Подопытные кролики. Роман

Виталий Новиков

Далеко от Земли русские космонавты на космической станции «Радуга» ожидают, когда их заберут домой. Станция находится на орбите планеты, на которой некогда были собраны отбросы общества для социального эксперимента. Книга написана в 2006 году.

© Виталий Новиков, 2016

ISBN 978-5-4474-9195-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Созвездие Песочных часов не легко отыскать в новом астрономическом атласе Джека Хаша. Ещё труднее добраться до него. Новые космические корабли, использующие энергию света, преодолевают путь от Земли до этого созвездия, раположенного на самом отшибе галактики, примерно в течение месяца. А, что, значит, провести месяц в открытом космосе, знает каждый разумный землянин — в любой момент можно: нарваться на вражеский или пиратский корабль, или же стать жертвой космической стихии: попасть в невидимый энергетический поток, сбиться с пути и заблудиться в просторах Вселенной; столкнуться с астероидом или кометой. В пространство созвездия Песочных часов первыми из землян проникли русские космонавты и объявили о вхождении созвездия в состав Русского мегагосударства. Тогда шла ожесточённая борьба за освоение землянами ближайших и давно известных созвездий. Больше других преуспели в этой борьбе американское, китайское и израильское мегагосударства. Русские отставали от этих ловких и беспощадных соперников, успев обосноваться лишь в созвездии Лебедя, и претендовали на некоторые спорные созвездия и звёздные системы, принадлежность которых к какому-либо мегагосударству ещё не была окончательно определена. Поэтому власти русского мегагосударства решили заняться освоением самых далеких, самых малоизвестных пространств, и так добрались до созвездия Песочных часов. Когда-то между Землёй и созвездием Песочных часов регулярно курсировали русские космические корабли. В созвездии Песочных часов находилось иногда до пятнадцати русских военных космических кораблей. Теперь же здесь обозначала русское присутствие лишь одна военно-научная космическая станция «Радуга», находившаяся в звёздной системе дельты Песочных часов. Русское мегагосударство переживало не лучшие времена, благодаря стараниям: доморощенных бездарных честолюбцев, облеченных властью и заграничных доброхотов. Как уже часто бывало в русской истории, времена величия и побед сменились временами неопределённости и растерянности. Из-за экономических и других проблем русским пришлось сократить своё присутствие в космосе.

Космическая станция «Радуга» медленно перемещалась по орбите вокруг дельты Песочных часов, между планетами Зима и Блюз. «Радуга» представляла собой ряд соединённых между собой переходами трёх корпусов цилиндрической формы. Под центральным корпусом находилась плоская квадратная платформа, перерабатывающая свет звёзд в энергию необходимую для поддержания нормальной жизнедеятельности команды станции. Дельта Песочных часов представляла собой жёлтую звезду похожую на Солнце. Вокруг этой звезды вращалось четыре планеты. Первая, самая близкая к звезде, называлась Зима. Так её назвали в честь русского астронома Ивана Зимы, открывшего шестьдесят лет назад эту звезду. Дальше Зимы кружились планеты Блюз, Соната и Ария.

