Профессия – психолог труда

Владимир Пономаренко, 2007

В предлагаемой читателю книге известный ученый, профессор, специалист по психологии труда, академик Российской академии образования, ведущий психофизиолог в области летных испытаний, психологической подготовки летчиков и космонавтов к нештатным ситуациям делится своими воспоминаниями о прожитой жизни и научном труде. Основное внимание уделяется проблемам духовности, формирования профессионалов, приводится масса интересных научных фактов, излагаются яркие эпизоды деятельности ведущих психологов страны. В книге есть описания ранее не обнародованных эпизодов участия психологов труда в создании летательных аппаратов, исследований в космических полетах. Рассказ о жизни крупного специалиста в области авиационно-космической психологии и профобразования поучителен и полезен для молодых психологов, педагогов, врачей, методистов летного обучения, политологов, историков в области обеспечения безопасности жизни в полете. Доступное изложение фактического материала, размышления, воспоминания, автобиографические драматические моменты жизни могут заинтересовать широкий круг читателей, в том числе молодежь.

1 ГЛАВА

В ДУХЕ ИСТОКИ ПОЗНАНИЯ СМЫСЛА И ПРАВДЫ ЖИЗНИ

«Человеку дано быть духом, он призван быть духом  — в этом основной и священный смысл его жизни».

(И.А. Ильин. Путь к очевидности)

Есть ли Бог в душе летчика?

Небо. Любовь. Дух

Да простят меня летчики: это вступление не столько для них, сколько о них. Люди не всегда осознают свою истинную ценность. В этой главе я ни с кем не спорю и ничего не доказываю, это поток сознания, построенный на вере, а не на знаниях. Не следует думать, что дух  — это что-то не от мира сего. Человеческий дух — это реальный опыт возвышенного психического состояния, возникающего не как акт результативного действия, а как постижение смысла деятельности. Само понятие «смысл» включает цель. Известно, что для летчиков, в отличие от птиц, цель полета не сводится к добыче хлеба насущного. В основе потребности к полету стремление, жажда, страсть к познанию, к познанию, прежде всего, себя. Познание себя как психологический процесс и есть работа чувств, ума, эмоций с переходом на высший уровень, когда совесть просветляет душу. Любой идеальный мир, построенный в нашей голове, не имеет выраженного физического эквивалента, хотя мы его всегда физически ощущаем как чувство переживания. Чувство переживания, в свою очередь, трансформируется в физически ощущаемую душевную боль, прилив крови, изменение температуры, необычную легкость или блаженство тела и т.д. Все это означает, что дух  — это не столько аллегория или мифологема, сколько исторический опыт культуры семьи, общества, этноса, данный нам в чувственных переживаниях, в проекциях по отношению к другим людям, событиям и явлениям. Когда мы говорим «моральный дух», то все же больше подразумеваем социально нормированное поведение или поступок, обусловленный принятой нормой для исторически конкретного времени сообществ людей. В данном случае, говоря о духе летчика или о духовной личности, я допускаю некую вольность, так как подразумеваю наличие чего-то высшего в моем духе, что вливается в меня, а стало быть, принадлежит не только мне… В этом тоже нет ничего противоестественного, скорее, наоборот, в духе представлены как бы две ипостаси: земное и космическое, природное (телесное) и эфирное. Высшее предназначение духа — во вселенском развитии сущности человека, т.е. бессмертия.

Итак, для летчика высший смысл деятельности, а порой и жизни  — в полете, который реализуется в его чувстве свободы. Здесь, может, и лежит разгадка мысли Н. Бердяева о том, что знание принудительно, а вера дает свободу, альтернативу. Отсюда и не раскрытый нами смысл полета  — выйти за рамки знаний к познанию разумности порядка свободы. Летчики неоднократно переживали прилив особой энергии, не сравнимой с обычным состоянием при достижении цели полета.

Духовность личности летчика проявляется в совершенстве его нравственного ядра. Этим-то и ценен дух, что он, как родник, капля за каплей наполняет колодезь души такими чувствами, как страсть раскрыть, развить, «размыслить» свое Я, как желание найти свое место в Небе. И, наконец, выйти из своей телесной оболочки и побывать на воле. Скорость, пространство за пределами Земли, ощущение дыхания гравитации, своей причастности к Вселенной, переживание чувства своего нового Я, более свободного, радостного, вольного. Все это и есть новый мир пространства человеческого духа, где он познает сущее. Безусловно, в определенном смысле это относится не только к летчикам. Однако в авиации потребность в духовной поддержке остро востребуется самой профессией. В процессе полета летчик нередко попадает в ситуации, когда его природа (инстинкт) выступает в качестве «противодуха»: побуждает уйти от опасности, презрев моральный порыв и нравственные устои, отдавая личность на съедение трусости и страху. Вот тут-то и приходит им на помощь собственный дух, истинный смысл которого раскрывается не во впрыскивании волевого начала, а в открытии правды о себе, о своем профессиональном «потолке», т.е. в откровении! Эти мгновенные прозрения, чего ты стоишь как личность, и есть духовный процесс очищения от самодовольства, гордыни, осознание вины за преодоление своих возможностей. Дух летчика есть реальность, представленная в его жизненном и профессиональном опыте, но проявляется он не в интеллекте и образованности, а в более глубоком и цельном  — в любви к полету. Это состояние владеет человеком, жаждущим летать, как дыхание, как жизнь. Такое понимание духа человека, возможно, поможет дать ответы на вопросы, почему летчики иногда допускают действия, явно не вписывающиеся в принятый порядок вещей. Почему они, несмотря на все сложности и превратности судьбы, сохраняют оптимизм, радушие, жизнелюбие. Более того, в отличие от «земного, кризисного человека», летчик, как правило, стремится к чему-то большему, чем просто к накоплению материальных ценностей.

Безопасность как полет вне опасности — это социальный миф! Как раз все с точностью до наоборот: без опасности жить и работать в небе нельзя. Опасность и есть система духовных высот, достигая которые человек приобретает новые качества, определяющие осознание своей силы, одновременно развивая в себе то, чего не хватает земным людям, а именно — ответственность и способность оценивать результаты своих действий (Печчеи, 1980, с. 32). Опасность — тень человека летающего. Когда юноша решает стать летчиком, т.е. сделать небо своим домом, его уже подстерегает психологическая опасность не просто не пройти медкомиссию или профессиональный отбор, но и стать «отбракованным». Мечтать, иметь духовное начало, сделать нравственный выбор и оказаться во всем этом несостоятельным — это большая опасность для духовной личности. Преодоление ее и есть первый шаг к одухотворенности, обретению мотива летать как целеполагающей идеи. Такое отношение к летной профессии порождает более высокую духовную космогоническую потенцию — любовь к небу. Поэтому уже сам выбор летной профессии насыщает энергетику человека для познания неизведанного, неподвластного ему. Когда юноша начинает летать, он подвергается моральной опасности  — осознанию ошибки своего выбора. Идет трудная, болезненная духовная работа над собой, вызывающая новое состояние: отношение к себе самому. Это отношение и есть дух, ибо в нем заключена ответственность, переживаемая как боль душевная, как сомнение в своем предназначении. Человек, преодолевая очередной барьер опасности, приобретает способность слышать, видеть, чувствовать себя как суть микрокосмоса. Он еще чуть-чуть продвигается к осознанию в себе духа как источника воли, веры и способа очищения.

Когда летчик становится профессионалом, горнило опасности остается как слагаемое профессии, но одновременно из физического трансформируется в духовное преодоление. Он зависит от… себя. В полете он постоянно согласует свою деятельность с моральным законом: сохранить свою жизнь, следуя букве и духу летных правил. А так как сам дух летных законов освящает право выбора, право нравственной альтернативы в принятии решения при физической угрозе жизни, то здесь в небе идет работа души как связь человека с единым, общим, в том числе со своим летным сообществом. Это очень глубоко скрытая от окружающих нравственная сила летчика. Я беру на себя смелость сказать об этом лишь с одной целью — духовно реабилитировать многих из тех, кто посмертно был покрыт саваном вины. А ведь на самом деле жизнь летчика, особенно испытателя, далеко не всегда отбирают трагические обстоятельства. Опыт психологического изучения мотивов и поступков летчиков, не покинувших самолет в аварийной или катастрофической ситуации, наводит на мысль, что именно чувство ответственности и органично присущее летчику стремление к творчеству заставили человека идти до конца в борьбе за жизнь вместе с самолетом. Особенно это характерно для ситуации, которая представлена в сознании как порождение собственной силы. И с позиции земной логики начинаются неразумные действия тогда, когда аварийная ситуация сознательно доводится до степени непреодолимости… Это действительно редчайшие случаи в авиации, но они приоткрывают некую тайну, когда совесть, т.е. духовное начало, уход от решения нравственной дилеммы оценивает как предание интересов великой цели полета. Понимаю, что многим будет непонятна эта мысль, но кто-то поймет меня…

Для философов это хорошая иллюстрация мысли И. Канта о том, что «человек ответствен за человечество в своем лице» (Кант, 1965, с. 184). Но на земле поведение летчика в аварийной ситуации рассматривают уже другие люди, руководствуясь буквой, а не духом летных законов. Они не хотят или не могут понять его потребности в откровении, раскрывающем смысл его предназначения. Это социально-психологическая опасность: быть непонятым, подвергаться насилию приземления, вытравлению яркой самобытной личности. Эта опасность терзает душу, потому что нет ничего более безнравственного для летчика, чем духовное насилие, ибо оно противоестественно для человека летающего.

