Лисьи огни

Влада Деново

Вы когда-нибудь видели огоньки во время грозы? Если видели – не ходите за ними. Мало ли куда они приведут.Эта история обо мне. О девушке, которая попала в служанки к самовлюбленному демону-лису. И знаете что? Мне понравилось.

© Влада Деново, 2018

ISBN 978-5-4493-2460-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

в которой я пялюсь на нового хозяина

Выглянув из мусорного бака и приметив поблизости сморщенный объедок, огромная крыса тут же скрылась вместе с ним в щели между домами.

Я следила за этим занимательным перемещением, стоя рядом с теми же доверху наполненными мусорными баками. И, я полагаю, несложно представить, чем пахло вокруг. За все то время, что я в нерешительности провела у облезлой двери, запах сырости, прокисших овощей, запрелой капусты и прочих останков недельной давности пропитал платье насквозь.

В руках я держала вчерашний номер местной газеты. Именно в нем содержалось объявление, заставившее меня прийти пешком с другого конца города.

— Эй, девочка, — вдруг прозвучал где-то вверху густой женский голос. — Так и собираешься стоять рядом с мусоркой? Тогда я вылью помои прямо на тебя!

— Прощу прощения, я, наверное, пойду, — быстро поклонившись, я мельком разглядела в маленьком оконце над дверью румяное лицо в обрамлении накрахмаленного чепчика.

— Погоди, ты не по поводу объявления случайно?

Оконце захлопнулось, и из облезшей двери выкатилась коренастая матрона, вся покрытая броней из фартуков и оборок. Ее маленькая, но уверенная фигура пышала кухонным жаром.

— Хозяин приказал выбрать самую молоденькую, — матрона с сомнением пробежалась взглядом по моему лицу и простому платью. — Тебе сколько лет?

— Исполнилось девятнадцать, но какое это имеет значение? Извините, но я надеялась найти здесь место прислуги, а не содержанки.

Матрона фыркнула. Видимо, этим она хотела выразить все свои нелестные выводы по поводу моей внешности:

— Сомневаюсь, что если бы хозяину была нужна содержанка, он выбрал бы тебя. Ты, стало быть, из деревни, и не видала, какие тут у нас красотки. Фигуристые, точеные, что даже мне завидно! Бес его знает, хозяина нашего, сама его спроси, почему он так решил, насчет молоденькой-то. Давай, давай, проходи.

С этими словами я была втиснута в ярко освещенный коридор и препровождена в гостиную. В отличии от прочих комнат, через которые мне пришлось пройти, эта была темной. Я смогла разглядеть лишь журнальный столик со стоявшим на нем подсвечником и оплывшей свечой и расположенные полукругом кресла.

Матрона оставила меня одну, молча и с крайне самодостаточным видом закрыв за собой дверь. Помявшись на пороге, я решилась занять одно из кресел. Глаза понемногу привыкали к полутьме, и я поняла, что окружающие предметы трудно разглядеть не только по причине слабой освещенности: вокруг стояла стена дыма. Запах у него был сладковатый, с фруктовым оттенком, видимо совсем недавно здесь курили кальян.

Я коснулась столика и не без удивления обнаружила на пальцах пыль.

— Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я так нуждаюсь в нормальной прислуге. Госпожа Адель весьма сведуща в делах домоуправления, но наотрез отказывается исполнять такие ничтожные обязанности как уборка.

Даже слегка подпрыгнув от неожиданности, я повернулась на голос. В кресле напротив, поджав под себя ноги, помещался, как я уже догадалась, хозяин дома. На какую-то секунду-две у меня перехватило дыхание от восхищения, потому что без сомнения это было самое прекрасное существо, какое я видела в своей жизни.

Однажды, в далеком детстве, когда матушка посылала меня в дом господ, у которых она прислуживала, я увидела картину с изображением лисицы-демона. И хотя на полотне лисица явно принадлежала к женскому полу и была в своем естественном, животном обличии, взгляд у нее был человеческий. Именно этот лукавый изучающий взгляд был обращен сейчас на меня и принадлежал мужчине, возраст которого было сложно определить. Ему вполне могло быть и 20, и 30, и 40 лет, потому как кожа его выглядела по юношески гладкой, пальцы по девичьи изящными и хрупкими, а в яблочно-зеленых глазах таилось недосягаемое мне пока знание зрелого человека. Но самое замечательное во всем этом были не яркие глаза, ни правильные черты лица, ни чувственной формы губы, а волосы ниже плеч с серебристым отливом. Многие мужчины в городе по местной моде носили длинные волосы, но такого цвета я ни у кого не замечала.