Изначально «Радуга» задумывалась как научная станция. Её собирали в течение трёх лет. Космические корабли доставляли с Земли части и соединения будущей станции, которые посепенно превращались в единое целое. Первые группы учёных, работавших на станции, занимались созданием на Зиме условий пригодных для жизни человека. На Зиме раньше была вода, но её было очень мало, поэтому необходимое количество воды было произведено искусственным путём, и на планете появились океаны, моря, реки, водоёмы. Также при помощи специальных технологий была создана атмосфера, и учёные теперь могли работать на планете без скафандров и защитных костюмов. Потом Зиму засеяли разнообразной растительностью, и когда через двадцать лет на планете выросли первые леса, на Зиме появились животные, рыбы, птицы, насекомые, доставленные несколькими партиями с Земли. Со временем планировалось заселить Зиму и людьми, но людей не хватало везде в российском мегагосударстве, на Земле и освоенных планетах-колониях, поэтому найти желающих добровольно поселиться в такой дыре, какую представляло собой созвездие Песочных часов, было почти нереально. Тогда было решено заселить Зиму разными общественноопасными личностями, для последующего наблюдения за ними и проведения над ними опытов. Всего успели завести на Зиму четыре партии переселенцев в количестве пятьсот сорока трёх человек. За жизнью переселенцев учёные наблюдали два года, а когда в российском мегагосударстве наступил кризис, учёные покинули станцию и переселенцы оказались предоставлены сами себе, никому до них не было дела. Всем космическим кораблям, находящимся в созвездии было приказано возращаться. «Радуга» могла двигаться только по своей орбите. Её можно было эвакуировать только по частям, и на это пришлось бы потратить много времени и средств. Бросить станцию было жалко, и правительство решило для поддержания станции в рабочем состоянии командировать на неё военных космонавтов. Последние семь лет на «Радуге» несли вахту капитан Иваницкий и лейтенант Платонов.

На «Радуге» были созданы комфортные условия для работы и досуга. В распоряжении команды были: библиотека, фонотека, спортзал, бассейн, большой запас и ассортимент продуктов питания. Но даже в таких условиях прожить семь лет вдвоём было не просто.

Лейтенанту Михаилу Платонову казалось, что эти семь лет длятся целую вечность. Он стоял посреди аппаратной, и вглядывался в мрачную бездонную даль космоса, в ту сторону, где находилась Земля. Аппаратная представляла собой залу десять на десять метров с пультом управления станции и другими приборами, накрытую сверху прозрачным куполом. Этот купол был абсолютно невидим, и каждому, кто оказывался в аппаратной, казалось, что над его головой начинается открытый космос.

Тридцать один день назад с Земли поднялся космический корабль «Архангельск», который должен был лететь к «Радуге». Несколько дней спустя после отлёта «Архангельска», сообщение об этом пришло на «Радугу». О цели полёта в сообщении не указывалось. Платонов начал волноваться: обычно космические корабли преодолевали расстояние от Земли до «Радуги» в среднем за тридцать дней, а тут пошли уже тридцать вторые сутки со дня отлёта, а от «Архангельска» не было никаких вестей. В течение недели Иваницкий и Платонов безрезультатно пытались выйти на связь с «Архангельском». Маршрут был опасен и с «Архангельском» в пути могло случиться всё что угодно. Неприятности на этом маршруте уже случались: три космических судна не долетели до созвездия Песочных часов, пропав без вести; два исчезли на обратном пути: один бесследно, второй нашёлся только через полгода.

Лейтенант Платонов был среднего роста, крепко сложен, с простыми чертами лица, черными, коротко постриженными волосами. Ему было тридцать земных лет. Одет он был в свободный темно-синий рабочий костюм: рубашку с длинными рукавами и брюки.

— Всё ждёшь, Мишель? — в аппаратную вошёл Иваницкий, в одних тренировочных и тапочках, с перекинутым через шею полотенцем. Таков был обычный его вид после принятия душа по окончании занятий в спортзале, где он тренировался, изучая по самоучителю карате и айкидо. Он был шире Платонова телом и лицом, но в тоже время имел тонкие, можно даже сказать аристократические черты лица. Длинные, кудрявые, светло-русые волосы он связывал на затылке в небольшой хвостик. Начальство очевидно неодобрило бы эту его вольность, но где оно было? Иваницкий и Платонов не видели своих начальников уже семь лет. Два месяца назад Иваницкому по земному летоисчислению исполнилось сорок два года.

— Неужели они погибли? — поделился своими печальными предположениями Платонов.

— Всё может быть, Миша, поэтому лучше об этом не думать, не терзать себя напрасно.

— Родион Анатолич, а, правда, что на «Архангельске» не было нашей смены?

— Зачем мне врать? Я же говорил, что послал запрос, и с Земли ответили, что смена прибудет не раньше, чем через год.

