Записки от старости. Ироническая проза

Владимир Иванович Данилушкин

Это записки малых форм моего героя, почти ровесника мне. Есть у киношников прием, называемый лупой времени: по кадрику, по кадрику, и на экране расцветает в несколько мгновений цветок: живи, живи на Колыме до упора, станешь трижды ветераном Крайнего Севера, а Магадан останется самым молодым городом Дальнего Востока. От него пусть исходит энергия и вдохновение, которыми ты с товарищами его зарядил.

Как рыба об лед

— У меня батарейки сели.

— И ты присядь, отдохни

Было морозно, минус 35, когда наша шла домой. 18 февраля. Обморозила два пальца руки. Так обморозила, что понять не могли — обморожение или ожог.

Упала возле крыльца собственного подъезда: поскользнулась на гололеде и грохнулась со всего роста. Ее два парня подняли. Подумали, пьяная, а нет, просто убилась. Звонят снизу по мобиле, чтобы открыл дверь подъезда. У нас она на замке уже несколько лет. Ведут под руки, я у них путаюсь под ногами, как бобик.

Думал, справлюсь с раной сам, перекисью промою, есть пузырек запаянный, для внука припасали. Поднялись в квартиру — нет, перекисью не обойдешься: хлещет кровища. Из-под вязаной шапки за воротник шубки течет. Бездумно, на автомате разделась и тут же принялась одеваться. Под шапкой седые волосы, остатки пышной прически, напитанные кровью. Словно кадр из американского ужастика.

Давай-ка, быстрей в травмоотделение, благо, оно через два дома, у «Цветов». Кровь сочится, не переставая. На голове у младенцев есть родничок. Ну и здесь пульсирует родничок.

Такси вызвали, умотали голову и плечи банным полотенцем. А кровища хлещет всю дорогу до больницы. Хорошо еще, что путь не далекий.

Добрались. Стали у травматолога смотреть и обрабатывать. Рана сантиметров 8 длиной, кость черепа видна. Белая такая. Причем, меридиональное направление. Как так можно грохнуться? Это место головы невозможно задеть, если падать. Ближе к шее. Может, удар ножом?

Может, напали, хотели вытребовать выкуп, да не решились. Или что-то вспугнуло. С другой стороны, похищенная могла запросто склеить ласты. На выкуп, конечно, у нас денег нет, разве что подала бы в суд на городское начальство за свое падение, да отсудила бобла! Ну, это уж потом задние мысли пришли.

Сама не помнит, как и что. Вроде как провалилась в бездну. Следов падения на льду нет, на другой день сама осматривала, когда с перевязки вел ее пешком, решилась продышаться. Осторожно шла, и казалось мне, что лед фрезой сработан: не хочешь, да потеряешь равновесие. В сквере, где памятник, прозванный в народе «Мозги», неприятное напоминание. И меня тянет всякий раз объяснять, поскольку очевидец, как здесь взорвался фермер. Еле сдерживаюсь, чтобы не открыть рот. Пусть уж сама мыслит вслух.

Такое вынесла умозаключение: был гипертонический криз, вот и свалилась пластом. С ней такое случалось не раз. Да и мне подобное отчасти знакомо: сам по стеночке ходил, за трубу цеплялся.

Все-таки начала рассуждать о колдовстве и порче, перебирать женщин старшего возраста с подходящими внешними данными для такой акции. Может, здесь колдуны вуду появились?

Насчет планетарных причин не заморачивается, не верит в критические дни и гороскопы, и мне это нравится.

С мудрой сказочницей, Зинаидой Ивановной при удобном случае решил я проконсультироваться насчет колдовства. Для нее шаманство — не пустой звук. Она, может быть, родилась под звук шаманского бубна. И вся жизнь, как бы ни была она реальна, имеет сказочную подложку, с элементами ясновидения.

Идет недавно из магазина с продуктами. Дело к весне, лужа на пути попадается. Прикидывает, как обойти препятствие.