«Крашенные, — подумала я, и вдруг спохватилась: — Да я же пялюсь на него!»

Я поспешно отвернулась, но так как незнакомец молчал, то вновь обратила к нему внимание. На его лице было выражение терпеливого ожидания. Вероятнее всего он привык к такой реакции на свою внешность, и теперь ждал, пока я перестану краснеть от досады.

— Приношу свои извинения, — сказала я. — Не хотела рассматривать вас музейный экспонат.

— А вы, замечу, слишком прямолинейны для девушки. Однако я люблю, когда люди говорят то, что думают, — кивнул тот. Одет он был в горчичного цвета шелковый халат, поэтому до середины бедра хорошо было видно длинные босые ноги. Халат не задрался, а был именно коротковат, и я подумала, что его обладатель довольно высок.

Встретившись со взглядом зеленых глаз, в которых отражалось пламя свечи, я поежилась. Мне стало неуютно от того, что меня так же бесцеремонно рассматривали, как я минуту назад рассматривала своего собеседника.

— Госпожа Адель — это та женщина, которая меня сюда проводила? — я постаралась сосредоточится на своем вопросе. — Она посоветовала мне именно у вас узнать, почему на место обычной служанки вам нужна девушка как можно моложе.

— О боги, госпожа Адель хоть и непревзойденно хороша в роли экономки, она старая ворчливая ханжа, и с этим ничего не поделать. Поймите… Как я, кстати, могу к вам обращаться?

— Меня зовут Ева Лонграсс.

— Ева? Как и первую женщину на земле? Весьма символично, учитывая, учитывая тот факт, что местные жители считают мой дом обиталищем порока.

— Небезосновательно.

— Вы суеверны? — усмехнулся мой собеседник, в его пальцах появилась трубка кальяна. — Но оставим это на потом, а пока позвольте представится: Максимилиан. Как я уже говорил, госпожа Адель старая кошелка, и хотя я ее бесконечно ценю и уважаю, мне с ней нестерпимо скучно. Она только и может, что рассказывать о своих сопливых племянниках и о геранях, да отчитывать меня за леность. Посетители развлекают меня время от времени, но чаще это довольно посредственные люди. С ними я могу обсуждать их мелкие грешки, тоже весьма банальные.

— Так вы, если примите меня на работу, собираетесь платить за то, чтобы я развлекала вас разговорами? — поразилась я.

— При взаимном желании, но скорее все же за то, чтобы вы своим юным свежим видом развеяли в этом доме затхлость и застой. Ну и конечно же за соблюдение здесь чистоты и порядка. В ваши обязанности помимо этого будет входить сопровождение моих гостей до гостинной с последующей подачей чая, походы на рынок вместе с экономкой, помощь на кухне. Насчет жалования вы можете поговорить с Адель, она вам все разъяснит. Жить вы должны тут. Раз в месяц вам положены несколько выходных для поездки к родственникам.

— То есть вот так сразу? Вы меня совсем не знаете, даже рекомендательного письма не потребовали!

Я вспомнила своего предыдущего работодателя, который расспрашивал меня по меньшей мере час, прежде чем утвердить на должность служанки в своем доме. Краткий расспрос об умениях превратился в экскурс в мою родословную вплоть то того, были в моей семье предки с другого континента, алкоголики и воры.

— Я не плохо разбираюсь в людях, — пожал плечами Максимилиан.

Я снова поймала себя на том, что разглядываю его. На сей раз объектом моего внимания стали почему-то его ступни. То обстоятельство, что в моем присутствии находится малознакомый мне босой мужчина в одном халате, не давало мне почувствовать себя уверенно. Когда мой взгляд неосознанно скользнул выше, по его талии и груди и остановился на шее, где беззащитно билась жилка, на лице Максимилиана расплылась торжествующая улыбка. У меня тотчас родилась твердая уверенность, что под халатом у него ничего нет.

— Так вы остаетесь? — продолжая улыбаться, спросил он.

— Если меня устроит жалование, — я поднялась и поправила смятое платье, надеясь скрыть растерянность, — Я поговорю с госпожой Адель, и если решу остаться, то приступлю к своим обязанностям сегодня же.

