У последней черты

Владимир Гурвич

Юрий Саянский – владелец крупной строительной компании. Человек деспотический, он довел свою семью до того, что они, будучи членами Совета Директоров, решили сместить его с должности главы компании. Это относится к его жене Юлии, бывшей фигуристке, которой он не разрешает участвовать в новом ледовом шоу вместе с бывшим партнером Гордеевым; дочери Яны, решившей жить самостоятельно; сыну Андрею, которого он заставляет учиться в Финансовой академии в то время, как он хочет заниматься лошадьми. Среди недовольных также его старый друг Петр Пономарев: его сына Саянский выгнал из компании. Закоперщиком же заговора выступает его племянник Коршунов, давно мечтающий занять его место…

Глава 1

1

Валерий Коршунов с самого утра был не в духе. И дело было не в том, что проснулся он сегодня с головной болью. Пара таблеток цитрамона решила проблему за три минуты. И даже не в пресловутой плохой погоде. Хотя погодя действительно сегодня была дрянь. Все утро лил проливной дождь, дороги были забиты под завязку, и Валерию пришлось до своего офиса не ехать, а ползти. Но все это было бы ничего и вполне терпимо, если бы не шеф.

Саянский Юрий Александрович, 45 лет от роду, его родной дядя и одновременно президент крупной строительной компании, одной из ведущих на строительном рынке Москвы, созвал сегодня совещание. Вполне обычное, каких он проводит по несколько раз в неделю. Но сегодняшнее собрание вывело Валерия из себя. Саянский напомнил членам совета директоров, что близится собрание акционеров, на котором предстоят выборы президента компании. И даже пошутил, что вполне возможно, что скоро у них появится новый босс.

Вот уж, где настоящий фарс, так фарс, раздраженно думал Коршунов. Всем понятно, что мероприятие с заранее известным финалом. Само собрание чистая формальность, ведь все члены совета директоров являются по совместительству еще и членами семьи Саянского, кроме одного залетного Понамарева. И ясно, как день, за кого будут голосовать акционеры. Именно это-то и бесило Коршунова весь остаток дня. Ему уже давно до ужаса надоело ходить под своим дядей, человеком жестким и авторитарным, не признающим вокруг себя никого в качестве равного себе. Только собственная персона вызывала у Саянского почет и уважение. А все остальные так, мелочь, ничего не значащая шелупонь, что крутится у него под ногами.

Коршунов застонал от бессильной ярости, вспомнив, сколько унижений и попреков в своей убогости и никчемности он наслушался от своего дяди за всю свою жизнь. Благо его жизнь в доме своего родственника протекает уже давно. Почти четверть века. С тех самых пор, как погибли его родители, и дядя милостиво взял племянника в свою семью. Коршунов теперь понимает для чего он это сделал. Не от великого человеколюбия, а от великой жажды самоутверждаться за его счет, жажды пинать и унижать его, как последнего…Коршунов заметил, что руки его невольно сжались в кулаки от всех этих нерадостных мыслей.

Нет, это никуда не годится. Надо срочно успокоиться. Черт с этим дядей. Ситуация все равно неразрешимая, так стоит ли тогда так изводить себя. Лучше пойти и храпнуть водочки для успокоения так некстати расходившихся нервов.

Коршунов едва дождался конца рабочего дня. И первое, что он сделал, войдя в квартиру, ринулся на поиски заветной бутылочки. На привычном месте ее не оказалось. Коршунов вспомнил, что они же выпили ее в эти выходные. К его жене Галке приходили родители. Пришлось израсходовать весь стратегический запас. Но Коршунов не расстроился. Он знал, что у Галки всегда есть заначка на случай неожиданного прихода какой-нибудь ее подружки. Правда, пьют бабы всякую дрянь, красное винище. Вот мерзость. Но сейчас и оно пойдет. На безрыбье потянет за вполне приличную выпивку. Коршунов ринулся к шкафу, где лежали вещи жены. Бутылочка не обнаруживалась. Но Коршунов не унывал и продолжал рыть. Не может быть, чтобы не было.

Коршунов стал обследовать все полки подряд, надеясь все-таки найти заветную заначку, но безрезультатно. Он бессильно опустился на пол. Он сидел среди вороха вещей жены, выкинутых им в порыве поисков, и бездумно перебирал всю эту кучу барахла. Все эти вещи его женушка именует прикольными дамскими штучками. Неожиданно рука его наткнулась на толстую тетрадь.

Коршунов открыл ее, машинально пробежал глазами первые строчки. Взгляд его сразу стал осмысленным и заинтересованным.

— Вот это да! — Валерий даже присвистнул от неожиданности. Дневник. Его дражайшая половина, оказывается, ведет дневничок, как сентиментальная тургеневская барышня. Коршунову стало безумно интересно, что бабы пишут в таких тетрадочках. Он погрузился в чтение.

Прошло полчаса, а Коршунов все читал и читал и никак не мог оторваться. Еще пару часов назад, если бы его спросили, он сказал бы, что знает свою супругу, с которой они женаты целых три года, как свои пять пальцев, вдоль и поперек. Ему иногда с ней становилось даже скучно, насколько знакомой и зачитанной до дыр книгой казалась ему она. А вот, поди, ж ты! Вчитываясь в эти строки, он обнаружил вдруг, что оказывается, совсем не знает свою вторую половину. На страницах этого дневника вырисовывался образ совсем незнакомой ему женщины.

— Вот дрянь! — выругался Коршунов. Овцой прикидывалась, а сама, оказывается, мечтала о тряпках, и побрякушках, как и все ее безмозглые подружки. Столько прочитал уже страниц — и все про это. А говорила, что просто любит его и, кроме его любви ей ничего на свете не надо.

