8, 9 – аут. Таинственная река

Владимир Буров

Третий роман о девушках-боксершах трилогии «8, 9 – АУТ», приключения, детектив в некотором смысле, потому что в каждом романе существует киллер, который неизвестен, и надо его вычислить. Поединки происходят не только на обычных рингах. В ресторане, например, вместо танцев на шесте. Иногда даже между столов по желанию гостей ресторана. Сама Зона, куда попадают девушки, тоже не совсем традиционная. Больше похожа на Зону будущего, когда на заработанные деньги можно сходить в бар, и так далее.

Глава третья. Амба

— По пятьдесят?

— Что?

— А что?

— По сто пятьдесят!

— А вы в курсе, что это сразу шесть американских порций?

— Нет, нет, мне еще работать. Только пятьдесят. Да и то я пока что выпью половину.

— Но вы допьете?

— Разумеется. Во втором перерыве.

— У тебя кровь. Это, что, рассечение?

— Нет, не думаю.

— А что это? Просто вытекает излишняя кровь?

— Думаю, вы правы.

— Прав?

— Да. Но не совсем. Я вчера столько выпила, что сегодня излишки выходят через все щели.

Раздался гонг.

— Второй раунд, — сказал судья, который здесь в ресторанном ринге находился в ауте. А именно: не на ринге, а за ним. И да: здесь не было ни тренеров, ни секундантов. Как у Дауни Младшего. Боксер сам составлял себе план боя на каждый раунд. В уме. Впрочем, тренер мог здесь находиться. Но только за столиком, или за стойкой бара.

Это был новый вид услуг. Вместо шеста с девушками, на сцене был ринг с девушками.

— Попытайся сблизиться с ней. Давай, чего ты ждешь?! — Кто это говорит? А это говорит боксерша. Сама себе. Как в песне поется. Тихо, сам с собою, тихо, сам с собою. Я веду бесе-е-ду. — Победишь! — И вдруг ее прошиб холодный пот. — Забыла! Я забыла, кто должен победить в этом бою.

Дело в том, что эта девушка по имени Аннушка работала в ресторане Амбассадор. По-русски просто Амба. Но сокращение сделали не для того, чтобы никто не забыл название ресторана даже по пьянке. А для того, чтобы представители Мишлен, проверяющие рестораны, имеющие две и больше звезд Мишлен, — не ходили сюда, и не расстраивали персонал. А че ходить? Амба — это не Амбассадор. Тараканов тут нет. Искать некого. Впрочем, тараканы были. Тут каждый владелец должен был метаться между СЭС и ЭКО. Первые были Против присутствия тараканов на кухне ресторана, вторые только За. Так как все штрафы недавно были отменены из-за высоких цен на нефть и природные изумруды на мировом рынке, то угождать приходилось обеим комиссиям. И санитарной, и экологической. Почему? Потому что штраф все-таки остался. Но в виде рудимента. Чья комиссия найдет нарушения, та и ужинает сегодня этот Амба. То есть бесплатно. А меньше пяти их не ходило. И, следовательно, тараканов здесь не убивали, а ловили, как слонов в Африке, и помещали в отдельный аквариум с ячеистыми картонками от яиц. И поэтому здесь всегда было чисто и светло. Как на палубе катера, где подают холодные коктейли, всегда обернутые полотенцем.

Но не только это делалось для посетителей ресторана. Здесь был бокс. И, следовательно, здесь были боксерши. Ну, бокс-то, естественно, женский. И Аннушка была именно боксершей этого кабака. И как-то она уже два месяца работала бесплатно. За то, что проиграла. Тогда как по плану директора должна была выиграть. Это один месяц. А второй наоборот:

— Выиграла, а надо было проиграть. — Дело в том, что девушкам-боксершам не запрещалось подсаживаться к клиентам по их просьбе, разумеется, и пить. То, что предложат. Камю — так Камю. Мартель — так Мартель. Бианко — значит Бианко. А если кто предложит Хеннесси, то и Хеннесси, конечно. Пить боксершам было разрешено для веселья. Но не только. Эта услуга превращала бокс в интерактивное событие. Клиенты охотнее делали ставки на боксера, который только что стал им ближе. Так как пил с ними за одним столом. Это, во-первых. А во-вторых, пьяная дама в боксерских перчатках выглядело очень соблазнительно. И, в-третьих, сама драка была интересней. Она не нарочно, а естественно, была уже похожа не только на бокс, но и на шоу. Не надо было притворяться пьяной, как это обычно делают в цирке или на развлекательном ринге, где борцы просто придуриваются, что им больно, что они не ожидали, как сильно их бросят через бедро с захватом. Здесь все было по-честному. Все натурально. И самое главное, все это видели своими глазами. А так как все это видели сами, то можно было устраивать договорные матчи. Ибо:

— Честность и порождает вранье. — Без честности, как врать-то? Смысла не будет. Чему верить, если и так никто ни во что не верит? Поэтому надо, чтобы все сначала верили. И только потом их обманывать. И обманывать надо было людей знающих, бывших в курсе, на что способна та или иная боксерша. Ведь обычные гости ресторана делали небольшие ставки. По крайней мере, Ясную Поляну, или Преступление и Наказание, здесь бы никто не поставил. А поставили бы только специально пришедшие сюда люди. Люди Играющие. Некоторые уже, наверное, в курсе, что сейчас изобретен и сделан Аэробус, вмещающий почти тысячу пассажиров. И более, чем полтысячи, если самолет оборудован казино. В воздухе играть, наверное, интересней. Но посмотрим.

И многие попадались на эту удочку. Ну, в том смысле, что здесь все более-менее по-честному. Боксерши-то действительно были пьяные. Сам, как говорится, поил. А следовательно, могли и не справиться с данной им установкой. Например, проиграть. Почему? Да, забудут просто! И они были правы. Аннушка сейчас, действительно забыла:

— Проиграть надо, или выиграть? Мама! Чё делать? Ведь в третий раз точно выгонят. Придется идти в дворники. Да нет, и то не возьмут! Там теперь все трезвенники. А бросить пить после ресторана сразу не получится.

Это первая приманка, что здесь дерутся по-честному. Вторая:

— Можно было выставить своего боксера! — И вот, чтобы противодействовать таким проискам конкурентов, директор ресторана приказал найти такую боксершу, которая могла бы выиграть, у кого угодно. И втайне ставить на ее победу, если ставка будет очень высокой. А в остальных случаях она будет то выигрывать, то проигрывать. И выглядеть, таким образом, обычной боксершей. Именно такой и была Аннушка. Раньше она выигрывала такие бои, которые не снились… ну, даже матери Сильвестра Сталлоне. Ее бы никогда не выгнали. Но недавно здесь появилась девушка, которая могла быть заменой Аннушке.

Аннушка опять села за стол к тем же клиентам. Они ее позвали на перерыв после третьего раунда. Здесь дрались по бразильской системе: четыре — два — четыре. Четыре раунда по четыре минуты. Два означает два подхода к столам. Третий перерыв боксер должен был сидеть на ринге. Все должны были наблюдать ее на сцене. Некоторые думали, что два — это двухминутный перерыв. Не одна минута, как на Олимпийских играх, а две. Нет, два, как я уже сказала, это два раза за бой можно было подсесть к кому-нибудь за столик. А вот само время пребывания за столиком, как раз было тоже четыре минуты. В общем, запутать возможность была кого хочешь. Да и везде так. Вон в футболе, тоже когда-то было четыре, два, четыре. А теперь? Впереди играют то один, то два, и никогда три игрока. А ведь многие так и продолжают думать:

— У нас четыре — два — четыре. — Как в Бразилии. Нет, друзья мои, нет. Всё давно изменилось. И не только в городе, но и на Зоне. Там раньше вон… впрочем, не знаю, что там было раньше, может, там матрасы и наволочки шили, а сейчас добывают Зелёный Лёд. Да и сидели многие раньше не больше двадцати пяти лет. Сейчас уже никто не возвращается назад.

Далее, имя директора ресторана. А также имена тех, за чьим столом сидела Аннушка.

— Да дай ты ей слева! — кричали из-за стола, где только что сидела Аннушка. И кричали, естественно, ей. А с многих других столов кричали:

— Справа, справа дай ей! — Они кричали другой боксерше. Таких было больше. Почему? В прошлую пятницу эти гости как раз проиграли, сделав ставку на Аннушку. Теперь они хотели мести. Многие, чтобы не забыть свою ставку, делали ее кратной счету за стол. Обычно говорили:

— Зубрик раз! — Значит ставка столько же, сколько стоят холодные закуски на столе. Официант просто автоматически удваивал в счете стоимость. Или:

— Карский два!! — Означало ставку в размере двойной стоимости горячего.

