Господа офицеры. Часть вторая

Владимир Циканов

Настоящее произведение является продолжением «Господа офицеры» (Часть первая), затрагивает и описывает события 1980―1989 гг. В книге рассказывается в основном о людях лётной профессии, военнослужащих двух авиационных подразделений пограничной авиации КГБ СССР. Это войсковые части 9807 и 2177, участвовавшие в боевых действиях в Афганистане весь описываемый период времени…

Необыкновенный тренаж и Пир в Бахараке

Вечером состоялся праздничный ужин. Праздник был известно какой. Мы остались живы! У кого сегодня был второй, а у кого уже и не второй, и даже не третий и не четвёртый День рождения… Повод выпить и даже напиться. Мы захватили из вертолёта три бутылки водки, когда шли на ночлег. Это всё, что осталось у нас к этому моменту. Остальные шесть, которые мы брали с собой в командировку, уже были выпиты.

Несмотря на инструктаж и напутственное предупреждение нашего командира части Захарова, водку мы провезли с собой в вертолёте через границу. Когда проводился инструктаж, наши вещи, где у каждого был припасён этот, считавшийся тогда чудодейственным напиток, уже были упакованы и находились в вертолёте. Распаковывать вещи у всех на виду? Народу в момент, когда вертолёт готовился к предстоящему вылету, собиралась тьма: и спецы разного рода, и оперативный дежурный… Да и так, все друзья и знакомые ― офицеры и прапорщики, сослуживцы, которые приходили в таких случаях провожать экипажи в боевую командировку. Идти сдавать водку командиру было бессмысленно и глупо.

Мы, по предварительной договорённости, должны были взять с собой по паре бутылок. Но я думал: «Я же ― командир! Мне надо взять больше. Пригодятся…» Взял три. Потом оказалось, что остальные взяли тоже по три. Уж и не знаю, что думали другие…

Мы собрались в «нашей», только что выделенной в наше распоряжение комнате. Дополнительную кровать, которую оперативно принесли солдаты, мы поставили к стене. Получилось две кровати, стоящие на одной линии, голова ― к голове. К ним приставили стол, стоявший посередине комнаты. С другой стороны стола поставили несколько табуретов, принесённых кем-то из присутствующих офицеров.

Наше внеплановое и спонтанное мероприятие начиналось. Конечно же, фамилии тогда мы друг у друга не спрашивали, а имена тех офицеров-побратимов ставшего нам родным Бахарака в памяти стёрлись… Может быть фамилии собравшихся тогда офицеров и звучали, или они мимоходом проскальзывали в наших разговорах, но припомнить их сейчас нет никакой возможности…

Закуска на столе состояла из сковородки жареной картошки, хлеба, множества луковиц, порезанных на четыре части прямо в кожуре, нарезанного тонкими аккуратными ломтиками сала, для таких случаев специально припасённого кем-то из хозяев и доставленного, скорее всего контрабандным путём, из Союза. Любое продовольствие возить через границу запрещалось. Как в ту, так и в другую сторону. Ну, наверное, сало было привезено кем-то из присутствующих здесь офицеров, потому что в вертолёт с собою в полёт, вылетая с Гульханы, мы, конечно, такое добро не брали, хотя иногда и привозили с собой. С какого-то времени сало, выделяемое нам по приказу командира в качестве дополнительного пайка, даже стало скапливаться в излишках. И мы его стали отдавать солдатам ― или своим, или в пехоту. Не везти же обратно в Уч-Арал. Всё оставляли в таких случаях в Гульхане на своей базе.

Вместе с нами и ВРИО командира батальона в Бахараке на званом ужине присутствовали: замбой ― заместитель по боевой подготовке батальона, зампотех ― заместитель командира по технической части, комминбат ― командир миномётной батареи, которая придавалась по штату в этот отдельный батальон, и зампотылу (он же ― начпрод). Все офицеры были молоды, как и мы, члены лётного экипажа, и в таких же, как и мы, званиях ― старлеи и капитаны. В общем, такая сугубо мужская компания из восьми мужиков.