— А это еще что! — Брови Коршунова изумленно поползли вверх. У него невольно дернулась щека и задрожали губы, когда он прочитал следующие строки:

«Сегодня Валерка сделал мне предложение. А на лице уверенность, как будто я всю жизнь мечтала об этом браке. Думает, если я дочь алкаша, так рада за первого встречного поперечного замуж выйти? Смешной. Считает, что я влюбилась в него по уши. А он мне вообще-то до лампочки. Да и за что его любить? Так! Ни рыба, ни мясо. Не то, что его дядя. Вот это мужик, так мужик. Сильный, красивый, смелый. Я б за таким, помани он меня пальцем, не то что пошла, побежала бы. Да нет, ползком поползла бы. Только Юрий Александрович никогда не сделает мне предложение. Пока не сделает. Женат, к сожалению. Ну и пусть. Я подожду, когда его мымра Юль свет Алексеевна, состарится. А тут и я во всей красе. Ничего я терпеливая. Я дождусь своего часа. А чтоб ждать не скучно было, мой идеал всегда рядом должен маячить. Поэтому, Валерочка, я все-таки скажу тебе: да. И стану твоей женой. Чтобы преданно и верно любить, но только не тебя дурачка, а твоего дядю. Бог даст, я найду когда-нибудь к его сердцу лазеечку».

— Вот сука! — Коршунов со всего размаху швырнул дневник на пол. — Тварь! Змея подколодная! Пригрел на шею гадюку, — поочередно выкрикивал он. — Ну, ничего, я покажу тебе! И тебе и твоему разлюбезному! Вы у меня еще попляшете! Оба!

Коршунов резко встал и ринулся вон из квартиры к ближайшему ларьку. Ему сейчас хотелось уже не просто выпить, а напиться. Напиться, как свинья, в стельку, чтоб до поросячьего визга. Потому что, возможно, это последний раз. Последний, перед великой битвой, в которой он должен выйти непременно победителем.

2

Юлия Алексеевна Саянская подъехала к кафе «Скоморохи», расположенном в одном из самых удаленных районов города. Припарковав, свою сверкающую свежевымытыми лаковыми боками новенькую Мазду, она выпорхнула из машины, как райская птичка, лучась красотой, свежестью и беззаботностью. Прямо перед входом в заведение растекалась огромная большая лужа. Прошедший накануне дождь щедро наградил жителей города не только растекшей по улицам водой, но и грязью, которая толстым жирным слоем покрывала асфальт.

Саянская поморщилась и осторожно обошла лужу, чтобы не испачкать дорогие французские туфельки. Она совсем недавно приобрела их в Париже, куда она ездила с мужем перед самым Новым Годом. Саянский был там по делам фирмы, а она поехала с ним просто так: развеяться, вдохнуть парижского воздуха и, конечно же, устроить себе грандиозный шопинг.

Воспоминания эти были явно некстати, так как Юлия Алексеевна потеряла бдительность и вляпалась все-таки в эту мерзкую лужу. Досадуя на свою оплошность, а также на своего визави, который назначил ей встречу в этом затрапезном кафе, Саянская раздраженно распахнула двери и вошла вовнутрь. Поискала глазами по залу. Из-за столика, расположенного рядом с окном, встал незнакомый человек и шагнул ей навстречу. Лицо человека озарила радостная улыбка.

— Боже мой, Александр! Я совсем не узнала тебя, — невольно вырвалось у Саянской.

— А ты не изменилась. Все такая же красивая. — Гордеев смотрел на Саянскую во все глаза. — Нет, все-таки изменилась. Стала еще красивее и моложе.

— Вот теперь узнаю тебя. — Саянская погрозила Гордееву пальчиком. — Все такой же дамский угодник.

Гордеев помог Саянской сесть и устроился напротив нее. Подошел официант. Юлия заказала фруктовый салат и зеленый чай, Гордеев бокал пива и креветки.

Саянская смотрела на Гордеева, и с грустью осознавала, как все-таки жестоко время. Никого не щадит. Особенно мужчин. Ее бывший партнер по парным танцам на льду, знаменитый спортсмен, известный всей стране Александр Гордеев, выглядел сейчас не самым лучшим образом. Мешки под глазами, землистый цвет лица, хоть небольшой, но все-таки животик. Трудно узнать в этом уставшим от жизни мужчине бывшего красавца, сводившего с ума половину всех женщин огромной страны. Юлия прекрасно помнит, что когда они выходили на лед вместе, женщины на стадионах вставали и встречали его шквалом непрекращающихся аплодисментов. А сколько поклонниц у него было. Как они преследовали его на каждом шагу и ненавидели ее за то, что она всегда рядом с их кумиром. А он не обращал на них никакого внимания. В упор не видел. Как будто не было их совсем и все тут. Хотя другие фигуристы иногда заводили романы со своими фанатками, но не Гордеев. Для него существовала только одна женщина: его партнерша Юленька. И надо признаться, что она отвечала ему взаимностью. Александр нравился ей. И кто знает, может быть, однажды дело закончилось бы пышной свадьбой.

Но судьба распорядилась по-другому. Она встала на их пути в виде молодого и уверенного в себе Юрия Саянского. Саянский ворвался в Юлину жизнь, как смерч, как тайфун, который увлекает за собой все, что попадается на его пути. Юлия даже не заметила, как попала в головокружительную воронку его страсти, выбраться из которой у нее не было сил. Она влюбилась и оглянуться не успела, как на ее пальчике золотом засияло обручальное кольцо. Новый муж сразу же наложил вето на ее занятие фигурным катанием. Гордеев остался не удел, попытался найти себе новую партнершу, но кажется, ничего у него из этой затеи не вышло. Что с ним было дальше, Юлия не знала. Да и знать особенно не хотела. Ее закружила семейная жизнь. Она потеряла Гордеева из вида и вот теперь через столько лет, он сидит перед ней в кафе, пьет пиво и закусывает креветками.

— Как ты жила все это время? — спросил Гордеев.

— Жила, — неопределенно пожала плечами Саянская. — Занималась семьей, растила детей. В общем, ничего особенного, жила, как все живут.

Юлия вдруг поймала себя на мысли, что ей и рассказывать ему особенно нечего. Об ее отрезке жизни длиною в двадцать лет можно сказать всего-навсего тремя словами: дом, муж, дети. И на этом поставить жирную точку. Саянскую охватило странное ощущение, как будто она стоит на обочине, а мимо нее проносится настоящая жизнь: яркая, насыщенная, содержательная. И к ней она сама не имеет никакого отношения.