— Фляки господарские!!! — Ставка равна всему счету, умноженному на три.

Кстати и фамилия владельца ресторана была Булгаков. Михаил Булгаков. Он и упростил систему ставок. Гость сразу понимал, сколько с него сегодня возьмут. А может, и не возьмут ничего. Более того, записать на ваш счет — счет на следующую пятницу. Вы придете, а уж все фазаны стоят на вашем столе. Были и такие, как Магомаев, придут, увидят накрытый стол, и говорят:

— Потрудитесь, пожалуйста, все убрать. И да:

— Теперь с новой строчки. Примите заказ. — Вот так сразу давали на чай свой предыдущий выигрыш. Молодцы. Но обычно такие жесты не превышали суммы в двести долларов. Самое большее — тысячи. При игре на большие деньги, деньгами никто не бросался. Больше всего директор боялся франта присвоившего себе легендарную фамилию:

— Грибоедов. — Этот Грибоедов так и сказал:

— Этот кабак будет носить мое легендарное имя.

— А именно? — спросил Булгаков, не решаясь, сам озвучить свою догадку.

— Грибоедов!

Михаил собрал почти все свои деньги, чтобы открыть этот великолепный кабак. А этот Грибоедов по пятницам делал ставку:

— На всё! — В первый-то раз официант, принимавший у него заказ, не понял. Решил уточнить:

— Зубрик раз! Карский два!! Фляки господарские три!!! — Всё сразу?! — ужаснулся официант.

— А чё тя так пугает, парень? — спросил Гриб. Так обычно его звали друзья и хорошие знакомые.

— Считать будет сложно, — ответил официант. — Я еще не окончил Московский Университет.

— Чё, насчет Бинома не фурычишь?

— Ка-какого Бинома?

— А у нас два их, что ли? — решил не ударить в грязь лицом Гриб.

В общем, кончилось тем, что официант побежал к Михаилу Афанасьевичу. Он сам не мог принять такую ставку.

— Какую именно? — спросил Булгаков.

— Он ставит на всё, — ответил официант Витя.

— Прошу прощенья, я не понял. Что значит: на всю еду?

— Я ничего не говорил про еду.

— Да? А про что ты говорил?

— Гриб хочет поставить на весь ресторан.

И тогда в первый раз Михаил Афанасьевич схватился за сердце.

— Что? — ухмыльнулся Витя. — Все, что было нажито непосильным трудом, вы надеетесь проиграть в один день? — Михаил хотел схватиться и за голову, но Витя остановил его движение.

— Бог, — сказал он, — и то создал Землю и всех, кто на ней почти за неделю. Так что не беспокойтесь: сегодня вы не проиграете.

— Думаешь, придется помучиться всю неделю?

— Больше. Гриб приходит только по пятницам. Это значит, семь ю семь?.. Сорок два дня. В общем, считайте сорок дней. А там уж, извините, финита ля комедия. Придется вам покинуть нашу грешную Землю навсегда.

— Ты выходные не считал, что ли? — спросил Михаил, надеясь немного оттянуть время принятия решения. Но Витя тут же спросил, не вдаваясь в подробности долбицы умножения, как сказал бы Левша:

— Так мне, что ему ответить? Принять ставку?

— Чем он отвечает?

— Содомом?

— Чем?!

— Он открыл тоже, свой ресторан.

— Где? В спальном районе?

— Нет, здесь, недалеко.

— Недалеко от чего? От Шириной Горы?

— Недалеко от Метрополя.

— И ему разрешили назвать его:

— Содом!

— Есс! Но случайно. Он написал в заявке, что, мол, хочу, чтобы было, как в сказке. Если где-то есть Амба, то в другом месте должен быть Садор. Хотел даже:

— Ссадор. — Но в мэрии, как обычно, ничего не поняли, и написали:

— Разрешаем. Содом — И приписка: — Так как хорошо хоть не Геморрой.

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Михаил. — Ибо Амба и Содом — это действительно одно и то же. Будем играть.

