Сожженная рукопись

Владимир Иванович Кочев (2021)

Книга В.И. Кочева «Сожженная рукопись» открывает для читателя, наверное, самые страшные страницы российской истории. Гражданская война, раскулачивание, голод, репрессии, Великая Отечественная война… В центре повествования находится история нескольких крестьянских семей — одни остались в разоренной сталинской коллективизацией деревне, другие, пережившие трагедию выселения и ссылок, пополнили ряды рабочего класса. Несколько семейных линий объединены образами автора, который рассказывает о том, что он сам пережил, от первого лица и его дяди Андрея — человека необыкновенной, яркой и трагической судьбы.Размышляя о характере русского народа и о том, почему народ, расколотый коллективизацией и репрессиями, в годы войны, как один поднялся против общего врага, автор приходит к выводу, что это произошло вопреки воле Сталина. Это и есть мудрость народа и страстная любовь к родной земле, и чувство чести и долга, и многое другое.Содержит нецензурную брань.

Обратно в злой город

Волчата выросли, как волки,

Выходят на свою тропу,

А на пути одни иголки,

Но где другую взять судьбу?

Город, который покинула семейка Бледного, не заметил потерю. Как и раньше шелестел базар, лишь затихая в потёмки. По-прежнему гремел костяшками игрок. Руки его мелькали, а глаза всё зрили. Но что это? Его фокус-мокус отчего-то сорвался, что-то отвлекло его от изящной работы. Две пары босых ног приблизились к нему. Он поднял голову, чтобы обматерить, но, увидев, вздрогнул. Перед ним стоял тот нищий, но с глазами бешеного быка, и пижон с «вострым» насмешливым взглядом, одетые в рвань. После того позорного случая ханыга навёл справки. Эти огольцы были из конторы Бледного. Пришлось поступиться проигрышем. А сейчас, он чувствовал, назревало что-то паскудное. Пижон был босиком, а уж начинался ноябрь.

Игрок встал перед ним, как школьник: «Одолжи до получки». Онька показал пятерню. Это были немалые деньги, но «куды» деваться, торговаться — себе дороже выйдет. Босяки ушли, забрав его деньги. Прошло две недели, мало-помалу потеря восполнялась. Руки фокусника ещё ловчее делали обманные движения. Легковерные находились, навар оседал в карманах этих базарных иллюзионистов.

О босяках из конторы Бледного он забыл и успокоился. Откупился от блатарей, и ладно. Работа шла по-прежнему слаженно.

«У нас ведь как — кто не работает, тот не ест», — назидал своих коллег ханыга, и с полным правом наказывал неправоверных обывателей города. Руки его неустанно трудились, глаза «секли» и даже за спиной. Но сегодня снова что-то не ладилось, руки словно окаменели. Он резко обернулся и увидел перед собой две пары новеньких штиблет, хотя кругом уже чавкала холодная грязь. Поднял глаза: перед ним стоял тот пижон с портфелем и его подельник с бычьими, но уже не злыми глазами. Он поставил на кон ровно столько, сколько занимал до получки, и проиграл. Глаза пижона, насмешливые и «вострые», здоровались, а руки фокусника при этом деревенели. Уходя, кореш пижона, этот злой бычок, достал из кармана «зелёненькую» и отдал пацану, проигравшему свои последние деньги: «На, иди да не играй больше».

Всё вроде по уму, а тревога пуще прежнего запала в хитрую голову деляги. Предчувствие настораживало его. Он чего-то ждал и дождался. В следующий раз этот молоденький ворюга вызвал игрока через его фраеров. В руках держал серебряные швейцарские часы: «Толкни за сотню». И не спрашивая согласия, пижон опустил их ему в карман. Цепочка свесилась и подрагивала вместе с телом ханыги. Но он, как под гипнозом, закивал, ожидая его ухода. Внутри что-то дрогнуло. А пижон своими шустрыми глазами как будто смотрел туда внутрь. Подбодрил: «Не трухай, чистые».

«Нет, — подумал игрок, — навар хороший, а спокой дороже». Но время шло и всё повторялось, только менялись вещи. Появлялся и рыжий товар.

«Не щипачи они. Такие штучки в кармане не срубишь. Мокрушники, падлы, — сокрушался игрок. — С такими залетишь как подельник. А время паскудное. Закосить бы да переждать». Но жадность фраера сгубила, да и не уйти уж. Ведь вход в ту дверь лишь «рупь», а выход — два. А сейчас и того хуже: всё заберут, и добро, и душу, и плоть. Так сам с собой мерё-кал деляга. Но зря психовал фокусник. На понт его брали пацаны. Не щипачи они были, не мокрушники.