— У тебя дети? Сколько? — поинтересовался Гордеев.

— Двое. Сын и дочь.

— Счастливая, а у меня ни семьи, ни детей, — горько обронил Гордеев.

— Почему?

— Да как-то не сложилось. Я после твоего замужества в Америку подался. Работал тренером, женился. А потом все прахом пошло. Контракт закончился, с женой развелся и вот я здесь.

— Невеселая история, — подавленно произнесла Юлия.

Она чувствовала, что в его жизненных неудачах отчасти виновата она. Останься она тогда в спорте, все могло быть по-другому. Ведь их пару прочили в чемпионы мира…

— А я ведь с тобой встретился не для того, чтобы жаловаться на судьбину, — в голосе Гордеева Юлия уловила оптимистические ноты. — Мне поступило одно интересное предложение. И я подумал, что почему бы не обсудить его с тобой.

— Какое предложение? — сердце Юлии тревожно ухнуло, как в предощущении перемен.

— В рамках телепроекта одна очень солидная компания организует просто фантастическое ледовое шоу. Я дал согласие, а потом подумал: может, и ты составишь мне кампанию? Сколько можно дома сидеть. Ведь ты же спортсменка!

От слов Гордеева у Юлии голова пошла кругом. Она давно забыла, что такое лед и запретила себе даже об этом думать. Она на полном серьезе считала, что никогда в жизни больше не выйдет на эту гладкую и сколькую поверхность. Неужели это реально, снова ощутить это упоительное скольжение, этот полет, этот ни с чем не сравнимый драйв…

— Не знаю, что тебе и сказать, — Саянская покачала головой. — Это все так неожиданно…

— А я тебя не тороплю, время еще есть. Ты хорошенько все обдумай и через недельку мне позвони. Договорились?

— Договорились, — ответила Юлия. Хотя судьба ей предоставила недельный тайм-аут, но в глубине души она уже знала сейчас, что очень хочет принять предложение Гордеева.

3

Несколько дней, после разговора с Гордеевым Юлия думала, как об его предложении сказать мужу, как вырвать у него согласие на свое участие в проекте. Сама она решила сразу, что хочет попробовать себя на новом поприще. Она готова была ответить согласием прямо там в кафе. Но ей стыдно было признаться Гордееву, что она в принятии этого решения, к сожалению, не вольна. Поэтому ей пришлось сделать вид, что она раздумывает. Ну, не говорить же ему, что она должна спросить разрешение у своего благоверного, словно она молодая девочка, а не зрелая матрона, у которой уже двое взрослых детей.

Еще на самой заре их совместной жизни Саянский занял категоричную позицию: Юле в спорте не бывать! Никогда. Таким образом, круг ее интересов резко сужался до размеров семьи. Юлия надеялась, что с тех пор много воды утекло. Дети уже выросли и не требуют такого пристального внимания матери, как раньше. Да и муж ее, как ей кажется, последнее время как-то отдалился от нее. Она вроде осталась не у дел. Может она зря мучается и, и Юра по прошествии времени он изменил свою позицию.

Раздумывая над этой проблемой, Юлия постепенно убедила себя, что так оно и есть, что муж поддержит ее в этом желании и что осталось чисто формально попросить его согласия.

К завтраку Юлия вышла с надеждой на то, что сегодняшнее утро принесет ей удачу и течение ее однообразной жизни изменится. Она специально приурочила изложение своей просьбы на утро. Ей не терпелось получить согласие мужа уже сегодня. До вечера она просто извелась бы вся. Да и Юрий, возможно, не стал бы ее слушать вечером, настолько измотанным и уставшим он иногда бывал после напряженного рабочего дня.

Когда Юлия вошла в столовую, Саянский уже чисто выбритый и при полном параде заканчивал завтрак. В руках его дымилась чашка с кофе, которым он традиционно завершал утреннюю трапезу.

— Доброе утро, милый, — Юлия чмокнула его в щеку, стараясь проделать этот чисто формальный жест, как можно нежнее. Муж никак не реагировал. Машинально поздоровавшись, продолжал думать о чем-то своем.

Юлия бросила взгляд на стол. Полина постаралась сегодня. На столе дымилась полная тарелка свежеиспеченных пирожков с мясом. Муж их просто обожал. И вчера Юлия специально заказала на завтрак его любимое блюдо. Сама она к ним никогда не притрагивалась, предпочитая диетические блюда. Сказывалась давнишняя спортивная привычка: только здоровая сбалансированная диета. Даже потом, когда она распрощалась со спортом навсегда, Юлия продолжала не позволять себе ничего лишнего. Ведь со стройной фигурой и крепким здоровьем она прощаться не собиралась.

Юлия смотрела на мужа, рассеянно отправляющий в рот уже страшно даже подумать какой по счету пирожок, и продолжала медлить с началом разговора. Слова, которые она собиралась произнести, вертелись у нее на языке, но ей не хватало духа произнести их. Наконец, она решилась.

— Юра, у меня к тебе очень важный разговор, — от волнения Юлия схватила с тарелки аппетитный пирожок и стала есть его без ощущения вкуса. Муж с удивлением посмотрел на нее. Это невиданное зрелище заставило его встрепенуться и оторваться от своих важных дум. Глядя на жену, жующую жаренный пирожок, он почувствовал что-то неладное.

— Что — то случилось? — Саянский с тревогой смотрел на жену.

— Нет, ничего особенного, — Юлия старалась говорить непринужденно, но когда ее рука потянулась за вторым пирожком, Саянский не выдержал.

— А ну выкладывай в чем дело?

— Вчера я встречалась с Александром Гордеевым. Помнишь его?

Лицо Саянского при этих словах приобрело кислое выражение.

— А, твой несостоявшийся муж. Как же. Отлично помню. Он мне тогда все грозился морду набить. Заметь не лицо, а именно морду. А ведь под интеллигента косил. Но я на него за это не в обиде. Такие очевидно, унекоторых людей представления о хороших манерах.