И, наконец, над летчиком барражирует, нависает опасность расставания с небом. Это самая мучительная опасность, разъедающая душу. Это особенно характерно для случая, когда наступает состояние излета (см.: Пономаренко, 1992).

Человек чувствует, что полет ему не в радость, он духовно насилует себя, теряет ответственность перед собой, семьей, товарищами: идет в полет как на подневольную работу. В этом состоянии его преследует страх, неуверенность, происходит снятие с себя ответственности за исход полета. Идет распад целостности времени, прошлое верховодит над будущим: человек возвращается назад к оценке правильности своего выбора. Это духовная опасность, ибо она есть трансформация высшего в низшее, разверзшееся зло закрывает небо над головой, оставляя в душе черные и глухие пустоты. Реальность жизни заполняется чувством стыда от схода с дистанции, которое рождает психологическую установку на беспощадность оценки своей личности. И в этом духовная жизнь летчика подтверждает догадку К. Льюиса о том, что мы правильно видим себя только в минуты стыда (см.: Льюис, 1992). Это и есть утрата идеи своей сути. Не дай Бог это пережить, ибо очень мало тех, кто поймет тебя и поддержит.

К сожалению, наука и ее частные дисциплины: биология, физиология, психология, антропология, социология, этнография  — не представили доказательства о космогоническом происхождении психического, духовного. А психическое развитие человека рассматривали в русле истории эволюции, относя психику к вторичности бытия, почти забыв при этом о его индивидуальности. Отсюда методологическая трудность, ибо все, что касается понятий нравственности, добра, греха, духовности в истории мысли и культуры, восходит к религиозной философии, для которой человек — это откровение Божье. В итоге оказалось, что понять духовный мир человека вообще, а летчика в частности, освященность его миссии как творение добра во благо другим, вне корысти и гордыни почти невозможно, не решив интимного вопроса: а есть ли Бог в душе летчика? Если под Богом понимать добро и разум, то можно с уверенностью дать положительный ответ. Вот почему в своих гипотетических описаниях внутреннего мира летчика, его второго «Я» мне не обойтись без опоры на историю религии, на такие понятия, как «свобода», «вера», «страх», «грех», «зло», «добро» и др. Религий много, но мне ближе и понятнее христианская, я буду опираться на ее мифы и откровения, известные мне не столько из библейских легенд, сколько в их интерпретации гуманистически ориентированными философами и мыслителями. Кроме того, меня интересует всеобщая связь жизни и духа человека со Вселенной как явление вечное и непрерывное. Вселенная предстает взору человека неба и светил. «Небо, — писал Н. Бердяев, — есть самая глубочайшая глубина нашей духовной жизни. В этой глубине заложен духовный опыт, отличный от земной действительности как более глубокий слой бытия, более обширный» (Бердяев, 1990, с. 35). Видимо, следуя интуиции мыслителя, можно предположить, что страсть к небу, страх неба, любовь к небу есть проявление духовности человеческого бытия.

Небо вдохновляет, т.е. выступает как самодух (см.: Штайнер, 1990). Небо издревле вызывало страх как результат воздействия неведомого духа, другими словами, даже чувство переживаемого страха освящалось. Таким образом, если небо признать одной из форм нашей духовной жизни, то отсюда следует, что через духовное общение с небом человек может получать информацию и энергию из родственного ему духовного мира. Отсюда идет понимание Вечности, бесконечности Вселенной, Пространства и Времени. Но духовное общение происходит не только с небом, но и со своим внутренним «Я».

Сущность человека можно понять через его активность. Когда человек стал природно-естественным существом, он стал зависим от биологической и социальной среды. Глубинные нравственные корни берут свое начало в духовности, т.е. в независимости, в свободе выбора. Итак, человек есть актуальный микрокосм, объектом которого является Вселенная. Что же касается космогонического происхождения природы, то она отражается в сознании человека как его связь с миром, с его вечным и бесконечным Бытием.

Какова же связь всех этих мыслей о природе духовного в человеке с образом духовного мира летчика?

Я уже говорил о том, что человек в Небе — это особенный человек, он по-другому чувствует, переживает, иначе отражает привычный нам физический мир: скорость, высоту, время, пространство, Вселенную. Он целостнее чувствует его теплоту, воспринимает энергию, ощущает себя как микрокосм. Но поскольку необычный физический мир полета трансформируется в отличные от земных ощущения, то человек страшится этого, стыдится своих необычных чувств, порой подавляет их и «задвигает» в подсознание. Парадокс в том, что приобщение к высшему упрятывается в подсознание и опечатывается подсознательным табу. И вот тогда из глубин подсознательного поднимается одно из древнейших чувств, тревога и страх перед тем, что непонятно, что находится вне сознания. Этот страх  — не трусость, а чувство опасности. Именно страх приводит к измененному состоянию сознания. И тогда человек выводит из подсознания все эти необычные ощущения в виде сновидений, смыслов, знаков, предчувствий, вызывающих состояние благоговения. Так появляется тяга как бы к внеземному общению, перевод сознания биологического существа на частоту пульсирующего вселенского сознания. В качестве иллюстрации приведу данные, взятые из рассказа известной в авиационном товариществе «летающего писателя», журналиста, парашютиста и большого знатока людей авиации — Нонны Орешиной.

«Недавно я прошла курс занятий ребефингом — это особого рода медитация, где отрабатываются невостребованные или угнетающие блоки подсознания или генной памяти. При этом можно увидеть и почувствовать что-то из своих прошлых жизней и многое другое. Введя себя в нужное состояние на первом же занятии, я невероятно четко и реально представила себя птицей, летящей среди гор у моря. Видела скалы в подробностях, чувствовала их опасную близость, восходящие и нисходящие потоки, ощущала каждый взмах крыла. Я не забывала, что я — в зале, слышала музыку, знала, что нас много, но все это уходило в нереальную даль, а я летела среди скал. Руки при этом делали соответствующие крыльям движения, и каждый палец чувствовал и делал те усилия, ощущал плотность воздуха, как будто я разворачивала перья крыла так, чтобы сделать вираж, набрать высоту или пикировать. При этом зрительная картинка внизу была не как с самолета, а как виделось бы птице, и рефлексы срабатывали не так, как если бы летела, держась за ручку управления (тут опыт у меня, правда, маленький), а незнакомо-странно и в то же время привычно. И тогда, а тем более сейчас, я утвердилась в своем давнишнем предположении, что тот, кто страстно, с детства хочет летать (хотя физически, возможно, и не годится в летчики), в своей духовной эволюции был птицей. В это можно верить или не верить, но то, что требуется летный талант, определенное состояние духа, своеобразное мироощущение — это бесспорно» (из писем автору).

