Сны железобетона

Владислав Выставной, 2006

Захлебывающий от сытости городок, в котором начинают происходить странные вещи… Загадочный диджей проводит дискотеки в полной тишине – и сотни людей танцуют, повинуясь ритму его рук… Члены то ли молодежной банды, то ли секты, зовущие себя «истребителями машин», смертельно опасными трюками на роликах провоцируют все новые и новые автокатастрофы… Ходят слухи о неких «жертвоприношениях», совершаемых при помощи игрушек, – однако подлинной информации нет ни у кого. Следователь, ведущий дело об убийстве мэра городка, совершенном «истребителями машин», постепенно понимает – молчаливые дискотеки, таинственные жертвоприношения и деяния «истребителей» – звенья одной цепи. Но – где ее первое звено?!

ПОЛУДРЕМА

На этот раз истребитель машин достаточно долго ждал хорошего повода размяться. Стада железных зверей наполняли жизнью высохшее русло проспекта, расталкивая друг друга и обдавая людей тяжелой бензиновой испариной. Застывшие в ожидании жертвы червоточины жадно разинутых люков разбивали звериную реку на беспорядочные ручейки.

Линк стоял упершись спиной в фонарный столб, а пяткой ролика — в разбитый асфальт. Темнело, но Линку не приходило в голову снять обтекаемые очки-лисички. Без темных очков мир теряет большую часть своей таинственности, и Линку уже не так интересно смотреть вовне. Он лениво потягивал «Адреналин раш» из узкой банки, поочередно бросая равнодушный взгляд то на рекламные картинки здоровенного «антареса», то на дорогу под ним. Во всей позе и в движениях он являл миру свое полное к нему безразличие. Лишь иногда под неподвижными стеклами очков вспыхивала искорка интереса — чисто охотничьего.

…А между тем ситуация, похоже, менялась. К перекрестку с надрывным гулом приближалась тонированная «в ноль» черная «десятка». Это было то, что надо — наивный показной тюнинг, выпирающие, словно выдавливаемые изнутри колеса, флаг в черно-белую клетку на капоте — характерный набор — за рулем скорее всего самонадеянный «лох».

Линк напрягся на долю секунды — инстинктивно оценивая ситуацию. Ответ явился мгновенно: «Да!»

Линк оттолкнулся от столба и принялся «нарезать» тротуар, мастерски лавируя между прохожими. Кашляющий гул сзади нарастал. Обернувшись, истребитель оттолкнулся рукой от бетонной тумбы и взлетел на перила ограждения. Эффектно скользнув по перилам, содрав с них полосы краски, Линк снова оказался на земле — но на этот раз уже на дороге — прямо перед истошно ревущей «ладой» — и на миг замер в своей коронной позе — той, с которой он мог одинаково легко уйти как вправо, так и влево…

Уходить пришлось вправо, в «карман» между «КамАЗом» и троллейбусом. «Десятка», истерично визжа, пошла юзом и, снеся пару панелей ограждения, врезалась в столб и задымилась. И тут же была припечатана сзади неизвестно откуда вынырнувшей «шестеркой».

Линк, вцепившийся руками в какую-то железку, заменявшую «КамАЗу» бампер, поджав растянутую ногу, скользил на одном ролике, дикими глазами смотря назад. Под очками этого взгляда видно не было, да и смотреть на него было некому. Главное для истребителя — быстрый отход. «Ку-ул!..» — выдохнул Линк и ушел влево, на встречную. Вильнув между машинами, одновременно втыкая в уши «вкладыши» «сидишника», он перемахнул через заграждение на другой стороне, и красная надпись на рюкзаке «Поймай меня, если сможешь» исчезла из виду…

— Ну, чё сегодня? — спрыгнув со ступеньки постамента, спросил Банан. Вокруг памятника нарезали круги Синюк и Стерва. Пушкин, игнорируя роллеров, презрительно смотрел в сторону. Вместо ответа Линк достал из кармана и продемонстрировал пластмассовую «модельку» «десятки». Подумав, из другого кармана достал такую же «шестерку».

— Стандарт, — констатировал Банан. — Вон посмотри, что у Стервы.

На мраморной ступеньке валялись игрушечная, раскрашенная под «скорую» «Газель» и маленький красный «Икарус». Присмотревшись, под «Икарусом» Линк заметил желтый мотоцикл с приклеенным к нему лохматым медведем.

— Ого, — с легким испугом, смешанным с завистью, выдохнул Линк, — за раз?

— Не-а, — протянула незаметно подкатившая Стерва. — Байкера я кинула отдельно. Не вписался в переулок, бедняга… Но жить будет.

— Это правда была «скорая»? — неодобрительно спросил Линк.