— Это уже лишнее, выглядите вы устало, будто ночь не спали, а потом прошли через весь город пешком. У вас будет своя комната, где вы сможете отдохнуть. Я долго мирился с присутствием пыли в своем доме, поэтому смогу потерпеть еще один день.

Кивнув, я поторопилась к выходу. Уже закрывая дверь, я задержалась, разглядывая его профиль в клубах дыма.

«Даже если жалование будет не такое уж и большое, я все равно останусь. Я просто обязана потрогать его волосы», — решила я.

Открыв глаза, я увидела в окне рядом с кроватью предутреннюю синеву. Часы показывали 4:30.

Я смутно помнила, как добралась вчера до своей новой спальни, потому что после разговора с экономкой напряжение, в котором я пребывала весь день, спало, и я с особой остротой ощутила все пройденные за день километры. Также мне удалось вспомнить, что размер жалования меня приятно обнадежил. Нужно будет отправить маме и брату письмо, что я благополучно устроилась. И попросить прислать вещи.

С собой у меня ничего не было, только одежда, что была на мне, да гигиенические принадлежности вроде зубной щетки. Госпожа Адель одолжила мне свою ночную рубашку, которая мне едва прикрывала колени, а ей вероятно доставала до щиколоток.

То ли я легла слишком рано, поддавшись усталости, то ли на новом месте спалось плохо, но заснуть вновь мне не удалось. Откинув свои длинные темные волосы, гладкие и тяжелые, становившиеся орудием пытки в летние ночи, я поднялась и подошла к окну.

Оно выходило на широкую улицу, вымощенную серым камнем, все еще освещенную фонарями. Их погасят где-то через час, а пока можно было полюбоваться на просыпающийся город, молчаливый, но дышащий спешащими по своим делам молочниками и пекарями. Скоро по камню застучат колеса тележек с провизией и исчезнет эта позванивающая свежая тишина.

До рассвета час, а спать совершенно не хочется. Мое платье в сушилке и вряд ли высохло за ночь. Я могла бы высушить его утюгом, но не хотелось бы перебудить весь дом в его поисках. Может, сделать себе чаю и подождать пока экономка проснется?

Расположение кухни я помнила, поэтому без труда добралась до нее и поставила на огонь чайник. В шкафчике хранилось несколько сортов чая и кофе, что для меня, выросшей в деревне, было неслыханной роскошью. Осмотрев содержимое железных банок, я остановилась на самом крупном сорте чая. Спустя несколько минут я шла по коридору, осторожно неся перед собой расписанную фарфоровую чашку.

«Разбить такую чашку было бы преступлением», — мелькнула мысль.

Путь обратно лежал по тому же коридору, что вел до гостинной. Проходя мимо полуоткрытой двери в нее, я заметила внутри свет и не могла не заглянуть. На столе стоял тот же подсвечник с догорающей свечой, а рядом с ним на толстом узорчатом ковре безмятежно спал мой новый хозяин. Подтянув колени к груди и обняв подушку, во сне он был, как и большинство мужчин, похож на ребенка. На расстоянии вытянутой руки лежала раскрытая книга.

«Ему не холодно? А если и холодно, то что мне делать? Разбудить? Накрыть одеялом? Слишком фамильярно. Я тут и дня не проработала, а уже лезу. Может он всегда так спит», — подумала я.

Длинные серебристые пряди разметались вокруг головы Максимилиана, окружив ее точно лунным сиянием. В неверном утреннем полусвете они казались мехом экзотического животного, и мне почудилось, что коснувшись их, я коснусь блестящего лисьего меха. В отличии от волос, брови и ресницы Максимилиана были такими же темными, как мои. В груди что-то предательски шевельнулось. Примерно то же ощущают дети, увидев в руках другого ребенка дорогую и красивую игрушку, которую им никогда не купят.

Нет, нет, взять себя в руки! Это просто красивый мужчина, да, признаю, чертовски красивый, но любоваться можно и на расстоянии! Такие выбирают в спутницы женщин под стать себе, таких же красивых и самовлюбленных, так что и заглядываться нечего. Но какие у него волосы!

Спустя буквально четверть часа я буду думать, что это было наваждением и проклинать себя за глупость, помимо прочего сгорая от стыда и чувствуя себя неловкой деревенской дурой. Но в тот момент я просто опустилась рядом на ковер и, ни секунды не колеблясь, протянула руку. Однако коснуться серебристой пряди не успела, встретившись со взглядом зеленых глаз. В тени волос они казались изумрудными, словно подсвеченными изнутри.