— Причем ту это. У тебя привычка вспоминать в первую очередь все дурное, — Юлия потянулась уже за третьим пирожком. Саянский перехватил ее руку и крепко сжал ее.

— Ты очень взволнована, дорогая. Так взволнована, что не замечаешь даже, что хочешь положить в рот уже третий пирожок, которые ты так ненавидишь. В чем дело? Неужели тебя так взволновала встреча с этим неудачником?

— Отпусти, меня. — Юлия постаралась, как можно мягче высвободить свою руку. Ей не нужна была сейчас ссора с мужем. — Меня взволновал не он, а то предложение, которое он мне сделал.

— Что? — Саянский зло сверкнул глазами. — Он все никак не может успокоиться. После стольких лет!

— Это не то, что ты подумал. Он всего-навсего предложил мне снова выйти на лед. — Юлия почувствовала облегчение, когда, наконец, сказала это.

Саянский оторопело смотрел на жену и хлопал глазами. Ей казалось, что он даже не понял смысла произнесенных ею слов. Она постаралась прояснить ситуацию.

— Одна очень солидная компания разворачивает ледовое шоу в рамках телепроекта. И я хочу принять в нем участие. Мне, кажется, я уже засиделась дома и могу рассчитывать…, — Юлия осеклась, так и не докончив фразу. Реакция мужа испугала ее.

Его лицо побелело, как будто он услышал что-то совершенно оскорбительное и возмутительное для себя. Правой рукой он нервно скомкал салфетку, а затем отшвырнул ее на пол.

— Никогда, слышишь, — прошипел он сквозь зубы, поднимаясь со своего места и нависая над ней, как глыба, — Никогда! Только через мой труп!

С этими словами Саянский отшвырнул стул с такой силой, что он с грохотом полетел на пол. На громкий стук, упавшего стула, прибежала их домработница Полина. Она увидела странную картину. Ее хозяйка Юлия Алексеевна сидела за столом с глазами, полными слез, а ее хозяин такой всегда выдержанный и владеющий собой, вылетел из столовой с искаженным от злости лицом, чуть не сбив ее с ног и, кажется, даже не заметил этого.

4

Весь день Саянский не мог сосредоточиться на работе. Хорошо еще, что на сегодня не было запланировано никаких важных встреч и совещаний. Так, шла обычная рутина, не требующая его особенного внимания. Вконец измучившись, Саянский плюнул на все дела, которые могут подождать, и стал думать о сегодняшнем разговоре с женой. Он и сам не мог понять, отчего его так задела ее просьба. Подумаешь, захотела снова на лед. Нет, конечно, об этом не могло быть и речи. Он не для того женился, чтобы его жена целыми сутками пропадала на работе, как проклятая, а вечером возвращалась домой, едва волоча ноги от усталости. Он вполне успешен в своем бизнесе, чтобы Юлия могла себе позволить беззаботную жизнь. Конечно, можно было сказать обо всем этом ей спокойно, и не теряя собственного достоинства. Обычно все свои эмоции он держит, как деньги в сейфе, запертыми на надежный замок, и никогда не позволяет себе опускаться до истерик. По крайней мере, не часто. Но сегодня он не сдержался и позволил себе лишнее.

Порывшись в своей памяти, Саянский так и не смог вспомнить ни одного случая, когда что-то так сильно могло вывести его из себя. Вывести до такой степени, что он в ярости стал швырять салфетки и стулья. Ему было досадно еще и от того, что Полина заметила его неуправляемую ярость. Хотя, какое ему дело до какой-то там прислуги. Тут с собой бы разобраться.

Саянский понимал, что его утренняя неадекватная реакция на просьбу жены имеет под собой основание. И он догадывается какое. Все дело в том, что вот уже несколько месяцев Саянский чувствует свою мужскую несостоятельность. У него решительно ничего не получается в постели с женой. Первый раз он объяснил ей это, сославшись на страшную усталость, потом на мифическую головную боль, потом на нервозную обстановку на работе, потом… Да он и сам не помнит, что потом. Каждый раз, он увиливал от исполнения супружеских обязанностей, ища какой-то весомый предлог, лишь бы Юлия не догадалась о его недуге. Кажется, она ему верила. Но сколько так может продолжаться? В конце концов, не дурочка же она — и однажды все поймет. И он не хотел бы, чтобы именно в этот момент рядом с ней оказался Гордеев, ее бывший партнер по катанию и ухажер, метивший ей в мужья. Уж он-то не растеряется и обслужит ее по полной программе. Нет, нельзя этого жеребца и близко подпускать к Юле. Пусть она лучше сидит дома и забудет про лед раз и навсегда.

Саянский подумал, что сегодня вечером обязательно еще раз поговорит с женой. Только без истерик. Спокойно и убедительно постарается объяснить ей, что ей это не нужно, что…

Саянский не успел додумать свою мысль до конца, резкий телефонный звонок прервал его размышления. Он поднял трубку и услышал взволнованный голос своего племянника Коршунова.

— Юрий Александрович, я сейчас в отделении милиции. Тут Яну взяли с ее дружком. У этого мудака героин нашли, а она с ним была.

— Что!!! — заорал в трубку Саянский.

— Да вы не волнуйтесь, Юрий Александрович, я уже все уладил. Ее отпустили, и мы возвращаемся домой. Через час будем дома.

Саянский швырнул трубку, да так что чуть не разбил аппарат.

Да, день явно не удался. Как начался с утра, так и продолжается в том же духе. Они, что все сговорились сегодня что ли? Наскоро накинув пальто, Саянский вылетел из кабинета. Сказал на ходу секретарше, что у него срочные дела, а сам направился домой.