Характерно, что все летные командиры и воспитатели остерегаются излишней автономности (свободы) в воздухе. Первые шишки летчик получает, как правило, из-за неумения справиться с этой свободой в полете. Образно говоря, при полной свободе многих «бес попутал», толкая на нарушения. К примеру: бреющий полет, высший пилотаж в облаках, укороченный взлет и др. В отношении к свободе и осознавался дух летчика, его воля к жизни. Хотя эти высшие порывы и скрыты от окружающих, в конечном итоге они проявляются в поведении как в положительной, так и в отрицательной форме. Многим бывают непонятны поступки летчиков именно потому, что неясно их духовное происхождение. Ведь первое преодоление себя, умение побороть страх перед опасностью, необычное упоение полетом, состояние возвышенности, раскрепощенности закладывают импульсы к героизму, к желанию преодолеть любую опасность. В реальной жизни это проявляется в снижении самокритичности, притуплении бдительности по отношению к опасности и даже в самовозвышении. Полет не только упоителен и приятен, но он неизбежно формирует и чувство превосходства перед людьми, которые «рождены ползать». Духовные переживания радости, силы, могущества, готовность принять равно и смерть, и победу без соответствующей психологической коррекции могут перерасти в самолюбование и даже в нарциссизм. Но эти же переживания в случае срывов, неудач могут формировать чувства собственной неполноценности, страха, вины, греха. Каждому летчику известно состояние, когда при возникновении аварийной ситуации некстати появляется ощущение собственной вины или сомнения в правильности своих действий. Часто это состояние объясняют допускаемой социальной несправедливостью при расследовании летных инцидентов, но, видимо, данный психический феномен лежит в более глубоких пластах сознания второго «Я». Это же относится и к чувству тревожности, которое далеко не всегда есть проявление бессознательного страха, скорее, это истощение духа радости от полета, превалирование земных забот над жизнью в небе. Сознание летчика отражает мифологию божественного начала, его свобода есть еще она степень опасности. Вот где важно воспитание особых механизмов, не позволяющих перерасти в распущенность. Философия человека в небе состоит в том, чтобы законы, по которым он летает, были освящены пониманием, хотя бы того, что совершенствование для летчика есть способ повышения духовной зрелости, а уже потом профессиональной. Почему? Да все потому, что чем выше чувственная организация человека и его души, с помощью которых он оценивает пространство и время, тем шире, как писал И. Сеченов, сфера возможных встреч, тем разнообразнее сама среда, действующая на организм и способы возможных приспособлений (Сеченов, 1947).

В полете «сфера возможных встреч» — это угрожающее пространство. Вот почему совершенствование — это увеличение степеней свободы для нейтрализации этой угрозы. Небо может стать холодным, равнодушным и даже злым. Нужно всегда нести доброе или принимать его душой, так как дух летчика — это его жизненная энергия, его бытие в пространстве летного времени. Все это требует проникновенного воспитания, начиная с контроля над инстинктами и кончая воспитанием души.

Чего стоит потребность в риске, т.е. отпущенная на свободу воля! Риск как стремление к свободной воле есть сущность творческой жизни. И в этом духовном свойстве ключ к пониманию мысли, высказанной А. Швейцером, когда он писал о том, что познание, которое приобретает человек благодаря своей воле к жизни, богаче, чем познание, добываемое путем наблюдения над миром (см.: Швейцер, 1922).

Таким образом, духовное совершенствование — это этическая норма человека, это психологическая норма развития индивидуальной сверхчувствительности. Для меня сейчас становится более понятной глубинная, духовно пережитая мысль М.М. Громова о том, что «решая проблему безопасности полета, надо идти по пути совершенствования психической деятельности человека посредством воспитания и самовоспитания, с одной стороны, и с другой — совершенствования техники на основе учета психической деятельности человека… Летная профессия совершенствует человека, формирует психологический облик, присущий ее специфике» (Громов, 1993, с. 7).

Что означает совершенствовать психическую деятельность? Обычно в это понятие вкладывается тренировка памяти, внимания, воли, воспитание эмоциональной устойчивости, формирования «чувства самолета», поддержания мотива и целеустремленности к летной работе. Но трудно встретить рекомендации по духовной работе над собой, по созданию настроя «на седьмое небо».

Духовная основа самовоспитания есть, прежде всего, познание своего второго «Я», которое и является твоим духом, ибо рождает любовь к полету. Второе «Я» — это воля, но в особом качестве, качестве ограничителя собственной свободы, т. е. духовное средство сознательного управления своими чувствами и действиями. Второе «Я» — это осознание своих способностей как путь к добру. Духовная работа над собой, конечно, приведет к способности осознавать такие высшие чувства, как грех и вина. Грех не есть зло. Грех в том, что твой дух дал злу воспользоваться данной тебе свободой, т.е. поступить неразумно.

Летчик обладает чувством юмора как средством духовного осуждения своих слабостей. Оно помогает ему осознать английскую поговорку: «Грешить дело человеческое, но упорствовать в грехе — сатанинское». Противостоять дурному, злому в себе есть духовная работа над собой, над своим микрокосмом (малым миром), который, по словам К. Циолковского, есть причина высшей любви, милосердия и разума. Не бойтесь познать дух в себе, ибо он не есть нечто потустороннее. Это более разумное и доброе «Я». В духовности душа богатеет за счет того, что человек отдает себя в любви, в труде, в служении (Мень, 1992). Придет время, и в авиации будут гордиться тем, что именно летчики первыми поняли, что есть у каждого свой Бог в душе, а это выше, чем типичное самомнение «каждый сам себе Соломон».

Идея пространства как психологическая проблема вселенского сознания

Наиболее новые идеи, касающиеся будущего человека, человеческого сообщества, живущего в мире, добре и в «индивидуальной инициативе», по Фромму, ученые связывают с духовным миром человека. Ни человек разумный, ни человек экономический пока не смогли отказаться от материального обогащения в пользу духовного удовлетворения. Сегодня гуманистическая психология, религиозная философия обвиняют просветителей ХVIII–ХIХ вв. в том, что благодаря их гуманистическим концепциям человека оторвали от Бога, поставили его в центр мироздания и тем самым нарушили гармонию Высшего Начала. Человек отдал свою любовь самому себе, власти, сделав наслаждение высшей целью, заполнив почти всю чувственную сферу сладострастием. Человек забыл, что он, хотя и дитя Земли, но гость в этом мире (Мень, 1992). Его постоянно преследует страх, и в противовес этому чувству он развил чувство власти. В этой связи Ницше приводит оригинальную иллюстрацию, считая, что в антагонизме с прошлым новое поколение, наслаждаясь критикой, проявляет первые плоды чувства власти (Ницше, 1992). Современный человек безнравственен, так как хочет зависеть только от себя. Он пассивен, духовно опустошен и абсолютно индифферентен, скорее подражателен, чем инициативен. По мнению датского мыслителя С. Кьеркегора, люди не добры, так как далеки от веры. Они так и не смогли в полной мере свершить душевное движение к смирению. Бессилие  — не пустой звук, люди даже Бога побеждали своим бессилием. Мыслителей, выражавших сомнение в абсолютности добра как цели человечества, немало.

В настоящее время в интересах глобального преобразования людских сообществ гуманисты ставят новую цель: подчинить технику, экономику, иррациональные социальные силы (Фромм, 1990). Это новая человеческая утопия. Я же хочу сформулировать свою «авиационную утопию», смысл которой сводится к следующему. У человечества была мечта — подняться ввысь на аппарате тяжелее воздуха. Ее «сделали былью». И, если сегодня ставится задача создать истинное гуманистическое общество, то почему не увидеть в сообществе летающих людей достойных его граждан. К этому есть некоторые предпосылки. Летчик, как я пытался показать в этой книге, — это человек с совестью, которая, хотя и ведет его к жажде власти, но над собой. Его внутреннее «Я» как данная в духе свобода воплощается в других людях, его сознание настроено на вселенскую частоту. Летчик в качестве средства достижения высших целей представляет любовь и жизнелюбие. Самый большой порок в человеке — это гордыня, но и ее многие выдающиеся летчики постоянно усмиряли, исповедуя авиационный нравственный императив: чем выше поднимаемся, тем меньше мы кажемся людям, которые не умеют летать. Это удивительный психологический феномен духовной преемственности.

Конечно, это благое пожелание далеко не все способны исполнить. Попытаемся использовать необычный ракурс видения летного труда в целях поиска его духовных свойств, новых качеств сознания, которые не исключают человека из других миров, а сближают с ними. В свое время Л. Гумилев духовное стремление человека к общности идеалов со всеми людьми называл этнической доминантой (Гумилев, 1990). В этой связи и возникла передо мною задача найти пример, на котором можно было как-то показать особое свойство сознания летчика — быть в творческом поиске космогонической информации. В качестве примера я избрал идею Пространства.

Методологическим принципом системного анализа перехода теоретической мысли к практической реалии я выбрал принцип преемственности, придав ему специальное качество. В чем его суть? Чтобы познать или предугадать объективные процессы, всегда приходится опираться на имеющиеся знания и способы их получения. В этом случае принцип преемственности, в моем понимании, приобретает специальное качество, суть которого состоит в том, что именно оно дает возможность понять, что с предыдущими знаниями нового решения не достичь, т.е. преемственность рождает психологическую нужду, за которой последует новое знание. Попробую, опираясь на это «открытие» в логико-методологическом анализе явлений будущего, рассмотреть Пространство в практической области передвижения человека в воздушном океане. Психологическая сторона дела обычно сводится к пространственной ориентировке, так как вот уже более 80 лет из-за ее потери в воздухе ежегодно происходит 15–20% аварий и катастроф с гибелью тысяч людей. Физиологический монополизм на данную проблему привел к тому, что Пространство как одну из великих мировых идей свели к проблеме анализаторов. Вместе с тем ориентировка в пространстве включает умственные преобразования визуальной информации. Ориентировка человека, находящегося в самолете, космолете, требует активно направленного сознания на постоянную интеллектуальную оценку себя относительно соответствия своего движения в пространстве поставленной задаче.