— О, — только и смогла вымолвить я. — Я могу все объяснить!

Максимилиан бесшумно сел и вынул из моей одеревеневшей (как впрочем и мой мозг) руки чашку. Попробовав, он одобрительно кивнул.

— Неплохо, но в следующий раз добавляйте побольше молока. И сахара. Люблю сладкое.

Несмотря на то, что лицо у него было еще расслабленным после сна, оно уже начинало приобретать насмешливое выражение, как если бы он застал меня за кражей конфет с праздничного стола. Не знаю, чем бы закончилась эта неловкая ситуация и сколько еще мне бы пришлось краснеть, если бы в дверь не позвонили. Максимилиан вопросительно поднял брови:

— В такую рань? Стало быть, у нашего гостя действительно важное дело. Будьте добры, оденьтесь более подобающе и подайте чай на две персоны.

Чай был подан с задержкой: все валилось из рук. Когда я наконец вошла в гостиную, Максимилиан беседовал с усатым незнакомцем средних лет, беспокойно ерзающим в кресле. Тот то и дело трогал узел галстука, то расслабляя его, то вновь затягивая.

— Я надеюсь наш договор останется в тайне. Вы же понимаете, как я рискую собственной репутацией, появляясь здесь, — проговорил посетитель, несколько раздраженно принимая из моих рук чашку с чаем.

— Это моя служанка, она слабоумная, что то вроде блаженной, можете не беспокоится, — протянул Максимилиан. — К тому же репутацией вы рисковали ежедневно, встречаясь с Сесиль, вам так не кажется?

Судя по всему посетитель успел утомить его своим ерзаньем. Покачивая босой ногой, он разглядывал блестящую позолоту чайного блюдца.

— Я полагаю, мои личные взаимоотношения вас касаться не должны, — вспыхнул усатый господин. — Отправляясь к вам, я прежде всего надеялся найти здесь поддержку. Возможно, я ошибся, но… Прощу Вас, помогите мне! Я совсем отчаялся, я не сплю, ни ем, даже на лошадь не сажусь, чего со мной отродясь не случалось. Поймите, я люблю их обеих, это выше моих сил — выбрать одну!

Он со стуком поставил чашку на стол, и я с готовностью налила новую порцию чая.

Максимилиан задумчиво обводил пальцем золотой ободок своей чашки. В его движениях было нечто завораживающее и одновременно успокаивающее, даже посетитель приостановил ерзание и замер в ожидании. Поразмыслив еще какое-то время, Максимилиан поднялся, сразу оказавшись выше меня на голову, и вынул из кармана пузырек с синеватой жидкостью.

Посетитель вытарищил глаза:

— Что это такое? Вы мне что, предлагаете отравить свою жену?

— Жену? То есть выбор вы все-таки сделали? — спросил Максимилиан, но не дождавшись ответа, добавил: — Разумеется никто не толкает Вас на убийство. Но напоминаю, что если вы не определитесь в своих чувствах сегодня вечером, выбор я оставлю за собой. А это тройная плата.

— Ооо, боги прокляли меня!

Посетитель закрыл лицо руками и сидел, качаясь то вперед, то назад. Я уже решила, что он непременно подскочит и уйдет, негодуя, однако он отнял руки от раскрасневшегося лица и выхватил из раскрытой ладони Максимилиана злосчастный пузырек.

— Я думал вы волшебник или даже демон, а вы, оказывается обыкновенный торгаш и отравитель, — бросил он, нахлобучил шляпу и с крайне оскорбленным видом покинул комнату.

— Так Вы яды продаете? — спросила я.

Отчего-то от этой мысли мне стало легче. Если хозяин самый что ни на есть обычный торговец всяческими заморскими снадобьями, то никакой таинственности и загадки в его образе быть не могло. Но он мои ожидания развеял.

— Конечно же нет, — снисходительно произнес Максимилиан. — Я продаю все, что угодно: готовые решения проблем, сны, грезы наяву, исполненные мечты. И если они будут облачены в склянку с ядом, нечего удивляться. Ко мне часто приходят тогда, когда обратиться уже не к кому, потому и плата кажется невысокой.

— Я не заметила, чтобы он Вам платил.

— И тем не менее, плату я получил, как только он коснулся моей руки. Я не беру монеты, люди сами приносят мне годы своей жизни, которые я затем тщательно преобразовываю в чистую энергию и продлеваю жизнь себе при необходимости. От них требуется лишь добровольное согласие.