Их должны были сменить через два года, после того как они заступили на вахту, но вместо этого каждый раз, когда наступал очередной обещанный конец срока вахты, с Земли приходило одно и то же сообщение: «Всвязи с отсутствием финансовых и человеческих ресурсов, не имеем возможности, выслать вам замену, поэтому вынуждены продлить вашу командировку».

— Пойдём лучше посидим в гостиной, — предложил Иваницкий.

— Пошли. Жалко спиртное кончилось, без него стало совсем скучно.

— Может это и хорошо, а то деградировали бы окончательно здесь от пьянства и тоски, а так хоть смогли сохранить здравость рассудка.

На белых стенах гостинной висели картины, в центре стоял овальный стол, сделанный в старинном классическом стиле, в одном из углов находился бар с холодильником.

— Вы, какой будете сок? — спросил Платонов.

— Грейпфрутовый.

Платонов разлил по бокалам соки: себе томатный, Иваницкому грейпфрутовый. Отнеся Иваницкому, сидевшиму за столом, его бокал, Платонов устроился на кожаном диване со своим бокалом.

— Опять захандрил? — спросил Иваницкий.

— Как тут не захандрить, когда нас не могут отсюда забрать уже семь лет. Иногда мне кажется, что о нас просто забыли.

— Я не совсем точно выразился. Мне показалось, что ты опять вспомнил о своих опасных замыслах.

— А, вы, об этом. Нет. Я уже давно перестал думать об этом.

На «Радуге» можно было произвести на свет до двухсот лучших российских человек, отобранных специальной коммисией, в лаборатории экстренного клонирования, расположенной на нижнем этаже корпуса А. Пробирки с клетками этих людей хранились в специальных холодильных установках, где всё время поддерживалась необходимая для сохранения клеток температура. Эта лаборатория была предназначена для чрезвычайного случая. Если бы возникла опасность уничтожения русского мегагосударства, с Земли на станцию пришёл бы специальный сигнал, и команда «Радуги» после его принятия должна была вывести в лаборатории максимально возможное количество людей и с этими людьми высадиться на ближайшей, пригодной для жизни планете. Это было задумано для того, чтобы сделать всё возможное для того, чтобы никогда не прекратился род русских людей. С «Радуги» можно было высадиться только на Зиму.

Три с половиной года назад Платонову пришла в голову мысль клонировать одну или несколько женщин. Он уже совсем отчаялся когда-нибудь оказаться в женском обществе естественным образом. Он не мог не поделиться своими планами со своим командиром, за которым было решающее слово:

— Мы уже видимо никогда не выбиремся из этой дыры, капитан, так давайте сделаем это.

— Вы, пьяны лейтенант, перестаньте нести бред, — Иваницкому сразу не понравилась затея Платонова.

— Я пьян, но совсем немного, и прекрасно понимаю, о чём говорю. Пока они не достигнут шестнадцати, или нет, пусть восемнадцати лет, мы не будем их трогать. Мы будем о них заботиться и не причиним им никакого вреда.

— Какой от них будет толк, если, по-твоему, мы, всё-равно, уже никогда, не выбиремся отсюда?

— На Землю не выбиремся, а на Зиму пожайлуста.

— Ты, забыл, кто там находится? Подонки, ублюдки и маньяки. Боюсь, они тебе там не дадут продолжить воспитание твоих девчонок.

— Да там наверняка уже никого не осталось в живых. Эти упыри, скорее всего давно уже перегрызли друг другу глотки.

— Кто-нибудь, да остался в живых. Такие люди, как правило, отличаются фантастической живучестью. К тому же за время пребывания на планете, они могли сделать её малопригодной для проживания, пожечь леса, например.

— Что они совсем идиоты что ли?

— Не совсем конечно, но в какой-то степени, безусловно.

— Я могу слетать на челноке на Зиму для разведки.

— Уставом запрещено оставаться на станции одному человеку.

— Родион Анатолич, неужели вы не чувствуете как уходят годы, бессмысленно и безнадёжно, как мы стареем?