Ну и задаст же он сегодня своей доченьке. Сколько можно терпеть все ее выходки. Эта ее богемная суета. Бесконечные показы, выставки, тусовки. Саянский совершенно не разделял образа жизни дочери. Ведь он мечтал видеть ее своей преемницей. По своей натуре она пошла в него самого. Сильная, властная, с мужским характером, не то, что его размазня-сын. Яна вполне могла стать принцессой его огромной бизнес-империи. Но он допустил ошибку и пошел на поводу у Юлии, позволив Яне учиться в Строгановское училище. А он так выступал против. Теперь вот пожинает плоды этой непростительной ошибки. Окончив училище на отлично, Яна серьезно заболела живописью и ни о каком другом занятии в жизни не помышляет, а о бизнесе вообще не хочет даже слушать. Он сделал вид, что смирился и на время оставил ее в покое. Он рассчитывал на то, что Яна наиграется ролью художницы, хлебнет богемной нищеты и вернется назад под крылышко отца. Но дочь что-то не очень торопилась под его теплое покрывало. А последнее время вообще стала неуправляема, особенно когда связалась с этим ничтожеством, этим музыкантом-неудачником, променяв его….

Когда Саянский вошел в дом, Яна была уже дома и, как ни в чем не бывало сидела в гостиной и что-то потягивала из бокала. Похоже, что она была изрядно под хмельком. В последнее время такое с ней случалось все чаще. Саянский почувствовал, как мутная волна гнева поднимается у него из живота вверх, и бьет прямой наводкой в голову. Он подскочил к дочери и выбил у нее из рук бокал. Он ударившись о пол, разлетелся в дребезги. Саянский почувствовал запах коньяка. Это его еще больше разозлило. Он ударил дочь по щеке.

— Как ты смеешь бить меня! — взвизгнула дочь, соскочив с кресла и с вызовом, уставилась на отца.

— Смею! Я еще не то смею! — Саянский толкнул ее обратно в кресло.

Яна пошатнулась и упала в кресло, как подкошенная. Она попыталась было встать, но крик отца остановил ее. Она вжалась в кресло и притихла. Саянский же бушевал.

— Все! Я больше терпеть не намерен твои выходки. Я тебе много раз говорил, чтобы ты гнала этого ублюдка, куда подальше. Но тебе плевать на отца. Достукалась, шалава! Если бы не мои денежки, под суд бы отправилась. Чтобы я эту мразь рядом с тобой больше не видел. Поняла!

— Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, — глаза Яны полыхнули злостью.

— Что!!!. — Рука Саянского снова взметнулась для удара. Яна съежилась, в глазах ее мелькнул страх. И это отрезвило его. Он опустил руку и постарался хотя бы немного успокоиться.

— Вот, что я тебе скажу, дорогая. Я имею право не только вмешиваться, но и полностью поменять твою жизнь. Потому, что я твой отец! И ты живешь на мои деньги. И я сделаю это. Я сам устрою твою жизнь, так, как посчитаю нужным. Я сам выберу тебе мужа и приведу его тебе. И только попробуй ослушаться! Тогда ты мне не дочь. Надеюсь, ты понимаешь, что это означает. Так, поняла?!

Яна кивнула головой.

Выпустив пар, Саянский почувствовал страшную усталость. Сейчас ему хотелось только одного: напиться и никого не видеть и не слышать. Он стремительно поднялся в свою комнату. Там, в баре, у него стояла бутылка коньяка, точно такого же, какой он выбил из рук дочери.

5

Среди постоянных обязанностей, которые выполнял Коршунов, была реализация спонсорских программ компании. Эти функции Саянский передал, а правильней будет сказать, сбросил на него год назад. Коршунов был этим сильно недоволен, так как хорошо понимал, что это не что иное, как еще одно не самое престижное занятие, который ясновельможий пан поручил своему верному холопа. А такое в последнее время случалось частенько; то, чем не хотелось в силу ряда причин заниматься президенту, он, со спокойной совестью перекладывал на своего заместителя. При этом у него даже не возникала мысль спросить, а хочет ли он, а согласен ли он взвалить на свои плечи новый груз. Да и попробовал он бы возразить. Коршунов до сих пор не то, что не может забыть, успокоиться не в состоянии, когда вспоминает, как однажды попытался было отказаться от подобного очередного задания, выполнение которого никак не соответствовало его прямым обязанностям. Гневный крик Санского до сих пор стоит в его ушах. Он, Коршунов, вылетел из кабинета начальника, как болид из поворота в гонках формулы один. Стоит ли говорить, что больше попыток возразить ему, он не предпринимал.

Коршунов сверился с графиком на компьютере. Его цепкая память не подвела и на этот раз, в самом деле, пришла пора отправляться в Финансовую академию и согласовывать план работ на ближайшие полгода. Над этим учебным заведением компания стал шефствовать сразу же, как только там стал учиться сынок Саянского. Саянский — старший тут же предложил ректору помощь в проведение различных строительных и ремонтных работ. На эти цели денег не жалели, но помогало ли это учебе Андрея, Коршунов сильно сомневался. Этому балбесу ничего не поможет. А ведь, если ничего не случится неожиданного, именно он в один счастливый, но только не для него Коршунова день, займет место хозяина компании. Хотя трудно представить, как он будет ей руководить. Кроме лошадей Андрея в жизни, судя по всему, ничего больше не волнует. Не будь он из столь богатой семьи, пошел бы в конюхи. И туда ему и дорога.

Коршунов не без труда подавил возникшее раздражение, не стоит растрачивать без толку свои драгоценные эмоции, они ему пригодятся для более важных задач. А сейчас надо заняться своим прямым делом.

Он позвонил проректору по хозяйственной части Финансовой академии, быстро договорился о встрече. И уже сидя в машине, вдруг поймал себя на том, что голос проректора звучал как-то не совсем привычно. Обычно он всегда радовался звонку Коршунова, подолгу расточал любезности. И хотя слушать их было весьма утомительно, Коршунов терпеливо ждал, когда проректор завершит эту обязательную программу. А как он еще должен был вести себя, учитывая, сколько расходует компания на помощь вузу. Он на его месте был бы еще велеречивей. А вот на этот раз проректор беседовал с ним как-то уж очень кратко, просто сказал, что ждет его и повесил трубку. Непонятно, чем вызвано такое странное поведение?

— Добрый день, Валерий Борисович! — приветствовал Коршунова проректор по хозяйственной части.

— Рад вас видеть, Виктор Данилович! — на всякий случай как можно приветливей произнес Коршунов. — Надеюсь, у вас все в порядке?

