Глава первая
Эта история началась для меня очень давно. Мне тогда было шесть или семь лет, и у моей матери была подруга, которая была влюблена в одного капитана дальнего плавания. Эта женщина приносила к нам домой фотографии этого бравого моряка и рассказывала, где он бывал и что видел.
И эти рассказы для меня, тогдашнего, ходившего в детский сад, и которому детский сад казался целым БОЛЬШИМ МИРОМ со своими страстями, радостями и желаниями, казались сказками. Волнующими волшебными сказками о каком-то немыслимо красивом сказочном мире, связанном с МОРЕМ. И именно море давало пропуск в этот сказочный мир.
Так началось мое увлечение морем. Через некоторое время я им просто «заболел, хотя ни разу в жизни не видел его. Примерно после седьмого класса я послал во многие мореходные училища запросы, чтобы они мне выслали программу обучения и условия приема для поступления в училище. Через некоторое время я получил ответы оттуда.
Внимание мое привлекло тогда Каспийское мореходное училище, что находилось в Астрахани по адресу, который мне почему-то внушал доверие: Балтийский переулок, 1.
Если говорить до конца честно, то я ни разу до этого не сдавал в жизни вступительные экзамены и подсознательно чувствовал в себе некоторый страх перед этой процедурой, а в КМУ принимали окончивших восьмые классы без троек, без экзаменов. Это решило все и предопределило мой выбор.
Правда, после седьмого класса тройки у меня были, и пятерок было не пятьдесят процентов, как требовалось при поступлении без экзаменов. Но в восьмом классе я «уперся рогом» и стал учиться не за страх, а за совесть. Закрутился как белка в колесе, и стал не хуже чем все.
Вдруг открылось во мне бездна незнакомых новых сил, я стал наверстывать упущенное, оказалось, что очень многого я тогда не понимал в школьной программе. Наверстывать приходилось самостоятельно по учебникам, а это было ох как тяжело. Но с течением времени я знал весь материал по школьным предметам не хуже, а может быть и лучше любого отличника. В тот год, на каких только олимпиадах я не побывал. Нигде, правда, ничего не выиграл, но участвовал, что для меня тогда было большим достижением. И самое главное я не заучивал материал, а научился его ПОНИМАТЬ.
Единственное, что меня огорчало в то время так это консервативное мышление учителей, которые при одинаковых ответах моих и признанных отличников мне чаще ставили четверки, а им пятерки. Умом я их понимал, — семь лет я учился, середина на половину, звезд с неба не хватал, но и двойки редко получал. И тут сразу вдруг с места в карьер: ученик начинает на глазах умнеть. Не всем это нравилось, и, видимо, срабатывал определенный стереотип, который закрепился за середнячками-хорошистами, к числу которых я и принадлежал долгое время.
Но как бы там ни было, восьмой класс я закончил с тремя четверками, остальные были только отличные оценки. И надеялся, что смогу пройти по конкурсу и поступить в мореходное училище.
С этими мыслями я и пришел к директору своей школы забирать аттестат об окончании восьмого класса.
Не знаю, как сейчас обстоят дела в средней школе, но тогда, в то дремучее время, когда начиналась моя юность, в моей школе собирались из двух восьмых классов создать один девятый, в котором учились бы лишь те, кто хотя бы что-то понимал и хотел учиться, а двоечников и троечников собирались из школы убрать, чтобы эти ребята шли в ПТУ и учились рабочим профессиям. Мамы толпами ходили к директору и умоляли оставить свое неразумное чадо в школе в девятом классе, чтобы ребенок мог по окончании школы поступить в институт и по окончании института не пойти в армию, ну и вообще потом «стать человеком».
Лишь я один во всей школе был неисправимый романтик, которого влекло море. И пришел сам забирать документы из школы, в то время как все остальные стремились в ней остаться.
Директор с удивлением посмотрел на меня, и вызвал мою классную руководительницу — Татьяну Ивановну, учительницу математики.