— Маршрутка. А, фигня — просто опрокинулась, — махнула рукой Стерва. — Все нормуль! Но шоу было еще то, в натуре! Прикинь — «Икарус» — прямо в парикмахерскую! Во было визга! Пыль, стекло! А какая-то дура, сидит в бигуди, орет, а сама в автобусное зеркало пялится, волосы поправляет, во маразм!..

— Ну что, хватит для НЕГО? — спросил Синюк и подтащил поближе свой большой, непомерно раздутый рюкзак. Три не менее пухлых рюкзака развалились тут же на ступеньках. Из-под оторванных «молний» торчали пластмассовые колеса, дверцы, фары.

— Теперь, я думаю, да, — окинув все это взглядом, заключил Банан.

…Каток был огромный, грязный. Облупившаяся желтая краска явно наносилась кистью или валиком. Когда-то белых трафаретных букв маркировки почти не было видно. Каток приближался, и его неясные очертания колыхались в мареве, восходившем от горячего асфальта.

ОН давил Землю, сравнивал ее с тем, на чем она покоилась, делая из плоской тверди чуть ли не вогнутую… Линку представилось, как ОН медленно катится по планете, а скалы и горы с хрустом крошатся под железными барабанами, и сзади остается только ровная, уходящая к горизонту асфальтовая полоса…

Каток медленно приближался к дымящемуся слою свеженасыпанного асфальта. На асфальте четырьмя рядами, словно на автобане, стояли пластмассовые легковушки, грузовички, автобусы. Вот он подпер ближе и беззвучно накрыл их собою. Хрустнуло, и ОН прополз мимо истребителей, оставляя в ровном асфальте странный пунктирный след.

— Прими наш скромный дар, Создатель дорог, — торжественно и тихо произнес Банан, провожая взглядом пустое водительское кресло с обрывками кожзаменителя…

— Ну, вот примерно так, товарищ прокурор…

— Можно просто по имени-отчеству, гражданин Следователь, хе-хе… Я все, конечно, понимаю, и не такое бывает, но откуда у вас тут какой-то каток без водителя? Должен же был быть кто-то за рулем или там за рычагами сидеть? Может, это они сами, эти… как их… истребители, или как вы их называете?

— Возможно, но, по-моему, это не меняет сути дела…

— Как это не меняет, когда у нас, может быть, взрослый свидетель? Я вообще, честно говоря, не вижу особой связи между описанными вами авариями и этими вашими же игрушками. По-моему, обыкновенное хулиганство, что уже не в нашей компетенции. Жертв ведь пока, слава Богу, нет?

— Нет. Пока. Только травмы…

— Вот, я и говорю: пускай МВД разбирается. Зачем вся эта мистика?

— Я же сказал уже, товарищ… э-э… прокурор, что спецы проанализировали ДТП, которые произошли сверх обычной месячной нормы и количество игрушек. Еще раз подчеркиваю: модели игрушек и оригиналов практически совпадают…

— По-моему, вы, простите, за уши подтягиваете факты под имеющиеся у вас версии. Вам ведь просто кто-то дал наводку, я прав? И в действительности там не просто хулиганы?

— Ну… Да, в общем-то… Из журналистских кругов нашептали… Нам кажется, что это один из эпизодов деятельности то ли какой-то секты, то ли молодежной группировки… И вот представители церкви жаловались…

— М-да… Интересные вещи происходят в нашем городе… Весьма интересные… Представители церкви… Хм… Вот раньше, когда у руля была партия, почему-то такой экзотики не наблюдалось. Все было тихо, спокойно. Раскрываемость какая была, а? Красота! Работали крепко, ух! Четко все было: украл, выпил, сел. Убил — и к стенке. А теперь чуть что — следователи охают, хватаются за голову и бегут к экстрасенсам. Профессионализм падает, что ли? Не понятно, не понятно… Как вы считаете?

— Я считаю, что при партии было довольно тоскливо… Скучно, я бы сказал. Хотя, я думаю, на многие вещи просто закрывали глаза…

— Да уж… Теперь скуку как рукой сняло, а? Что делают, что творят? И главное — зачем? Ну, что им не сидится, а? Уровень жизни как-никак растет, с голодухи не пухнут, на ролики, вон, денег хватает! На плейеры всякие… Так нет же: что для молодежи ни делай, она все равно сделает по своему, причем так, чтобы непременно вогнать взрослых в ступор. Вот раздай всем по миллиону — так они специально в рубища оденутся, перестанут мыться и будут деньгами костры разжигать! Какой тут может быть правопорядок — без крепкой руки да без комсомола?..

— Мне кажется, что дело прокуратуры — контролировать соблюдение законности. Остальное нас не касается…

— Правильно, Следователь, правильно! А как определишь, соблюдается ли законность, когда они вообще черт-те чем занимаются? Если не вообще понимаешь, что они творят и к чему ведут? Ладно, это все эмоции. Теперь конкретнее по вашим авариям… Тут Кавказом, случайно, не попахивает? Допустим, подстрекает кто малолеток? Может, безопасность подключить?

