Мэйделе

Владарг Дельсат, 2023

В раннем детстве Ингрид Мот осталась сиротой и была взята на воспитание к родственнице, не скупившейся на побои и скандалы. Невзлюбили девочку и в школе, сделав ее объектом для битья и издевательств. Но однажды жизнь Ингрид круто изменилась: она стала ученицей школы магии. Радости девочки не было предела, однако долгожданное избавление обернулось адом, а школа магии оказалась прикрытием для мистических нацистских экспериментов. Для чего девочка понадобилась нацистам и сможет ли она спастись?

Часть 3

Так прошло четыре дня. Эльза очень виновато смотрела на Ингрид, которой делали больно каждый день, и непонятно за что, а потом всё вдруг прекратилось. К девочкам перестали придираться и даже по лицу не били. Герр Вольф улыбался, глядя на девочек, но его улыбка была фальшивой — Ингрид это очень хорошо чувствовала. Вскоре начались уроки, но были они какими-то странными, хотя создать огонёк в кристалле у неё получилось.

— История ариев. Что это? — удивилась, прочитав название учебника, девочка и открыла книгу.

— Что там? — поинтересовалась Эльза, заглядывая подруге через плечо.

— Странное что-то, — поделилась с ней Ингрид. — Все люди произошли от каких-то ариев, если коротко. Нас совсем иначе в школе учили…

— Лучше молчать и делать, что они говорят, — заметила подруга, у которой при виде герра Вольфа приключалась неприятность. — А то сделают больно.

— Страшная школа… — вздохнула Ингрид, с трудом унимая дрожь в руках.

Они прилежно учились, отвечая на уроках, и их не трогали. Так прошёл месяц, почти стёрший в памяти первые дни, и всё началось заново, но теперь больно могло стать в любой момент. Оказалось, что тонкие палки, которые девочки видели у кураторов, бьют очень больно, особенно по ногам, а Эльзу однажды ударили этой палкой по лицу, чуть не лишив глаза, — по крайней мере, она так думала. Самое главное — непонятно было за что. Впрочем, приглядевшись, Ингрид увидела, что за малейшую провинность или неточность бьют всех.¹⁰ Стало ещё страшнее, хотя девочка думала, что страшнее некуда.

Через две недели наступили короткие каникулы — недельные. Эльза оставалась в замке, а вот Ингрид была отправлена к опекунам под предлогом того, что она не оправдывает доверия, что бы это ни значило. Девочку бросили на пороге дома, напоследок ударив чем-то жгучим по ногам, отчего они задрожали так сильно, что Ингрид не могла на них встать и пролежала на крыльце почти всю ночь. Было очень холодно, но в результате девочка только утром смогла подняться и, держась за стенку, войти в дом.

— Почему ты не сдохла?! — поинтересовался едва увидевший Ингрид Фриц. Такое приветствие ударило больнее хлыста куратора. Ответить девочка не успела — появился господин Карл, схвативший её за шиворот и протащивший по ступенькам в мансарду, где и бросил как мешок картошки. Ингрид заплакала. Жизнь казалась абсолютно беспросветной, хотелось сбежать и спрятаться.

Через несколько часов девочка сумела тихо выскользнуть из дома, потом представила собаку из школы и побежала. Она бежала на железнодорожную станцию, все быстрее и быстрее, задыхаясь, но, добежав до какого-то поезда, просто упала на пол в тамбуре. Двери медленно закрылись, и спустя минуту поезд отправился в путь. Сил шевелиться не было, поэтому Ингрид надеялась только на то, что её никто не увидит. Спустя час и несколько станций девочка сумела подняться. Всё это время она думала только о том, что никому не нужна, совсем никому. Правда, мысль о смерти в юную головку так и не пришла. Ещё через полчаса Ингрид поняла, что должна выйти из поезда и куда-то идти. Девочка, пошатнувшись, выскочила из вагона, но потом шагнула туда, куда её вело какое-то внутреннее чувство.

Она шла долго, по ощущениям — очень долго. Вокруг кипела жизнь, спешили куда-то люди, ехали машины, играли дети. Ингрид вело вперёд какое-то чувство внутри неё, да неясная надежда на лучшее. Полицейский на перекрёстке проводил девочку внимательным взглядом, потом она заметила такой же внимательный взгляд уличной собаки, отчего опять стало страшно, и девочка побежала изо всех сил к какому-то странному зданию, похожему на церковь, которое украшали шестиконечные звёзды.¹¹ Что-то в душе Ингрид отзывалось на эти символы и буквы рядом с ними.

Внутри обнаружились фрески, свечи, скамьи, на которых сидели, в основном, юноши и мужчины в странных чёрных шапочках. Недалеко от входа стоял мужчина в шляпе; его завитые волосы спускались по обеим сторонам лица из-под головного убора, и он как раз разговаривал с очень старой, по ощущениям девочки, женщиной. «Что я здесь делаю?» — подумала Ингрид, уже решив уйти, когда старушка почему-то обернулась на неё.