Я сидел в его кабинете, смотрел на этого умного и строгого мужчину, которого все боялись и уважали в школе. Ему было лет тридцать пять. Роста он был довольно высокого и крепкого телосложения. У него были чистые белокурые волосы и пышные усы, которым завидовала вся мужская половина школы. Во всем его облике чувствовалась какая-то сила и властность, но вместе с этим от него веяло каким-то неуловимым ароматом интеллигентности. Я никогда не видел близко его глаза, а сейчас я сидел напротив него и с интересом рассматривал его умные проницательные глаза и проникался уважением к этому взрослому человеку.
Наконец пришла моя классная руководительница, и, меня попросили подождать в коридоре. Через некоторое время учительница вышла, и меня пригласили в кабинет к директору. Он предложил мне сесть и долго молча с интересом, смотрел на меня. Я не знаю, что он думал в это время, но смутить этим меня он не смог.
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, я был очень скромным ребенком и всегда, когда шел по городу, смотрел себе под ноги и никогда — на лица проходящих мимо людей. Но примерно в это время в моем сознании наступил какой-то перелом и однажды, когда я шел за своим братом в детсад, я стал рассматривать прохожих и смотреть, прежде всего, в их глаза. И тут выяснилась одна очень интересная вещь, которая тогда поразила меня до глубины души — все прохожие, и мужчины, и женщины, не выдерживали моего взгляда и либо отворачивались, либо опускали глаза вниз. Тогда я сделал для себя вывод, что эти люди не выдерживают взгляда потому, что у них была нечиста совесть. Я и подумать тогда не мог, что все эти люди были просто-напросто рабами. Рабами в душе. И в них глубоко сидела рабская привычка на всякий случай прятать глаза.
Намного позже, я узнал, что у приматов прямой взгляд в глаза означает прямой вызов, угрозу. Человек по сути одна из разновидностей обезьян, хотя и считает себя верхом творения. И любой человек подсознательно избегает смотреть прямо в глаза незнакомых людей.
И я выдержал долгий директорский взгляд, а он моего выдержать не смог, и отвел глаза в сторону.
— Ладно, — сказал он мне, — если ты так настаиваешь — я отдам тебе аттестат. Я просто не имею права тебе его не отдать, но сначала объясни мне, — зачем тебе нужно портить себе жизнь в таком молодом возрасте.
— Я не собираюсь портить себе жизнь, — сказал я, не понимая, что директор имеет в виду. — Я хочу поступить в мореходное училище, чтобы стать капитаном дальнего плавания и плавать в дальние страны.
— И ты думаешь, что ты выдержишь? — спросил меня директор, и глаза его наполнились невыразимой грустью. — Ты думаешь, что там, в этом твоем мореходном училище, все так хорошо и просто? Ты просто представить себе не можешь, какая там клоака и мерзость.
— Я думаю, что я справлюсь, — твердо сказал я, уверенный, что все слова директора не имеют под собой никакого основания и направлены лишь на то, чтобы удержать меня в школе.
— Боже мой, да ты просто не понимаешь, мальчик, что тебя ожидает, — голос моего собеседника был пропитан каким-то непонятным, пугающим сочувствием. — Да ты сбежишь оттуда, не пройдет и полгода. А потом будешь сидеть вот на этом же самом стуле, и плакать горючими слезами, умоляя меня взять тебя обратно в школу.
Это было уже слишком для меня. Он меня просто-таки достал своей добротой, и я, стараясь казаться как можно более взрослым и независимым, сказал голосом, уверенного в своей правоте идиота-фанатика:
— Не приду. Отдайте мне мой аттестат.
Директор посмотрел на меня с видимым сожалением, покачал головой и отдал мне аттестат об окончании мной восьми классов средней школы №29 г. Липецка. — Мой мальчик, боюсь, что ты не один раз вспомнишь этот наш разговор, — сказал он и пожал мне руку. — Впрочем, тебе жить.