Ничего не происходит, и вдруг ощущает: перемену положения в пространстве. Упала вперед, но успела выставить руки, прямо в лужу угодила. По локоть в грязи, и плащ впереди задет, лицо тоже. Выпрямилась, огляделась: похоже, никто не заметил внезапного падения. Не заорал, не бросился на помощь. Сумка на месте, купленные продукты тоже. Деньги не тронуты. Постояла минуту-другую, пошла своей дорогой. Понять не может, что произошло, а спросить не у кого.

И надо же, на обратном пути точно такое же падение. Та же сумка и лужа и руки по локоть в ней. Не сказать, чтобы сильно пострадала, но приятного мало.

Стала размышлять, ни к чему определенному не пришла. Кто-то наколдовал, может быть, а кто именно, сказать невозможно.

Настораживающая похожесть.

К осени падения у нашей возобновились. Упала раз, тут же второй и третий. Побилась, поломалась. Равновесие не держит. Какие-то таблетки ей давно выписывали, а как называются, забыла. Я-то помню, подсказал.

«Может быть, ее сбил с ног поток моего сознания?» — пришла на ум неестественная для меня фантастика.

Иной раз физически чувствую, как исходит в окружающее пространство ее головная боль. У моей артериальное давление 240, так и хочется сказать вольт. Только собрался поделиться этой информацией с сыном, а он мне предъявляет: папа, из-за тебя опять мой комп завис. Ты как-то резко заходишь в комнату, и вихрь паразитных токов поднимается.

Зашили женушке головную пробоину. Кстати, месяцем позже прошла информация, что на Украине изобретен способ не зашивать, а сваривать раны ультразвуком. Кожа оплавляется и прочно схватывается механическим контактом. Потом и сосудики кровеносные, где надо, прорастают. Вот бы заделывать мне, таким образом, трещины на ногах, полопавшихся от диабета, а то хожу с болью, как Русалочка из сказки. И опасаюсь, что отрежут ступни, не дай Бог.

21 февраля. В квартире +16, на улице — 35, уже не первый год зима свалилась морозными максимумами на февраль и март. У снохи не заводится ее «Тойота». По-моему, дело не только в аккумуляторе и запредельном холоде. Вспомнился американский фильм о боевых учениях на Аляске. Там, напоминаю, потолок температуры определен в 30 градусов. А ниже — оптированный, как говорит внук, день. Кстати, мороз не остановил деток, идут обычные занятия в школе. Малыш сегодня участвовал в празднике песни и строя. Потом я его провожал на Кольцевую, поскольку бабуля вышла из строя. Мальчик сам справился с ключами-замками. Пребывал в роли хозяина, принимающего гостя: «Тебе какой чай, дед? Малиновый или покрепче?»

Вечером зашла мама Гарика. Полечила нашу бабулю.

У раненой осталось ощущение, что потеряла 700 миллилитров крови, потом до литра самоощущение дошло. Плюс сотрясение, конечно. Судя по тошноте, сильное. Заехали назавтра к ней медики, следующую перевязку сделать, а дело швах, сильно ослабла. Наблюдение персонала нужно. Надзор, Вовремя соломинку бросить. Коль уж не получилось соломки постелить.

Увезли в стационар, вон, сколько дней выхаживали. Считай, две недели. Пока все ее мысли склеились.

Два больших полотенца, напитанных кровью, мы не стали тогда из травмотделения брать домой. Теперь надо бы эксперимент поставить, сколько требуется крови, чтобы напитать два полотенца.

Заходил в больницу, проведать. Конечно, ужас, но не у-жа-с. Смерть висит в воздухе. Глаза закроешь, в нос пробивает запах крови и гноя.

Вот тебе и зимний дождь с оттепелью. Хорошо, что госпитализировали своевременно.

Был там один феноменальный пациент. Собственно простых в нейроотделении нет. Но этот проходит во второй тур конкурса. Пострадавшего, как пазлы, складывали. Состояние здоровья заставило его спать сидя. Но спустя какое-то время и такая поза стала неприемлемой. Одышка и тахикардия заставили медиков искать и найти: отныне будет спать стоя, как слон. Вроде нормально, но душа не лежит. Подвесили на пружинах, а потом и применили мощные магниты. Как гроб Магомета между полом и потолком завис. Пораженная таким ходом врачей смерть смущенно отступила, пожимая костяными плечами.

