рту.

— Маша сама печет, — с набитым ртом хвастался мне Олег. — Нравится?

— Угу, нравится, молодец у тебя помощница!

У меня рот тоже набит вкуснейшими пирожными.

— Ну как тебе моя стряпуха? — Олегу явно хотелось похвастаться достоинствами своей помощницы.

— Да просто ЧУДО! — в это короткое и емкое слово я вложил весь смысл своего очарования.

— Ну ладно, — сыто и довольно, с некоторой гордостью посмотрел на меня Олег, — будем продолжать слушать или на завтра отложим? А вообще-то есть еще идея: на третьем этаже у меня биллиард, русский, может, пару партий? Ну, если нам не будут мешать звуки ударов кия по шарам.

— Я с удовольствием.

Как смог бы я отказаться поиграть в русский биллиард?!!

— Можешь прихватить с собой коробку с сигарами, а я захвачу бутылку, не возражаешь?

Как хорошо и вовремя нас накормила Мария: Олег чувствует такое блаженное состояние, что я думаю, он мне сейчас поведает такие секреты, которые не открыл бы и под пытками.

Пока мы выставляли шары на поле, «утрамбовывали» их специальным треугольником, выбирали себе по кию из подставки, опуская руки в тальк, Олег продолжил свой рассказ:

— На следующее утро я приехал на работу раньше всех. Вообще-то у меня голова лучше работает утром, чем после обеда. Я хотел еще раз самолично взглянуть на некоторые договора и счета. За договора я был абсолютно спокоен — юристом у меня трудился давний товарищ моего отца. Я не говорил, что отец мой служил прокурором округа? Нет? Ну да ладно, теперь будешь знать. А юристом у меня работал его бывший подчиненный, который после ранения ушел в запас и долгое время трудился в арбитраже. Гражданском, естественно. Так вот, за договора я был абсолютно спокоен. Теперь мне хотелось сверить договора с выписанными счетами, проверить отгруженный товар, посмотреть, когда поступали деньги и сколько. Хотя бы несколько договоров сверить с их исполнением… Так что к десяти часам утра я уже полностью убедился в том, что Саня все безобразия, творимые моими доверенными сотрудниками, разглядел гораздо быстрее меня (а я ведь мог и сам это все проверить в любой момент). Теперь я понял и задержки с зарплатой, и сговор моих «счетных» работников с банком. Сам теперь представь: двести сотрудников, в среднем зарплата 400 долларов. Умножим? Восемьдесят тысяч долларов! Так? Так. Теперь умножим на курс доллара. Умножил? Хорошо! И двадцать или тридцать дней эти деньги «виснут» где-то в банке. Представил? Хорошо! Но только не мне, а банку хорошо! Теперь понятно? А за этим лично должен был следить я, но я доверился… Ты уже понял, кому я доверился?!!

— Да, Олег, я понял. Значит, твои главный бухгалтер и коммерческий директор таким вот некрасивым образом имели «дополнительный» доход.

— Точно мыслишь, но это еще не все! К десяти часам у меня голова так сильно разболелась, что, когда в моем кабинете стали собираться «гости», я уже почти ничего не соображал. А вообще-то мне и ничего соображать не надо было, потому что в кабинет вошел строгий такой дядя, в котором я не сразу признал своего институтского друга — Сашку, с портфелем из крокодиловой кожи (по-моему, даже натуральной), показал мне (только мне, но я ничего не успел прочитать) какую-то красную корочку и уселся на диван, причем его на диван никто не приглашал. Я тебе забыл сказать, что накануне вечером он попросил меня отсканировать некоторые из особо заинтересовавших его документов. С грехом пополам мы справились с этой «нелегкой» задачей (я уже забыл, когда к технике подходил, а он тем более), кое-как, призвав на помощь всю нашу смекалку, распечатали их и, наверное, подумал я, у него сегодня будет что-то интересное, если он специально позвонил немногим раньше своего прихода и попросил пригласить еще двух человек, а за дверью подготовить понятых… И вот гром грянул! Настоящий, нешуточный! Такого количества специальных банковских терминов, которыми вчера оперировал мой институтский товарищ, я в жизни не слышал. До обеда я назвал тебе некоторые из тех, которые запомнил, а здесь, словно блатная «феня». Первой схватилась за сердце главный бухгалтер — Людмила, не знаю, откуда у меня к ним такое детское почтение и доверие. Она меня обманывала настолько цинично, что я тоже чуть за сердце не схватился. Вадим — мой коммерческий директор (весельчак и балагур) побледнел до смертельной бледности, а Николай Андреевич (мой юрист) стоял и смотрел на «преступников» со спокойным самообладанием бывшего помощника прокурора округа (он и не такие преступления успел увидеть за годы своей службы и арбитражных перипетий).

Конец ознакомительного фрагмента.