Проректор как-то странно взглянул на посетителя.

— Спасибо, в Академии все в целом замечательно… — как-то немного двусмысленно ответил он.

— А не в целом?

— Наверное, мне следовало бы сказать вам по телефону. Но, если признаться, ваш звонок меня сильно удивил.

— Мой звонок вас удивил? — удивился Коршунов.

— Но разве вы не в курсе? Я был уверен, что вы все знаете.

— Что я должен знать.

— То, что Андрей Саянский больше у нас не учится.

— Не учится?

— Именно так. Он завалил сессию, причем, по всем предметам. Мы при всем уважении к Юрию Александровичу и к вам, — после едва уловимой паузы добавил проректор, — не могли его не отчислить. Нас бы никто не понял. Вы понимаете…

— Понять не сложно, — пробормотал Коршунов. Им овладело предчувствие, что судьба шлет ему еще один шанс.

— Поэтому меня удивил ваш звонок. Я полагал, что после отчисления, вы перестанете быть среди наших спонсоров.

Коршунов внимательно посмотрел на проректора.

— Разумеется, мы огорчены тем, что Андрей больше не является вашим студентом. Но наша компания верна своим обязательствам, и мы готовы продолжить сотрудничество.

— Это так? — не скрыл радости проректор. — Вы даже не представляете, как это кстати. Меня сильно огорчала мысль, что наше сотрудничество может быть прервано. Но раз вы говорите, что уход вашего родственника никак на этом не отразится, то я приготовил список неотложных работ.

Коршунов въехал в ворота, выскочил из машины и побежал к дому. Ему не хотелось, чтобы его кто-то бы сейчас увидел. Но разве бывает все так, как хочешь, у самых дверей в комнату Андрея он столкнулся с Полиной. Она бросила на него внимательный взгляд. И он невольно выругался про себя. Эта проныра вечно оказывается там, где не надо.

Коршунов постучался и вошел в комнату Андрея. Ну, конечно, чем еще ему заниматься, он рассматривал в компьютере фотографии лошадей.

— Можешь оторваться от своего важного занятия? — мягко поинтересовался Коршунов.

Андрей неохотно повернулся к нему.

— Да это я так, — смущенно пробормотал он, — а вообще-то я свободен.

— Люблю свободных людей, от них идет какой-то особый аромат, которого начисто лишены мы, люди без конца занятые, — проговорил Коршунов.

Андрей, почуяв какой-то подвох, подозрительно посмотрел на Коршунова.

— У меня тоже дел много, учеба…

— Да, да, я понимаю, — нетерпеливо перебил его Коршунов. — По себе помню, учеба будь она трижды не ладна, отбирает много времени. Хотя с другой стороны… Знаешь, Андрюша, я только что из Финансовой академии. Как ты помнишь, мы же ее спонсоры. И мне там сообщили удивительную новость… — Коршунов сделал театральную паузу. И сразу же увидел, как смертельно побледнел юноша.

— Тебе сообщили? — с тревогой переспросил Андрей.

— А ты как думаешь?

Андрей опустил голову.

Коршунов встал, подошел к юноше и обнял его за плечи.

— Тебя отчисли почти месяц назад. И до сих пор никто в доме об этом не знает. Так?

Андрей кивнул головой.

— Ты знаешь, как отец относится к моей учебе. Если ему станет известно…

— Дальше можешь не продолжать, скандал будет вселенского размера. Я тебе не завидую. Если останешься живым, считай тебе повезло. В гневе твой отец страшен.

— Не то слово! — воскликнул Андрей. — Я не знаю, что мне делать. Я так боюсь ему признаться, — признался он.

— Да, ситуация не простая. Но мы же с тобой всегда были друзьями.

— Да, — с надеждой посмотрел на него Андрей, — друзьями. На самом деле, особой дружбы между ними никогда не было.

— Я. конечно, ничего не скажу твоему отцу. Но рано или поздно он все равно узнает. И тогда…

— Может, мне убежать из дома, — вдруг предложил Андрей.

— И куда побежишь? — насмешливо спросил Коршунов.

— Не знаю.

— Это глупо. У тебя нет ни денег, ни профессии. Ведь так?

— Так.

— Есть другой вариант.

— Какой? — встрепенулся юноша.

— Послушай меня только спокойно и внимательно. Скоро совет директоров, перевыборы Председателя правления и президента компании.

— И что из этого, — сразу же поник Андрей. — Всем известно, что отца переизберут.

— Все зависит от нас. Если мы все проголосуем против него, он не станет президентом. И тогда ему будет не до твоей учебы.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— А другие? У меня же совсем немного акций.

— Это, Андрюшенька, уж не твоя забота. Ты сделаешь, как я только что сказал?

— Если ты уверен в результате?

Коршунов снова обнял его за плечи.

— Уверен. И у тебя будет все хорошо. Будешь заниматься своими лошадьми.

6

Произошедшее с Яной окончательно доконало Саянского. С женой он в тот вечер так и не поговорил, как собирался: а именно по-хорошему. С дочерью тоже устроил скандал. Что-то последнее время у него все чаще и чаще стали сдавать нервы, отметил он. Это сильно беспокоило Саянского. Он не привык чувствовать себя неуправляемым невротиком. Наоборот, всегда гордился тем, что никто не может его упрекнуть в скандальности и неуравновешенности. Спокойствие и уверенность в себе были всегда его фирменными качествами. И вдруг в один прекрасный день все покатилось под откос. Словно пробка выскочила из бутылки шампанского. И ладно бы он не сдержался с женой, когда она собралась забросить дом и вернуться в спорт, да и с Яной причина для размолвки очень даже уважительная. Но самое скверное было в другом. Последнее время он стал замечать, что часто срывается на мелочах, на самых обыкновенных пустяках. Недавно отчитал за какую-то ерундовое упущение свою секретаршу. Потом их домработницу Полину за то, что она подала ему не достаточно горячий чай. Раньше он до таких мелочей не опускался и с прислугой никогда не объяснялся. Да ему по большому счету было всегда наплевать, какой в его чашке чай.