— И этого исключать нельзя. Хотя форсировать пока не стоит, пожалуй…

— Ну-ну, Следователь… Если что — вся ответственность на вас. Разбирайтесь. Только вот не надо мистики, а? Не надо…

После триумфального финала собеседования Миха наконец-то вырвался на воздух. Непонятно, чему больше радоваться — приему на работу или возможности расслабиться теперь аж до понедельника. Вот ведь как устроен человек: когда нет работы, больше всего мечтаешь ее заполучить, и безделье совершенно не радует. Но, получив работу, сразу же начинаешь мечтать об отпуске.

Предаваясь этим разгильдяйским мыслям, Миха брел по какому-то переулку и, несмотря на мерзко моросящий дождь, поедал мороженое в хрустящей обертке. Сам себе Миха символизировал торжество жизни и человеческого духа. Внезапно его взгляд уперся в нечто, что, подчеркнув торжество жизни, заставило его усомниться в торжестве духа.

Прямо перед ним, несколько неопрятно одетых молодых людей с энтузиазмом запихивали в канализационный люк новенький телевизор. Покончив с телевизором, они принялись загружать туда компьютерные мониторы и системные блоки, около десятка которых вперемешку с проводами и каким-то хламом громоздилось вокруг на офисных стульях. Один из парней мельком взглянул на Миху и с сомнением переглянулся с товарищем. Миха решил, что всего этого, может, видеть и не следовало бы, а потому быстро свернул в какую-то арку и дал ходу.

Миха был заинтригован. «Что за прикол? Прячут награбленное? Или офис у них там? Сейчас такие цены за аренду, что неудивительно, если у кого-то бухгалтерия в канализации. А вот был бы номер, если бы мэрия подарила свое здание, допустим, детскому саду, а сама стала бы скромно работать в канализации, где ей — давайте смотреть правде в глаза — и место…»

Это ерундовое в общем-то зрелище почему-то тягостно отразилось на Михином настроении. Пытаясь разобраться в своих чувствах, Миха чуть было не споткнулся о маленького рыжего песика с таким собачьим достоинством, что тот более походил на самолет-торпедоносец. Песик взвизгнул и с достоинством удалился. Сплюнув, Миха вернулся к реальности.

Когда он добрел до «Лапландии», Борис с Лехой и Ксюшей уже развалились за пластиковым столиком, уставленным пивными банками и засыпанным сухариками из разорванных пакетиков.

— Получили твои эсэмэски. Поздравляем! — заметив Миху издали, крикнула Ксюша.

— Здоров, рабочий человек, — приветствовал Миху Леша. — Кто ты у нас теперь?

— Старший помощник младшего повара, — отбрыкивался Миха и лез в груду хрустящих пакетов за пивом. — Э, народ, вы что, изуверцы, пива мне не оставили?

— Это мы от волнения за тебя, дорогой! Чтобы кулаки крепче держались…

Рядом раздался глухой, но приятный аж на уровне подсознания звук: это незаметно подошедший сзади Борис грохнул на стол охапку бутылок. Приятность звука определялась полнотой и содержимым этих темных, интимно запотевших пивных сосудов…

— Здрасс-се вам! М-м?!. — последнее было его обращением к Михе.

— М-м! — утвердительно ответствовал Миха, и Борис, проникновенно глядя в Михины глаза, с чувством пожал ему руку.

Предвкушающе потерев руки, Леха с Борисом принялись открывать бутылки.

Пиво водопадами вливалось в молодые глотки. Ксюха, даром что такая хрупкая с виду девушка, стойко держалась лидером. Окрестности оглашало молодецкое ржание, анекдоты чередовались с грубыми пивными тостами.

Вот это жизнь! Девчонок только вот не хватает? (Ксюха не в счет — она слишком свой парень… Хотя… А почему бы и не Ксюха?..)

В эротическо-теоретические Михины построения ворвался очередной звуковой всплеск — хохотал Борис.

— О чем истерика? — поинтересовался Миха.

— Да Леха тут выдал — по поводу этих — слышал? — истребителей машин. Говорит, мы уже давно живем в конце света…

— Ну и что? С тех пор как Леха снял свою последнюю хату, он живет не то что в конце, а еще подальше… А что там истребители снова учудили?

— Восемь аварий за один день! По телику говорят, мэр грозится ролики запретить…

— Да ну, на фиг! Это ж бред… Это ж явно какая-то банда…

— Ну, так банду ж искать надо… Проще ва-аще все запретить и доложить, мол, меры приняты…

— А тебе, Леха, что не нравится? Ну банда, ну машины бьют, тебе и беспокоиться не о чем, машины-то у тебя нет — при чем тут конец света?.. Я думаю, это просто творческий кризис у тебя. Потому что пьешь нерегулярно…

— Да вы ничего не понимаете, — Леха ничуть не обиделся. — Людей с душами становится вокруг все меньше — прямо на глазах исчезают. Погодите, скоро и истребители эти покажутся детским садом…

Миха с Борисом дружно хрюкнули и «чекнулись» пластиковыми стаканчиками.