— Ну, тебе то рано ещё о старости волноваться. Сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать шесть земных.

— Теперь прибавь к ним шестнадцать или восемнадцать.

— О, Господи, тогда мне будет сорок четыре или сорок шесть лет.

— Теперь понял, наконец, что овчинка не стоит выделки?

— Родион Анатолич, а может быть, на Зиме ещё остались женщины?

— Даже, если остались, ты хоть представляешь себе, какие это женщины? Михаил, прекращай заниматься глупостями. Возьми себя в руки, в конце концов.

— Я не перестаю удивляться вашей выдержке, как вы можете всё это спокойно переносить?

— Главное, Миша, твёрдо и чётко держаться буквы устава, и тогда никакая выдержка не понадобится. И потом у меня на Земле остались жена и трое детей.

Платонов становился менее общительным. Не потому что он стал хуже относиться к Иваницкому, он просто понял, что они слишком разные, поэтому им очень трудно было найти общий язык. Платонов откровенно хандрил, а неунывающий Иваницкий пытался подбадривать его душевными беседами, шутками, которые Платонов не понимал. Потом через некоторое время Иваницкому показалось, что лейтенант несколько оживился, очевидно, было, что в душе его произошли какие-то изменения, но с чем это было связано, Иваницкий не мог разгадать, потому что Платонов по-прежнему оставался скрытным и неразговорчивым.

Иваницкий отпил немного сока, после чего поставил бокал на стол.

— Миш, извини за нескромный вопрос, у тебя на Земле был хоть какой-то интимный опыт.

— Конечно. Да забыл я давно уже о той дурацкой затее, честное слово.

— Хорошо, если так.

— Родион Анатолич, зачем вы изучаете боевые искусства?

— На всякий случай, мало ли что в жизни может случиться.

— Вы, полагаете, что в наших жизнях ещё что-то может случиться?

— Уверен в этом.

— Вы — отчаянный оптимист, капитан.

— Разве это плохо?

— У тебя всё время задумчивый вид. О чём, ты, думаешь?

— Никак не могу понять: зачем «Архангельск» летит сюда? Или летел?

— Мало ли. Может быть с разведывательными целями.

— Значит — это всё же военные?

— Можно только предполагать.

— Что же с ним произошло? Куда он мог подеваться?

В гостиной, в одну из стен были встроены динамики экстренной связи, из которых неожиданно прозвучал незнакомый хриплый голос:

— «Радуга» как слышишь меня? Вызывает «Архангельск». Требуется стыковка. «Радуга» отзовись.

— Они всё-таки долетели! — обрадовавшийся Платонов вскочил с дивана и начал прыгать, размахивая руками.

— Я бегу переодеваться, — сказал Иваницкий, вставая из-за стола.

— А я побежал в аппаратную, — сказал Платонов.

— «Радуга» отзовись. Есть, кто живой на «Радуге»? — доносилось из динамиков экстренной связи.

Платонов выбежал из гостиной, пробежал по корридору, бегом спустился по лестничному пролёту вниз. Напротив лестницы была стеклянная дверь, через которую Платонов вбежал в аппаратную, и увидел над собой космический корабль каплевидной формы с белым корпусом, на котором сбоку красными буквами было написано «АРХАНГЕЛЬСК», а перед этой надписью был нарисован трёхцветный российский флаг. Платонов подошёл к пульту управления, к аппарату связи, нажал на мигающую красную кнопку, обозначавшую канал, через который «Архангельск» вышел на связь; взял в руки микрофон и сказал в него:

— «Архангельск», твой сигнал принят. Чтобы начать стыковку двигайся к корпусу А, то есть влево. Как понял?

— Понял отлично, — ответил «Архангельск».