А как было дело? Молодой и вполне здоровый, разве что рассеянный человек на улице Пролетарской вышел на проезжую часть из-за джипа. Его не было видно водителям. Шагнул и попал под машину. Был сбит с множественными повреждениями. Привезли его к Гаричкиной маме, поскольку посчитали пьяным. Трезвые вроде уже научились переходить проезжую часть, да и светофоров усовершенствованных вон сколько. Тех. что показывают, сколько секунд осталось до зеленого. И до красного. Цирк бесплатный.

Но не всем дуракам дорожный закон писан. Будет теперь лечиться минимум полгода: череп пробит, повреждения мозга. О чем человек думал, где мыслями витал, Виталь?

И тут слух прошел: оказывается, я сам кому-то сильно насолил своим пребыванием на земле, и этот некто ждет, не дождется садануть мне по затылку молотком. Кому я насолил — такой пресный? Не сказать, чтобы я испугался, но интересно стало. Пришлось убедиться, что угроза реальная. Ну и попробовать избежать ее.

Гулял по берегу моря, осваивал новую фотокамеру, снимал кромку прибоя, накат волн. Света много днем, и не все различимо в должной мере в видоискателе, да еще зрение подводит. Недаром в прошлом фотографы накрывались вместе с камерой черным бархатом, чтобы не отсвечивало изображение на матовом стекле. Надо бы попросить жену, чтобы отдала свое бархатное платья с юных времен, оно такое миниатюрное, как раз для фотомешка сгодится.

Я снимал с нижней точки воду, не зная, будет ли она на снимке прозрачна, либо зеркальна, какой у нее цвет, как отобразится берег, в частности, рыбный порт и не освободившиеся от снега сопки. Двадцатикратное приближение объектива — с ним освоиться нужно. Чайку в полете так и не удалось поймать навскидку.

И люди ходят по берегу, хотелось взять их в кадр, но как-то так, безлично, как световые пятна. Одна юная особа в оранжевом спортивной тренике, войдя по щиколотку в воду, так раскинула руки и согнула корпус, так балансировала, чтобы не плюхнуться, что походила на снимках на заморскую птицу, а другая, в длинном розовом платье, живописно вышагивала с крохотной тупорылой собачкой у ноги — та держала дистанцию, будто была на поводке. Длинные волосы, такая редкая нынче воздушная юбка, уносящая во времена Чехова. Безупречный, идеальной формы бюст.

И вдруг какая-то некрасивая злая женщина закрыла мне ладонью объектив. Она произвела мгновенное неизгладимое впечатление именно своей некрасивостью, в Магадане это редкость — быть такой дурнушкой. Появилась, как чертик из детской страшилки, назвала меня старым козлом, будто, сама молодая и не желает терпеть мои приставания. В затрапезном наряде, только на кофточке, на груди вышивка гладью — два помидора в районе грудей. Огромные помидоры. Ташкентские, что ли? Глаза широко посаженные, обличают лживую натуру.

Я был весь в своей съемке и потерял дар речи. Мое молчание ее разозлило. А меня рассмешило ее поведение, и смех обидел ее еще больше. Видимо, она ждала каких-то слов, принятых в ее среде, а я их не знал. Если бы я знал, сработал бы на автомате. Да, я порой забываю весь словарь.

— Ну, тогда у тебя не только все твои кадры пропадут, но и программа посыплется, — сказала.

Явно перегрелась, бедняжка. Вон и цвет лица — будто взялась красить губы, да и перепачкалась вся, до кончиков ушей. Одним словом не определишь. У автомобилистов есть сложные названия цвета: «брызги шампанского» там, «давленая вишня». Типа того. Цвет портвейна №13. Цифровой, стало быть, в тему, как и моя камера.

Незнакомка произнесла свои грозные слова и перекрестила объектив. Это не на проклятье походило, а на благословение. Или она фотографию к бесовщине относит? Японцы, которые изготовили это чудо техники, молятся другим богам…

Пришел домой, снимки на комп перегнал. И оказалось, все-таки задел я ее, попала в кадр. Рассмотрел в спокойной домашней обстановке. Конечно, она была симпатичной молодой дамой, нагловатого белобрысо-рыжего типа. На лице ни одной морщинки. Сорока нет. Конечно, я старый козел, и толку ей с меня — как с козла молока.