— Леха у нас романтик! — глядя на Леху, задумчиво протянула Ксюха… — Возьми меня замуж, а?

Леха слегка напряженно посмотрел на Ксюху, потом вдруг улыбнулся и, обмякнув, осел в пластиковом кресле.

— Мне пятьдесят граммов водки и «Б-52»!!! — в третий раз проорал Миха, и бармен его наконец услышал. Бармен был в белой рубашке, чем здорово контрастировал с дискотечной атмосферой. Но всем на это было наплевать и за выпивку охотно платили втридорога, если, конечно, не ухитрялись пронести ее с улицы в карманах, рукавах и более интимными способами. Если к тому же удавалось преодолеть фэйс — и дресс-контроль. Правда, и секьюрити с усталыми лицами не упускали случая произвести обыск входящих, особенно смазливых девчонок.

Музон был вполне приличный, настроение тоже ничего. Жаль, что скоро на работу.

Миха с трудом продвигался среди танцующих. Хотя и было уже около трех ночи, толпа колбасилась изрядная. Диджеи крутили уж на редкость монотонные миксы, и покачиваться, не выбиваясь из ритма, становилось легче. Наступало время, когда у «колбасящихся» включался «автопилот».

— На! — Миха передал банку Ксюхе и вопросительно посмотрел на Леху. Леха, пошло ухмыльнувшись, придвинул к себе пару тяжелых стаканов из-под «отвертки» и ловко провел над ними рукой. Тонкая струйка из мешковатого рукава моментально их наполнила.

…Приняв еще пятьдесят, Миха решил, что уже хватит и пора домой. Он совершенно не представлял, каким будет сегодняшний, рабочий уже день (между прочим, первый на новом месте). Он тупо смотрел на коренастую девчушку в огромной кепке, что, не сходя с места, с маниакальным упорством дергалась уже третий час подряд.

Рядом, прямо на полу, развалилась компания тинейджеров. Как и полагается, они разливали под столиком загодя принесенную водку, но почему-то не спешили выползать на танцпол. Судя по их поведению, сама дискотека их не слишком интересовала. Это не было равнодушие той категории молодых людей, особенно южной национальности, что приходят на дискотеку исключительно с целью подцепить падкую на халяву подружку. Девчонки из этой компании также явно не относились к категории снимаемых: не было в их глазах томного изучения объекта. В них были нетерпение и жажда — но не секса. Все это показалось Михе подозрительным.

«Неужто теракт готовят, — мутно подумал он. — А может, драка намечается?»

Эм-си между тем разорялся:

— Привет, город! Сегодня за пультом для вас работают наши гости — диджеи из Лондона! Да-да! Вот они, смотрите! Этот косматый мьюзик-комбайн у себя на родине зовется Animal. Мы называем его просто — Зверь, потому что за пультом он просто животное какое-то, и танцпол это уже, наверное, почувствовал!

«Животное» тряхнуло гривой и принялось миксовать какую-то хитрую композицию. Звук нарастал, танцпол восторженно орал.

— А имя этого толстого лысого мальчика совершенно непереводимо, поэтому мы зовем его ласково и понятно — Боров!

Боров приветственно повел складчатой шеей и прибавил еще звука. Вокруг взревели реактивные истребители. Хрипнули колонки. Хрустнули перепонки. Стробоскоп очередью ударил по глазам. Танцпол неистовствовал.

Миха влил в себя еще пятьдесят и нетвердо двинулся в толпу. Ксюха «зажигала» в центре. Вокруг нее топталась стайка малолеток с похотливыми в ее адрес взглядами. Ксюху это не смущало, скорее наоборот. Тут же в сторонке переминался с ноги на ногу великий, но пьяный танцор Борис.

…Как здорово, что мы молоды, независимы и пьяны! Мы будем «зажигать» до утра, а потом еще и на работу пойдем — и заработаем все деньги мира! Все вино льется для НАС, всю музыку сочиняют, чтобы МЫ оценили ее, все дискотеки НАШИ!..

В восторженные и сумбурные мысли Михи ворвался голос Эм-си.

— Эй, город, как отдыхаем?

— А-а-а!..

— Я не слышу!

— А-а-а!!!

— Ага! Отлично! Ну и сейчас, как вы все и ждали, играть для вас будет самый модный диджей последней недели… — Эм-си не успел сделать эффектную паузу, как сидевшие на полу подростки вскочили и завизжали размахивая руками и заглушая говорившего. — Короче, Микстурпатор!

