Маленькое сердце

Владарг Дельсат (2023)

Филипп. Сирота, чьи родители героически погибли, спасая детей во время землетрясения. Хелен. Девочка с настолько слабым сердцем, что для него каждый день может быть последним. Они встречаются на пути в школу колдовства Грасвангталь. Филипп становится ангелом-хранителем девочки, неспособной даже дышать. Но сможет ли он повторить подвиг родителей, забыв о себе ради спасения Хелен? И что встретят эти двое в конце своего пути — гибель или настоящее чудо? Очень скоро им представится шанс узнать ответы на эти вопросы.

Глава 2

Просыпаться было немного страшно, как и каждое утро, но я привычно взяла себя под контроль, открыла глаза и медленно, не торопясь, поднялась. Сначала села, продышалась, а потом уже и встала на ноги, хотя голова немного закружилась. Потом был душ, в котором голова уже закружилась сильно, но меня поймала соседка, и я не упала. Мы с ней так и не познакомились вчера, пришлось знакомиться теперь. Это весело, если подумать — две голые девочки знакомятся в душе. Я бы хихикнула, но мне было так нехорошо, что я едва дошла до кровати.

Как-то мне сегодня не по себе, необычно. А всё необычное может быть небезопасно. Залезла в сумочку и достала упаковку таблеток. Папа разложил их мне на эту неделю, а дальше надо самой, потому что от них зависит моя жизнь. Одну таблетку — до еды, и три — после. Посидела на месте, немного пришла в себя.

Вот, вроде бы перестала кружиться голова, и можно одеться. Не думала, что одной будет так сложно. Наверное, я привыкла к тому, что рядом всегда есть папа. Всегда-всегда! А сейчас я совсем одна…

«Отставить негатив», — так папа говорит. Надо одеться и выйти, что я и проделала, только медленно, а соседка, её Ренатой зовут, наблюдала за мной. Наверное, думала, что я опять падать буду… Но я же не буду? Вот, оделась и немножко запыхалась. Надо идти вниз, а у меня слабость откуда-то. Но я взяла себя в руки и пошла, сжав зубы, здесь папы нет, никто на руках не отнесёт. Папа меня очень часто на руках носит, он говорит, что ему нравится меня носить так. И вот я одна, но какая-то немощная, чуть что — кружится голова…

Мы спускались с Ренатой по ступенькам, я вроде бы держалась, только дышалось не очень. Уже в самом низу я увидела приветливо улыбавшегося мне Филиппа. Он подал мне руку, помогая сойти с лестницы, это так мило! Ой, куратор.

— Хелен, Филипп, вы сегодня на уроки не идёте, — говорит Бригитта. — После завтрака идёте к директору, он вам хочет что-то сказать. Хелен, не пугаться, директор совсем не страшный, хорошо?

— Хорошо, — отвечаем мы в унисон, куратор кивает и подробно объясняет, где здесь кормят.

— Хелен, у тебя специальная диета, поэтому блюда для тебя подписаны, — сообщает мне наша куратор, показывая тем самым, что герр Нойманн меня вчера выслушал.

— Спасибо! — улыбнулась я, тронутая такой заботой. Правда, где искать столовую, я так и не поняла, но это запомнил Филипп.

Он повел меня в сторону, куда показывала Бригитта, а я почувствовала нарастающую слабость, хотя шла ещё. Голова начала кружиться сильнее, стало как-то страшно, но тут мы дошли.

Что было вчера, я уже не помню, потому что в обморок падала. Так бывает, и этого бояться не надо, поэтому я не помнила ужина, да и был ли он вообще?

Я села за стол и поняла, что силы кончились. Я закусила губу, давя в себе панику, но тут увидела встревоженные глаза Филиппа. Криво улыбнувшись, я попыталась взять вилку, но рука бессильно скользнула по поверхности стола. Ощущение абсолютной беспомощности ударило так сильно, что контроль затрещал. Наверное, что-то такое отразилось в моих глазах, потому что Филипп… Я не видела, что он делает, потому что изо всех сил старалась, закусив губу, вернуть контроль, но тут вдруг увидела вилку у самых своих губ.

— Ничего страшного не произошло, — сказал он мне. — Сейчас мы покушаем, выпьем микстуру, и всё будет хорошо. Давай, открывай ротик.

Филипп, получается, взял мою вилку и принялся меня кормить. Господи, откуда он это умеет? Ведь умеет же… Кушать, как маленькой, было стыдно, но и как-то волнительно. А Филипп ни на кого не обращал внимания, а просто спокойно кормил меня, иногда уговаривая, как действительно малышку. А я… Мне было приятно.

