Хочу в Париж! Остросюжетная приключенческая повесть

Владимир Горбань

Одесский авантюрист начала XIX века Яков Мендель на старости лет загорается мечтой построить под Ла-Маншем железнодорожный тоннель. Его мечта имеет не только коммерческий, но и политический интерес. Мендель уверен: именно альянс Франции и Англии станет в будущем основой общего Европейского союза. Ради реализации своего авантюрного плана летом 1812 года во время наполеоновского нашествия Яков Мендель с подложными документами отправляется во Францию, где его ждут невероятные приключения.

Глава 1

…В четверг утром 9 июля 1812 года от рождества христова Циля Марковна, известная в Одессе и далеко за ее пределами сводница — хлопотунья, женщина нестарая и в меру дородная, отправилась на Большой проспект сделать себе небольшой базар. Ей нужны были синенькие, так в Одессе называют баклажаны, и кое-что еще для удовлетворения желудочной страсти ее мужа. Выбор места диктовался тремя вескими причинами. Во-первых, Циля Марковна с мужем жили в своем доме неподалеку от Большого проспекта. Во-вторых, Большой проспект, задуманный архитектором Францем де Волланом в подражание Елисейским полям в Париже, представлял собой довольно широкую улицу с торговыми рядами с обеих сторон. В-третьих, где как не на Большом проспекте можно было всласть почесать свой язык в общении и, если повезет, то и расширить себе клиентуру. Количество желающих жениться и выходить замуж стремительно росло в Одессе из года в год.

Циля Марковна взяла плетеную кошелку средних размеров, немного денег и хорошее настроение и пошла таки немного делать базарный день. Баклажаны в начале XIX века были овощем редким, даже экзотическим, и лишь немногие хозяйки уже распознали в них особый изысканный смак. Но в Одессе уже тогда можно было купить все, любой шик!

У первой продавщицы синенькие были маленькие, вяленькие и сводница — хлопотунья лишь пренебрежительно окинула их взглядом. «С таким товаром», — подумала она: «Только позориться на всю Бессарабию задаром!»

Циля Марковна гордой походкой продолжала двигаться вдоль торговых рядов. Покупателей было немного, раза в четыре меньше, чем продавцов, которые громко орали, заманивая народ к своим прилавкам. Но народ не спешил тратиться и в основном обменивался сплетнями местного, имперского и международного значения. Как обычно, много говорили о погоде, ругали местную воровскую власть и хвастались своим умом и деловой хваткой.

И тут вдруг на одном из прилавков, который держал старый грек, Циля Марковна увидела то, что ей было нужно. Синенькие имели шикарный вид! И Циля Марковна врубила скорость. Но вот незадача, в этот же момент эти же баклажаны попали на глаза и Софе Генриховне, известной одесской модистке, обшивающей интересы людей при деньгах и связях. В руках у модистки тоже была плетеная кошелка средних размеров и явное намерение прикупить синенькие. И Софа Генриховна тоже включила энергичную скорость. Старый грек, скучавший за прилавком с самого утра, явно не ожидал такого повышенного интереса к своему, прямо скажем, пока еще неходовому товару. Две массивные женщины неслись в его сторону с явной угрозой к чертовой матери снести прилавок.

И таки Циля Марковна финишировала первой. Тяжело дыша на старого грека, она не сразу смогла заговорить. Подлетевшей вослед Софе Генриховне также понадобилось некоторое время, чтобы перевести дух.

Баклажанов было всего четыре. Но, зато какие это были баклажаны! Крупные, темно-синие, блестящие, как надраенные ваксой сапоги кавалергарда! Не просто синенькие, а ого-го какие синенькие, мечта гурмана!

— Здравствуй, Циля! — первой отдышавшись, сказала Софа Генриховна.

— И тебе не хворать! — буркнула в ответ Циля Марковна. А потом, переведя взгляд на старого грека, уверенно заявила:

— Возьму все!

— Как это — все?! — возмутилась Софа Генриховна. И, посмотрев уверенно на старого грека, добавила:

— Даю две цены!

Циля Марковна с негодованием посмотрела своими змеиными глазами в не менее змеиные глаза Софы Генриховны и изрекла:

— Даю три цены!

— Даю четыре цены! — не сдавалась Софа Генриховна.

— А я — пять!

— А я — шесть!

— А я — семь!

— А я — восемь!

Старый грек молчал, наблюдая азартную торговлю между покупательницами, и хитро улыбался в седую бороду и в седые усы. А Циля Марковна и Софа Генриховна продолжали набивать цену, громко крича при этом и размахивая кошелками. Никто не хотел друг другу уступать. Иной раз, как известно, понты стоят дороже денег…

И все же, через некоторое время был таки достигнут компромисс. Два баклажана купила Циля Марковна и два баклажана достались Софе Генриховне. Старый грек продолжал молчать, боясь спугнуть удачу. Ведь только что он продал синенькие по цене сапфиров. При этом под прилавком у него лежало еще восемь прекрасных баклажанов. Неплохой гешефт!

— Как здоровьечко у достопочтимого Семена Львовича? — добродушным голосом спросила Софа Генриховна у Цили Марковны, когда они обе отходили от прилавка.