И Булгаков выиграл. Гриб принес закладную. Для перевода в полную собственность попросил неделю. А через неделю, в следующую пятницу, отыгрался. Потом опять та же канитель. Потом Булгаков проиграл. Тоже выдал закладную, как когда-то Лев Толстой на Ясную Поляну, и тоже попросил неделю для переезда. Но в пятницу отыгрался.

Спрашивается:

— Почему Гриб выигрывал?

Почему он выигрывал, если у Михаила была Аннушка? А вот как раз потому, что эта самая Аннушка просто на просто забывала разлить масло. Вот начинала вспоминать в последнем раунде, что ей делать:

— Проиграть или выиграть? — И как назло делала все наоборот. Это один раз наоборот. А другой — просто отправила соперницу в нокаут уже в третьем раунде. Как будто никогда и не слышала о договорных матчах. Как будто по-настоящему, просто хотела победить.

Ей потом сказал Витя:

— Если ты забываешь что-то, то помни хотя бы, что ты пьяная. А если ты пьяная — значит все не по-настоящему.

— И что дальше? — спросила дама.

— Дальше? А дальше это означает, что не надо бездумно молотить своего соперника. А надо думать:

— Что у нас сегодня? Пятница? Значит, что я должна сделать? Проиграть, или выиграть?

— Ну, а как я вспомню, что мне надо сегодня делать? Выиграть надо, или проиграть?

— Очень просто, — ответил Витя, официант, — ты просто вспомни:

— Разлила ты уже масло?

— Или еще нет! — радостно воскликнула Аннушка. И добавила: — Хорошо придумано, умно.

Но сегодня она забыла и это. Разлила она уже масло, или нет.

— Не могу вспомнить, — сказала она, садясь за стол к тем же самым гостям.

— Что именно? — спросил один из них, по имени Вася Коломенский.

— Та ни чё. Впрочем, извольте. Более того: вот, как скажете, так и будет. Хотите, чтобы я сегодня выиграла?

— Я не хочу, — сказал Петя Таганский. — Я уже поставил на Зойку. На твоего противника.

— Я поставил на Аннушку, — сказал Лёва Сибирский. И добавил: — Хочу, чтобы она выиграла.

— Ну, а ты, Вася? — спросила Аннушка.

— Я всегда за тебя, дорогая, — сказал Коломенский.

— Ради тебя я обязательно выиграю, — облегченно вздохнула Аннушка. Ибо верила в предсказания. Она выпила рюмку Камю, и уже хотела встать, чтобы выйти на ринг, как услышал голос:

— А моё мнение ты узнать не хочешь? — Эта была женщина. И она только вошла. Лева и Петр встали, и отодвинули для дамы стул. Они уже хотели опять придвинуть стул к столу, чтобы на него без проблем, с удобством села дама, но она сказала:

— Я хочу, чтобы стул придвинул Вася.

Аннушка была шокирована. И не только уважением, выказанным даме ребятами, но самое главное ярким букетом цветов, который леди держала в руках. Это были желтые, как солнце, орхидеи.

Боксерша встала.

— Вы желаете высказать свое пожелание? — спросила она.

— Пожелание? — переспросила дама. И представилась: — Марго. — Она подняла руку ладонью в сторону Аннушки, предупреждая излишние объяснения. — Я знаю, как вас зовут. Можете не представляться. И да:

— Я против.

Боксерша пошла к рингу в глубоком размышлении. Способ, который она только что придумала, не сработал. Как будто эта Марго нарочно уровняла шансы боксеров на победу. Что делать?

— Буду драться практически по-честному, — сказала Аннушка самой себе. Дело в том, что она хотела навсегда расстаться с боксом, и стать частным детективом. Более того:

— Если получится — адвокатом. — Как?! Образование-то хоть есть? Нет.

— Нет. А что есть?

— Просто чисто высшее образование.

— В принципе сегодня этого достаточно. Надо только найти помощника с работающей головой. Ведь в принципе-то адвокатов бродит по Москве, как собак… впрочем, собак уже нигде нет. Часть съели, часть Лужкин увез с собой в Австралию. Ибо:

— Псарня нужна, а кругом только эти… как их? Кенгуру. Ну, не знаю. Может, лучше содержать кенгуру? Оставил бы здесь собак. Пусть бы побирались, как раньше у метро и у входа в магазин. Нет, всё утащил с собой:

— И собак, и деньги, и жену. — И, между прочим, жену взял не из-за денег. Просто так любил. Ох, как любил! Ибо:

— Человек с деньгами — это Человек Счастливый. А Счастливый Человек может полюбить кого угодно. Даже свою бывшую жену. Почему бывшую? Ну, она все время на стройке, строит дома для бездомных, в банке, выдает деньги, не имеющим их, на стадионе, расставляет пластмассовые стулья для зрителей. Те-то, вчерашние, сломали уже, как водится. А он, как обычно, в мэрии. Руководит коррумпированными заместителями.