В полете возникает противоречие между визуальными и инструментальными сигналами, между восприятием и мышлением. Причина — в подмене точки опоры, когда вектор динамической силы принимается человеком за земное притяжение. Физиологические ответы всех видов механорецепторов создают правдивую картину, которая входит в так называемый образ полета. Такова кратко практическая суть проблемы психологической трактовки пространственной ориентировки.

Однако, изучая летные аварии и катастрофы, богатую палитру пространственных иллюзий, психические состояния, которые испытывают летчики и космонавты, я пришел к выводу, что без высокого осмысления идеи Пространства сделать более безопасным труд людей, отрывающихся от Земли, будет трудно. Пространство — это ведь часть ноосферы, так как охватывает социальные устремления человека, идею религиозного преобразования бытия и даже греха, идею приблизиться к высшему Разуму.

Итак, вдумаемся в смысл и чувства человека, который покоряет пространство. Какова психология чувств покорителей?

Прежде всего, авиация придала таким абстрактным категориям, как «пространство» и «время», личностный смысл, именно эти категории для человека летающего превращаются в социальную ценность, ибо психологически включены в цель и средство деятельности. Пространство, по мнению летчиков и космонавтов, стало доступным. «В полете, — писал летчик Б. Еремин, — рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности в заданное время, крылья и мотор изменили реальность». (Еремин, 1987, с. 5). По мнению космонавта Г. Берегового, человечеству суждено было лишь работать на Земле, жить ему предстоит во Вселенной. Как видим, психологическая трансформация физической сути пространства для человека летающего есть интеллектуальный процесс осмысления и самоосознания себя как личности, как социальной ценности. Летчики и космонавты очеловечивают Пространство, называя его общим Домом. Пространство и время в полете — это информационная категория, имеющая глубокий социальный смысл: сохранение национальной безопасности страны, устранение причин катастрофических экологических ситуаций, общение планетян и т.д.

Таким образом, саму проблему Пространства мы можем обозначить как новую область исследований механизмов формирования планетарного сознания. Дело в том, что Небо над планетой едино. Поэтому авиация и космонавтика помогают гражданину любой страны в полете развивать в себе человеческое, нравственные потребности, понимание себя в другом. Эта профессия может служить способом накопления человеческого капитала, создавать, в понимании А. Сент-Экзюпери, Планету людей. Мне кажется, что подобный общий взгляд на проблему пространственной ориентировки, в ее частном виде в авиации, смог бы нас продвинуть в решении сугубо практических задач.

В этой связи хочу высказать еще одну свободную от традиций идею, связанную с воздействием Пространства на летчика. Известно, что кабина самолета представляет предметный мир в виде закодированных символов, характеризующих перемещение летательного аппарата, рычагов, ручек управления, включенных в операции и действия человека, и, наконец, информационную среду, в которой собственно и функционирует система «летчик–самолет». В данном случае предметный мир, окружающий летчика, есть не что иное, как усвоенное знание для управления самолетом. Поскольку вся информация закодирована, то психика в основном занята перекодированием знаковой информации в образные представления. Вот тут-то все и начинается. В образе все богаче, ярче, шире, а самое главное:

человек понимает, что знания оказались недостаточны, ибо смысл и суть Пространства гораздо значительнее, чем показания авиагоризонта или курсового прибора. Летчик начинает чувствовать, что ему не физически, а духовно тесно и душно в кабине. Он мысленно отвязывается от кресла, т.е. как бы выходит из собственного тела и начинает парить. Это и есть то чудо, которое непостижимо для земного ума. Чтобы понять это, разум должен обратиться к вселенскому сознанию. Нехватка знаний о видимом, воспринимаемом, ощущаемом пространстве должна восполняться (компенсироваться) чувством более высокого порядка — верой. В данном случае я под верой понимаю психическое состояние откровения, т.е. встречу с тем, что Выше нашего ума. Прошу не пугаться читателя, который может подумать, что летчики действительно «улетают» из кабины. Эксперименты, которые я проводил в полете, многое не подтвердили, но они и не были на это нацелены. А вот наблюдая жизнь, особенно летчиков-испытателей, я чувствовал их исключительную творческую индивидуальность, целостность, некую кастовость сознания, особый дар чувственного восприятия мира и стремление к познанию того, что во вне чувственного. Другими словами, я ощущал нечто, но боялся даже самому себе признаться, что имел дело с феноменом религиозного сознания.

Я как исследователь предчувствую, что чем дальше человек отдаляется от своей планеты, тем больше он испытывает влияние факторов, неизвестных на Земле. К примеру, смену гравитационных полей, деформацию восприятия пространственных структур привычных объектов, нарушение чувства времени, искажение биологическими датчиками потоков информации, замедление или убыстрение жизненных функций клеточных структур и обменных процессов. Таким образом, мы приближаемся к открытию космического происхождения живого вещества. Пора нам вырываться из плена привычных метафизических постулатов и переходить на уровень вселенского сознания, ибо только тогда мы увидим в многообразии содержания и форм реакций организма и психики свидетельство далекой эволюции.

На этом пути проблема пространственной ориентировки летчика есть исключительный инструмент познания адаптивных возможностей человека. Дело в том, что сам процесс дезориентации, т.е. распад целостности психического отражения себя в пространстве, процесс дезинтеграции сознательного и бессознательного, дисгармонии биологического и социального, раздвоения «Я» и образования «ложного мира», станет ключом к разгадке духовных истоков человека. Ведь не случайно просвещенная часть человечества на планете Земля в свою коммуникативную, духовную и материальную жизнедеятельность активно включила планетарный мотив: достичь разгадки космоса как начала и продолжения высшего разума, определившего границы возможного развития Homo sapiens. К сожалению, практическое освоение rосмоса в самом начале ставило задачей не столько проникновение в духовную суть проблемы самого человека, сколько решение технических вопросов.

Изучая космическое пространство, можно поставить вопрос о перспективных исследованиях человека как носителя вселенского сознания и как личности — вместилища духа. С этой позиции все достижения космической психологии — это не более чем начальный результат, поскольку моделью была искусственно созданная локальная земная жизнь. В космических полетах живая связь землян с космонавтом не прерывалась. Но факт остается фактом  — наше научное сознание отдает приоритет биологическому началу в человеке и соответственно под эту концепцию выстраивает всю программу медико-биологической подготовки профессионалов. И вместе с тем все, кто наблюдал триумф осознания духовного родства, общего сознания жителей планеты после полетов Ю. Гагарина и Н. Армстронга, совместных полетов СССР–США, позволяют мне высказать ряд суждений.

Космическая эра вызвала к жизни культурологическую концепцию сближения людей, сменившую концепцию разобщения. Я не считаю, что дело можно свести к трансформации политических мотивов. Думается, речь должна идти о социальных «мутациях» сознания. Духовным итогом прорыва человечества в космос является развитие энергетического потенциала культуры нашей планеты, создание реальных предпосылок для нравственного императива, могущего поднять людей до нового уровня осознания Всевышнего Разума. Суть этого императива в скачке земного рассудочного разума к духовному разуму в интересах создания единого поля для человеческого сообщества, познавшего и утвердившего смысл жизни как бытия Вселенной. Но для этого в исследованиях Человека космоса необходимо изменить научную парадигму, сместив акцент с земной психологии на космическую. И вновь приходится говорить о методологии. Я думаю, что в межпланетном космическом полете будут условия для резкого снижения воздействия земной среды и, соответственно, создания условий для более глубокого соприкосновения организма и даже клетки с космической средой. А это позволит, с одной стороны, определить динамические величины психофизиологических резервов, а с другой — прижизненно сформировать новые структуры, определяющие иные формы организации бытия организма в необычной среде. В таких исследованиях целесообразно использовать лиц, обладающих экстрасенсорными задатками. И, очевидно, новизна исследований будет заключаться в изучении видоизмененных физико-химических состояний, особенно в сфере пространственно-временных деформаций активных белковых структур.

Другими словами, могут исследоваться космические истоки живой субстанции. И если удастся открыть биологический код, то с его помощью следует направить максимальные усилия на формирование регуляции обмена веществ, повышающей устойчивость к земным профессиональным вредностям. В этом состоит великое значение познания космоса в возможности продления жизни и в придании глубокого смысла существованию человека, в его развитии в новом качестве.