Я почему-то всё сильнее уставала. Наконец, еда, видимо, закончилась, и мальчик достал флакон, который вчера ему дал герр Нойманн. Аккуратно налив микстуру в ложку, он споил мне эту невыразимую горечь, от которой я скривилась и зажмурила глаза. Но усталость сразу пропала, и стало легче дышать. Я даже не замечала, что мне, оказывается, тяжело дышать. А это значит… Внезапно захотелось заплакать, но и тут Филипп как будто почувствовал — он обнял меня и прижал к себе.

Если мне так тяжело дышать, и я так устаю, значит, развивается сердечная недостаточность, и я скоро не смогу ходить. Мне от этой мысли стало так страшно, что я чуть по-маленькому на месте не сходила, но удержалась. Всё-таки, когда нет папы, я очень неуверенно себя чувствую. Просто жуть.

Так, надо встать… Филипп всё обнимал меня, почти не давая шевелиться, но я сказала, что мне нужно таблетки выпить, и он меня отпустил. Кажется, он чувствует, что я боюсь. Поэтому обнимает так, как будто боится потерять. Он меня не потеряет… Ну, наверное.

— Фрау Крюгер, — вдруг позвал Филипп куратора. — Хелен сейчас не сможет дойти к директору.

— Хорошо, Филипп, — улыбнулась Бригитта и о чём-то попросила сидевшего рядом с ней молодого человека. Наверное, это был герр Штельмахер, второй наш куратор. Он выслушал, кивнул и улыбнулся мне.

А мне было жутко. Мне страшно было так, что едва справлялся контроль, я просто жутко боялась. Того, что сегодняшний день — последний. Это невозможно рассказать, и будь я здоровой — никогда не смогла бы представить. Я опустила голову, справляясь со слезами. Нельзя плакать, нельзя! Нужно было удержать контроль, любой ценой!

Из-за стола встал Йенс, улыбнулся мне и как-то очень осторожно поднял на руки. Он держал меня, как маленькую, а у меня опять кружилась голова. Накатила дурнота, стало как-то очень холодно, и я… Не помню.

***

Что-то со мной не так, потому что я даже не заметила, когда потеряла сознание. Когда мои глаза открылись, то я увидела Филиппа, державшего меня за руку. Он как-то очень по-доброму на меня смотрел, отчего у меня защипало в носу, но я напомнила себе, что плакать нельзя. Оглядевшись, поняла, что это не госпиталь школы, а какое-то другое место.

— Где я? — тихо спросила я, потому что дышалось всё-таки не очень хорошо, как после обморока.

— Мы в больнице для колдунов, — ответил мне Филипп и погладил мою руку. — Директор нас сразу сюда переправил, когда ты в обморок уплыла.

— Больница — это хорошо, — проговорила я, давно привыкнув к больницам. — Значит, пока не умру.

— Ты совсем не умрешь, — твёрдо сказал мне этот мальчик, и я почему-то поверила ему. Может быть, я устала бояться?

Или же мне очень хотелось ему верить. В этот момент ко мне приблизился мужчина в необычном костюме — он был не свободным, как бывает у врачей, а каким-то обтягивающим, хотя цвет у него оказался привычным — небесно-голубым. Незнакомый доктор (а кем ещё он мог быть?) пару раз взмахнул рукой и удовлетворённо кивнул.

— Ты принимаешь таблетки, девочка? — спросил он меня.

— Да, — кивнула я и потянулась за сумочкой.

— А герр Нойманн дал тебе микстуру, так? — улыбнулся мужчина.

— Да, — ответил Филипп за меня и протянул флакон. — Вот эту.

— Так, дети, — сказал местный доктор. — Или таблетки, или микстуру, вместе их нельзя. Тебе пока, наверное, лучше остаться с таблетками. Твоим докторам будет проще контролировать твоё состояние.

— Хорошо, — прошептала я, теряя надежду на волшебное излечение.

— Понимаешь, девочка, — начал доктор, увидев мою погрустневшую физиономию. — У колдунов такие, как ты, очень редки и обычно не выживают. Для колдовства мы используем резервы своего организма, поэтому чем сложнее колдовство, тем больше сил ему нужно. Твоя болезнь очень редка, ты же знаешь это?

— Да, — кивнула я, это-то я знала точно. — Меньше одного на миллион, так в книге написано.