«Архангельск» расположился около корпуса А, у места предусмотренного для стыковки. Двое членов экипажа «Архангельска» вышли в открытый космос, и при помощи четырёх якорей-выдвигающихся труб с замками на конце сцепили «Архангельск» с корпусом «Радуги». Затем команда «Радуги» задала на компьютере команду стыковки, и «Радугу» с «Архангельском» соединил автоматически выстроенный стыковочный тоннель. Команда «Архангельска» теперь могла покинуть своё судно в полном составе.

Иваницкий и Платонов стали у входа в тоннель. Иваницкий успел одеться в синий рабочий костюм перед началом стыковочных работ. Сбоку от входа замигал, синим светом индикатор — квадратный колпачок со светодиодом внутри. Это означало, что тоннель полностью загерметизирован. Платонов нажал на жёлтую кнопку, расположенную под индикатором и дверца тоннеля открылась. Тоннель имел длину около десяти метров. По нему свободно можно было пройти в полный рост одному человеку. На другом конце тоннеля также открылась дверца, и из «Архангельска» по одному стали выходить космонавты в форме лимонного цвета.

— Никаноров Никита, — представился шатен среднего роста с добрыми, весёлыми глазами. Он первый вышел из тоннеля и пожал руку, сначала Иваницкому, потом Платонову, которые тоже представились:

— Капитан Иваницкий.

— Лейтенант Платонов.

— Ротозеев Александр, — представился следующий космонавт, молодой, рыжий парень.

— Седых Иван Васильевич, капитан «Арханельска», — представился, шедший за Ротозеевым седоватый мужчина низкого роста, которому на вид было около пятидесяти лет.

— Жаров Игорь, — представился, вышедший после капитана, брюнет с тонкими чертами лица.

— Гвоздев Лев, — представился последний член экипажа «Архангельска», русый, высокий, широкоплечий детина с немного взъерошеннями волосами.

Иваницкий и Платонов пожали руку каждому из них.

— Господа, если я не ошибся, вы, не военные? — спросил Платонов.

— Нет. Мы из спасательной службы, — ответил Седых.

— Кого же, вы, собрались спасать? — спросил Иваницкий.

— Наших соотечественников волею роковых обстоятельств, оказавшихся на планете Зима, — снова ответил Седых.

— Они же все мерзавцы и отпетые негодяи, — сказал Платонов.

— О, а, вы, оказывается, многое не знаете. Придётся вам кое-что рассказать. Правда, хотелось бы сделать это в более располагающей к беседе обстановке, — сказал Седых.

— Мы все можем расположиться в большой комнате отдыха, которая находится как раз в этом корпусе, — предложил Иваницкий.

— Отдых нам не помешает. А для того, чтобы он получился более полноценным, предлагаю отметить нашу встречу пивом или винцом. Вы, не против? — предложил Седых.

— Вот это по-нашему, вот это я понимаю. Узнаю соотечественников, — сказал Платонов.

— Значит за. На чём же остановимся: на пиве или вине?

— Да можно на том и другом, — сказал Платонов.

— Добро. Лев и Никита, сбегайте за бочонками пива и вина, — распорядился Седых.

Вскоре все собрались в комнате отдыха. На одной из стен комнаты висела большого размера голограмма, стилизованная под окно, выходящее в цветущий весенний сад с фонтанами и аллеями. Эта комната была устроена таким образом, что у того, кто в ней находился, создавалось впечатление, что он находится не в космосе, а на Земле. Все кроме Иваницкого расселись по стульям и креслам с бокалами пива в руках. Иваницкий стоял около бильярдного стола, скрестив руки на груди, и курил сигару, которой его угостил Седых. На бильярдном столе стоял его бокал с пивом. Седых рассказывал об эксперименте, проводившимся некогда нашими учёными на планете Зима:

— Такого рода эксперименты первыми начали проводить американцы и израильтяне, китайцы подобного рода опытами не интересовались. Наши кажется, спёрли идею у американцев. Этот эксперимент получил название «Подопытные кролики». На пустую, пригодную к жизни планету высадили партию уголовников, мужчин и женщин, мерзавцев самого разного масштаба: от мелких воришек и мошенников до насильников и убийц. Через полгода на Зиму завезли новую партию горемык. Это были алкоголики и наркоманы. Все они были добровольцами. Учёные заключили с ними контракты, по которым они, прожив на Зиме два года, должны были получить каждый по двенадцать миллионов мегарублей. В каком обществе им придётся прожить два года, в контракте не указывалось, и никто их об этом не предупреждал. Это было жестоко, но в то время с антиобщественными элементами особо не церемонились. Ещё через полгода пришла очередь третьей партии, партии тунеядцев и паразитов. Где и как собирали этих бедолаг можно только догадываться. Каждый из них по контракту заключённому с учёными должен был получить после двух лет жизни на Зиме двадцать миллионов мегарублей. Разумеется, как и в случае с пьяницами и наркоманами их никто не предупреждал, кто будет их соседями. Четвёртая партия была особенной. Это были люди положительные и смелые. Они знали, на что шли. По контракту каждый из них должен был заработать по тридцать миллионов мегарублей после одного года жизни на Зиме. Их доставили на Зиму спустя полгода после поселения третьей партии. Но прошло семь месяцев и российское мегагосударство потряс тяжёлый кризис. Наши космические корабли потянулись к Земле, главным образом из дальних уголков галактики. Россия могла держать лишь ограниченное количество космических кораблей в близких к Земле созвездиях. Ученым, находившимся на «Радуге» пришлось покинуть станцию, а до тех, кто остался на Зиме, уже никому не было дела. Но теперь, когда наше государство начало понемногу расправлять плечи, власти вспомнили о созвездии Песочных часов и эксперименте на Зиме. Об эксперименте помогли вспомнить родственники, находящихся на Зиме переселенцев, в первую очередь из четвёртой партии. Их то нам и поручено эвакуировать, а остальные пока вынуждены остаться на Зиме. По их судьбе решение пока не принято.

— В чём же был смысл этого эксперимента? — спросил Платонов.

— Проверка уровня адаптации в экстремальной ситуации разных социальных групп и наблюдение за их взаимоотношениями, — ответил Седых.

— В старые времена опыты проводили на животных, а не на людях, — заметил Платонов.

— Разве? Что мы знаем о прошлом? Мне кажется — это глубокое заблуждение: думать, что времена сильно меняются. Конечно, какие-то перемены происходят. Суровые периоды сменяются спокойными, а потом опять приходят суровые. История движется по замкнутому кругу, — вступил в разговор Жаров.

— По-твоему человечество никогда не придёт к всеобщей гармонии? — спросил его Гвоздев.

— Никогда, — ответил Жаров. — Дело в том, дружище, что понятие всеобщая гармония абсурдно само по себе, потому что у всех народов русских, евреев, немцев, китайцев, папуасов и остальных существуют собственные представления о гармонии, о добре и зле. И, к сожалению, эти представления слишком индивидуальны, слишком отличаются друг от друга.

— Ницшеанец, — сказал Ротозеев.

— Когда я слушаю подобные разговоры, мне начинает казаться всё бессмысленным: жизнь, мир, человек, — сказал Никаноров.

— Ты близок к истине, брат, но не совсем. В жизни всё же есть смысл — это выживание. Как это не звучит низко, но это суровая правда. Всю свою жизнь человек только тем и занимается, что выживает, — сказал Жаров.

— Эх, жаль, что не бывает правды весёлой или светлой, только суровая, — попытался съиронизировать Никаноров.

— Вот такой у нас коллектив — философ на философе и философом погоняет. А, вы, господа, находясь здесь столько времени, наверняка уже успели осмыслить всё, что только можно, и теперь знаете, ответы на самые сложные загадки бытия, — обратился к Иваницкому и Платонову Седых.

— Должен огорчить вас: подобными вещами мы не увлекались. Мы военные — народ простой. Верность долгу и чёткое выполнение инструкций — вот наша нехитрая философия, — сказал Иваницкий.

— А, что? Мне такая философия по душе, — сказал Жаров.