Велика роль Космоса и в области формирования планетарного сознания, теологических теорий для интеллектуалов-атеистов и нового нравственного пространства духовного развития землян. В Космосе — ключ к открытию и психического кода, который был по неизвестным причинам утрачен, и нам досталась лишь частичка прошлого разума для обслуживания своих витальных, репродуктивных и эгоистических потребностей.

В этой связи психологическая программа исследований в Космосе должна предусматривать, с одной стороны, решение практической задачи в виде развития новых свойств коммуникативности психики, ее помехоустойчивости, способности через общение с членами экипажа конструировать новую духовную среду обитания, а с другой стороны, теоретическое обоснование связи земного человеческого бытия и тайны нашего происхождения. Не менее важна роль Космоса в создании новых духовных теорий. Человечество нуждается в новом нравственном пространстве для духовного единения землян.

Особые надежды следует возлагать на будущие психологические исследования в вопросах синтеза природного и биолого-физиологических знаний. Объектом таких исследований должно стать Пространство как психологическая проблема планетарного сознания.

Человек в Космосе начинает одухотворять пространство. Там, наверху, он осознает Землю как часть своего «Я». Вот где творческое поле для будущих философов. В Космосе взаимопереходы общего в единичное, идеального в материальное столь ощутимы, что позволяют приблизиться к проблеме зарождения общей планетарной Души. Жаль, что наши послеполетные медико-психологические исследования больше ориентированы на физическое состояние космонавта, а не на его психологию. Следует присмотреться к душевным трансформациям космонавтов, даже кратковременным. Эти «крупицы» озарений, прозрений, дают стимул для создания программ познания личности, свободы воли. Поскольку вопрос о полезности пилотируемой космонавтики не снят, то наступает подвижническая эра психологии.

Полеты человека в околоземное и космическое пространство впервые создали условия, когда нации, народности и просто личности, живущие на Земле, так ощутимо восприняли мысль о единой человеческой Душе, а космонавт, получив импульс космического сознания, убедил в том, что не только Землею жив человек! Жизнь в Небе существенно преобразила быт в бытие. И не случайно первые слова, сказанные на Луне космонавтом Н. Армстронгом: «Этот маленький шаг одного человека означает гигантский прыжок всего человечества».

Духовный ренессанс

Развивая мысль о глубинных корнях широты и щедрости души человека летающего за счет регулярного и достаточно длительного подключения его к информационно-энергетическому полю космоса, я убедился в том, что летчики любой страны действительно могут чувствовать друг друга. Подумаем о действительных возможностях людей, имеющих мощное биополе в сочетании с этически ориентированной духовной силой оказывать благоприятное воздействие на окружающих? Я не специалист в оккультных науках, не обладаю экстрасенсорной чувствительностью, но не считаю, что все то, что непознано, есть от лукавого. Пора психологии перестать стыдливо отворачиваться от проблем души человека, от его необычных состояний типа ясновидения, слияния с Вселенной и др. Сознание мы всегда рассматривали как отражение и преобразование материального в идеальное и очень боялись представлять его в качестве приемника для связи с информационным миром вне Земли. Страшно вспомнить, но еще недавно большинство даже не задумывалось о смысле жизни и предназначении человека. В журнале «Партийная жизнь» в период хрущевской оттепели был опубликован перечень материальных благ от числа пар обуви до числа комнат, которые будут предоставлены каждому при коммунизме. И ни слова о Душе, нравственных проблемах, свободе личности. Это привело к тому, что сам человек стал вещью.

Созданный в нашем обществе монополизм дарвиновского эволюционного взгляда на происхождение человека от животного обусловил приторможение развития духовного в человеке. Ведь до сих пор антропологические науки не могут дать убедительное разъяснение, почему «животная часть» человека имеет природосообразные свойства (продолжение рода, групповое реагирование на опасность, жестовая речь), а психическое создает столько недоразумений и горя. Даже слово нередко становится стрессором, средством обмана и лжи. В то же время неразумные животные в своем целесообразном поведении создают совокупный продукт выживания — биологическую видовую «бдительность». Труд единиц муравьев в сообществе складывается. А у людей единицы в единое целое не сложились. Но самое сложное для понимания того, почему же люди не понимают друг друга, в духе.

Психология как наука слишком много сил отдала исследованию функций психики как вторичного преобразования энергии, принимая психические процессы за механизм усвоения личностью социального исторического опыта. Но ни одна общественно-экономическая формация за тысячелетия так и не смогла построить отношения на нравственном идеале. Во все века люди стремились переделывать мир, не понимая главного — мир для нас или мы для мира? Но мир — это мы и есть. Таким образом, если переделывать, то себя, а это означает выбор: с кем ты, человек? От этого выбора будет зависеть успех прорыва в пространство вселенского сознания. В этой гипотезе меня поддерживает тот факт, что человечество сегодня встало на путь поиска высших ценностей. Рождается потребность в новой вере.

Если внимательно вдуматься в смысл научных открытий, в физическом мире и мире биологическом, то ведь все они не опровергли религиозных мифов, более того, они их даже частично обосновали. Говорят, что XXI в. будет веком психологии. Есть надежда на психологическое очищение людей в условиях резкого усиления информационно-энергетического поля земли. Сегодняшняя наука и практика подготовили для этого определенную научную базу.

В свое время В. Вернадский выдвинул гипотезу мироздания. Живое вещество привнесено на Землю из глубин космоса, причем не в виде молекул, а в форме биологических полей. Поле в физическом смысле — это часть пространства, в пределах которого действуют различные силы. В мирозданье есть две реальности: вещество и поле (А. Эйнштейн). Вещество биосферы состоит из двух состояний: живого и космического. Они соединены между собой. Космогоническая суть биополя живого вещества представлена человеческим разумом, который и преобразует биосферу в сферу вселенского разума, т.е. в ноосферу (Вернадский, 1975).

Вещество, время и пространство — это формы существования Вселенной, а информация и дух — ее содержание. По мнению С. Лазарева, процесс единения со Вселенной есть предтеча цивилизации. Но главное в том, что человеческая жизнь — это некое объективное преобразование информации в вещество. Надо думать, что проявление духа в материи и есть базовое свойство жизни. Физическая адаптация человека (здоровье) связано в первую очередь с воздействием информации от Вселенной на духовные структуры человека (Лазарев, 1993). В этом суть единства мира и человека и его участия в процессе непрерывного бытия.

Связь энергии космоса с полем живого вещества человека осуществляется через духовность. Отсюда объективизация физического смысла духовных сил. Однако это не помешало Тейяр де Шардену высказать мысль о том, что возникновение жизни есть результат процесса ВЗЛЕТА ДУХА, увенчавшегося появлением человека. По Шардену, материя, т. е. поле, есть матрица духовного начала (Тейяр де Шарден, 1965). Физическая энергия поля Вселенной по мере ее рассеивания эволюционно поддерживается духовной энергией. Эта энергия присуща и клетке, и молекуле, а в новой материи эта энергия приобретает форму сознания.

Наукой установлено: космическая среда есть физическое поле. Человек, как и любая другая материальная система, является частью физического поля, в данном случае космического, поскольку физическая картина Вселенной складывается из полей (Гегемян, 1993). Но в человеке, кроме физического поля в виде биоморфоструктур, есть и духовное поле в виде состояний любви, страдания, одухотворенности, добродетельности, агрессивности, озлобления. Все эти и другие состояния в духовном поле находятся в динамике.

Высшее предназначение живого духовного поля в человеке, по-видимому, состоит в организации и координации равновесного состояния Добра. Выводит из этого равновесного состояния энергия Зла. Этому способствует вселенское свойство биополя человека быть всеобщим. Мое «Я» есть также «Я» других людей  — это всеобщность (Гегель). Фундаментальное свойство духовного поля есть связанность людей в добре и зле (Ильин, 1993).

Отсюда я формулирую методологическую теоретическую посылку объективной возможности экстрасенса с помощью своего энергетического поля восстанавливать поле другого человека, потерявшего динамическое равновесие и вышедшего за пределы «духовных законностей» в область зла. Обозначим эту гипотезу-концепцию как «равновесие духовных полей». Такое равновесие духовных полей служит механизмом организации Вселенной. Учитывая всеобщую связь людей в добре и зле, человек способен принять энергию из космоса и передать ее другому, достигая в его Душе равновесного состояния. Постулат равновесия духовных полей рассматривается некоторыми исследователями как главное условие выживания человечества. Речь идет «об отречении от земного, выходе на единение с космосом и получении информации, воплощении ее в нравственных законах и практической их реализации на всех уровнях» (Лазарев, 1993, с. 37).