Пока была жива бабушка, я постоянно слышала от нее, что наш мир не единственный и вокруг сотни других, населенных удивительными существами. Я всегда верила в фей и ведьм, знала, что демоны могут похищать души людей и по собственной глупости или жадности можно легко лишиться красоты и молодости. Но вот так, в реальной жизни, я встречалась с волшебством впервые.

Поэтому я села в кресло и внимательно всмотрелась в лицо хозяина. Стоило изначально прислушаться к слухам, которые окружали этот дом.

— Так вы волшебник? Или демон? Или дух? Вы не обязаны отвечать, просто я хотела бы знать, с чем мне предстоит иметь дело, работая у вас.

— Я сам не помню, кто я. Но я не так стар, как ты сейчас думаешь. Для мира духов я еще совсем дитя, мне не больше 120 лет. Ну, или может чуть больше, но не на много. В одном можешь быть точно уверена: зла здесь никто тебе не желает.

Трудно сказать, что это объяснение удовлетворило мое любопытство, скорее наоборот. Видимо сомнения отразились на моем лице, потому что Максимилиан поспешил вернуться к бытовым вопросам.

— Что ж, займемся вашими непосредственными обязанности, — сказал он. — Я хочу, чтобы к вечеру весь дом был чист до блеска. Можете выбросить все, что посчитаете ненужным, старым или неуместным, за исключением нашей любезной экономки, разумеется. И да, прошу Вас также отправить в последний путь это Ваше платье, оно отвратительно. Вы в нем смахиваете на учительницу из семинарии.

— Глубоко ценю Вашу заботу, но ничего другого у меня с собой нет, — сказала я не без обиды.

— О боги, ну возьмите у Адель деньги, скажите, в качестве аванса. Я не желаю видеть в своем доме еще одну старую деву… О, ты так забавно дуешься, — вдруг заметил Максимилиан.

Слегка сбитая с толку этим перескоком с вполне приличного «вы» на весьма небезопасное «ты», я нахмурилась. Эта непривычная манера вроде бы не раздражала, но ставила в то неловкое положение, когда не знаешь, как себя следует вести.

— Будут ли еще указания, господин, или я могу быть свободна? — произнесла я официальным тоном, не терпящим фамильярностей.

Расстояние в половину комнаты он пересек за пару шагов и оказался так близко, что можно было разглядеть крошечную родинку в уголке глаза, которая до этого оставалась незамеченной. Еще одна, такая же маленькая, располагалась над верхней губой. От неожиданности я выпрямилась, будто вышеупомянутая учительница из семинарии ударила меня по спине указкой.

— Вы можете их потрогать, — совершенно обыденно, даже как-то устало сообщил Максимилиан.

— Кого потрогать? — опешила я.

Он пожал плечами. Я начинала догадываться, что это его привычный жест.

— Мои волосы. Вы же это хотели сделать сегодня утром? Не вините себя в глупости, все хотят их потрогать, ничего необычного в этом нет.

— А Вы, я погляжу, далеко не скромник, и себя любите даже больше положенного.

— Вполне естественно любить себя. Ведь моя внешность, это результат моих усилий. Я осознанно выбрал себя таким, чтобы мне легко было добиваться всего, чего я хочу в этой жизни.

— Вы хотите сказать, что выбрали себе внешность еще до того, как родиться?

— Мы все ее выбираем, просто кто-то помнит об этом, а кто-то нет. Так вы воспользуетесь моим предложением? Я не буду забирать время вашей жизни за исполнение желания, не бойтесь.

Длинные пепельные пряди лежали поверх шелка. В свете дня они не так явно отливали серебром, однако от этого касаться их хотелось не меньше. Поколебавшись и недолго поразмыслив о нормах приличия, я дотронулось до одной из них и задержала в ладони.

— О! — снова вырвалось у меня.

— О? И это все? — поднял бровь Максимилиан.

— Они теплые и мягкие, не совсем похоже на волосы, скорее на мех.

С сожалением вернув прядь на плечо, я коснулась его груди и руку тотчас обожгло жидким огнем. Ощущения было похоже не те, когда я облила ладонь кипятком. Прижав ее к животу, я вскинула голову.

Из глаз Максимилиана исчезла беспечность. Он весь как-то стал выше и шире в плечах, улыбка из ленивой превратилась в хищную. Я попятилась и отступала до тех пор, пока не стукнулась затылком об стену, а по обе стороны от моей головы не уперлись его ладони.