— Да это же вылитая Ида! — воскликнула женщина, извинившись перед мужчиной со странным именем Ребе. Она засеменила к девочке, и в этот момент жизнь Ингрид снова переменилась. Ненадолго, но переменилась… — Как зовут тебя?

— Ин-грид… — запнувшись, прошептала девочка, думая о том, что, наверное, нужно убежать, но ей было почему-то все равно.

— Ты знаешь такую фамилию: Пельцер? — поинтересовалась старушка и, увидев отрицательный жест, продолжила спрашивать: — А Мот?

— Это моя фамилия… — проговорила Ингрид, снова испугавшись, но в этот момент мир перед глазами закружился, и стало темно. От всего произошедшего ребёнок потерял сознание, всполошив тех, кто находился в этот час в синагоге.

* * *

— Как так — пропала? — высокий мужчина, одетый в чёрную форму, был очень серьёзен. А вот женщина, которая только что докладывала ему, едва держалась на ногах. Плохих новостей её начальник явно не любил, поэтому она уже почувствовала на себе его неудовольствие.

— Как было установлено… — женщина переждала приступ дурноты, — она покинула дом Бауэров утром, затем приехала на вокзал и исчезла. Мы даже не смогли установить, куда она отправилась.

— Вы бесполезные, никчёмные отбросы! — взорвался беловолосый мужчина. Раздался тонкий свист, которому вторил отчаянный визг женщины. Эти люди не щадили даже своих. — Курт!

— Да, вождь! — в кабинет вошёл молодой мужчина в чёрном, встав по стойке «смирно». При этом вошедший старался не смотреть на окровавленное тело на полу.

— Убрать! — приказал названный вождём. — Искать изо всех сил! Если отродье дотянет до двенадцати лет — всё будет напрасно и придётся начинать заново.

— Слушаюсь! — ответил Курт, затем наклонился и за волосы выволок не подававшее признаков жизни тело из кабинета. Нужно было приложить все силы к розыску отродья, иначе на месте Марты может оказаться и он. Женщине ещё один шанс, видимо, был не положен, раз приказ звучал именно так. Жалко эту бессердечную стерву никому не было.

Отродье исчезло на вокзале, при этом её никто не видел и не слышал, но, судя по артефакту, она жива. Привлекать полицию к поиску было совершенно невозможно, за такую «засветку» умирать пришлось бы очень долго, поэтому — только своими силами, которых не так много, но искать необходимо. Нужно осмотреть все приюты и церкви в радиусе как минимум полусотни километров. Мысль о синагоге в голову Курту, разумеется, не пришла. Тяжело вздохнув, мужчина сел за руль, чтобы принять личное участие в поиске, — к тому же это гарантировало жизнь.

* * *

Очнувшаяся девочка говорила очень мало, но сильно чего-то боялась. Осмотрев её, врач общины только покачал головой и ушёл из комнаты, чтобы не пугать ребёнка, а с Ингрид осталась какая-то грустно улыбавшаяся женщина. Она обнимала заплакавшую девочку, гладила её, отчего плакать хотелось всё сильнее. Никогда не испытывавшая таких ощущений девочка просто не могла успокоиться.

— Ничего, маленькая, всё плохое закончилось, — проговорила незнакомая, но такая добрая женщина. — Можешь называть меня тётя Руфь. Я не знаю, чего ты боишься, но мы не дадим тебя в обиду.

— Они придут и… — тут какая-то странная боль пронизала девочку, отчего та не удержалась, а увидев, что ребёнка буквально выгнуло, Руфь посерьёзнела.

— Не надо, не говори сейчас ничего, — попросила женщина, переодевая девочку. Белья на такой размер у них не было, поэтому пришлось натянуть пока платье ребёнку на голое тело, что ту совсем не обеспокоило, и это было ненормально. — Ты голодна?

— Немножко… — тихо ответила Ингрид, не желая обманывать, но и пользоваться доверием тёти Руфь девочка тоже не хотела — вдруг та подумает, что Ингрид плохая девочка?

Руфь молча встала и вышла из комнаты, отчего Ингрид заплакала. Она ощущала себя абсолютно никому не нужной, отчего всё вокруг казалось серым. Но тётя Руфь вскоре вернулась, неся поднос, на котором стояли две тарелки. Оценив дрожание рук ребёнка, женщина вздохнула, приподняла ту на подушках, начав медленно и спокойно кормить с ложечки и рассказывая ошарашенной Ингрид, какая она хорошая девочка. Немецкий перемежался каким-то слегка отличным от него языком,¹² который был Ингрид смутно знаком. Но сейчас девочку купали в ласке, и от этого никогда не испытанного чувства Ингрид просто не знала, что делать.