— Господа, мне сейчас в голову пришла забавная мысль. Я подумал о том, как следует называть жителей Зимы и первое, что пришло в голову — это зимляне. Звучит также как и земляне, только пишется немного иначе. Неправда ли забавно? — сказал Никаноров.

— В Зиме в отличие от Земли нет буквы л, — заметил Гвоздев.

— Тогда предложи свой вариант, — сказал Никаноров.

— Ну, допустим зимцы, зимники, зимичи, наконец.

— Зимичи еще, куда не шло, но всё равно не то. А как интересно этот вопрос решили на «Радуге»? — поинтересовался Никаноров.

— Никак. Мы их, кажется, называли переселенцами. Мы вообще о них очень редко разговаривали, — признался Иваницкий.

— Господа, раскажите-ка лучше о России, что происходит сейчас в нашем отечестве? — попросил Платонов.

— Охотно, о России охотно расскажу, — сказал Седых. — Должен вам доложить, что за последние четыре года ситуация постепенно меняется в лучшую сторону. Не так быстро как многим хотелось бы, но всё же улучшение происходит — это приятная реальность. С врагами государства сейчас не церемонятся: кого-то посадили в тюрьму, кого-то ищут. Самые сметливые мерзавцы скрываются за пределами нашего мегагосударства. Не в первый раз обломались доброхоты, ожидавшие гибели нашего отечества. И никогда не дождутся этого. Помните, что писал о нашей дорогой отчизне незабвенный Коленька Некрасов: «Ещё страдать ты будешь долго, но не погибнешь никогда».

— А, что нового произошло за последние годы во внешней политике? — спросил Иваницкий.

— Изменений мало, разве что японцы с австралийцами несколько активизировались и начали потихоньку осваивать космос, — сказал Седых.

— Как же, вы, тут жили совершенно, не зная, что происходит в галактике? — спросил Гвоздев. — На вашей же станции есть средства связи.

— Связь у нас осталась только с военным штабом, а остальные каналы связи вышли из строя пять лет назад, — ответил Платонов.

— А вы, ребята — молодцы. Столько лет продержаться почти в полной изоляции от цивилизации — это настоящий героизм, — сказал Ротозеев.

— Кто-то должен выполнять тяжёлые задачи, — сказал Иваницкий.

— Кстати о задачах, капитан. Для выполнения нашей задачи нам понадобится ваш челнок. На Зиме нет космодрома, и наш корабль не сможет там осуществить посадку, — перешёл к делу Седых.

— Нет проблем. А сколько человек вам нужно эвакуировать? — спросил Иваницкий.

— Сто одиннадцать, — ответил Седых.

— Но в челнок помещается только шестьдесят, — сказал Иваницкий.

— Возможно, придётся летать два раза.

— Когда собираетесь лететь?

— Ну, десять часов на отдых и сон, пять часов на сборы и вперёд.

Отдохнув, поспав, собрав всё необходимое, команда «Архангельска» собралась у челнока, по форме напоминавший сильно приплюснутый самолёт тёмно-серого цвета. Только теперь они были в форме не лимонного цвета, а переоделись в рабочую облегающую форму серого цвета. Все кроме Седых забрались в челнок. Седых стоял у лестницы, ведущей в кабину челнока, и разговаривал с Иваницким и Платоновым:

— Сколько времени придётся потратить на поиски неизвестно, может быть неделю, а может месяц.

— Будем поддерживать связь друг с другом, — сказал Иваницкий. На челноке была рация для связи со станцией, которая находилась в исправном состоянии.

— Удачи вам. Поскорее возвращайтесь, — сказал Платонов.

Попрощавшись с Седых, Иваницкий и Платонов вышли из отсека и закрыли за собой двери. Рядом с дверьми в стене было окно, выходившее в отсек, где стоял челнок. Под окном находился пульт управления отсеком. Иваницкий подошёл к пульту, нажал на нужную кнопку, и перед челноком открылись створки больших ворот. Зашумели двигатели, и челнок плавно вышел в открытый космос.