Анализируя причины происходящих с ним перемен, Саянский склонялся к тому, что его нервы расшалились исключительно по одной же причине. Он перестал чувствовать себя мужчиной и ужасно страдал от этого. Да что там страдал, он был в панике от того, что это не просто временное функциональное расстройство, а самая настоящая импотенция. К врачу он идти не хотел, боялся получить окончательный приговор. Надеялся, что это временно, что это просто усталость, нервы, что это пройдет. Но отчего-то это никак не проходило и вот уже месяца три он живет, как на пороховой бочке. Дело дошло до того, что он стал плохо засыпать, а иногда вообще не мог заснуть всю ночь напролет.

Чтобы окончательно не свихнуться, он решил проверить имеют ли его страхи достаточное основание для того, чтобы так мучить его. Ему приходилось слышать, как другие мужчины поступали в аналогичных случаях. Он решил рискнуть, и когда окончательно созрел до такого шага, то вознамерился действовать решительно и быстро, чтобы, как можно скорее покончить с этим неприятным делом. Он долго раздумывал, как лучше ему все это устроить и решил для этой деликатной миссии обратиться к племяннику. Саянский выбрал момент, когда в доме никого не было и пригласил Валерия к себе в кабинет. На работе ему говорить на эту тему не хотелось.

Коршунов удивился, когда дядя позвал его в свой кабинет, в это святая святых, куда он редко кого допускал. Обычно они беседовали с Саянским в офисе, если это касалось дел фирмы, а если проблема носила частный характер, то дядя говорил с ним в холе или столовой, но только не в своей главной резиденции. Коршунов гадал, с чем это могло быть связано. Перебрал множество вариантов, но ни один из них так и не удовлетворил его.

Саянский усадил Коршунова в большое кожаное кресло, плеснул в бокал дорогой коньяк и протянул его племяннику. Себе он тоже налил коньяк, молча осушил содержимое бокала и тут же налил снова. При этом он не присаживался, а продолжал ходить вдоль кабинета. Коршунов заметил, что Саянский сильно волнуется. Происходящее его заинтриговало. Он никогда не видел своего дядю таким. Но тот упрямо продолжал хранить молчание, словно бы готовился к важному разговору. Наконец, Саянский, осушив очередной бокал, снова наполнил его прежним содержимым и как-то тяжело сел в кресло напротив Коршунова.

— У меня к тебе деликатная просьба. Не знаю, даже, как сказать. — Саянский отхлебнул из бокала маленький глоточек. — Черт, как это оказывается трудно, — растерянно произнес он. — Первый раз я в такой дурацкой ситуации.

— Я вижу вас что-то гложет, — осторожно начал Коршунов. Он нутром почувствовал, что сейчас услышит что-то очень важное. То, что он сможет использовать потом в своих интересах.

— Д, ты прав. Я оказался в сильном затруднении и хочу попросить твоей помощи.

«Вот это да! — мысленно присвистнул Коршунов. — Этому небожителю вдруг понадобилась моя помощь. И у кого! У меня, которого он за человека никогда не считал. Ну-ну, давай излагай побыстрей. Я весь в нетерпении, как девушка перед свадебной ночи»».

— Дело в том…, — Саянский запнулся, но окончательно решившись выпалил, — В общем, мне нужна женщина.

Сказал и сразу у него, как гора с плеч свалилась. Но Коршунов, кажется, не понял его.

— Вы хотите взять себе новую секретаршу?

— Да, нет! — Саянский удивился, что до Коршунова доходит, как до жирафа. — Баба мне нужна, понимаешь? Такая, чтоб мертвого могла поднять и помоложе желательно.

— А! — Коршунов даже поперхнулся от неожиданности. — Понимаю.

— Да что ты понимаешь, — раздраженно бросил Саянский. — Мне она нужна только для того, чтобы я мог кое в чем убедиться. И все. Я ее использую, как презерватив, один единственный раз. Сможешь мне это устроить?

— Да никаких проблем. Когда она вам нужна?

— Я подумаю и скажу тебе, а ты присмотри пока. Лады?

— Для вас я готов на что угодно.

— Ладно. Я тебя отблагодарю за это. Только ты сделай так, чтобы ни одна душа… Понял? А уж Юлия тем более.

Коршунов не шел домой, а летел. Его душа пела и ликовала от восторга. Неужели там, на небесах услышали, наконец, его молитвы и удача сама прет ему в руки. Вот он его звездный шанс. Ну, держись теперь, дядюшка. Ты сам мне себе сдал. Теперь тебе точно каюк.

7

Пономарев, как обычно, расположился на заднем сиденье машины, закрыв глаза. Обычно в такие минуты он старался вздремнуть, все равно, пока автомобиль преодолеет все пробки и заторы, пройдет немало времени. И кроме как на сон иного употребления его и не сыщешь. Но сейчас ему было не до сна, он весь кипел от негодования. Конечно, Иван, еще тот прохвост, сколько раз он внушал сыну, чтобы он вел себя честно, но того все равно тянет куда-то не туда. И все же от Юрия такого не ожидал. Столько лет, можно сказать, безупречной дружбы и взаимовыручки. Кем бы он был бы без него, выбился ли в люди? Это еще большой вопрос, как бы развивался бизнес Саянского, если бы он, Пономарев не помог ему в самом начале пути. И затем на протяжении стольких лет они всегда находили общий язык, сколько раз выручали друг друга из не простых ситуаций. Можно сказать, что он до некоторой степени стал членом семьи Юрия, и ему казалось, что с этой стороны неожиданностей не должно происходить. Должно же хоть что-то в этом переменчивом мире быть постоянным и стабильным. Именно по этой причине он и попросил устроить сына в компанию Саянского после того, как тот сменил несколько мест работы. Был уверен, что уж там ему ничего не грозит. А вышло все совсем иначе.