…Тишина ударила по ушам, словно кувалда. Музыка не просто оборвалась — она исчезла, как будто никогда никакой музыки в природе и не было. Ни один из только что кричавших и свистевших не издавал теперь ни звука. Все счастливыми лицами обратились к диджеевскому пульту, прямо перед которым в свете прожекторов и клубах искусственного дыма возник человек в синем рабочем комбинезоне и оранжевой каске.

Он поднял над головой руки и, словно фокусник, произвел какие-то неуловимые пассы, в такт которым толпа вдруг колыхнулась и принялась совершать неправдоподобно ритмичные движения, будто у всех в мозгах играла одна и та же мелодия. Обалдевший Миха с открытым ртом смотрел на это беззвучное шоу. Ксюха, счастливо улыбаясь, с закрытыми глазами следовала общему ритму. Даже великий танцор Борис, казалось, стал попадать в общий ритм этой безумной пляски глухонемых.

Между тем человек в строительной робе под неуловимо пошленьким псевдонимом Микстурпатор непостижимым образом управлялся с танцполом безо всякой помощи микшерского пульта. За его спиной, словно сомнамбулы, конвульсивно дергались диджеи. Его руки в брезентовых рукавицах совершали ритмичные движения, выполняя, видимо, дирижерские функции, то ускоряя, то замедляя немое кино этой бредовой дискотеки… Свет точно следовал ритму танца, что еще больше добавляло в образ человека в каске некой карикатурной мистики…

…Шуршание одежды и скрип танцпола, пробившиеся сквозь отупление слуха, отступающее после долбящей «кислоты», слегка привели Миху в чувство. Он дернул Ксюху за рукав и издал было какой-то вопросительный звук, но толпа сверкнула таким ненавидящим взглядом, что Миха попятился и переместился к своему столику, на котором мирно спал Леха. Танцующая Ксюха так и не открыла глаз.

— Да пойми ж ты, наконец, чудик — это же модно, это круто! Представляешь — такое ощущение, будто музыка внутри тебя! И у всех вокруг — тоже — вот это кайф!..

Ксюха вещала восторженно, но ее восторги Михе не передавались. Эта дискотека оставила у него на душе неприятный осадок. Но скорее всего именно в нем, в Михе, что-то было не так. Или что-то не так было вообще все вокруг? Но почему-то ни Ксюха, ни Борис, ни вечный диссидент Леха не разделяли его тревоги, считая ее изначально параноидальной.

— Просто ты у нас, Миха, нестабильный и инфернальный тип, — растолковывал ему Борис. — Ты слишком близко к сердцу принимаешь элементарные вещи…

— Идите вы подальше — «простые»! Танцевать в тишине — это нормально, по-вашему? И все вдруг, как один! Сто процентов — для большей части народа это был бы такой же сюрприз, как и для меня!..

— Почему? — пожал плечами Борис. — Нам вот Ксюхины друзья об этой фигне давным-давно рассказали… Да все об этом знают. Кроме тебя, оказывается…

— И что это за хрен в каске? — продолжал Миха. — Что за знаменитость такая с нифига объявилась?

— Заработался ты, Миха, — сочувственно сказал Борис. — Надо с людями больше общаться, быть в курсе новых течений…

— Ну-ну. Короче, как хотите, мне все это не понравилось. Сам не пойму почему… С чего все это? Что за секты в городе стали как грибы расти? Что за истребители машин? Что это за офисы в канализации? Что это за пляски в тишине? И почему все в курсе, один я — нет?

— Что там — в канализации? — поинтересовалась Ксюха.

Борис пожал плечами. Ксюха улыбалась…

Только Леха поднял грустные, словно у пса-бассета глаза и сказал:

— А здесь нет никакой логики. Какая логика может быть у сна? Тем более нечеловеческого…

Наступила неловкая пауза. Борис шмыгнул носом. Молчание нарушила Ксюша.

— А хотите покажу кое-чего? — не очень уверенно предложила она. — Только пойдемте отсюда. Голова от шума болит…

— Только тихо, — сказала Ксюша.

Все в нерешительности топтались у пролома в осыпающейся бетонной стене. Да, зрелище того стоило. И без того огромная чаша стадиона в темноте казалась просто чудовищной. Подсвеченные скудным светом опоры прожекторов наверху сливались с иссиня-черным небом. И здесь, не в пример иным городским местам, были видны звезды.

— И куда дальше? — спросил Борис. Оптимизма в его голосе не было. Упаднический был голосок. Трезвелось.

— Куда-куда! Туда! — противным голосом прогнусавила Ксюша и бодро, хотя и не очень ровно, направилась через пролом в центр стадиона. Похоже, эта затея уже ей самой переставала нравиться.