Мы произносили тосты и пили в этот вечер за всё: «За то, что остались живы!», «За Бахарак, ставший ещё одним местом рождения для каждого из нас!», «За встречу разных родов войск!», «За встречу войск разных ведомств!», «За технику, которая не подводит!», «За лётчиков!», «За пехоту!», «За десантников!», «За воинов-героев времён Великой Отечественной Войны!», «За воинов-героев времён гражданской войны!», «За воинов-интернационалистов!», «За женщин, которых нет с нами, но которые ждут!» и ещё много-много за что. Но каждый раз третий тост поднимали мы свои чеплашки (у кого — солдатская кружка, у кого — гранёный, невесть откуда взявшийся здесь стакан, у кого ― крышка от термоса) ― «За тех, кого с нами уже нет! За погибших в этой войне, на чужбине, наших солдат и офицеров!» Пили стоя! Пили молча, занюхав выпитое взятой со стола цибулей и куском хлеба, вытирая при этом рот рукавом гимнастёрки…

В то время весь лётный состав уже был переодет в ту униформу х/б¹⁰, которую носили все военнослужащие, находящиеся в ДРА. Лишь только поэтому я говорю здесь: «…рукавом гимнастёрки…» И ничем мы в то время по форме одежды не отличались от других солдат, прапорщиков, офицеров разных родов войск. Знаков различий у лётчиков никаких не было. Ни кокард на головных уборах, ни звёздочек, ни других каких-либо знаков в погонах на плечах. Это раньше, в самые первые годы войны мы летали в лётном обмундировании: лётных комбинезонах, лётных куртках и т. д. С введением одинаковой для всех экипировки командование добилось главной цели: не только издалека, но даже вблизи в общей группе наших военнослужащих нельзя было определить, кто есть кто. Кто офицер, кто лётчик, кто ― простой солдат.

Я уже сбился со счёта, какую очередную бутылку водки доставал из чемодана, каждый раз выдвигая его из-под кровати, замполит, указывая рукой на его содержимое со словами: «Это мы для встречи нашего командира приготовили. Он с отпуска скоро возвращается. Ну ничего! Простит! Мы ему всё объясним».

Мы пили… Всё это делалось при моём «чутком руководстве», так как я был командиром экипажа. Нарушал опять все вышедшие к тому времени «горбачёвские» Указы, постановления, все Приказы вышестоящего командования, а главное, я нарушал наказ своего командира «Никаких там мне 100 грамм!»… Но получалось так, как получалось…

Я подумал тогда, что «…при случае им надо сюда обязательно передать пару бутылок, за вместе с ними выпитое здесь».

После опрокинутого внутрь очередного количества спиртного и следующей за этим паузы в наших пьяных мужских разговорах, мы все вместе выходили на улицу покурить. Кто курил, кто не курил, всё равно выходили все — и просто подышать свежим воздухом за компанию, и сходить, что называется «до ветру», то есть справить свою нужду в естественных надобностях. По большому никто не хотел и не просился, а по-маленькому все ходили тут же, немного пройдя по стене крепости вперёд к каменной бойнице. С неё, вернее втиснувшись кое-как боком прямо в эту бойницу и примостившись в ней, с громкими словами: «Лучше нету красоты, чем посса*ь с высоты!», каждый делал своё дело.

Ещё перед нашим застольем замполит, который был в настоящее время командиром, нас проинструктировал, сказав буквально следующее: «Так! Ребята! Внимание! Провожу инструктаж! Вы все сейчас вместе со мной поднимались сюда по лестнице, видели, какая она крутая. Ночью спускаться по ней очень несподручно, и порою очень тяжело. Опасно! Особенно, если чуть-чуть принято на грудь. По-большому, по-взрослому в туалет по ночам мы не ходим. Если кто-то желает и хочет, нужно сходить сейчас. Где общественный туалет, я вам показывал. По-маленькому, по-детски по нужде мы все ходим здесь, не спускаясь по лестнице, лишь выходя на улицу на террасу. Прямо на крепостной стене. Я сейчас, когда мы выйдем, покажу где, что и как делается на улице. Пойдём. За мной».

