Любовь к императору

Влад Потёмкин

Уважаемый сенат!!! Государь наш и Бог повелевают!!! Это приветствие означало, что заседание сената можно считать открытым. Фабий Максим Старший получил своё прозвище, преследуя Ганнибала. Полностью копируя путь карфагенянина. Все подтрунивали над ним, величая «дядькой Ганнибала». – Хрисафий Этомма, – любезно произнёс Валерий. – Мы в Константинополе впервые и никого не знаем. Да и нас соответственно, тоже никто не знает. Если только не брать во внимание нашу сестру императрицу Евдокию.

ГЛАВА II

Византийский император Феодосий и его сестра Пульхерия были давними друзьями Ангел-Хранителя. Ангел предложил детям называть его тайным именем «Локки», чтобы никто не догадался об их дружбе и секретных встречах. Но с обязательным звучанием двойного «К». Позже, малыши придумали ему своё имя — «Барабаш» и иногда, совсем редко, звали «Пройдоха», за его хитрости и уловки, к которым он прибегал, пытаясь склонить их к послушанию. Ангел-Хранителя принял новые имена, как должное, и дорожил ими, вписав в свой послужной список, как великую заслугу.

Хранитель старался, как можно, чаще навещать брошенных царственных чад. Их родители, отец Аркадий и мать Элия, не особо-то баловали своих деток. Они больше предпочитали забавляться сами, взяв к себе для компании, ещё и придворного красавца Иоанна. Иоанн стал откровенным любовником императора и тайным императрицы. Даже сама императрица Элия сомневалась: «Чей Феодосий сын — Аркадия или же Иоанна?..»

Понимая, что сцены взрослых, увиденные детьми случайно, могут восприниматься им, только как насилие, Ангел старался, как можно больше времени проводить рядом с ними.

Пытаясь, уложить их спать, он прибегал к разным уловкам. Придавал делу серьёзный оборот. И даже пугал их страшилками, если они не уснут. Напускал на себя грозный вид, но все равно ничего из этого не получалось. Искры детского озорства продолжали сверкать в его глазах, а губы, расползавшиеся в улыбке, окончательно выдавали им задуманный план. Не удавшееся мероприятие, ему приходилось выполнять — рассказыванием сказок и рассказов, про «чудищ-юдищ», «кикимор»… и всякую нечисть, о которой он знал далеко не понаслышке.

Локки, как правило, всегда появлялся незаметно. Поиграв с детьми и рассказав им сказку, он улетал, после того, как они засыпали. Но, ощущение маленького чуда и волшебства всегда присутствовало при его появлении.

Пульхерия позже записала в своём дневнике. «Сказки его не имели «ни конца, ни начала». Они вспыхивали ярко и пугающе и также быстро сходили, на нет, но осадок трепетной напуганности оставался. Спрятавшись в ладошки, мы (дети прим. автора) подолгу боялись открывать глаза и открывали их, лишь утром — проснувшись.

Всегда получалось, что-то на подобии штор. Раздвинутых ветвей в дремучую чащу леса, в которой непременно обитал неведомый, страшный зверь. И обязательно, в этот самый момент, он был там. И обязательно рыкнув, оттуда из чащи, да так, что этот рык превращался в такой пугающий рёв!.. Что оцепенение, искажало наши лица и, оросив спину пугающими мурашками, разбегалось по всему телу, замирающим испугом. Но, звери эти, были на двух ногах и почему то, очень дряхлые — почти что истлевшие, сгорбленные, поросшие лишайниками и бородавками по всему сморщенному телу. В какую-то, самую неожиданную минуту. Самую не подходящую, из впавших глазниц вырывался яркий свет и вслед за лучом, вылетали полчища саранчи или же, сложив крылья треугольником, чтобы протиснуться в щели глазных впадин неслись тысячи летучих мышей, с таким угрожающим стрёкотом, что пошевелиться было страшно, а не то, что открыть глаза. А, где-то далеко, и тихонько-тихонько, подвывали волки или свистел соловей-разбойник, а то и просто — завывал ветер в трубе, под скрипы ветхих избушек — дышащих на ладан пристанищ леших и кикимор болотных. Но, по утрам — проснувшись, мы нечаянно открывали глаза и видели солнечный свет, лившийся в окна и, сожалели, что опять не дослушали вчерашнюю страшную историю про «чудищ-юдищ» до конца».

Однажды утром Феодосий обнаружил на одеяле маску клыкастого чудовища. Сначала он подумал.

— Откуда это? — но потом понял. — Это должно быть чудище забыло?

Маска была страшная, и он решил — напугать сестру. Брат спрятался с ней под одеяло, но слепок, так грозно рыкнул, пугающе зыркнул глазищами и угрожающе лязгнул клыками, что Феодосий испугался сам.

Локки намазал глаза и клыки маски фосфором. А с внутренней стороны привязал грушу, которая при нажатии издавала пугающий звук. Так, для детей закончился мир пугающих сказок-страшилок — они разом повзрослели, но продолжали любить и ждать неугомонного шалуна, которого уже всецело впитали в состав своей детской души.

И Локки продолжал появляться здесь — он чувствовал свою ответственность за них.

Когда умерли их родители (им тогда было восемь и четыре года) «Пройдоха» взял их под свою опеку, за что и поплатился в своём стане — потому, что пошёл против своих — Стилихон был, засланный ставленник «ТЬМЫ».

Император Феодосий Великий из рода Флавиев провозгласил христианство государственной религией, и империя понеслась на всех парусах, набирая обороты. Требовалось, срочное вмешательство и появился Стилихон. Он быстро вошёл в доверие Феодосия. Понравился императору тем, что ни когда не унывал. В тоже время ни кому не доводилось видеть его — ни поникшим, ни смеющимся.

