Парижские тайны фрейлейн Руди

Влад Евгеньевич Ревзин

Уве Клюг в поисках таинственного «Спящего пророка» попадает в оккупированный Париж, где сталкивается с «французским гестапо», криминалом и предсказателями будущего. В истории действуют реально существовавшие персонажи и исторические знаменитости.

Глава 4

Хельмут Гаусс жил в районе Шарлоттенбург.

Во время поездки туда Уве размышлял, стараясь следить за дорогой. Приключения с Кадиллаком ему было достаточно.

Отец Карла, Эрнст Вёрман, похоже, был птицей самого высокого полета. Дипломат, сотрудник Имперского МИДа, статс-секретарь и так далее. Гестапо должно было в лепешку разбиться, чтобы найти любимого сыночка. Но следствие потерпело неудачу, и вновь испеченный частный детектив Уве Клюг помчался на помощь.

Клюг давно был вольной пташкой, и ему нравилось быть самому себе начальником.

Но сейчас…

С первой секунды, как он кивнул, соглашаясь заработать легкие деньги на стороне, его не покидало ощущение нитей, пристегнутых к его телу. Кто-то, о ком Клюг не имел ни малейшего понятия, управлял событиями в этой постановке, и посчитал что он подходящая марионетка.

Что же ему не впервой. Если все пойдет гладко, увидим, кто кого будет дергать за ниточки…

Трехэтажное здание стояло под сенью старых деревьев в квартале на Ветеранштрассе, образованного Каналштрассе и Валл. Каждый этаж занимали всего три квартиры, и снять самую скромную из них на доходы автомеханика Уве смог бы лишь на два-три месяца.

Сам дом, с двускатной высокой черной крышей и белым фасадом в верхней части, был чудо как хорош. Кремовый первый этаж, высокий арочный вход с лепниной, четыре ангелочка в ряд; в арочном замке замысловатый герб, и ниже, — большой мрачный орел.

Но не на герб, не на гипсового орла, и не на ангелочков уставился Уве, ставя на подножку свой мотоцикл; в глаза бросился полицейский фургон, оставленный у входа. А еще санитарная карета; и еще черный Мерседес.

У Уве сердце провалилось сквозь пищевод прямиком в желудок. Именно такого типа автомобили, «Mercedes-Benz 260 D», использовались уголовной полицией и гестапо для своих нужд.

У входа стоял толстяк в сером костюме. Штанины собрались гармошкой на пыльных туфлях, поля шляпы грустно повисли, прикрывая толстые щеки. Человек походил на упавшего духом серого слоненка. Кожаный планшет в руке странным образом усиливал это впечатление.

За последние семь лет слоненок прибавил килограммов двадцать. Из простого инспектора он превратился в старшего и получил пустяковое звание в иерархии СС. Но продолжал заниматься все тем же, — поножовщиной, домашними убийствами, пьяным членовредительством.

Значимыми делами и политикой занимались другие.

— Уве Клюг, — сказал старший инспектор горестно. — И какого черта ты делаешь?

— Вольф Функ, — в тон ответил Уве. — Могу спросить то же самое. Какой болван оторвал тебя от стола в отделе?

— По крайней мере я полицейский. А ты неизвестно кто.

— Неучтиво так обращаться с начальником.

— Бывшим.

Уве протянул руки и поправил собеседнику перекошенный набок галстук цвета мыши, попавшей в западню.

И в самом деле, начальником Функа Уве Клюг считался лишь до марта 1934 года. Тогда Функ отличался лишь одним качеством, — он прекрасно крутил баранку; как детектив он был никем.

— А теперь скажи мне, Вольф. Причина, по которой ты покинул кабинет и принес тяжелое тело сюда, случаем не носит фамилию Гаусс?

Функ запыхтел:

— Ты как гриф-трупоед, за полгорода чувствуешь покойника. Ехал бы ты своей дорогой…

— Откуда бы тебе знать повадки грифов? — спросил Уве. — Неужели ты выправил пропуск в городскую библиотеку? Или в зоопарк? Раньше кроме протоколов ты ничего не читал, да и те невнимательно.