Пока девочку кормили, пожилой врач делился с ребе своими наблюдениями. Ситуация осложнялась тем, что состояние ребёнка очень походило на то, что бывший малолетний узник немецкого концлагеря видел в ту пору, вспоминать о которой совсем не хотелось. Но вот увидеть такие реакции сейчас…

— Её били, били много и почти до шока, — объяснил доктор раввину. — Кроме того, в последнее время, насколько я вижу, ещё и воздействовали электричеством или чем-то подобным — этим объясняется дрожь. Страх у неё очень странный, давно не видел именно такого проявления.

— Как в лагере? — всё понял ребе. — Значит, девочку надо или эвакуировать, или спрятать.

— Понимаешь,¹³ ребе, — врач попытался сформулировать, но не преуспел, потому сказал, как думал. — Нет сейчас причины так обращаться с ребёнком, а это означает, что они продолжают начатое ранее, то есть девочке чудом только удалось спастись.

— Значит, её ищут? — задумчиво проговорил мужчина. — То есть и полиция, может быть… надо связываться с нашими?¹⁴

— Доказательств у тебя нет, — напомнил ему доктор. — Так что пока спрячь, пусть придёт в себя, а спустя некоторое время посмотрим, что сделать можно.

Ребе решил, что укроет девочку ото всех, чтобы суметь понять, что именно происходит. Для этого необходимо связаться с Израилем. Пока же нужно было массировать, успокаивать и убеждать малышку, что она в безопасности. Приняв решение, раввин отправился к девочке, которую как раз докормили. Что-то беспокоило мужчину, что-то связанное с фамилией ребёнка, но вот понять он пока не мог, поэтому присел на кровать девочки, улыбнувшись ей.

Почему-то улыбка мужчины совсем не была фальшивой. Он был добрым, отчего этого странного мужчину по имени Ребе хотелось обнять, но Ингрид не посмела. А дядя улыбнулся ей и начал рассказывать какие-то очень необычные вещи, девочка даже подумала, что уже умерла и ей всё это только кажется или даже снится.

— Ты останешься здесь, — твёрдо произнес раввин. — Мы сумеем спрятать и защитить тебя.

— А… ну… они… — боясь возвращения боли, Ингрид сжалась, но ребе погладил уже испугавшегося ребёнка.

— Никакие «они» тебя здесь не найдут, — мужчина был очень убедительным, да и девочке хотелось поверить. — Ты здесь в безопасности.

— Спасибо… — прошептала Ингрид и вдруг широко зевнула.

— Спи, малышка, — погладила её мягкая рука какого-то необыкновенно доброго мужчины, так непохожего на тех… чёрных.

Тетя Руфь села рядом с постелью девочки, гладя её и напевая колыбельную на идише. Ребе кивнул и вышел: нужно было организовать общину. Ситуация была не самой простой, раввин это хорошо понимал; кроме того, необходимо связаться с консульством. Еврейская девочка в таком состоянии, как наблюдалось много-много лет назад, не могла не вызывать серьёзных вопросов. Идеально было бы переправить её в Израиль, но для этого надо выяснить — кто она и откуда.

— Хаверим,¹⁵ — обратился раввин к собравшимся по его приглашению мужчинам общины. — У нас очень сложная ситуация. Синагога даёт приют еврейской девочке, которую явно мучили по неизвестной пока причине. Ни о чём рассказать ребёнок ещё не может, поэтому нужно выяснить что-то кроме фамилии. Где жила, с кем, кто родители…

— Мы выясним, ребе, — серьёзный мужчина с карими глазами и присыпанными сединой волосами серьёзно кивнул.

— Девочка называет себя Ингрид Мот, — пояснил ребе. — Её бабушка звалась Ида Пельцер, и это, пожалуй, всё, что нам известно. Ребёнок чего-то боится, кроме того, пытки, к ней применённые, уважаемый Самуил классифицировал как знакомые ему с детства.

— Значит… — кто-то протяжно свистнул. Все они понимали, что это значит. Теперь посерьёзнели уже все присутствующие, понимая, почему правительству и полиции в таком случае веры нет и быть не может.

Еврейская община немаленького города выясняла, что произошло с девочкой, а та сладко спала, наслаждаясь лаской, попробованной впервые в жизни. В мягкой кровати спала а идише мэйделе.¹⁶

Примечания

10

В идеологии нацистов дети не должны были бояться боли.

11

Синагога.

12

Идиш и немецкий очень похожи. Иногда идиш принимают за диалект немецкого, но девочка такого слова не знает.

13

В традиции, что на идиш, что на иврите, обращение друг к другу на «ты».

14

Сохнут или/и консульство государства Израиль.

15

Друзья (ивр.).

16

Еврейская девочка (идиш).