Другими словами, человек в принципе обладает сверхчувствительной способностью переводить хаотическое состояние в равновесное, которое в наибольшей степени отвечает предназначению человека; он может воспроизводить добро и тем самым контролировать зло, хотя и, наоборот, может умножать зло. Положительные и отрицательные заряды такого поля могут вступать во взаимосвязь с локальными пространствами, в которых живет и действует человек, животные, растения. При заряжении отрицательными зарядами подобных пространств создаются условия для отрицательного влияния на все, находящееся в нем. Виды этого влияния могут быть разнообразны и проявляться и в духовной, и в соматической, и в биологической сферах всего живого. Известны примеры, когда коллективы людей, объединенные независимо от их желаний злой волей, создавали мощное отрицательное поле, в котором люди, даже обладающие доброй волей, становились злыми. Порочностью можно заразиться, это социальный факт. Лица, обладающие особой чувствительностью к состоянию полей, способны на их регулирование. Более того, по данным наблюдений за экстрасенсами, они способны защищать людей, животных, растения, даже неодушевленные предметы от таких отрицательных воздействий. Но для этого, видимо, надо иметь мощное плюсовое поле, точнее, быть его носителем.

Известный исследователь в области экстрасенсорной чувствительности С.Н. Лазарев, изучающий проблему ее применения в «энергетическом лечении», следующим образом определяет требования к экстрасенсу: «Это люди с достаточно чистой кармой, с развитыми духовными структурами, со стратегическим мышлением, душевной добротой и огромной самодисциплиной. Способны лечить, изгонять «порчу», управлять энергетикой поля только те, кто способен следовать высшим этическим законам» (Лазарев, 1993, с. 40.) Все эти рассуждения опираются лишь на факты наблюдения за экстрасенсами, за результатами их воздействий. Будущее науки состоит в объективизации этих действий, в научном объяснении физических основ духовных полей и их равновесных состояний.

Для человека, обладающего экстрасенсорной чувствительностью, появляется дополнительная возможность черпать информацию о Душе из кладовой бессознательного опыта. Дело в том, что энергия духа, трансформированная в душе в виде неравновесных сил добра и зла (у каждого в своем сочетании), передается от одного человека к другому не обязательно через речь или действие. В этом вся суть драмы человеческой жизни: отрицательное поле может передаваться через действие энергетических зарядов, т.е. мы фиксируем феномен наведения. Человек, несущий в себе отрицательные заряды, может даже без умысла, не подозревая об этом, создавать среди других себе подобных или в физическом пространстве отрицательное поле, в котором все предметы, в том числе неодушевленные, могут подвергаться «порче». Это не миф, а реальность. Человеческий разум, по словам В. Вернадского, есть геологическая сила. Объектом воздействия поля в основном является не личность и ее сознание, а подсознание, это еще одна из логических предпосылок установления связи с вселенским сознанием.

Интересные данные получены С. Грофом, изучавшим переживания больных под воздействием ЛСД. Этот наркотик, воздействуя на подсознание, вызывал регрессивные воспоминания и переживания, в том числе религиозного характера. В подсознании хранятся переживания, обиды, несправедливости, боли, ощущения от удушья, холода, которые сублимируются и спустя многие годы могут проявиться в характере, болезни, в немотивированных поступках. Меня заинтересовали эксперименты С. Грофа (в том числе над собой) с позиции регрессии памяти о Космосе. Это выражалось в переживании космического единства, безмятежного вневременного блаженства, переживания Чистого Бытия. Люди, пережившие это состояние, описывали его как бесконечность, утрату своего «Я», расширение сознания, они как бы сами становились сознанием. Они себя ощущали космическими существами, получая заряд мудрости. Дело доходило до состояния экстаза, когда испытуемый отождествлял себя с Богом (Гроф, 1993).

В этой связи хочу привести уже более земные эксперименты своего коллеги профессора Л.П. Гримака, касающиеся гипнотического внушения состояния невесомости лицам, которые никогда это ощущение не переживали (Гримак, 1978). Исследования биохимических и вегетативных реакций у человека в состоянии внушенной гиповесомости показали, что развивающиеся при этом функциональные состояния сердечно-сосудистой системы и локомоторной сферы близки тем, которые имеют место в реальных условиях полета. Приведенные выше данные вызывают тревогу. Дело в том, что при наблюдении за душевным состоянием летчиков, за их личными переживаниями на высотах более 15 тыс. метров в кабине самолета-истребителя и при изучении расстройств сознания от высотной гипоксии я установил, что одним из первых наблюдаемых феноменов является «полет души», отчуждение от земного тяготения, чувство блаженства и главное  — мысль о встрече с другим миром. Я проводил в 1967 г. научный эксперимент над собой с использованием обедненной газовой смеси, т.е. опыт кислородного голодания. В этот момент управлял «самолетом»-тренажером. Поскольку я был осведомлен, что потеряю сознание, то все свои ощущения диктовал на магнитофон. Кратко опишу состояние. Никакой эйфории у меня не было. Я отчетливо заметил, что мои реакции на изменение параметров полета замедляются (критическая сфера сохранялась). Затем постепенно появлялось чувство легкости и медленное удаление от задачи, которую я выполнял. Начиналась трансформация реальности в ареальность: световые иллюзии, пустота, бесконечность, ощущение нового измерения, другого пространства… другой жизни. Потерю сознания не ощутил. Очнулся после дачи кислорода, с полной амнезией (не помня, что было) и с необычайной легкостью продолжал пилотировать. О своих ощущениях смог узнать только из текста, наговоренного на магнитофон. В последующем с сотрудниками Института психологии Российской академии наук мы проводили исследования подобного рода¹. Я не буду касаться всей психофизиологической феноменологии, известной в авиационной медицине, отмечу только, что немногие из участников эксперимента, кто приближался к состоянию утраты сознательного контроля за выполнением экспериментальной задачи испытывали не страх, не неловкость, несмотря на ощущение удушья, а состояние умиротворенности, блаженства,… ухода от реальности. Происходило что-то неземное. Обычно же изменение сознания имело строго фазовый характер с изменением в эмоционально-волевой сфере (снижение критичности, благодушие), сенсомоторной (двигательная расторможенность, дизартрия речи), далее в психической (заторможенность, отчужденность, судороги, ступор, кома). Но есть и другие проявления, когда реальная действительность не просто уходит, а вытесняется новой в виде сновидений благостного характера. Ощущение высвобождения души появляется, но, к сожалению, физического эквивалента, регистрируемого в нейропсихологических измерениях, не было обнаружено. В этом направлении мы только строим гипотезы. Хотел бы обратить внимание на один странный факт: по мере углубления гипоксии мозга сфера рефлексии заметно сужается (Т. Ушакова), в то же время появляется «другое сознание», которое существует в другом мире. Видимо, в этот момент проявляется информационная связь психического биополя с космическим.

С позиции антропогенеза этот феномен можно расценить как реализацию эволюционного механизма отклика на космический импульс. Приведенные наблюдения наводят на мысль, что «человек летающий» впитывает космическую энергию, становясь естественным экстрасенсом, распространяя вокруг себя частицы поля Вселенной.

В свете сказанного можно сформулировать более высокий уровень обобщения, касающийся проблемы безопасности полета как безопасности жизни вообще в ее телесном и духовном измерении. Речь идет о том, что исследование безопасности жизни летчика может стать интеллектуальным мостом для создания общей концепции безопасности на планете Земля. И начинать, видимо, надо с разработки концепции языка духовного общения, с понимания идеи назначения человека как духовной силы, противодействующей злу. Сегодня это крайне важно, ибо даже среди летного состава все меньше и меньше сохраняется отношение к полету как к смыслу жизни. Коммерция, конъюнктура, снижение ценности самого полета, неуважение к духу авиации приводит к обесцениванию всеобщего человеческого в летческом «Я». А ведь жизнь показывает, что человек безнравственный во зле менее опасен, чем тот, кто свою мораль употребил во зло. Нет большего греха для летчика, чем превратить небо в средство и цель личной наживы, сделав из этого не только средство, но и цель. Если дело пойдет так и дальше, то от авиации останется лишь ощущение «транспорта», но только опасного и малоприятного. Горько об этом писать, еще горше думать. Особую надежду возлагаю все же на ту часть летнего состава, которая не предала Небо. И поэтому, опираясь на лучшее, что есть в духе летчика, продолжаю развивать мысль о безопасности рода человеческого. Речь идет о создании теории духовной генерации высших целей человечества.

Если мы, психологи, хотим развивать идеи добра, то должны свои теории подпитывать здравым смыслом и сверять с ним. Психологии предстоит еще исследовать дух человеческий как исток развития земной жизни и ее ценностей. Дух — это жизненная сила, но не для власти над другими, Дух — это сила характера с целью смирения своего «Я», дух — это высокое достоинство, хотя и готовое к покаянию. Так постепенно мы научно углубимся в субъективный мир человека.

