Пленённый надзиратель

Владимир Киви

Что связывает тридцатилетнего мужчину, завсегдатая бара на углу дома, и скрипачку на десять лет младше, выступающую на сценах мира? К большому сожалению Виктора, очнувшегося привязанным к стулу, с девушкой перед ним их объединяют вовсе не чувства, а работа. Та, в которой сведения вырывают щипцами.Когда руки пристёгнуты к подлокотникам, единственным спасением могут оказаться лишь собственные полузабытые воспоминания. Но можно ли на самом деле проложить дорогу к свободе сквозь собственную память?

III

В этот раз челюсти недолго сопротивлялись напору воздуха из лёгких. Их движение началось со скрипа зубов за плотно сжатыми губами, продолжилось шипением, когда челюсти приоткрылись, и через секунды взорвалось стоном. Свободные пальцы впились в подлокотники, грозясь отломать ногти. Кровь в венах и собственные стоны, переходящие в крики, заглушили другие звуки. Несмотря на прохладу подвала, Виктора бросило в жар, а бледная кожа шеи и лица окрасилась в поросячий розовый. Девушка перед ним отражала его состояние. Щёки её зарумянились, а губы были прикушены, и будь у мужчины интерес понаблюдать за ней, он бы не удивился её удовольствию.

Виктора в этот тяжёлый миг заботила его некомпетентность. Закричать, да так скоро! Он совсем не мог сдержать себя! Откуда в нём появилась уверенность, что он будет лучше тех, на записях? Боль поставила его на место, и теперь заключённый затравленно искал способ вытравить её из себя, вернуть контроль над собственным телом. В попытках зацепиться за любую нить в его памяти, рыскающие щупальца ассоциаций вдруг наткнулись на биение крови и белый шум в его ушах. Сквозь вату забытья, проступили очертания знакомого места. Осознав, что всё это время просидел с закрытыми глазами, Виктор по наитию широко распахнул их. Сквозь туман слёз, он охватил разом девушку перед ним, жёлтый свет за ней, тусклые стены и потолок, и собрал в единую картину вместе с болью и гудением в собственной голове. Прорвав давнюю завесу, мужчина очутился на другом конце временного отрезка.

В том, которое он старательно забыл. Достаточно, чтобы затерялся сам факт забытья.

Там он увидел её, свою маму. Мать Виктора была женщиной тонкой, с лебединой шеей и запястьями узкими, как спички. Но иногда её крутой нрав плавился в эфир, что заполнял её хрупкие ручки. Тогда они становились тяжёлыми, как её приступы, какие не ожидаешь от её сложения. Мало кто мог похвастаться обладанием этой информации, но Виктор уже в детстве проявлял профессиональные задатки и мог подгадывать ситуации, в которых люди раскрывались по новой. Силу удара своей матери, например, выяснил, почти не тратя усилий.

В их старой квартире, где семья мужчины жила, когда он был совсем маленьким, спальня Виктора находилась напротив родительской. По утрам, когда мать собиралась на работу, сквозняк от открытого в её комнате окна приносил из-под двери острый цветочный запах, оттенённый ароматом чего-то горького. Резкий запах не хотел приедаться мальчику. Он будто назойливый комар витал вокруг, ища момент, когда мальчик высунет свою голову из-под одеяла, чтобы ужалить его в нос. День протекал за днём, и когда Виктор решился выползти из кровати пораньше в тот злополучный день, он увидел свою мать за приоткрытой дверью. Осточертевший аромат лился сквозь дверь его комнаты, коридор и дверь напротив, прямиком из бутылочки в руках матери, которую она подносила к своей шее. Больше мальчику гадать не приходилось. Он не знал ни слова «парфюм», ни назначения того, к чему оно применяется. Но одного взгляда на стеклянный флакон в длинных белых пальцах с маслянисто жёлтой водой внутри хватило, чтобы Виктор решил, что оно в их доме появилось по ошибке. Может быть, мама не чувствует запах, может она заболела и ей заложило нос. Или это подарок и ей жалко его выбрасывать, а потому она там много его использует, чтобы мерзкая жидкость кончилась поскорее. Посему выходило, что всё происходящее результат какого-то недоразумения, а значит, Виктор должен помочь его разрешить. В любом случае, неизвестному вредителю в их доме было не место.