— А шо с ним может быть не так?! — удивилась Циля Марковна. — Или я его плохо кормлю?

— И что, даже на погоду он не жалуется?

— Я тебя умоляю, а шо с погодой не так?! Надо больше кушать овощей и все будет на душе прекрасно, как в раю!

— Таки да, — согласилась Софа Генриховна. — Но, вчера вечером в порту итальянские матросы передрались с голландскими матросами. Слышала?

— Думаешь, из-за погоды?

— Ой, только не делай мне смешно, подруга! Там — чистая политика!

— Какая еще политика в наших палестинах?! Либо перепились, либо девок не поделили!

— Ой, не скажи, подруга! — Софа Генриховна перешла на театральный шепот. — Это они из-за Наполеона подрались!

— Какого еще Наполеона?! — искренне удивилась Циля Марковна.

— Бонапарта Наполеона, императора Франции! Разве это не политика?!

— И на шо им всем дался этот Наполеон?!

— А ты шо, подруга, не в курсе?!

— Не в курсе чего? Наполеону срочно приспичило жениться на одесситке?! И голодранцы в тельняшках набили из-за этого друг другу физиономии?!

— Уж я не знаю, что ему приспичило, но он таки с огромной армией наступает на Москву!

— Кто?!

— Бонапарт Наполеон!

— И давно наступает?!

— Да уже недели две!

Циля Марковна на мгновение задумалась, а потом мудро изрекла:

— И я этому должна радоваться?! Мне с этого какая прибыль?!

— Ты шо, Циля, умом поперхнулась?! — всплеснула руками Софа Генриховна. — Не понимаешь сущности момента?! Наполеон же теперь всех мужиков попереубивает! Кого ты будешь женить? Кого я буду обшивать?!

— Да, — глубоко вздохнула Циля Марковна, — неприятная история. Что предлагаешь?

Софа Генриховна снова перешла на театральный шепот:

— Есть у меня девица на выданье. Умница, красавица, рукодельница, с хорошим приданым. Но, застенчивая, сирота. С отцом воспитывалась без матери. Вот и засиделась слегка в девках. Нет ли у тебя на примете подходящего ей женишка? Такого, чтоб не пил, не гулял, капиталец какой-никакой имел.

— Богатый старик, что ли интересует?!

— Ну, что-то вроде того. Но шоб не покалеченный!

Циля Марковна задумалась. В голове ее всплывали образы подходящих кандидатур. Артур Карлович, немец из Шлезвига и владелец двух булочных был слишком стар и имел много наследников. Георг Бойкович, румын из Италии был слишком скуп и частенько впадал в запои, в коих вел себя грубо до неприличия. Соломон Израилевич был хром на правую ногу. А Израиль Соломонович был слеп на левый глаз. Оставался только Яков Моисеевич Мендель, крепкий и ладный старик пятидесяти шести лет от роду. Он был умен необычайно, богат сказочно. И даже красив для некоторых глаз. Но жениться Яков Моисеевич, и Циля Марковнва это хорошо знала, категорически не хотел даже на английской принцессе! Он был сибарит и авантюрист до мозга костей! Жил Яков Моисеевич в своем огромном роскошном доме недалеко от порта, имел шикарные экипажи, вышколенную прислугу, каждую неделю устраивал у себя грандиозные ассамблеи и прочие приемы, и балы с множеством гостей, множеством изысканных яств, множеством разнообразных вин и множеством сопутствующих тому безобидных развлечений и откровенных безобразий. Яков Моисеевич также был на короткой ноге с самими основателем Одессы Арманом Эммануэлем дю Плесси Ришельё, которого в дружеской беседе запросто называл «мой Эмик».

Выдать замуж за такого кавалера было сложнейшей задачей даже для такой многоопытной сводницы — хлопотуньи, как Циля Марковна.

— Ну, шо скажешь, подруга? — напомнила о себе Софа Генриховна. — Есть у тебя подходящий купец?

— А шо, девица действительно хороша?!

— Ангел! — развела руки в стороны Софа Генриховна. — Брыльянт! И папаша ее готов сильно расщедриться за посредничество. Ну?

— А шо, ну?! — всполошилась Циля Марковна. — Шо, ну?! Девицу сначала надо посмотреть! Со всех сторон. Взвесить, так сказать, все за и против. Не хворая она случаем?

— Кровь с молоком!

Циля Марковна хитро взглянула на Софу Генриховну, а потом как бы невзначай спросила:

— Так что ты там говорила за Наполеона?!

— На Москву он прет со всех ног!

— А к нам в Одессу, случайно, не собирается?

— Не знаю. Я в его голове не ночевала! А тебе зачем?!

— Да, как знать?! Как знать, подруга?! — хитро произнесла Циля Марковна. — Французы народ культурный, обходительный. Богатый. Это тебе не наши голодранцы из порта или душегубы с Молдаванки! Короче говоря, Софа, давай сделаем так, в воскресенье после обеда ты приводи ко мне домой свою девицу. Посмотрим, подумаем. Чем чёрт не шутит, может быть, и сладится наше дельце.

— Папашу невестиного брать с собой?!

— Я тебя умоляю! Зачем нам нужен этот старый пень?!