— А ты все та же скотина. — затряс щеками Функ. — Уезжай!

— А кто же даст тебе пару советов, чтобы ты впечатлил своего нынешнего шефа?

— Ты хочешь сказать, что я не гожусь для расследования убийств? — вскипел полицейский.

Уве решил, что взял неправильный тон.

— Вольф, — сказал он. — Ты совсем не дурак и хорошо знаешь, с какого конца держать ручку с пером. Но на месте я всегда был… немного лучше. Давай поможем друг другу. Ты вкратце опишешь картину, а я помогу, чем смогу… чтобы ты не выглядел, как всегда, полным болваном.

Функ сжал зубы, но, видимо, крыть было нечем. Старший инспектор знал свой потолок, а нахал Клюг мог оказаться полезным.

— Тут нет никакой загадки, — буркнул Функ. — Свежий труп. Картина ясная. Полностью. Одна закавыка.

— Так убитый, — это Гаусс? Старший или младший?

— Старший сын, — неохотно ответил полицейский.

— Хельмут Гаусс, 21 год, сын дипломата; в последнее время вел себя необычно, — был замкнут, увлекся потусторонней чепухой. Изменил ритм жизни…

— Повесился, отравился?

— А вот и не повесился, — сказал Функ с превосходством. Потом почесал висок. — Но… ты его знал, что ли?

— Нет. Значит, убийство? Так в чем причина смерти?

Функ осмотрелся. Он прекрасно понимал, что обсуждение дела, где замешан труп, с посторонним, да еще бывшим полицейским, может стоить ему следующего звания. Сказал тихо:

— Перерезано горло.

— А ты чего здесь торчишь?

— Только что отправил подозреваемого в Управление.

— Ах ты, слоник… Какой молодец. Не прошло и, сколько, — часа, а у тебя уже подозреваемый.

Функ подозрительно нахмурился:

— Ну ты и жук, Клюг. Все вытянул, что хотел, — а про свое дело ни слова.

— Да потерялся тут один парнишка, его мамаша попросила его разыскать. Они вроде с этим были приятели. Ничего такого, — знакомая знакомой. Каждый уверен, что если я работал в полиции, могу творить чудеса. Не поверишь, обращались по поводу кошек и собаки. Черт-те что…

Функ простодушно усмехнулся:

— Как низко ты пал.

Из парадного вышел полицейский в униформе, глянул на шефа.

— Ну что там? — заорал Функ.

— Криминалисты закончили гостиную, старший инспектор. Врач осматривает убитого.

— Можешь курить. Жди, когда уедут. Тогда отправим тело в морг.

Уве сказал:

— Ну, не томи. Как все было; и в чем твоя закавыка.

Унылый слоник, кажется, забыл свое превосходство над Уве.

— Мать услышала шум в гостиной. Когда вбежала туда, жертва лежала на полу с перерезанным горлом. Над ним сидел младший брат, с ножом в руке. Кровь… мать упала в обморок, сейчас ее в спальне откачивает домашний врач.

— Это все, что она сказала? Ты ее допрашивал?

— Я же тебе доложил. Она в обмороке, про младшего брата рассказала горничная.

— Ну а в чем же ты сомневаешься? — спросил Уве.

— Картинка ясная… только братец отрицает, что это он ударил.

Клюг поправил Функу загнувшийся воротник пиджака. Воротник вытерся от долгого служения.

— Мне надо посмотреть тело.

— Уве, ты наглец.

— Я пытаюсь облегчить тебе жизнь. Посмотрю на покойника; версия у тебя есть, — поедешь получать поздравление за раскрытие по горячему.

Функ вздохнул:

— Внутрь не зайдешь. Ни-ни. Жди здесь. Сейчас санитары вынесут.

Ожидание включило две сигареты и размышления о дальнейших шагах.

Когда носилки вынесли, Уве поднялся с сиденья мотоцикла и подошел ближе. Шуцман поднял руку, но вышедший за носилками Функ кивнул:

— Пусть посмотрит.

Уве откинул простыню.

Под ней лежал молодой рыжеволосый парень, кожу лицо покрывали розовые прыщи. Мальчишка был некрасив, и рана под подбородком не делала его привлекательнее.