Когда Флавий назначил его в числе послов в Персию, Стилихон очень серьёзно отнёсся к этому вопросу, не смотря на свою молодость.

— О чем, ты, все думаешь? — спросил его Феодосий.

— Я думаю: «Как мне персам задать, то, что задавать им не следует?»

Не по возрасту здравые рассуждения очень понравились императору Феодосию Великому.

— Чего ты хочешь от жизни? — поинтересовался император.

— Ничего, — ничуть не смущаясь, ответил юноша, — всего лишь служить вашему величеству, быть вашим крёстным сыном и носить вашу фамилию.

Незамысловатая просьба растрогала чувствительного владыку. Все просили денег, власти, богатства. Умопомрачительное золото было у всех на уме, этот же не просил ничего и стал Стилихон Флавием.

Стилихон был человеком рассудительным и не терпел мальчишеского бахвальства. Уже по пути следования до границы он стал расти. А когда они добрались до персов, умудрился — из клерка при посольстве стать командиром сводного отряда при основной армии. Он всегда действовал степенно, лаконично и коротко.

Однажды новоиспечённый Флавий окружил город. Его помощник предложил ему сообщить об этом неприятелю: «Пусть знают — кто командует их осадой?» на что он спокойно ответил:

— Зачем?.. Они, ведь, меня не знают?

Город, после его переговоров, сдался, и отряд присоединился к основным силам. Все, только и, говорили об этом. Что взбесило, одного, довольно таки вздорного, по своей природе, командира соседнего соединения. Подвыпив, он стал вызывать Стилихона на дуэль, предлагая на выбор любой вид оружия.

— Кто ты? — орал дуэлянт. — Ратник?? Лучник?? Конник??

— Я умею ими всеми командовать!.. — спокойно заявил Флавий Стилихон и предложил дебоширу проспаться. Позже, он дал денег одному громиле, и тот зарубил его.

Подступая к городу, Стилихон всегда брал его в осаду и вступал с горожанами в переговоры. И, ценою золота и лести, договаривался.

— Почему, вы, выделяете меня среди всех горожан? — задавал такой вопрос каждый наместник осаждённого города, получая взятку золотом.

— Потому, что, вы, здравый!.. Прекрасный и добрый, — отвечал центурион каждому, и ворота открывались перед ним. Он, тут же, забирал золото обратно и, оставив не большой гарнизон, шёл к следующему городу. Карьера его росла, как на дрожжах. Воины от такой войны роптали. Они рассчитывали на грабежи и мародёрство. Кто-то из злопыхателей, нарисовал картину: «Стилихон спит, а города сами попадают в его сеть». Картина гуляла по лагерю и попалась на глаза новоиспечённому полководцу.

— Это же надо? — восхитился он, пытаясь не замечать неприязни. — Если я сплю и уже наловил столько городов?! А, что будет, если я проснусь?..

Он старался не вступать не в какие стычки. А когда его помощник стал бравировать перед ним своими шрамами, то в ответ заявил:

— А мне было так стыдно, когда рядом со мной упал камень обороняющегося противника, пущенный из катапульты, — так описал Стилихон один из своих боёв. Он, по причине своей близорукости, велел перенести командный пункт ближе к крепостным стенам, чтобы лучше видеть ход штурма. Своим долгом, он считал видеть стратегию боя, хотя бы на шаг вперёд.

— Знать дела врагов и уметь читать ход мысли неприятеля многого стоит, — считал Стилихон. Он был убеждён: «Роль вожака, есть — первооснова побед».

— Стадо оленей во главе со львом страшнее, чем стадо львов во главе с оленем?.. — говорил он. При этом ни когда старался не исключать из обихода военных действий влияние золота. По его глубокому убеждению, командир, погибший в бою, куда большее зло для армии. Последствия такой потери могут быть просто катастрофическими, если во время не найдётся тот, кто его заменит.

При всем своём даровании и таланте он был довольно великий гнус и садист. И очень любил быть на пытках. Если кто-то стойко держался, не давая показаний, он всегда говорил:

— О?!! Какой опасный злодей, если даже под пытками выказывает такое упорство???

После войны и подписания удачного договора с Персией император женил его на своей племяннице. Теперь император Флавий был уже не нужен. Но, предсмертное завещание спутало все карты. Срочный план завладения троном рухнул. Только «тёмные силы» наверху не расстраивались, видя, сей факт уже свершённым, и вожделенно потирали руки. Расстроился, лишь исполнитель. Стилихон прекрасно понимал — век человека короток, а плоды его стараний утекали сквозь пальцы.

По завещанию императора Феодосия Великого — Восточная часть империи досталась старшему сыну — семнадцатилетнему Аркадию со столицей в Константинополе. Западная империя малолетнему Гонорию, со столицей в Риме. Опекуном над своими малолетними детьми — сыном Гонорием и дочерью Галлой Плацидией умирающий император назначил военного министра Стилихона.

Магистр милитаризация, тут же, начал, что-то делить и под шумок оттяпал у Аркадия Иллирику. Римский Сенат поставил на вид о не законных захватах римских же территорий, и опекуну пришлось внять требованиям сенаторов. Однако, Далмации он не отдал. А несовершеннолетний Константинопольский император Аркадий был занят — только делами, далеко, не государственными.

Из сложившейся ситуации Силихон сделал правильные выводы: «Военный министр — это ещё — не всё?! Какие бы заслуги ты не имел перед империей». Тогда, для своей весомости при дворе, он выдал замуж свою дочь Марию за императора Гонория.