— Зачем? — спросил вдумчивый читатель. — Ведь если они уже коррумпированы, значит, и без него знают, что надо делать. Или иногда надо делать перекоррумпировку? Вполне возможно.

И вот теперь они, наконец, вместе. Живут — не тужат, ходят с собаками на охоту, как раньше делали только короли. Карлы там, Георги, Генрихи и Людовики. Упрек справедливый. И не в том дело, что непонятно, зачем ходить на охоту, если есть овчарня. Свои собственные, так сказать, бараны. Просто все действительно должно иметь соответствующее положению название. Людям ведь не зря давали, дают, и будут давать имена. Хотя, кажется, было бы намного проще называть их просто:

— Первый, второй, третий. — И так далее. В Индии так и делают. По крайней мере, раньше точно делали. Например, одну прекрасную девушку звали:

— Фрау четыреста двенадцать. — Помните:

Я в японских ботинках!

Разрисована-а…, как картинка!

В русской шляпе большо-й!

И… и с индийскою душо-й.

Я в носках американских!

В узких брюках я британских!

Этот второй куплет уже играл местный джазбанд. Так сказать, урезал марш по просьбе зрителей. Не дал нам досказать, что Лужкин дал объявление в местную австралийскую газету по поводу того, что в ближайшем будущем примет имя… нет, не бывшего царя, разумеется, а что-то новенькое. Как-то:

— Среднее арифметическое между Кайзером и Людовиком. — И добавлено: — Скорее всего, это будет новый Людовик Девятнадцатый.

Думаю, зря. Ибо у французов на каждого Людовика найдется своя гильотина. Впрочем, дело было… нет, не в Пенькове на этот раз. Дело-то уже в Австралии. Но и там, далеко, за синими морями, аборигены, как говорится:

— Практически съели Кука. — Но некоторым, никакая наука не указ. Хочу иметь Роллс Ройс старинного производства, Титул и Жену — миллиардершу.

Но не в нашем случае. Здесь никто ничего не просит. И не думает, что ему всё это и так дадут. Он мичуринец. И взял всё это добро своими собственными руками. Не под Интернационал, разумеется, а под любимую песню:

Дорогая моя Столица!

Золотая моя, Москва!

— Эх, нам бы в Москву-то!

Музыка резко оборвалась. Бой начался. Точнее, последний раунд.

— Подойди к ней поближе. Ближе, я тебе говорю. Еще ближе! — как обычно сказала Аннушка себе. Она, как я уже говорила, научилась этому у Шерлока Холма, в том смысле, что у Дауни Младшего, который рассказал, что когда-то давно именно так делал Шерлок Холмс. И оказалось, что это не бессмысленная шутка. Сейчас уже есть экспериментальные компьютеры, работающие от внушения. Человек просто говорит, говорит самому себе, чего хочет. Ну, как обычно:

— Стой там! Иди сюда! — И так далее. И это работает. Аннушка тоже сказала себе:

— Хочу победить. — И:

— Правой по корпусу. Хук левой, хук правой! Удар в солнечное сплетение! Апперкот! — И Зойка вылетела за канаты. В порыве гнева она вроде хотела опять пролезть назад в ринг, но не смогла зацепиться за канаты. Повисела так пару секунд, и упала на первый ряд зрителей. Сломала при этом падении, между прочим, не один, а два стола.

Что тут началось! И не в сказке сказать! Оказывается, многие знали о ставке Михаила и Гриба. Более того, знали, что при выигрыше Аннушки Булгаков теряет свой знаменитый ресторан. В этот день он должен был отыграться. Грибоедов поставил на победу Аннушки, а Булгаков на Зойку, на проигрыш Аннушки. Но, Аннушка, все-таки умудрилась забыть, что должна была сегодня проиграть.