Мы все вместе один за другим вышли на улицу вслед за инструктирующим нас замполитом. За дверью коридорчика, прямо перед нами, всего в каком-нибудь метре, была та лестница, по которой мы поднимались — единственный путь обратно вниз. Влево на открытое пространство вёл узкий проход, ограниченный с одной стороны стеной, за которой находились помещения, куда нас привели хозяева. С противоположной стороны прохода — невысокий, где-то по пояс, каменный выступ. По-видимому, он служил для подстраховки, чтобы никто случайно не свалился — некое подобие ограждения.

Мы друг за другом, по одному, прошли по узкому проходу — балкончику несколько шагов вперёд. Видно было, что впереди нас ‒открытое пространство террасы. Сама терраса и что на ней, ещё никому из нас не были видны, так как весь обзор загораживал шедший впереди командир-замполит, тщательно проводивший с нами инструктаж. Он остановился прямо в проходе на выходе и объявил: «Внимание! Где мы сейчас стоим, это ― место для курения. Курим только здесь и нигде больше. Во время курения дальше того места, где стою сейчас я, ночью никому не заходить! Далее, покурив, обязательно тушим сигарету, и, с обязательно потушенным бычком в руках, идём строго по установленному маршруту. За мной». Всё, что он говорил, он наглядно нам демонстрировал: докурив сигарету, он её тщательно затушил, затерев бычок о свой ботинок. Затем повернулся к нам спиной и пошёл дальше, выходя на открытую террасу. Потушенный бычок свой он демонстративно нёс в своей правой руке, поднимая и вытянув эту руку вверх. Мы пошли за ним.

Узкий проход на террасу был длиною метра в четыре. Собственно, он и являлся местом для курения. Мы вышли на площадку на крепостной стене, открытое и достаточно просторное место шириной метров в пять, а длинною — десять-двенадцать. Я подумал в ту минуту: «О! Какое удобное и красивое место! Только танцы устраивать! Наверное, много-много лет назад живущие здесь так и делали».

На площадке ближе к торцевой стене была оборудована огневая точка: стоял крупнокалиберный пулемёт ПКВТ¹¹ калибра 14,5 мм, обложенный мешками с песком по периметру так, что оставался только один совсем узенький проход к нему. Высота наваленных друг на друга мешков была где-то в рост человека. Подойдя ближе к пулемёту и оглядевшись вокруг, я отметил, что с этого места всё просматривалось, как на ладони. Была прекрасно видна вся окружавшая нас местность как ниже, так и выше нас. Сектор обзора градусов 330—340 — почти полная окружность. Не просматривалась только та часть, которую закрывали глинобитные стены помещений, откуда мы только что пришли.

Внизу нашим глазам открывалась великолепная обширная панорама устья реки Зардев. Вдали мерцала в лучах заходящего солнца пойма слияния двух рек ― Кокчи и Зардев. Виднелось множество жавшихся друг к дружке кривоватых домов и дувалов (это такие каменные и глинобитные заборы, огораживающие жилища), разбросанных без всякого архитектурного плана вдоль рек. Удалённые афганские кишлаки, ютившиеся выше, ниже крепости. Какие-то люди, мельтешившие повсюду, были видны невооружённым глазом. Если взять бинокль, то можно было бы рассмотреть всё в деталях.

Наш вертолёт, который ждал нас на площадке с понуро опущенными пришвартованными концами лопастей несущего винта и в окружении бронетранспортёров, было тоже отлично видно. С южной и восточной сторон можно было разглядывать всё, что находилось внутри крепости. Чем занимались люди, что делали, куда направлялись… Общественный туалет, до которого действительно было не близко… Места отдыха и расположения солдат, места стоянки всей техники, все огневые точки. Не менее детально просматривалась и вся прилегающая местность за пределами крепости.

С северной стороны темнело, уходя вверх и вдаль, такое знакомое Зардевское ущелье, теперь, казалось, ставшее нам родным. Ближе к крепости и немного выше того места, где мы стояли, виднелся весь в «зелёнке»¹², закрытый и спрятанный за листвой растущих деревьев кишлак. До него по прямой было метров 500—600.