Юлия права, Саянский, в самом деле, изменился, стал каким-то иным, чересчур самоуверенным. Вообразил себя маленьким богом, которому все дозволено, который все может. В какой-то степени у него есть на то основания, в последнее время ему везло, регулярно получал хорошие подряды, существенно увеличил оборот компании. Но ведь и он, Пономарев, приложил к этому руку. Но, кажется, Юрий перестал в прежней степени ценить то, что он делает для него. Иногда даже кажется, что он полагает, что может обойтись и без его помощи. Ну что ж, посмотрим, если он прав, как у него это получится.

Водитель остановил машину возле одного приятного, хотя и не очень приметного ресторанчика. Пономарев специально выбрал для встречи это место, именно в этом заведении много лет назад они обделывали свои первые дела. Может быть, воспоминания о тех славных годах как-то подействуют на Саянского. Хотя уверенности в этом у него не было.

Саянский явился без опоздания. Сдержанно, без обычной сердечности, поздоровался, сел за столик и с интересом огляделся.

— Помнишь? — спросил Пономарев.

— Слава богу, у меня склероза еще нет. Да, были времена. — Однако никаких ностальгических ноток Пономарев в его голосе не услышал.

— Всегда приятно вспомнить прошлое.

Саянский кивнул головой.

— Вспомнить приятно. Но говорить я предпочитаю о настоящем, для воспоминаний нет времени. Вот отойду от дел, тогда и стану предаваться воспоминаниям. Так о чем ты хотел со мной переговорить?

— Может, сначала выпьем, закусим. Как в былые года, мы были большими гурманами, — предложил Пономарев.

Саянский отрицательно покачал головой.

— Я уже отобедал. А второй раз я не ем, здоровью это не полезно.

— Раньше ты так его не берег.

— То было раньше. Если хочешь что-то заказать, то закажи мне минеральной воды. А сам не стесняйся.

Отправляясь в ресторан, Пономарев действительно рассчитал там пообедать. Но сейчас почувствовал, что у него пропал аппетит.

— Я выпью кофе.

— Не советую, — произнес Саянский, — в нашем возрасте это не самый полезный напиток.

— Все равно выпью. — Пономаревым овладело одновременно упрямство и раздражение.

— Так о чем будет наш разговор? — напомнил Саянский.

— О сыне, — буркнул Пономарев.

— Я так и предполагал, — почти не скрывая недовольства, произнес Саянский. — Ладно, давай говори. Все равно уже я пришел сюда.

Он считает, что разговор об Иване — это потерянное для него время, еще сильней раздражаясь, подумал Пономарев.

— Я понимаю, что Иван — не самый примерный молодой человек на земле, — начал Пономарев, — и он совершает ошибки…

— Это не ошибки, — перебил его Саянский. — На его ошибки я закрывал глаза.

— Да ты прав, это не ошибка, это хуже, — поспешно подхватил Пономарев. — И все-таки, не стоит так его сурово судить. Я разговаривал с ним, задал ему трепку. Он сильно раскаивается и обещает, что ничего подобного с его стороны никогда не повторится.

Несколько минут Саянский молчал, и Пономарев вдруг поймал себя на том, что все его тело сильно напряглось.

— Дело не в том, раскаялся ли Иван или нет, повторит он подобное или не повторит, — вдруг жестко произнес Саянский. — Я не гадалка и знать такое не могу. Зато я знаю две вещи: твой сын совершил очень серьезный проступок, он попытался меня обмануть, украсть у меня достаточно крупные деньги. И второе: такому сотруднику я никогда не смогу полностью доверять. А ты знаешь мой принцип: у меня в компании должны работать только те, кому я доверяю почти так же, как самому себе. Я не стану никому рассказывать о том, что случилось. Но пока я президент компании Иван в ней работать не будет. Если ты позвал меня только за этим, то можем считать, что разговор окончен. У тебя есть ко мне другие вопросы?

— Нет, — ответил Пономарев.

— Тогда, извини, Петя, но я пойду. У меня куча дел.

Саянский встал и своей быстрой и решительной походкой направился к выходу. Пономарев проводил его хмурым взглядом. В этот момент официант принес заказ. Пономарев бросил на стол деньги и, не притронувшись в чашке кофе, двинулся вслед за исчезнувшем Саянским. Он и не подозревал, что способен испытывать столь бурные негативные эмоции в отношении самого старого своего друга.

8

Дверь кабинета Саянского резко распахнулась, и из нее выскочила Юлия. Ее лицо было все в слезах. Она явно не видела ничего вокруг и едва не натолкнулась на Коршунова, он в самую последнюю секунду успел отскочить в сторону.

Юлия не только не притормозила хотя бы чуть-чуть свой бег, но даже не бросила в его сторону взгляда. У него возникло ощущение, что она даже не заметила его присутствие. Такого с ней не случалось давно, они неизменно перебрасывались при встрече хотя бы несколькими словечками. Она всегда живо интересовалась его жизнью, всем, что с ним происходит. И не удивительно, ведь по сути дела она заменила ему мать. Что же такое ужасного могло случиться, если она забыла обо всем?

Из кабинета вышел Саянский. Вид у него был непривычно расстроенный. Сомнений в том, что они с женой поссорились, у Коршунова больше не было. На его памяти это была чуть ли не первая такая сора. По крайней мере, раньше Юлия не выбегала в слезах из кабинета супруга. Значит, муженек достал и ее.

Саянский задержал взгляд на Коршунове, хотел что-то сказать, но вместо этого лишь махнул рукой. И скрылся за дверью.

Коршунов неожиданно замер на месте. А ведь женщина в такой ситуации нуждается в утешении, она особенно податлива на уговоры. Нужно срочно идти к ней.

Коршунов постучал в дверь. Не дождавшись ответа, осторожно ее приоткрыл и заглянул в комнату. Юлия сидела в кресле, лицо было по-прежнему в слезах, а взгляд неподвижный, как у статуи, устремлен в стену. Он немного нерешительно вошел.

Юлия перевела взгляд на него, поспешно достала из кармана платок и стала смахивать с глаз слезы.

— Я тебе не помешаю? — спросил Коршунов.

— Хорошо, что ты пришел. Мне сейчас трудно быть одной.

— Ты знаешь, я всегда готов помочь тебе в трудную минуту.

Конец ознакомительного фрагмента.