Но она была не совсем права, торопыга: надо было дать мне законные 8,5 секунд, чтобы мне в нее влюбиться. И еще какое-то секундное время, чтобы преодолеть сухость во рту.

Не знаю, можно ли от такой женщины ждать удара молотком по кумполу, жену надо спросить, да лучше ее не трогать. Может, любимая принесла себя в жертву, чтобы завершить затянувшееся повествование? Бредовое предположение. Я за него могу схлопотать по полной.

И вот еще одно лыко в строку: питерский друг-приятель Стас сообщает: отвалялся в больнице пару недель: второй микроинсульт пережил. Тоже шажок сюжета. Может, в меня метили, а попали в него? Чертовщина какая-то.

Удар по голове тупым предметом, съем денег с недвижного тела. Где-то так все и было с женой. Недаром день пенсионный, 18-число, моя женщина направилась в магазин, в нашем же доме, а ведь никаких покупок не совершила, да и сумки у пострадавшей не оказалось. Правда, эти обстоятельства проходят мимо ее сознания. А я не настаиваю. Может, временная потеря памяти, а потом все вернется? Может, засияет с новой силой?

В самом конце апреля ударом в голову выведен из строя наш взрослый сын. Очнулся утром в больнице и ушел в полном недоумении, без ноутбука, фирменной сумки и мобильника. На голове остался небольшой след, хорошо хоть, без рассечения кожи.

Наверное, кастетом саданули, — сделал он предположение. Зато нога, задетая год назад при разбойном нападении, после удара по голове совсем не болит, — воскликнул с удивлением. (Слово «кастет» вызвало у меня прихотливую ассоциацию с кастами в Индии). Когда раньше нападали, год назад, отобрали сумку. Брезентовую сумку от ноутбука, и скоро она была найдена сожженной в подъезде, в другом районе города. Налетчики просчитались в смысле добычи. Утерянной оказалась и тетрадь с записями на английском языке. Пришлось прибегнуть к костылям, пока у сына срослась сломанная берцовая кость. Нападавшие какие-то спортсмены-извращенцы были, что ли? Или кто-то их нанял? Сыщики из полиции так и не нашли нападавших. А нет ли тут связи между этими случаями? Может, началась охота на всю семью, и тогда я один остался нетронутым, на закуску, но у меня все впереди — вполне вероятно, могу напрочь лишиться головы. Снова бегу мыслью по кругу. В тот морозный день пострадавшая была в вязаной шапочке. Сама, если память мне не изменяет, связала. (Кто, кто не изменяет? — подхватывает внутренний Станиславский. — Это вашу пассию так называют — Память?).

Надо было ей заплести в шапочку тонкую стальную проволоку…

Когда моя увлекалась рукодельем, ситуация другая была. Считай, полтора десятка лет прошло. Только нельзя представлять середину девяностых благостными и безопасными временами. Как раз на том же самом месте, под аркой, на нашу женщину уже было совершено нападение. Многое изменилось за прошедшие годы, а преступность? Преступность у нас организованная, боевая и задорная. Некоторые числят ее национальным достоянием. Помню, рассказывала: напала шпана, двое-трое. А женушка одна отбилась. Закричала так, что у малолеток перепонки полопались. Это она умеет. Шапку хотели у нее сорвать. Соболью. Красивая шапка. Как корона! Самооценку повышала. А и не требовалось особо-то повышать. В Америке только что побывала, как на крыльях летала, так нахлынуло. Это уж потом, буквально через несколько недель, стала хмуриться. Думал, перестанет, рассмешить ее пытался. А она будто разучилась смеяться. Помню, молодая еще для морщин — 45 лет. Наверное, устала. Запредельная усталость. Отоспится, и все образуется. Разгладятся кожные лучики, станет ангельское личико прежним. А не разгладились. Как говорят, обратного хода нет. Другие-то красавицы, ее коллеги, приладились шарфик повязывать, чтобы скрывать дряблую шею, темные очки, ночь-полночь, напяливали: мол, такая мода. А она — нет. Гордая. Будто сам Господь должен был устыдиться, сделать откат. Вернуть статус-кво.