Тем временем инструктирующий нас замполит с затушенным окурком в руке уже стоял на последнем месте нашего экскурсионного маршрута. Он продолжал: «Итак. Внимание! Дальше ― наши действия. Подходим именно сюда, к этой бойнице¹³. Повторяю, с обязательно затушенным окурком». Всё, что он говорил, он в обязательном порядке демонстрировал: «Становимся вот сюда, бросаем вниз за территорию крепости окурок. Расстёгиваем штаны, становимся как можно удобнее здесь, чтобы не свалиться вниз. Голову прижимаем вовнутрь, чтобы голова не высовывалась из-за каменной бойницы. И… оправляемся. Дальше, сделав все свои дела, вылезаем из бойницы и быстро-быстро и прямо-прямо возвращаемся, застёгивая ширинку, вон туда, за стену на место курения». Замполит-командир с радостной улыбкой на лице от предвкушения ближайшего ужина и с чувством исполненного долга, что нам всё досконально объяснил, наглядно всё показав практически, уточнил: «Всем всё понятно? Тогда можно подойти всё пощупать, потрогать своими руками и другими частями тела. Примериться, прицелиться и пострелять, как это делал я. Всё! Инструктаж закончен».

«Да!», ― добавил он, ― «Почему надо подходить именно к этой бойнице, которую я вам указал? Потому что вы видите, что все остальные заложены мешками с песком. Вам несподручно с них будет. Ну, мы эти места своего опорожнения, периодически меняем…» Мы все, наверное, этот спектакль воспринимали скорее в шутку, больше скептически, чем всерьёз! Улыбаясь и даже откровенно смеясь, каждый из нас по очереди подошёл к тому месту, где всё так доходчиво продемонстрировал инструктирующий.

Когда подошла моя очередь, я протиснулся между шершавыми стенами в бойницу и заглянул вниз. От открывшейся каменной бездны, которая, помимо высоты крепости с пятиэтажный дом, уходила почти вертикально вглубь примыкавшего к стене ущелья, испытал невероятное чувство страха. Ну, лётчиком быть — это одно. А испытывать страх высоты натурально и естественно за пределами кабины летательного аппарата — это другое. Необъяснимое чувство чего-то захватывающего, неизведанного и неимоверно страшного. Чтобы заглянуть вниз и увидеть всё, что там на дне, равно, как и сделать отсюда все дела, которые так наглядно демонстрировал замполит-командир, надо ещё было подняться на каменный выступ внутри бойницы величиною с высокую ступень пьедестала почёта, с каких награждали в то время передовиков соцсоревнований или призёров спортивных состязаний.

Кпепость Бахарак

От гипотетического представления, что может случиться с тем, кто нечаянно упадёт вниз и осознания того, что даже труп упавшего достать никто не сможет, стало настолько не по себе, что даже закружилась голова. Я быстро слез и ушёл, подумав о том, что я лучше буду терпеть, если даже очень приспичит…

После инструктажа мы приступили к застолью.

Как я уже отмечал, периодически, прерывая свой ужин, мы выходили на то место курения и за перекурами, и между всяческими нашими разговорами, шутками и прибаутками изрядно захмелевших мужчин, мы как бы между прочим делали всё то и так, как показывал командир батальона. Всё строго по его «инструкции». Терпеть, как, может быть, каждый из нас думал про себя до этого, уже ни у кого не получалось. После принятия «на грудь» страхи свалиться с крепости в пропасть как-то притупились и приутихли.

В один такой наш общий выход, когда мы, как и положено, стояли за стеной, не высовываясь на открытую площадку, Игорь Татаринцев как-то очень стремительно и неожиданно для всех нас отделился от группы с зажжённой сигаретой в зубах и быстро-быстро засеменил к бойнице, расстёгивая на ходу штаны. Точнее, никто не видел, что он делал в тот миг, когда шёл справить свою нужду, по причине кромешной тьмы и оттого, что он был повёрнут к нам задом. Просто я сам так предположил, потому что не затушенная сигарета была у него в зубах, а не в руке. Значит руки у него были свободны. Что же ещё в это время он мог ими делать? Как-то неправдоподобно скоро, почти мгновенно он дошёл до того места, где все мы делали это дело, и какие-то секунды там «копошился».