Из внешнего мира доносились голоса людей. Миха вспомнил милицейский «уазик» возле центрального входа. Призрак «обезьянника» нетвердой походкой уже бродил по вытоптанному газону.

Компания нерешительно потянулась следом за исчезающим силуэтом Ксюши.

— Ты, Ксюша, «козел-предатель», — в очередной раз споткнувшись, буркнул Миха.

— Сам ты козел! — возмущенно прошипела из темноты Ксюша.

— О’кей, коза, — невозмутимо продолжил Миха. — Это, понимаешь, такой козел… черт, яма… пардон, в нашем случае — коза, который… рая… водит за собой овец на бойню. Ты знаешь, — доверительно поделился он, — оказывается, овцы очень уважают козлов. Он у них типа лидер…

— Овца доверилась козлу… — пропел из мрака задумчивый Лешин голос. — Неплохое начало для песни. Надо «Сплину» предложить…

— Короче, пришли. Рассказывай!

— Давайте хоть на травку сядем. Какая-никакая, а природа…

Народ решительно плюхнулся на траву, кое-кто попытался даже закурить, но таковая попытка была немедленно пресечена Михой — «нас засекут, дебилы!..» Органически образовалась обстановка, располагающая к расслабленно-философской беседе. Вокруг был мрак, в голове была вата.

…Миха огляделся по сторонам. Гм… Это, безусловно, стоило преодоленных ста метров в темноте. Опишите, как хотите — жерло вулкана, Марианская впадина, руины замка Дракулы… Да, точно, развалины какого-то древнего и, как водится, титанического сооружения, безусловно, мистического назначения… Кто-то из умных давно заметил, что ночью вещи приобретают особый, не видимый днем смысл. В этом плане Центральный стадион не был исключением. Миху снова окатило неприятной волной предчувствия. Это не было предчувствием событий. Это было предчувствием наступающего понимания чего-то важного, на грани которого зачастую просыпаешься с ощущением потерянного ответа на все вопросы…

— Посмотрите наверх! — зловещим голосом произнесла Ксюша.

— Чё там еще?

— Где?..

Миха непонимающе шарил глазами по звездно-полосатому (от чернильно-черных облаков) небу.

— Да вот же!

— А-а! Ух ты! — простодушно громко воскликнул Леха. На него зашипели. Теперь увидел и Миха: на верхушке одной из прожекторных башен мертвенно-бледно, напоминая о приведениях и всякой иной «ужасти», дрожали светящиеся точки…

— А… эти, — вспоминая, напрягся Миха. — Огни святого… Эльма, что ли? Не помню… Странно, откуда они у нас?..

Вдали громыхнуло. Вот откуда, подумал Миха и решил было выдать свою теорию, но тут вмешалась Ксюха:

— Не знаю, какого такого святого, но у меня по этому поводу возникла одна мыслишка…

И старушку понесло.

— Все это началось тысячи лет назад. Стадионы ведь возникли не сейчас — взять хотя бы Грецию, Рим… главное, что схоже у всех стадионов, Колизеев и тому подобных строений — это то, что здесь собираются вместе тысячи людей, чтобы выплеснуть энергию. Психическую энергию. И чаще всего — отрицательную — агрессию, жестокость, чувство толпы, стадности…

— Да ладно, чувство толпы бывает и на дискотеках, — попытался было возразить Миха, но даже сквозь мрак «увидел» бесконечно снисходительную Ксюшину мину.

— Так смысл-то не в этом! Для чего я вас с дискотеки сюда затащила, спрашивается?!

— О, хороший вопрос! Посмотрим, как справится с ответом на него игрок под номером один, — пародируя известного ведущего не менее известного телешоу съязвил Борис.

— Посмотрите, на что это все похоже? — Ксюша встала с травы и хозяйским жестом указала на трибуны. Ее черный силуэт неплохо вписывался в эту, почти мистическую обстановку.

— На руины замка графа Дракулы, — не задумываясь, ответил Миха.

— Фиг вам! — обрадовалась Ксюша. — Ни на какие руины это не похоже, то есть, может, и на руины тоже, это и есть руины — уже сто лет не ремонтировался, но самое главное — на что?

— На жопу негра, — меланхолически изрек Леша, на секунду прервав свое музыкальное бормотание. Все заржали было в голос, но быстро опомнились и стали сипло сотрясаться, словно стая гиен над трупом зебры.

— И ты, козел-предатель, — сокрушенно сказала Ксюша. — Ладно, братцы-алкоголики, оглянитесь внимательно — это же «тарелка», антенна! Ну, вроде спутниковой! По телику как-то показывали — где-то в Южной Америке есть такая здоровенная «тарелка», прямо в горы вкопана, я как увидела, сразу про этот стадион подумала…

— Ну, ты, мать, даешь… — ухмыльнулся Борис.