Мама возвращалась поздно вечером, и ужины отец с сыном привыкли проводить без неё. Когда тяжёлая отцовская стряпня, наконец, оседала в желудке, дверь в прихожей призывно скрипела, подзывая мальчика, первый раз с самого утра, увидеть мамино лицо. Для Виктора оно, худое и покрытое румянами, оставалось извечной загадкой. Стоило порогу дома скрыться под дверью, а замку щёлкнуть задвижкой, как выражение её лица неизменно менялось. Резко, но с поразительной плавностью, мышцы губ и глаз её расслаблялись, будто отпуская измученных заложников на волю, а кожа лба наоборот сходилась к переносице, волнами складываясь между бровями.

За дверью квартиры мама была рада любому знакомому, а знакомыми у неё оказывались будто все. Она улыбалась приветливо каждому, кто посмотрит на неё, а особенно счастливо смотрела вслед друзьям с работы, пока они не скроются из виду среди других людей. Такая мама всегда нравилась мальчику, она смотрела на него с неприкрытой нежностью, и он старался отдать ей должное. На прогулке он привык не спускать с неё глаз, то и дело, спотыкаясь и налетая на людей. Из-за этого маме нередко приходилось брать его за руку. Даже если мальчик был слишком взрослый для этого — ему было целых шесть! — он всё равно радовался её мягким рукам, крепко державшим его. Виктор полюбил прогулки по городу благодаря ей. Иначе ему не удавалось запечатлеть маму такой тёплой. Заходя за порог, она всегда становилась загадочной.

В тот день мальчик считал, что решил ребус. Как можно быть тёплой и любящей мамой там, где пахнет горькими цветами, так, как иногда пахнет отец после отдыха с друзьями. Даже больше, после целого дня с этим запахом! На шее, на одежде, даже на мягких руках — везде был этот аромат. Может быть и так, что маму стали избегать друзья на работе, и ей некому там больше улыбаться. Этот ужас не должен был продолжаться.

В день величайшей миссии Виктора, отец, сам того не подозревая, очень помог сыну. Несмотря на строжайший запрет оставлять мальчика одного, папа ушёл по делам, буквально на несколько минут, как он сказал. Маленькому Виктору было наказано: не делать ничего запрещённого, плохого, опасного, и вообще лучше ничего, пока не вернётся отец. Мальчик пообещал с чистым сердцем. Ему никогда в голову не приходило делать запрещённого, плохого или опасного. Виктор знал, что его цель похвальна, а в награду он хотел всего лишь мамину улыбку в их квартире, всю ему одному.

Мальчик не знал, сколько это точно, несколько минут, но решил поспешить. Он с шумом распахнул дверь родительской спальни, вжав голову от получившегося шума. Но в ответ на звуки отец не ворвался в квартиру, и Виктор громко выдохнул. Оправившись, он с ещё большим энтузиазмом направился к туалетному столу мамы; теперь ему казалось, что никто не прервёт его, покуда он делает как лучше.

Стеклянный вредитель стоял высоко на верхней полке, до которой ещё надо было добраться. Благо, что рядом был стул, с помощью которого мальчик взобрался на стол. Стоя на нём, мальчик видел себя в зеркале. В нём он отразился как никогда большим, со своего положения занимая всё пространство внутри рамы. Расхрабрившись от своей мощи, он решился взобраться к полке по резной раме зеркала. Пускай он всегда боялся высоты и никогда не лазил по крышам, как другие мальчики в его детском саду, но сейчас он точно сможет это сделать. Таким свершением не стыдно будет похвастаться перед друзьями.

Схватившись так высоко, как мог своими руками, и одной ногой встав на вырез в раме, Виктор с трудом подтянул вторую ногу. На данный момент новый опыт приносил только страдание: руки тряслись, а ладошки потели как в худший жар летнего дня. Поднимая левую ногу повыше, мальчик стукнулся коленкой об раму и чуть не навернулся, чудом удержавшись за узорные выступы. Хныкая от боли, он извернулся прижать колено к груди и поставить ногу на выступ повыше, а затем провернул это со второй ногой. Виктор проделал этот трюк по новой и оказался на высоте достаточной, чтобы с трудом дотянуться до флакона. Потная рука с трудом отцепилась от рамы. В груди застыл вдох, пока мальчик наблюдал, как она почти коснулась флакона. Приподнявшись на носочки, с грудным возгласом вновь движущегося воздуха, мальчик дрожащими пальцами достиг стеклянных стенок и завладел целью.