Никто даже и глазом не успел моргнуть, как в это самое мгновение в тишине ночи раздался громкий с протяжным гулом эха в горах выстрел. Почти одновременно — щелчок попадания пули в каменную стену и свист отлетающих от неё осколков. Затем — тяжёлый хлопок от падающего тела Игоря… Наступила зловещая тишина… Несколько секунд полное молчание в окружающем пространстве нарушал только шум глухо тарахтевшего где-то вдалеке дизеля. Лично для меня эти мгновения тянулись очень долго. Сознание пронзила и парализовала единственная мысль: «Пипец! Беда не приходит одна!.. Допрыгались! Допились!.. Вот теперь мы точно не выполнили распоряжение командира «вернуться всем в целости и сохранности!..»

Эта мысль точно была не в голове ― она прошла так, что как будто бы что-то материальное действительно прошило меня снизу-вверх, поразило меня чем-то невидимым, хуже удара током. Я предельно ясно ощущал своё состояние тогда. В следующие после предельного внутреннего оцепенения мгновения в голове понеслись мысли… Захаровские: «Нас не спрашивают! Нас душат! Козыри — буби, господа офицеры…!»

После напряжённой паузы кто-то (не я!) осторожно и тихо позвал: «Игорь! Игорь… Ты живой?» Через пару долгих секунд послышалось кряхтение и шумное сопение самого Игоря. Послышалось, что он вполголоса говорил сквозь зубы: «… такую-то мать! На х*й! Вроде живой…» Далее неслись в темноту только непечатные выражения…

Одновременно от того места, где он лежал, в нашу сторону с невероятной, просто неописуемой скоростью поползло что-то тёмное. Нет! С такой скоростью человек ползать не может, только бегать. Но он полз!… Это был Игорь. Поравнявшись с нами, он резко вскочил под разразившийся громкий и радостный хохот всех присутствующих. Нам всем было ужасно смешно и от радости, что всё благополучно закончилось, и от того, что Игорь так быстро полз. Но сам он не смеялся…

Мы вернулись в комнату, где проходило застолье. Лампочка горела очень тускло, но всё равно состояние Игоря было видно всем. Он был абсолютно цел и невредим, но бледен, как полотно. В стиснутых зубах по-прежнему торчал уже успевший потухнуть окурок. Вся одежда с ног до головы была в грязи и пыли, ещё и слегка мокрая от наших общих брызг, которым не суждено было долететь до дна ущелья с одной из самых высоких стен бахаракской крепости.

Все стояли и какое-то время с удивлением смотрели на него, а он в ответ изумлённо оглядывал всех нас, как будто бы видел нас в первый раз и вправду только что народился на белый свет… Тишину нарушил голос ВРИО командира:

— Ну у тебя и видок! Сигарету-то вытащи изо рта. Она тебе сейчас зачем? Всё равно не горит.

И громким голосом продолжил:

— Вот так они и жили! Так и мы живём. Ни х*я не слушая ни командира, ни замполита! Давайте выпьем по этому случаю! Уже за второй День рождения этого лётного бойца сегодня! Он действительно хорошо летает.

Он налил понемногу водки в наши рюмки. Все выпили. Наперебой понеслись вопросы. Игорь, как мог, отвечал на них, отбиваясь от нас всех одновременно…

— Игорь, завтра, может быть, с нашими солдатами занятия проведёшь по ползанию? Пехота так быстро ползать не умеет, ― предложил замбой.

— А что? Можно! Всё равно вся моя роба грязная уже. Можно везде ползать. Только я боюсь, завтра у меня может так не получиться.