— Женщинам нельзя смотреть канал «Дискавери», они неадекватно реагируют на научно-популярную информацию, — философски заметил Леша и снова что-то запел себе под нос.

— Это антенна, — продолжила Ксюша. — И ее назначение — собирать и передавать наши эмоции куда-то вверх, в небо. В космос…

— Американцы, сволочи, через спутники-шпионы воруют нашу психоэнергию, — недружелюбно проворчал Борис. — Знаю, это их рук дело. То-то у меня депрессия…

— Нет, это арабы. У нас воруют, а потом транслируют с минаретов, — возразил Леша и изобразил, как мулла с минарета нараспев кричит «Минтонс!». Получилось весьма натурально. Все дружно хрюкнули.

— Ребята, я серьезно! Я не знаю, кому эта энергия передается, но ведь действительно очень похоже! На стадионах ведь люди просто звереют! Где еще столько эмоций концентрируется, в мирное-то время?..

— А может, эта энергия передается не кому-то, а просто отводится от Земли? — подхватил тему Миха, которому идея почему-то понравилась. — По принципу заземления или там громоотвода. То есть стадионы у нас вместо предохранителей. Устала, Земля, мать наша, вот и стравливает все это в космос помаленьку…

— Так вот, ребята, — кивнув, торжественно заявила Ксюха, — это все была теория, а теперь практика.

Ксюха выдержала грамотную театральную паузу. Остальные терпеливо ее перенесли, ожидая продолжения. Ксюха продолжила.

— Про «моральных партизанов» слышали?

— Ча-во?! — раздалось со стороны Бориса. — Что это за новое извращение такое? Суперизощренное, как я посмотрю… Это ж надо — «аморальные партизаны» — покруче будет, чем «Армия любовников»…

— Дураки! — фыркнула Ксюша. — Моральные, а не наоборот! Они собирают все данные о нравственности человечества и хранят их на случай полного краха морали…

— А после ядерной войны они вылезут из канализации и будут отучивать оставшихся в живых приматов от всяческих гадостей и приучать к правильной супружеской позиции… — задумчиво изрек Борис, чем вызвал тихую бурю восторга в виде неприличного хрюканья и повизгивания.

— Ты что-то сказал по поводу канализации?.. — заинтересовался Миха, решивший вдруг поделиться своими недавними наблюдениями, но тут в темноте трибун раздались глухие голоса, и все, не сговариваясь, упали навзничь, распластавшись на траве, и напряженно замерли. По полю небрежно пробежал луч фонарика, не обнаружив ничего аномального, исчез. Голоса стихли.

Переведя дух и снова приняв удобные позы, продолжили разговор.

— И при чем тут стадион, спрашивается, — с легкой иронией спросил Миха.

— Так слушайте же, — невозмутимо продолжала Ксюха. — Самое интересное: с этими «партизанами» у мэрии заключен реальный договор на обслуживание каких-то подземных коммуникаций, только называют они себя в договоре, конечно, иначе… Какое-то ООО или ЗАО…

— Так вот это кто офисы в канализации устраивает! — с удовлетворением резюмировал Миха. — Так и запишем: наше дерьмо теперь наконец инвентаризовано и выгодно реализовано…

— Фу, Миха, ну ты и выдал, — скривилась Ксюха. — Совершенно неаппетитно. Как ты не понимаешь, их цель — хранить нашу мораль!

— Вот-вот, и место наконец нашли ей достойное…

— Кстати, слышали про «истребителей машин»? — раздался новый голос, и Миха не сразу понял, что это — нарушивший добровольный обет молчания Леха.

— Ну, конечно, кто про них не слышал… — сказал Миха.

— Это ж неформалы какие-то на роликах? — подал из темноты реплику Борис.

— А скажите, пожалуйста, с чего это вдруг какие-то неформалы занялись целенаправленным уничтожением машин, причем не всех, а по какому-то определенному принципу отбора? — гнул какую-то свою линию Леха.

— Да с чего ты взял, что целенаправленным? — пренебрежительно отмахнулся Борис. — Это же малолетки, у них серьезных целей-то — выпендриться и невинность потерять… И вообще, к чему это ты клонишь?

— Леша прав, — вмешалась Ксюха. — Все не так просто. Эти моралисты с роллерами только часть того бардака, что сейчас в городе творится…

— Перед выборами, что ли? — проявил осведомленность Борис.

