Девушка из Нагасаки, или Куда деваются утки из пруда в Центральном парке

Владимир Мальмаков, 2019

Адвокат Иннокентий Трибулкин каждый рабочий день начинает с прогулки по морской набережной. Однажды летним утром он видит высокую мачту океанской яхты возле причала яхт-клуба, любопытство приводит его к знакомству с необычным капитаном, совершающим не первое кругосветное путешествие. И это знакомство круто меняет его жизнь.

Слово «мечта»

на «мачту» похоже,

А может быть, это

Одно и то же?

Е. Григорьев

В то летнее утро Иннокентий Трибулкин заметил высоченную грот-мачту в марине яхт-клуба еще с другой стороны портовой гавани. «Ого!» — сказал он про себя, сбегая по каменным ступенькам широкой пологой лестницы, ведущей к морю от городских построек. Почти каждый день перед работой, если не отвлекали совсем уж срочные дела, Трибулкин совершал утренний моцион по набережной, подковой огибающей акваторию порта. А жизнь этого сердца приморского города замирала только глубокой ночью, и то ненадолго.

Солнце уже окрасило золотистым блеском облака на рассветном, бледно-голубоватом небе, золотом отблескивали и волны, лениво плескавшиеся о камень набережной. Легкий утренний бриз с моря пахнул свежим арбузом, прибрежной тиной и водорослями, выброшенными на берег.

Иннокентий спустился к самой воде, опустил ладонь в волну, провел мокрой ладонью по щекам, не обращая внимания на то, что соленые капли упали на лацканы пиджака — поздоровался с морем. В это время все звуки просыпающегося порта — плеск волн, вскрикивания чаек, постукивание двигателя спешащего куда-то буксира, удар корабельного колокола на каком-то из пришвартованных судов — надолго заглушил длинный прощальный гудок уходящего в море сухогруза.

Оставляя по правую руку нефтяной и угольный терминалы с деловито двигающимися кранами, похожими на гигантских суставчатых пеликанов, Иннокентий миновал рейдовый мол с полосатой башней маяка на оконечности, увенчанного мигающей фонарной призмой. Не спеша прошел мимо пассажирского причала — там стоял белоснежный трехпалубный круизный лайнер, и двинулся дальше — к оконечности, где располагалась марина яхт-клуба с приткнувшимися к длинному пирсу двумя десятками швертботов. И сегодня среди них появилась незнакомая яхта с мачтой, торчавшей на две трети над паутинистым лесом прочих мелких.

В кармане пиджака зазвонил мобильник — недавно приобретенный навороченный айфон. Он с удовольствием пользовался бы обычным кнопочным телефоном без всяких наворотов, однако статус солидного и успешного адвоката требовал, чтобы и мобильный телефон у него был соответствующий. Хотя Иннокентий установил на нем немного дребезжащий звонок-ретро, как у древнего стационарного телефона с диском. Использовать мелодии он давно перестал и забыл, когда пользовался камерой — нечего было снимать. Поглядывая на высокую грот-мачту и продолжая не спеша идти по набережной к пирсу яхт-клуба, Иннокентий достал мобильник.

— Иннокентий Михалыч! Здрасте! — протараторила трубка голосом Леночки. — Вы скоро будете?

— Доброе утро, — ответил Иннокентий. — Случилось чего?

— К вам посетитель, — сказала Леночка. — Он еще вчера записался.

— Лена, на время посмотри — который час? — спросил Иннокентий.

— Полдевятого, — ответила Лена после некоторой паузы.

— Ну, так рабочий день у нас во сколько начинается? Пусть ждет или приходит после девяти, — сказал Иннокентий и отключился.

Бодрым шагом он дошел до поста охраны яхт-клуба, где на скамеечке возле будки медитировал на утренней прохладе бывший сторож, а ныне сотрудник частного охранного предприятия Пантелей Христофорыч — человек большого жизненного опыта, вследствие чего приобретший несколько отрешенный, философский взгляд на жизнь. Иннокентий знал Христофорыча с десяток лет, с тех пор, как активно участвовал в жизни яхт-клуба. Правда в последние годы Трибулкин уже не гонял на швертботах и лишь изредка, когда отпускали дела, мог взять яхту напрокат для морской прогулки, но когда утром проходил мимо марины, всегда перекидывался парой слов со сторожем.

— Буэнос диас! — поздоровался Иннокентий.

— Калимэра! — ответствовал Христофорыч, поднимаясь со скамейки.

— Вижу, новая яхта появилась, — сказал Иннокентий, пожимая ему руку.

— Крейсерская, — сообщил сторож, доставая сигарету и закуривая. — Шкипер списал на берег матроса, говорит — аппендикс у него воспалился. Заодно запас топлива и воды хочет пополнить.

— А можно глянуть на яхту?

— Да иди посмотри, шкипер на борту. Он наших попросил подыскать матроса, а не найдут, так и пойдет дальше.

Иннокентий ступил на пирс и двинулся по дощатому настилу мимо ряда швертботов к высокой грот-мачте. В кармане снова задребезжал айфон. Он достал мобильник, взглянул на дисплей и чертыхнулся — звонила бывшая жена.