Кто-то сказал:

— Ну, мне всё понятно! Только не понятно, как он на 180 градусов в падении развернулся и успел ещё и окурок затушить? Так, наверное, только лётчики могут?

— Да я и сам не могу понять, ничего не помню. Как-то всё так быстро получилось…

— Игорь, наверное, ты сейчас курить-то навсегда бросишь? ― поинтересовался я. Сам я не курил никогда. И запах табака не переносил хронически.

— Ни ху* не брошу, потому что живой. И пока жив буду, курить буду всегда. До самого последнего глотка воздуха в этом мире!

— Насчёт завтрашних занятий по ползанию здесь не знаю, но если полковник Тимофеев узнает, как ты быстро ползал, то нас всех точно научит это делать ― прокомментировал я в ответ.

— А где страшнее, интересно? Летать в вертолёте наверху или по земле ходить в бронике¹⁴ с автоматом? ― спросил зампотылу, он же начпрод.

— Конечно здесь, особенно у вас теперь ходить страшнее. А мы, кстати, у себя на Гульхане все без автоматов и броников ходим. Там не страшно, ― за всех нас ответил Игорь.

Все поняли, что под словом «теперь» он имел в виду своё состояние после произошедшего. Но Игорь не знал, так как был сравнительно молод, что совсем недавно, каких-то два-три года назад, не говоря уже о более раннем времени, мы тоже ходили на Гульхане по территории гарнизона только в бронежилетах и с автоматами. Даже в туалет… Это теперь, когда границы надёжно контролируемой территории вокруг гарнизона и аэродрома значительно расширились, а все пути подходов к ним были блокированы и перекрыты, мы, как говорится, расслабились…

— Да, хороший был инструктаж! И даже практический тренаж у нас всех сегодня, ― заметил бортовой техник Валера Глотов.

— Нет уж, таких тренажей я больше не хочу! Не пойду больше никуда сегодня, ― запротестовал Игорь.

— Всё, значит! Это допиваем и ― спать! ― подытожил ВРИО командира, разливая остатки из стоявшей на столе бутылки.

Смотря изрядно охмелевшим взглядом на командира и обращаясь к нему по имени, начминбат поинтересовался:

— Может ёб*нем?!… Ведь скорее всего выстрел оттуда был. Устроим салют в честь наших лётчиков, за Игоря вот отомстим…

Командир окинул внимательным взглядом начминбата, помолчал секунду-другую:

— Так! Этому на сегодня достаточно. Не наливать больше.

Забрав стоящую напротив начминбата кружку с водкой и разливая её по нашим ёмкостям, ответил на заданный вопрос, адресовав слова нам всем:

— Завтра по трезвяни всё порешаем. Кто, что, откуда и т. д. Как раз глава местный придёт, с ним начальник царондоя¹⁵. За одним и тех гавриков, которые у нас в зверинце сидят, отдадим. Они мне дорого заплатят и за выстрел, и за наших духов из ямы.

При слове «зверинец», я подумал: «А ведь та яма, которую мы видели сегодня, и действительно ― звериная клетка. Зачем же иначе тогда она такая глубокая, а ещё и с прутьями толщиною с лом? Для человека можно и потоньше железные прутья сделать, да и яму не такую глубокую. Наверное, в этой яме в старину и впрямь львы либо снежные барсы содержались. А людей им бросали туда на съедение».

С этими моими думами и в страшных воображаемых фантазиях закончился наш пир. Мы легли спать, все остальные тоже пошли по своим подразделениям. Никто из нас больше ни в туалет, ни покурить сегодня не ходил и, как это ни странно, не хотел до самого утра!

Бахарак. Посадка… В. Циканов (вверху) и В. Глотов

Примечания

10

83х/б — хлопчатобумажная ткань

11

ПКВТ — пулемёт крупнокалиберный Владимирова танковый

12

«Зелёнка» ― территория, покрытая растительностью (деревья, кустарники и т.д.)

13

Бойницы — это проёмы по 50—60 см шириной, расположенные в крепостной стене, через каждые 2,5—3 метра.

14

«Броник» ― бронежилет

15

Царондой ― афганская милиция