Флакон почти выскальзывал из влажных отростков, но мальчик радостно считал, что теперь-то он никуда не денется. Не зная, сколько времени потратил на восхождение, Виктор спешил спуститься. Но стоило ему подумать об этом, как он ощутил страх. Он не мог спуститься с одной занятой рукой. Виктор оказался в западне. Впервые посмотрев вниз, он увидел пропасть между ним и полом, почти как у скалолазов в том фильме по телевизору. Почувствовав себя одним из них, мальчик уже не знал, как собирается спускаться. Тут же он принял решение дождаться отца, который снимет его, но мальчик одёрнул себя. Если родители сами не решились разобраться в этом странном деле, значит, они бессильны против зажатого в руке врага. Значит, когда папа вернётся, он может просто вернуть всё на места: Виктора на землю, а флакон на полку. Тогда всё будет кончено, и мальчику не представится другого шанса.

Собравшись, он осмотрелся вокруг себя. Рядом с туалетным столом находилась кровать, застланная мягким пледом. Это был выход для Виктора, которым он недолго думая воспользовался. Конечно, прыгать он не собирался, — а вдруг он сломает ноги? — но вот бросить флакон казалось правильным шагом. Стеклянная бутыль прорвала завесу воздуха между рукой мальчика и кроватью, по прямой траектории упав на край пледа. Подумав хорошо, Виктор мог бы побояться, что пробка флакона вылетит, но в тот миг судьба благоволила ему, и жидкость так и осталась в стеклянной ловушке.

Продолжая собирать свой дух в кулак, он начал спуск, грандиозно завершив его без неприятностей. Виктор стремительно спустился по стулу, отодвинул его на место и только тогда понял, как устал, ощутив слабость в собственных конечностях. Вся жидкость его тела будто выступила сквозь кожу, оказавшись снаружи. Горло пересохло, но мальчик не решился отвлекаться на стакан с прохладной водой. Ему ещё следовало завершить начатое.

Виктор подобрал бутыль и направился в свою комнату, готовясь претворить в жизнь последний этап. Прятать флакон он побоялся — вдруг мама найдёт его, когда будет убираться? Она, конечно, оценит усилия, но обязательно вернёт стеклянную гадость на место. Нет, от бутыли надо было избавиться раз и навсегда.

Мальчик однажды видел, как его друг кидает с балкона воздушный шар, наполненный водой. Встретившись с асфальтом, шар взрывался брызгами и ошмётками цветастой резины, оставляя на серой поверхности мокрый размашистый след. Другу куда сильнее нравилось кидать их на соседских собак и слушать их визги, но Виктор решил целиться всё-таки в неподвижный асфальт. Ему казалось, что это грозит большим успехом.

Взобраться на подоконник в комнате было значительно проще, открыть окно слегка сложнее. Справившись со щеколдой, мальчик увидел за окном проезжую часть и снующих по улице людей. Виктор боялся, что кто-нибудь из взрослых увидит его и, несмотря на его чистые помыслы, прогонит его от окна. Так что он очень аккуратно выглянул наружу, ожидая, когда под ним не останется никого. Ему чудились голоса в подъезде, и он чувствовал, что вот-вот появится папа, поэтому шептал людям уходить поскорее. Наконец, его шёпот достиг их ушей, и они благоразумно оставили его одного. Игнорируя комок в горле от взгляда вниз, Виктор вытянул руку с зажатым в ней флаконом. Маслянистая жидкость покачивалась на дне, а свет полуденного солнца подсвечивал её, озаряя стенки бутыли бликами жёлтого и оранжевого. Пальцы, уже давно сухие, скользили по стеклу, пока крышка флакона не достигла их кончиков. Покачавшись, сосуд сорвался, чтобы раздаться звуком разбитого стекла в нескольких метрах под окном.

На результат своих трудов Виктор не смотрел. Он поспешил вернуть руку внутрь, закрыть окно и спрятаться под подоконником, чтобы случайно кто-нибудь не заметил его за стеклом. Сердце гудело от завершения миссии и совершения доброго дела.

Отец застал его там же, уткнувшегося в колени под окном. На вопросы мальчик отвечал отрицательно: ничего не болит, один не боялся, ничего не сделал. Папа удовлетворился кратким опросом, и сердце Виктора окончательно успокоилось. В груди томилось только сладостное ожидание вечера и скрипа входной двери. Маленький герой понимал, что пропажу мама обнаружит утром, и уже планировал как встанет спозаранку, но всё равно надеялся, что каким-то чудом она прознает пораньше.

Небеса в тот день прислушивались ко всем мольбам мальчика.