— Трибулкин, — сказала она мрачно. — Ты помнишь, что должен приехать и подписать документы на дачу? Или забыл, как всегда?

— Я все помню, Катерина, — сквозь зубы сказал Иннокентий. — Ты ведь там живешь, и никто не собирается дачу у тебя отнимать. Мы вроде по-хорошему обо всем договорились…

— Это так, но с документами мне будет спокойнее.

— Еще раз говорю — приеду через пару дней. Извини, я сейчас занят, — сказал Иннокентий и отключился.

Крейсерская 40-футовая яхта была аккуратно пришвартована к пирсу бортом, а форштевнем в сторону города. На высокой скуле белого стекловолоконного борта красовалось имя — «Aiko». Вооружение бермудского шлюпа — паруса грот и стаксель убраны и аккуратно свернуты, стоячий такелаж натянут и надежно закреплен, палуба, покрытая узкими планками из светлой тиковой доски, сияла чистотой. По многим признакам Трибулкин видел, что лодка рабочая — не для легкомысленных круизных прогулок, а для серьезного океанского плавания, и явно побывавшая во многих переделках.

Иннокентий прошел вдоль борта в сторону кормы. В просторном кокпите под полотняным навесом на боковом рундуке сидел шкипер. Перед ним стоял небольшой раскладной столик, на нем упаковка с полудюжиной банок пива, большая красивая раковина, из которой торчали чубуки нескольких трубок, кожаный кисет и еще какие-то курительные принадлежности. Шкипер, могучий, в меру волосатый, покрытый равномерным красноватым морским загаром, был в одних шортах цвета хаки и босиком, но на голове сидела белая фуражка с золотым крабом на околыше, из-под которой спадали на плечи длинные черные волосы с проседью. Короткая бородка тоже имелась — обрамляла широкое горбоносое и черноглазое лицо, на плече — тату китайскими иероглифами. Шкипер курил трубку, выпуская дымные колечки, отхлебывал из банки и рассматривал город, амфитеатром спускавшийся к гавани порта.

— Доброе утро! — поздоровался Иннокентий.

Шкипер оторвался от созерцания города и сфокусировал взгляд на Трибулкине. — Доброе, — прогудел он в ответ.

— Скажите, пожалуйста, а мачта не слишком высока? — почему-то спросил Иннокентий.

Шкипер с любопытством оглядел долговязую фигуру Трибулкина в строгом костюме с галстуком.

— Для океанской яхты в самый раз. Ну, и кроме того, она проходит под всеми важными мостами.

— А какие мосты важные?

— Для меня в мире есть три самых важных моста — Босфорский, Золотые ворота в Сан-Франциско и Харбор-Бридж в Сиднее.

Иннокентий помолчал, потом спросил:

— Далеко идете, если не секрет?

— Кругосветка, — сказал шкипер. — А ты перелазь сюда, — неожиданно предложил он. — Хочу спросить кое-что.

Борт яхты немного возвышался над уровнем пирса, но в кормовой части ограждающего леера не было, поэтому Трибулкин, поколебавшись, легко ступил с причала на деревянный декинг палубы и, минуя большой штурвал начищенной до блеска красноватой меди, оказался в кокпите. Шкипер показал на рундук против себя.

— Присаживайся.

Когда Иннокентий расположился, шкипер достал из упаковки банку и поставил перед ним на столик. В общем-то, Иннокентий никогда не пил с утра, но сейчас он с интересом взял банку и прочел затейливую надпись белым на зеленом фоне: «Very strong ale».

— Спасибо, — сказал Трибулкин, открыл банку, отсалютовал шкиперу и сделал небольшой глоток. Холодное, сладковато-терпкое, вяжущее язык, пиво казалось совсем не крепким и приятно освежало.

Шкипер в ответ тоже приподнял банку, сделал большой глоток, потом протянул широкую, твердую, как доска, ладонь.

— Филипп, — представился он. — Можно Фил.

— Иннокентий.

Он глотнул из банки, потом еще, достал пачку сигарет и спросил:

— Можно закурить, Фил?

Шкипер покосился на сигареты. — Спрячь, — сказал он и достал из раковины одну из трубок. — Попробуешь капитанского табака?

— С удовольствием, — сказал Иннокентий.

Филипп взял со столика нож, в котором оказалось множество приспособлений, достал из кисета щепотку табака, аккуратно набил и утрамбовал табак в трубке.

— Прошу, — сказал он, подавая трубку Трибулкину. — Черешневая, а табак я всегда покупаю в Марселе.

— Спасибо, — Иннокентий взял трубку, после нескольких неудачных попыток все-таки прикурил от длинной спички, затянулся и окутался облачком необычайно ароматного дыма. Он отхлебнул из банки, пыхнул трубкой и даже зажмурился от удовольствия. Ему совсем расхотелось идти на работу, потому что было необычайно хорошо сидеть вот так на яхте, беседовать со шкипером, слушать крики чаек и плеск волн, затягиваться ароматным дымом и по глотку пить холодный крепкий эль.

Конец ознакомительного фрагмента.