— Возможно, и перед выборами, хотя у нас в мэрии уже давно о всяком эдаком судачат. Вы ж знаете, папка у меня — консерватор, не верит во всякие… ну… паранормальные явления, «барабашек», как он говорит. Но иногда за ужином нет-нет да и ляпнет такое, что сам потом краснеет. У них на планерках такие темы подымают — закачаетесь!.. Вызовут, например, на ковер и как сказанут… Что, говорят, Николай Иванович, асфальт у вас на кольцевой вздыбился? Дык, дерьмово укладывали, господин мэр, отвечает папаня. А мне кажется, продолжает мэр, проверить надо сей участок на некропатическую активность. Прикиньте? Сглазил, говорит, кто-то нашу кольцевую. А папка стоит и кивает: в натуре, мол, сглазили, еще и асфальта половину сперли при укладке и рабочих споили на фиг… Надо, говорит, дьяка прорабом сделать и катки освятить…

— Ну а стадион-то тут при чем? — нетерпеливо перебил Миха.

— А еще говорят… — Михе вдруг почудилось, как в невидимых в темноте глазах Ксюхи появились игриво-зловещие огоньки. — А говорят, например, что стадион этот — приемник темной магической энергии…

— Ах, вот почему мы здесь, ап… — обрадовался было Борис, но Ксюха закрыла ему рот ладонью и продолжила:

— И каждую ночь, точно в это время, стадион оцепляет охрана, а сюда вот, на это самое место приходит мэр, ложится на травку и ровно час лежит, раскинув руки: на звезды смотрит. Энергией напитывается. На город ее направляет…

На несколько секунд воцарилась пауза.

— Э-э… Хе-хе… Фигня какая… Ну и где же мэр? — с обычным сарказмом, но как-то натужно спросил Борис.

Миха инстинктивно приподнялся на локте и огляделся. Леха продолжал лежать и задумчиво созерцать звездное небо.

— А мэр только что умер, — спокойно ответила Ксюха.

Новая пауза, едва зародившись, тут же прервалась громким «иком», произведенным обалдевшим от новой информации Борисом, очевидно, вместо изумленного «Как?!».

— На сегодня стадион свободен, — продолжила Ксюха.

На всеобщее «э-э-э?..» она ответила:

— Отец позвонил на мобильник, когда мы на дискотеке были. Их всех на срочное совещание вызвали. Автокатастрофа.

— Это «истребители машин»? — быстро спросил Миха, почувствовав смутное осенение.

— Да, так предполагают… А откуда ты… — слегка напряглась Ксюха. — Хотя не ясно точно… И вряд ли умышленно…

— М-да, не помогла космическая подзарядка… — неуютно озираясь, протянул Борис.

— Кому не помогла? — скучающим голосом полуспросил Леха.

— Бр-р!.. Не понял. Уточни! — потребовал Миха.

— Ну, мэру, скажем, не помогла, а тому, кто заряжал…

— Все, хватит кошмариков на сегодня, — решил Миха и встал с газона, отряхивая джинсы, — сваливаем. На горшок и спать…

— Мать-перемать… — помогая подняться Ксюхе, глубокомысленно добавил Борис.

…В общем, это так и запомнилось бы просто как забавное приключение из тех, что в изобилии приносят дружеские попойки, если бы Борис вдруг не выкинул очередную свою дурацкую штуку…

Уже уходя, он вдруг обернулся и, рухнув на колени, воздел руки к небу и неприятно серьезным голосом запричитал:

— О Великий и Ужасный Железобетон! Этой звездной ночью ты открыл свою тайную суть недостойным и к тому же нетрезвым студентам и начинающим трудоголикам! Сейчас мы возлежим на твоем… не знаю чем… в час, когда ты спишь, насытившись психоэнергией неразумных футбольных болельщиков… И мы снимся тебе, как нам снятся всякие эротические барышни, и когда ты проснешься, мы растворимся, как будто нас никогда и не было… отныне мы будем верно служить только тебе, о Железобетон, потому что мы — не более чем твои туманные сны… — и Борис рухнул лицом в траву, конвульсивно дернулся пару раз, изображая агонию. Перевернувшись на спину и приподнявшись на локтях, он с видом великого актера закинул ногу на ногу.

— Ну, как вам такой вариант?

— Эк, брат, как тебя, однако! — слегка опешив, сказал Миха. И даже Леша, остановив бесконечное бормотание себе под нос, недоуменно повернулся к Борису.

— Зачем ты так шутишь?! — загробным голосом выдавила из себя Ксюша. — Откуда ты можешь знать, куда он передал твои слова?

— Расслабьтесь, чего вы на меня уставились, как Ленин на контрреволюцию? Я просто развил Ксюшину мысль. По-моему, красиво получается — Великий и Ужасный Железобетон! А что, я ему теперь поклоняться буду! Футболисты ведь играют в честь него свои ритуальные игры! Прямо как индейцы в честь этих… Вицлипуцли, или там Кетсаткоатля!

— Ну, ты трепло, Борис! — покачал головой Миха.

— Дурак он, а не только трепло! — сердито сказала Ксюша. — Я им про Фому, а они мне — про Ерему!..

Начинало светать, и смысл разговора растворился в наступающих буднях…