В качестве примера психологического объекта субъективного мира рассмотрим феномен покаяния. Я как психолог-практик представляю покаяние таким образом. Покаяние — это духовный процесс страдания, когда сотканное из совести твое «Я» покинуло тебя, но осталась истерзанная душа, жаждущая подняться к своему «Я» и слиться с ним. Возможно, в этот момент и рождается Бог в человеке. Покаяние есть психологический процесс, ибо душа к нему стремится через осознание, через осмысление своего греха. Видимо, есть зерно истины в призыве святого Павла: «Преобразуйтесь обновлением ума вашего, заботьтесь иметь Бога в разуме».

Особенность человеческого духа в том, что он связывает нас с тем состоянием, которое приходит к нам и которое назовем вселенским сознанием. В этом направлении теория объективного образа субъективного мира человека может дать положительный результат, и сегодня познание закономерностей связи индивидуального сознания со вселенским как ноосферного механизма вечного течения живого, того, что было, есть и будет. Эта задача не только научно-познавательная, но и практическая, ибо от ее решения зависит судьба создания совершенно нового языка, языка сознания, с помощью которого люди обретут дар понимания не конца жизни, а ее вечности.

Видимо, нам следует подумать о неком новом качестве памяти как хранительнице Времени. Это подведет нас к новому взгляду на саму субстанцию прошедшего времени. Прошедшее, спрессованное в памяти, выступает как связь бытийного сознания отдельной личности со всем человечеством. Видимо, мы подходим к овладению языком осознания памяти как ключа к разгадке времени. Язык сознания — это одновременно способ подключения к биоэнергии Высшего Разума. Кто знает, возможно, создав новый язык сознания, психологии как науке удастся разработать способ длительного поддержания в душе человека общевселенского Добра, потенциал которого выше потенциала зла. Безусловно, Зло не уничтожить, ибо оно, кроме всего прочего, несет в себе дифференциальный признак Добра. Поэтому роль Добра, по мнению просвещенных мыслителей, не столько в борьбе со злом, сколько в ограничении зоны действия зла.

Возможно, стоит решиться расширить проблему психического образа и подойти к исследованию образов Добра и Зла. «Под добром, — писал Спиноза, — я буду разуметь то, что все более приближает нас к образу человеческой природы, под злом то, что препятствует нам» (Спиноза, 1932, с. 141). Ведь это не потусторонние реалии, они суть виды биоэнергии, а личность — общество — это лишь место их «прописки», приложения. Идея добра и зла возникла не в природе. Гегель писал, что человек не добр, не зол от природы, поэтому законы человеческой нравственности бесконечно выше законов природы. Если это так, то новая задача науки психологии — раскрыть процесс созревания добра в человеке.

Всматриваясь в неразумность поступков умных людей, хотя и умозрительно, но ощущаешь, что их появлению человек обязан противоборством опыта как знания, сознания как трансформатора этих знаний образу духовности как истинно внутреннему генератору добра. Знание, интеллект, сознание и даже воля организуются в поведенческий образ, впитывающий историю жизни человека для выработки социальных приемов по решению повседневных целей. Эстетическими свойствами подобного образа являются гордыня, страсть, гедонизм, эротика, эгоцентризм, для них обратной связью служит результат удовлетворения, наслаждения победой. «Обслуживающим» аппаратом этого образа выступают инстинкты. Можно представить, что энергии, представленной в социальном опыте на протяжении жизненного пути, едва хватает на удовлетворение потребности в наслаждениях. Отсюда необходимость в приеме дополнительной энергии для накопления добра внутри образа духа, т.е. в этической сфере.

Беру на себя смелость утверждать, что одним из направлений в разработке методов снижения психологической напряженности людей может быть включение планетарного мотива в коммуникативную, духовную и материальную жизнедеятельность: достичь разгадки космоса как начала и продолжения высшего разума — в этом трансцендентная суть идеи поиска языка сознания, с помощью которого можно получать из Космоса энергию, питающую разум, но не мыслью, а добром. Есть же в организме фагоциты, т.е. клетки-защитники, пожирающие врагов. Почему же не быть очищающей энергии, подвигающей человека на добрые поступки. Эта мысль для меня не кажется абсурдной, поскольку некоторые наблюдения и исследования психических состояний в космосе дают право задуматься над подобными проблемами.

Как было сказано выше, вдали от Земли летчики и космонавты отмечали прилив необычной энергии добродетели, чувство свободы Души, они ощущали ранее им не свойственное осознание своего второго «Я» и связи со всеми людьми и, главное, ощущение любви к человечеству вообще. Это примечательно, что именно в космосе у людей проиходит отклик на время прошлого, они открывают для себя то, что внутренняя свобода есть средство реализации смысла жизни. Эти факты порождают научный интерес к энергии времени и пространства и открывают способы ее трансформации во вселенское сознание. Повторяю: к этому есть предпосылки, так как реальное пребывание человека даже в околоземном пространстве способствует возникновению у многих мысли о единстве человеческих душ.

Физики уже поняли, что нынешняя картина мироздания нуждается в существенном развитии. Пора и нам серьезно задуматься над проблемами космизма, живого вещества, биополя, геополитического мышления, вселенского сознания. Развивая идеи Б.Ф. Ломова о психическом мире человека, следует попытаться создать физическую карту духа в виде биоэнергетических меридианов на планете Земля. Естествоиспытатели обозначили долготу и широту для физической ориентации в пространстве, для связи между людьми и природным окружением. Думаю, что есть и духовные меридианы, в пространстве которых пересекаются духовные и природные силы, создавая вектор генераций, всеединства духа, космогонического и земного. Осталось «немного»: исследовать вид языка для перевода внечеловеческого сознания в образе духа, осуществляющего межчеловеческое общение. Это надо было открыть еще вчера. Человеческий мир слишком алогичен и жесток, порой унизительно неразумен. Несмотря на то, что на Земле есть все для природного энергетического насыщения человека, ему не достает способности удерживать духовную энергию духа. Человечество не только не удерживает ее, но и извращает. Видимо, утрачен механизм раскодирования энергетики Разума. Но раз есть психическое поле, психический образ, должно быть психическое вещество. Скорее всего, оно представлено энергией в виде информации, которая пока остается за пределами нашего сознания. Предполагаю, что код расшифровки лежит во Времени, которое не совпадает с циклами земной жизни. Причинами этого несовпадения, скорее всего, является разность мер организованности биополей в духовном и физическом пространствах. Нужен код сведения этих полей. Требуются принципиально новые психолого-теологические парадигмы в интересах духовного объединения. Пора осознать некие житейские мудрости типа того, что истинная ценность жизни измеряется лишь отсутствием страданий, а не присутствием наслаждений (Шопенгауэр, 1992, с. 417). В частности, осознать, что достичь уровня познания духовных сил, нравственных начал можно не только в пространстве истории государств, но и гораздо дальше, за ее пределами. Тогда сольются научное и религиозное сознание, которое станет образом-пульсаром субъективного мира человека. В этом случае надчеловеческий образ и будет тем общепланетарным механизмом психологического благоговенья перед жизнью как высшей мерой творчества и смертью как началом бессмертия. Образ мира дает нам пример цикличности и обновления вселенского начала. Познаем силы духа  — значит научимся управлять социумом во всевозможных его ипостасях.

Все вышеизложенное, вероятно, будет с трудом воспринято и, скорее всего, не принято читателем. Я сам шел и продолжаю идти к этому пониманию медленно, шаг за шагом. Однако какое это отношение имеет к безопасности полета? Могу, но не в оправдание, а в порядке отстаивания своей позиции еще раз подчеркнуть: проблема безопасности полета — это проблема человека, его судьбы, права на выбор и на жизнь. Человек в полете, что ни говори, ближе к Вселенной, к ее познанию, и «прислушаться» к его душе полезно. Конечно, есть летчики-специалисты, есть летчики-профессионалы, но есть и летчики, чья духовность, выраженная в любви к полету, обогащает его нравственность, его Душу. Возможно, они воспримут эту главу не как «заумь», а как приглашение в мир высокого вдохновенья, где «Я» — лишь отражение счастья, чистого неба глоток (Н. Орешина).

Это размышления о прожитом, о пережитом, отражающие сугубо личную точку зрения. Я не претендую на «истину в последней инстанции». В свое время Г.Т. Береговой подарил мне одну из своих автобиографических книжек, сделав такую надпись: «Только через колоссальный труд и убежденность можно овладеть желанной профессией, описать свои убеждения во стократ труднее». Я испытываю неловкость оттого, что не смог в словах воспроизвести красоту души летчика. Да это и невозможно. Копия, модель всегда беднее оригинала. Жизнь мне подарила пример, доказывающий это.