— Ты что наделала, дура? — мягко спросил Миша. — Где ты теперь будешь работать? Нигде! И знаешь почему? Есть и другие боксеры. Кроме тебя. Теперь они будут здесь рубить бабло.

— А я?

— А ты будешь работать тоже здесь. И знаешь почему? Ибо долги надо отрабатывать.

— И кем я буду работать? Менеджером?

— Х… Нет, дворником.

— Дворником я никогда не отработаю много денег.

— За всю оставшуюся жизнь отработаешь.

— Ну, а вам-то что колотиться? Вы ведь все равно проиграли этот московский кабак.

— Нет, моя дорогая, нет, — радостно потер руки Михаил. — Ибо…

— Что ибо? — не поняла девушка. — Что вы будете ставить? Я думала, вы проиграли всё, что у вас было последнего. Более того, остались должны.

— Это верно. Но Грибуля согласился еще на один бой. Точнее, на два боя. В первом я должен отыграть свой долг. Во втором — выиграть свой кабак. Разумеется, если я одержу победу в первом.

— Я так и не поняла, что вы будете ставить?

— Вас. Тебя, моя дорогая.

— Да? Я стою так дорого? — Аннушка сразу села в кресло у стола и попросила налить ей что-нибудь, добавив: — Лучше Хеннесси.

— Х… Впрочем, если хочешь, я скажу, чтобы тебе принесли Мартини Бианко.

— Сам его пей. И да: с таким к себе отношением, я драться не буду.

— Так и не надо! — сказал Михаил радостно. — И знаешь почему? Ты больше не боксерша моего ресторана. Всё! С меня хватит твоих выкрутасов. Ты — просто ставка. Уж не знаю, зачем ты ему понадобилась, но Грибоедов согласился принять тебя в качестве моей ставки за долги. Или ты против? Это ведь ты проиграла. Хотя мы договаривались, что ты проиграешь. Проиграешь этот бой. Ты поняла, что я ставил на твой проигрыш? Ты помнишь наш договор? Или тебе показать официальную бумагу?

— Нет, нет, теперь я вспомнила.

— Всё вспомнила?

— Кажется.

— Значит, ты помнишь, что в случае твоей победы, ты поступаешь в полное мое распоряжение. Вплоть до того, что…

— Что? Вы хотите на мне жениться?

— Я бы женился, если бы ты не пила так много. Но теперь это уже в другой жизни. Сейчас ты просто моя собственность. Моя Надежда.

— Более того: твоя последняя Надежда. И знаешь, я не против. Не хочу быть причиной твоего несчастья. Прости. Я забыла, что должна проиграть.

— Сегодня какое? — спросила Аннушка. Она сидела за одним столом с Грибоедовым. Так они договорились с владельцем ресторана Амба Булгаковым.

— Так мне легче будет забрать выигрыш, — сказал Грибоедов.

— Я не против. Можете даже нарядить ее тортом, — сказал Булгаков.

— Зачем?

— Вы будете смотреть на нее, и, еще не выиграв, радоваться. Ведь приз, который находится еще только в будущем, который вы еще только должны получить, уже рядом с вами, за одним столом. Как торт, перевязанный ленточкой. — Она и выглядела, как торт. Прага. Грибоедов так и обращался к ней. Натурально, без смеха:

— Прага. — Точнее, Прага со сливками. Ибо снизу, а именно ее тело было коричневым, как у негра, а сверху белая. В белом платье, как невеста, приготовленная к свадьбе. С рюмкой пока что Мартеля в руке. В случае победы своей боксерши Грибоедов обещал Хеннесси. Точнее, Хеннесси в результате окончательной победы. А именно, после второго боя. А сегодня Камю. Матовая бутылка с большой печатью. Я пила, ничего особенного. Хотя не исключено, что это была подделка.

Сегодня нельзя было запутаться:

— Выигрывать надо или проигрывать? — Ибо Грибоедов выставил свою боксершу, а Афанасьевич свою. И это была… Это была дама с желтыми орхидеями. Это была Марго.

— Ужас, — сказала Прага — так ее пока что называл Грибоедов.

— Да?

— Нет.

— В чем да, и в чем нет?

— Она похожа на Анну Каренину.

— А в чем нет?

— Она никогда не бросится под поезд.

— Почему?

— У нее семь детей. Кто их будет водить в детский сад, спрашивается?

— У Анны Карениной был только один ребенок. Кажется, его звали Алексей.