— А ты не такая простая, какой прикидываешься, раз разглядела моя суть, — проговорил Максимилиан.

Я вытянулась в струну, стараясь тоже стать как можно выше и не казаться запуганным кроликом, хотя со стороны я тем не менее представляла жалкое зрелище.

— Я именно такая, какой кажусь. Вы правы, сейчас я вижу Вашу суть: суть тирана, который запугивает малознакомых ему людей. Будьте добры выпустить меня.

Еще долгую минуту он смотрел мне в глаза, ожидая, что я их опущу, а потом отступил назад. Его лицо приняло прежнее выражение. Казалось, словно он только что проснулся и еще не определился, что ему хочется сделать в первую очередь.

— Прощу прощения, что напугал, — извинился он самым любезным тоном. — Я вовсе не хотел Вас обидеть или оскорбить Вашу честь.

Кивнув в знак примирения, я быстрым шагом вышла, хотя это больше походило на бегство, чем на уход с достоинством.

До самого заката я мыла, вытряхивала, выбивала, вычищала, натирала как бедная падчерица из сказки про злую ведьму-мачеху. В подобном роде я привыкла работать с детства, ведь в деревне, если ты не успел засеять поле или собрать урожай до сезона дождей, всю зиму придется сидеть впроголодь. К тому после смерти моего предыдущего хозяина мне наскучило сидеть сложа руки, и я испытывала какое-то нездоровое удовольствие, натирая на них теперь мозоли.

В доме я насчитала семь комнат, не считая кухни, ванных, по одной на каждый этаж, и кладовок. Я поселилась на мансарде. Своим новым обиталищем я осталась более чем довольна, ведь в доме родителей, в семье из девяти детей, у меня никогда не было собственной комнаты. У предыдущих же хозяев мне выделялись комнаты, соперничающие по размерам с ящиком для садовых инструментов.

Вымытый дом сразу посвежел и преобразился, стал светлее и будто просторнее. Натертая мастикой мебель источала теплый аромат домашнего уюта. Довольная проделанной работой, я поужинала на кухне и поднялась в спальню.

Экономка ушла домой. Она жила неподалеку и не оставалась на ночлег, а хозяина я не видела после утреннего разговора в гостиной. Предоставленная сама себе, я могла провести этот вечер как мне заблагорассудится. Зная, что меня никто не потревожит, я лежала в ванне, наслаждаясь впервые за долгое время ощущением покоя и чистоты. Но вылезать все равно пришлось, глаза начали закрываться от усталости, да и вода остыла.

Я нашла расческу и подошла к окну. Нужно было расчесать волосы, пока они влажные, иначе утром их будет проще отрезать, чем распутать. За этим неблагодарным занятием я и увидела на крыше соседнего дома странное шевеление.

Прямо на черепице белело нечто неясных очертаний, как раз в том месте, где выходила каминная труба.

— Что за ерунда, — удивилась я вслух.

Пятно зашевелилось, и стало понятно, что это животное с восхитительно длинным пушистым хвостом и на тонких лапах. Существо потопталась на краю крыши и развернулось так, что я смогла увидеть не один хвост, а целое множество. Мне вспомнились слова бабушки, которая рассказывала, что давным давно по нашей земле бродили духи, пришедшие из других миров. В числе прочих был и рассказ про девятихвостого лиса-оборотня, которому под силу было принимать человеческий облик, большого озорника и мастера проделок. Бабушка также говорила, что они сильны настолько, что могут становится второй луной на небе, сбивая путников, и высекать огонь одним прикосновением.

Не успела я додумать эту мысль до конца, как на крыше засветилось.

— Пожар! — заорала я, мечась по комнате в поисках домашних туфель. — Люди, пожар, скорее!

Кубарем скатившись по лестнице, я выбежала на улицу. Вокруг поднялась суматоха, со всех сторон кто-то бежал, кто-то нес ведра, кто-то торопился за пожарными, но к тому времени, как помощь подоспела, горел уже весь дом. За считанные минуты огонь поглотил все, вплоть до крыльца. Из окон вырывалось пламя, как при сильном ветре, и это было совершенно неестественно.

В полной беспомощности я обхватила руками голову. Крыша затрещала и обвалилась, подняв в небо сноп искр. В этой огненной вакханалии, посреди языков пламени, на раскаленной докрасна каминной трубе сидел белый лис, окруженный веером из хвостов.

— Что ж, домой Вас, похоже, сегодня не ждать, — сказала я негромко.