Уве осмотрел ранение. Санитары нетерпеливо переступали с ноги на ногу, как извозчичьи клячи.

— Смотри, Вольф, — сказал Уве, указывая пальцем на шею мертвеца. — Вот вход ножа, это справа. Потом нож ушел горизонтально на другую сторону, и здесь всего лишь вспорол кожу и расцарапал щитовидный хрящ.

— Ну и что?

Уве не ответил, поднял простыню выше и заглянул под нее.

— Так я и думал, — пробормотал он.

Завизжали тормоза. К полицейскому фургону подкатил золотистый «Хорьх 930V» с открытым верхом. Оттуда вынесло немолодого, хорошо одетого человека; он подбежал к носилкам, оттолкнул полицейского врача.

Уве отошел в сторону.

Посланник Фридрих Гаусс, отец парня. Уве ждал крика, плача, — но отец стоял молча, смотрел в мертвое лицо сына. Повернулся к Функу.

— Что я должен делать? — услышал Уве.

Санитары стояли, уставившись на носки своих ботинок. Старший инспектор зачастил тихо, забормотал убедительно.

— Хорошо, — рявкнул Гаусс-старший, коротко кивнул седой головой.

У советника была породистая голова, узкое лицо, короткая стрижка, сидевшая на черепе словно шлем, склеенный из идеально белой бумаги.

Он, широко шагая, двинулся к ступеням.

Уве в два скачка достиг Функа, схватил его за рукав, шепнул:

— Спроси его: младший брат правша? Если да, выйдешь, скажешь. Если левша, можешь допрашивать дальше. Понял?

— Иди к черту, — прошипел Функ и поспешил за прямой спиной дипломата.

Уве остался ждать.

Функ появился не скоро; подошел к мотоциклу, попросил сигарету. Закурил, сказал:

— Правша. И что? Говори быстрее, сейчас он проверяет, все ли в гостиной на месте. С ним мой инспектор, но это ненадолго.

— Это самоубийство, — сказал Уве с видом фокусника, достающего из цилиндра поросенка. — Предсмертной записки не было?

— Узнаю Клюга, — разозлился старший инспектор. — Почему самоубийство?

— Разрез, глупец. Удар нанесен в левую сторону горла. Потом последовало горизонтальное движение, которое разорвало кожу. Если бы младший брат был левшой, он бы ударил так же, — справа налево. Иначе пришлось бы выворачивать руку слева направо, и надрез не был горизонтальным.

— А почему ты уверен, что убитый правша?

— Часы на левой руке.

Функ сморщился:

— Сомнительно…

— Но весьма вероятно. Записка была?

— Нет. — Полицейский отбросил окурок. — Но было кое-что другое… та самая закавыка.

Он вытащил из планшета бумагу размером с двойной тетрадный лист. Цветными карандашами на лист нанесли рисунок, похожий на восточный ковер. В центре обнаженная мужская фигура, вписанная в сложную геометрическую фигуру, в свою очередь помещенную в багровый круг. Даже не круг, а сложный венок. Лицо сверху, священник внизу.

— Опять мистика, — вздохнул Уве. — Ненавижу этот бред. Никогда не знаешь, с чем имеешь дело. Вот нет у людей других дел, черт возьми.

Функ отобрал рисунок и заботливо спрятал в планшет.

— Это было в руке? — спросил Уве, задумчиво проводив взглядом бумагу. — Чьей?

— Убитого. В левой руке.

— Ну вот видишь. Еще одно косвенное указание на самоубийство. В правой был нож. А что сказал брат?

— Да примерно то, что говоришь ты.

— А что папаша?

— Сильный господин. Держит себя в руках. Прощай, Уве. Надеюсь, ты прав; но не могу сказать, что ты облегчил мне жизнь. Скорее, наоборот. Надо идти, опросить его.

— Вольф, я должен присутствовать.

— Только во сне.

— Ладно, я согласен. Не на допросе, а в соседней комнате. Он меня и не увидит, — как и твой помощник. А вдруг я тебе еще пригожусь?

Функ сморщился, словно из прохудившегося желудка в горло плеснуло желудочным соком.