— Ну, она-то выглядит, как будто у нее детей намного больше. Я даже не уверена, что она хоть когда-нибудь видела боксерские перчатки. Ее сейчас изобьют до полусмерти. Кстати, кто у нас там?

— У нас?

— Хорошо, у вас. Если вы не считаете меня своей — дело ваше. Проиграете.

И вышла неизвестная Михаилу боксерша.

— Кто это? — спросил он метрдотеля. Его звали Берлиоз. Почему? Другие имена Афанасьевичу не нравились. Да он и не мог их запомнить. Говорил, бывало:

— Ты, как тебя, Степа, сколько сегодня заказов на вечер?

Или:

— Поди-ка сюда, Римский, я тя сейчас научу считать бабло.

А Берлиоз почему-то ему запомнился. В принципе запомнить нетрудно, если вы знаете, что был Бетховен. Вспоминаете:

— Бетховен! — Есть такой большой, добрый лохматых пес. А этот лысый. И делаете логичный вывод:

— Значит, это Берлиоз.

— Я не звал ее, и тем более, впервые вижу.

— Так узнайте. Что за народ. Никой любознательности.

— Любопытной Варваре вон… вы знаете, что сделали?

— Что? Отрезали голову трамваем?

— Простите меня, Миша, но вы же ж знаете, что я таких шуток не люблю. Впрочем, если хотите, я узнаю.

И скоро Берлиоз сообщил:

— Это русская эмигрантка. Победительница чемпионата Америки прошлого года. Имя… — метр полистал блокнот: — Черная Мамба.

— Неужели всё так серьезно? — нервно улыбнулся Михаил. — Черных Мамб не бывает.

— Может и не бывает, — сказал Берлиоз, — но сегодня одна есть.

— Я с ней справлюсь, — сказала Марго.

— Ты уверена? А то, может, не надо. Ибо я могу потерять не только этот кабак, но и тебя. Май либе дих.

— У тебя ужасный акцент, мой сладкий. Я пойду на ринг. Время уже на исходе.

Она вышла в изумрудном халате с букетом желтых орхидей. Черная Мамба вышла в черно-сером халате с красной мордой змеи на спине и на руках.

Бой начался.

— Прижми подбородок, — помогал размышлять своей боксерше Грибоедов. — Обходи ее.

— Проведи ей серию, — говорил Марго Афанасич. — Вес на правой ноге — бей левой! Вес левой ноге — бей правой! Проведи серию, — повторил Булгаков. — Представь себе, что колешь лёд пестиком.

— Ноги не должны выходить за линию плеч! — орал Гриб. — Бей ее до тех пор, пока не поймешь, что победила.

В принципе, что здесь странного? Каждый кричит именно то, чего он так давно хотел сказать.

Боксершам не разрешили пить после первого раунда. Да они и не привыкли. Просто наслушались, что здесь так принято, что здесь так обычно делается, и тоже потянулись к рюмкам. Только Грибоедов сказал:

— Меня не интересует, что здесь происходит обычно. Пить нельзя. — И Миша, глядя на него, запретил пить Марго. Хотя и услышал в ответ:

— В ресторанах не бывает запретов.

Марго удивила всех. Она продержалась до четвертого раунда. Она несколько раз вылетала за канаты, но каждый раз успевала заползти назад, пока судья считал до десяти.

Перед четвертым раундов Гриб даже разрешил Черной Мамбе выпить. Но услышал в ответ:

— Я не пью.

— Не стесняйся, чего ты? Считай, что мы уже выиграли. — Однако эта боксерша была непоколебима. Может, для кого-то это покажется удивительным. А все просто. Это только здесь забыли, что боксерские бои проводятся не только в ресторанах. Это же спорт, в конце концов. А вино со спортом не совместимо. Даже если это виски или коньяк. По крайней мере, во время самого боя.

Михаил заглянул в блокнот и прочитал:

— Не опускай левую. Не опускай левую, — я тебе сказал!

Грибоедов, между прочим, тоже открыл маленький блокнот. Он прочитал:

— У нее открыто лицо. Почему ты не бьешь в лицо. — Я тебя спрашиваю?!

— Помни о самозащите!

— Обойди ее справа.

— Обойди ее слева.

— Правой по корпусу. Я тебе сколько раз говорил: правой по корпусу.