— В Швейцарии тебе не помогут, — вздохнул доктор. — По крайней мере, колдуны, потому что у тебя просто не хватит сил на излечение. Главное, не падай духом, хорошо?

— Я постараюсь, — меня уже душили слёзы.

— Так, парень, — обернулся доктор к Филиппу. — Вот тебе артефакт, когда она теряет сознание или видишь, что скоро потеряет, прикладываешь к груди, понял?

— Да, — чрезвычайно серьёзно ответил мальчик. — Я всё сделаю.

— Когда тебе исполнится хотя бы шестнадцать, можно будет попробовать что-то сделать, — произнёс доктор.

Он не сказал «если», а сказал «когда». Хотя я понимала и сама, что шансов дотянуть до шестнадцати у меня очень мало, но эти его слова подарили надежду. Тот факт, что колдуны используют свои силы для колдовства, для меня тайной не был, но я надеялась на какое-нибудь волшебство… Ну, или колдовство… Жаль, что эта надежда тоже умерла, просто до слёз жаль.

И нас отправили обратно к директору. Очень интересный способ, кстати. Надо повернуть артефакт в виде стрелочки вверх, потом появляется такой шар, в который надо сесть, а потом сразу выйти. Совершенно не чувствуется движение. Вот так мы с Филиппом оказались в кабинете директора. Я сразу же оглянулась, ища своего друга, и он взял меня за руку. Почему-то мне страшно без него, а когда он держит меня за руку или обнимает, то как-то спокойнее. Директор посмотрел на нас и предложил присесть на диван, куда мы с Филиппом и приземлились.

Герр Рихтер — это директор нашей школы, хотя здесь он называется «ректор» — предложил нам чаю и сладостей, но мы отказались. Филипп — не знаю, почему, а мне ещё было совсем не по себе, поэтому я и не рискнула, чтобы не затошнило. Потому что когда тошнит, то может случиться неприятность, а где здесь туалет, я не знала. Вот… Ректор, посвёркивая стёклами очков в свете лампы, с улыбкой нас с Филиппом рассматривал. Потом он вздохнул, переложив какие-то листы бумаги на столе.

— Мы не можем отправить вас домой, фрау Бок, — сказал мне герр Рихтер, но это я уже и так поняла. — Вам нужно проучиться хотя бы три года, раз уж вы записались, таковы условия договора.

— Я бы не поступала, но тот дядя, который приходил, заколдовал папу и маму, — тихо сказала я. — И ругался, когда я объяснить пыталась.

— Я прошу прощения за то, что это произошло, — почему-то извинился ректор Рихтер, на кого-то рассердившись, но не на меня, кажется. — Но сейчас уже ничего изменить нельзя, поэтому мы попробуем вам как-нибудь помочь.

Он ещё расспрашивал Филиппа, как тому живётся с опекунами в приёмной семье, а потом почему-то тяжело вздохнул и отпустил нас.

В этот раз я рассмотрела обстановку кабинета ректора — она была обычной, как у папы в больнице, только компьютера не было — это потому, что у колдунов какая-то проблема с техникой, по крайней мере, нам рассказали, что телефоны с собой брать нельзя. Ну, в том месте, где меня записали в школу. Двери деревянные, большие — выше меня раза в два, наверное, а за ними — серые стены, покрытые коврами. Кажется, они называются гобеленами, хотя я не уверена. В школе очень тепло, даже и не скажешь, что за окнами осень, хотя яркое солнышко намекает на то, что и там не холодно. Окна большущие, поэтому в школе светло, вот…

Мы вышли, и Филипп, взяв меня за руку, куда-то повёл. Он хороший, и я ему доверяю.

***

— Я бы хотел знать, мсье Бёзе, почему вы применяете колдовство, когда согласие нужно получать добровольно? — голос герра Рихтера был холоднее льда.

— У меня нет времени болтать с каждым! — ответил инспектор по записи в школу, так напугавший девочку накануне.

— В таком случае, — ректор школы посмотрел на собеседника с брезгливостью, — у вас появится много времени. Вы уволены.

— Да как вы смеете?! — воскликнул не самый умный, как догадался герр Рихтер, мужчина. — Из-за какой-то калеки?!

— Вы уволены, — повторил герр Рихтер, потом подумал и добавил: — Я вложу чёрную карту в ваше портфолио, потому потрудитесь покинуть школу немедленно.

Вызвав хайнцеля, ректор приказал «убрать это», кратко охарактеризовав уже бывшего сотрудника школы.