Остаток дня и ужин Виктор провёл в приподнятом настроении и даже вызвался помочь с мытьём посуды. Папа рвение оценил и наградил конфетой, с обещанием не рассказывать маме, что он сегодня делал. Мальчик пообещал, сделав вид, что застегнул рот.

Несколько минут отделили это обещание от знакового звука открывшейся двери. Ноги понесли Виктора в прихожую как обычно, и оказался он там прямо перед тем, как обутые в туфли ноги переступили порог. Что обычным не было, так это мамино лицо. Впервые на его недолгой памяти случилось то, чего мальчик так желал, и выражение на её лице осталось таким же, после того, как мама переступила порог. И впервые же он видел, чтобы загадочное выражение было у неё снаружи квартиры.

Мать разделась стремительно. Сбросила на вешалку пальто, что почти свалилось с неё, и, отбивая строгий ритм, не разуваясь, направилась в спальню. На Виктора она бросила лишь один взгляд: Взгляд. Мальчик отступил в свою комнату по наитию, чувствуя холод на коротко стриженом затылке. Не имея представления, куда себя деть, он подошёл к окну. Открыл его и, будто желая удостовериться, что всё получилось, быстро взглянул на раскинувшийся внизу асфальт. Даже не зная, как всё выглядело изначально, Виктор был уверен, что за несколько часов не изменилось ровным счётом ничего. Осколки стекла и пробка так и остались лежать внизу, не тронутые никем. Но что казалось мальчику странным, так это запах. Слабый, но неприятно знакомый запах доходил до его маленького носа. Не сумевший полностью выветриться даже под открытым небом, стойкий запах убитого противника продолжал досаждать победителю.

Из спальни через коридор доносились голоса. Громкость повышалась с прохождением секунд, но не прошло и пары минут, как до Виктора донеслись шаги. Отчётливый цокот направлялся к нему, и мальчик гадал, что так расстроило маму.

Дверь распахнулась и ударилась о стену. Виктор отпрянул и ударился о подоконник. Мамино лицо приближалось и сквозь румяна горело красным, будто по нему тоже пришёлся удар. Вплотную подобравшись к мальчику, женщина схватила его за руку. Мягкие и нежные ладони сомкнулись на нём как клешни, а кожу опалило как после крапивы, той, что растёт возле складов, и которой называют мальчишки скручивание кожи на предплечье. Только неприятное ощущение в этот раз было в стократ хуже, и мама не собиралась отпускать руку Виктора скоро.

— Кто это сделал?!

Её голос не был похож на то нежное воркование, что мальчик привык слышать на улице. Не был он похож даже на ту тихую трель, какой она говорит по вечерам, заставляя Виктора внимательно прислушиваться. Этот голос был режущим, он пенопластом прошёлся по ушам и оставил неприятное послевкусие.

— Отвечай, кто это сделал?! Кто разрешил?!

Мать трясла мальчика, как флаг трясёт на флагштоке порывом ветра; он не мог устоять на ногах и мог только безуспешно вырываться. Где-то позади отец старался образумить женщину словами, а потом и вовсе стал вырывать мальчонку из её рук. Виктор не мог понять, почему мама злится, кто расстроил её, и почему он не получил в этот прекрасный день то, чего хотел. Всё обернулось кошмаром, а в голове у ребёнка появилась мысль, что мама злится за украденный и разбитый им флакон.

Нет, он не крал! Он вовсе не делал ничего плохого! Он делал как лучше!

Заметив отца, что пытался остановить маму, Виктор догадался — дело не в нём, наверное, это папа что-то сделал. Может потому, что он ел конфеты, которые ему нельзя? Но он обещал молчать об этом!

Мальчик сжал губы как можно сильнее и зажмурил глаза, чтобы не расплакаться. Мать, даже под давлением отца не отпустившая ребёнка, распалялась только сильнее. Она кричала что-то про духи, про дедушку и бабушку, память и прочие вещи, которые Виктор не понимал.

В следующий момент он уже не мог слышать, что мама кричит ему. Рука неожиданно стала свободна, а правое ухо вдруг озарила горячая вспышка боли, пронёсшаяся сквозь его голову. Раздался глухой звон и мальчик оказался на полу, а глаза его и рот распахнулись. Виктор не мог контролировать себя, рот искривился сам собой и из него понёсся вой, пока глаза застилали слёзы. Удары стали прилетать по всему телу, будто стараясь прервать поток его излияний, прекратившись довольно скоро.

Там, лёжа на полу и чувствуя себя очень плохо, маленький Виктор больше не чувствовал радости от того, что сумел сдержать обещание.