Я знал Александра Белова, рабочего из Горького. Летая парнишкой в аэроклубе, он повредил ногу. Прошло 40 лет, он стал на своем заводе известным изобретателем в области, не связанной с авиацией, и продолжал выписывать журнал «Авиация и космонавтика». Я его спросил: «Зачем?» — «Понимаешь, вдруг война, понадобятся летчики, надо быть в курсе дел. Я тогда наварю педаль, чтобы короткой ногой доставать и,.. ВПЕРЕД!» Недавно он умер. Перед смертью к нему пришли рабочие из его цеха и спросили: «Саша, какое твое последнее пожелание, чем помочь?» — «Приходите на могилу 18 августа и выпейте чарку за авиацию». Может, в этих словах больше смысла, чем во всех моих размышлениях, но мне не обидно, ибо это слова Летчика. Когда-то мой пятилетний сын Андрей, увидев инверсию, сказал: «Батя! Гляди, в небе рисовательный самолет». Рисуйте, молодые летчики, свою судьбу в Небе и пусть она будет счастливей нашей!

1993 г.²

Литература

Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990.

Вернадский В. Пространство и время в живой и неживой природе. М., 1975.

Гегемян Г. Концепция «поля живого вещества» // Вестник РАН. 1993. № 2.

Гримак Л. Моделирование состояний человека в гипнозе. М., 1978.

Громов М.М. О летной профессии. М., 1993.

Гроф С. За пределами мозга. М., 1993.

Гумилев Л. Этногенез и биосфера. Л., 1990.

Еремин Б.Н. Воздушные бойцы. М., 1987.

Ильин И. Путь к очевидности. М., 1992.

Кант И. Соч. В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 2.

Лазарев С.Н. Диагностика кармы. СПб., 1993.

Льюис К. Любовь. Страдание. Надежда. М., 1992.

Мень А. Культура и духовное восхождение. М., 1992.

Ницше Ф. Утренняя заря. Свердловск, 1992.

Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980.

Пономаренко В. Психология жизни и труда летчика. Воениздат, 1992.

Сеченов И. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947.

Спиноза Б. Этика. М., 1932.

Тейяр де Шарден. Феномен человека. М., 1965.

Фромм Э. Иметь или быть. М., 1990.

Швейцер А. Благоговенье перед жизнью. М., 1922.

Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. М., 1992.

Штайнер Р. Теософия. М., 1990.

Открытие духа в профессии

Дух, говорили философы, есть Бытие, а не быт. Но то, что сегодня происходит с авиацией, показывает, как можно бытом порочно покрыть Бытие. Сегодняшнее поколение авиаторов попало в черное облако и стало приспосабливаться, снижая скорость полета, безудержно теряя нравственную высоту. В данной главе с разных сторон будут рассмотрены обстоятельства, конкретные причины разложения духа в авиации. Самолетопады по причине «человеческого фактора», равнодушие лиц, ответственных за уровень профессиональной подготовки, психологический климат в экипажах, контроль за системной профилактикой безопасности полета, состоянием здоровья, правовой и социальной защитой летно-инженерного состава у пассажиров вызывает сомнение: а есть ли дух? Есть. И в доказательство приведу результаты психологического исследования внутреннего мира летчика, его душевной памяти. Я мечтаю о том новом золотом веке Авиации, когда люди Земли, увидев инверсию на небе, поймут, что это не только конденсат, но и духовный след небожителя с его другом — самолетом. Осознают, что их из пункта А в пункт Б их переносят ЛЕТЧИКИ  — НОСИТЕЛИ ДУХА. Их, пассажиров, в полете приобщают к дыханию гравитации, к Пространству Вселенной к той удивительной спокойной, устойчивой безмерной красоте нашей колыбели — Земле. Их приобщают к новым ощущениям протекания времени и неуправляемой радости при возвращении на землю. Многие пассажиры про себя молятся и просят у Бога благополучной посадки. Но вы вверили свою жизнь летчикам, и вам надо знать, что это за люди. Вы ознакомитесь с уникальными документами, раскрывающими Божье начало в человеке летающем. После прочтения этих в высшей степени исповедальных откровений Вы почувствуете то энергетическое поле добра и возвышенности, которое оберегает вашу жизнь. И все, что этому угрожает: злоба, месть, корыстолюбие, жадность, ревность, подрывая духовные силы пилотов, угрожает и Вашей жизни. Общество должно уважительно и с пониманием оценивать престиж авиакомпании не только по цене билета и комфорту тела, но и по уровню культуры тех, кто за вас в ответе. Вы можете спокойно летать с теми профессионалами, чье мировоззрение, мироощущение близко к тем, кого Вы сейчас услышите, именно не прочтете, а услышите, как слышал запах самолетов известный летчик, Герой Советского Союза Ю.А. Гарнаев.

Рассмотрим смысл и значение духа для человека в небе. По приведенным выше высказываниям летчиков убеждаешься, что для них Небо всегда было, есть и будет: любовь и дух. Надо полагать, что дух летчика  — это реальный опыт возвышенного чувственного, психического состояния, возникающего в процессе постижения смысла своей жизни в полете. В конкретной профессии дух предстает и как физиологическое, и как метафизическое состояние, не поддающееся научному описанию. Именно метафизическое содержание духа определяет его предназначение в опасной профессии — создать нравственный резерв выносливости, развить сущностные (высшие) качества человека. В процессе полета летный экипаж нередко попадает в ситуации, когда его природа (инстинкт самосохранения) понуждает уйти от опасности, презрев ответственность. Вот здесь и приходит на помощь дух, причем не только в полете. И позже в состоянии переживания своей человеческой слабости дух не отпускает, пока человек не выскажет всю правду сам себе. Так рождается процесс самоочищения, когда познаешь, чего ты стоишь как личность. Через самопознание (рефлексию) формируется сверхнадежность летного профессионализма, так как человек понимает и трудности полета, о свою собственную психическую ограниченность. К сверхнадежности профессионализма летчика имеет отношение так называемое свойство личности  — интерес к летанью и к смыслу профессии, выраженному во всепоглощающей любви к небу. Психологическая суть вдохновенного состояния в высоком уровне осознания значимости того, что делаешь, соответственно, в значимости своей субъектности. Это нашло свое отражение в знаменитом крылатом выражении одного из вдохновенных летчиков-испытателей Саши Кузнецова: «Выше нас только Небо». Состояние вдохновения питается не только телесной энергетикой. Вчитайтесь в оценку летчиками своих состояний и подумайте над их трансформацией в трансцендентную символику.

«Любой полет был для меня вдохновением. Душа пела, сам пел, но постоянно знал, что смертен, но верил в свою причастность к бесконечной вселенной» (А. Водостаев).

«Полеты давали ощущения Вечности и Бесконечности. Приобщение к вечности бытия и пространству ощущается подспудно. От этого захватывает дух» (В.С. Смирнов).

«Духовность в полете проявлялась как ощущение приобщения к пространству, свободе, познанию нового, я бы сказал, что для моей души — даже где-то к вечности» (Н. Григорьев).

Собственно подобная идентификация себя как микрокосмоса позволяла психологически подойти к человеку летающему с неземными мерками. Человек в небе — это особенный индивид, который по-другому чувствует, переживает, по-иному отражает привычный нам физический мир: скорость, высоту, пространство, время, гравитацию, Вселенную. Он целостнее чувствует ее строение, а самое главное — улавливает ее близость к своему духу.

Продолжая мысль о сверхнадежности летчика как личности, нельзя не увидеть высокую роль духовности как самовоспитания. Духовная основа самовоспитания есть, прежде всего, познание своего второго «Я». Ведь второе «Я» опасная психическая составляющая, так как нередко она-то и провоцирует переживание своей неполноценности, перерастающей в навязчивый невроз. У летчика, к счастью, за счет волевых свойств, целеустремленности, где-то агрессивности второе «Я» вызывает потребность к развитию летных способностей и к осмыслению своего имени как знака высокого уровня порядочности. Духовная работа над собой не может обойти такие философские темы, как добро и зло, грех и вина и их соотношение с их отношением к людям, к профессии. Летчика, как правило, из среды авиаторов выделяет любовь к полету и жизнелюбие. Научные исследования структуры и организации духовных проявлений в летном труде надо начинать с

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

НИР ИПАН «Стригун» (1990): В. Степанов, А. Федорук, Т. Тимофеева, А. Лебедев, Т. Ушакова и др.

2

Прошли годы. Я пытался развить эти идеи, написал несколько книг о духовности профессионала. В главе 1 я частично использую этот материал, стараюсь выдержать единый стиль изложения, который понятен начинающим психологам, особенно психологам труда.