Миссия невыполнима (сборник)

Владислав Картавцев, 2014

Без предисловия никак нельзя. И точка. Предисловие должно быть. Вот и здесь – оно есть.

Сельский либерал

— При жизни все чему-то недовольны. То хлеба нет, то зрелищ, то тоска нагрянет вдруг неведомо зачем. У одного нет совести и чести, а у другого — фуража и сена на прокорм восьмерки быстрой.

Вот взять фураж — насколько он хорош? И не убьет ли лошадей могучих в холке? А в холке — это там, где шея с головой. Вопросов много, нет ответов лишь. И пусто на душе, и сыро, гниль одна.

Кругом ведь взгляду некуда упасть. Пьют жидкое, едят чего-то там, не замечая красоты небесной, и неба вечного, и силы мудрости народа нашего совсем. И пьют нимало. И не противно им, а только весело, и ржут по вечерам, как кони черные в упряжке панской тройки.

Для оного и водочки ушат — ничто, а кто-то четверть может выдуть зараз, одним махом. И зубы ею прополощет и кишки — а все равно чего-то в жизни нет.

Кругом поля, усадьбы, скот гуляет. Скотина нынче умная пошла. Все клевер ест, ромашку полевую, сено. Траву пощиплет и бредет спокойно по дворам и в стойле спит неслышно. А утром нужно подоить ее и на луга опять пастись отправить — хозяйке на заметку это, чтоб не забыла.

Дубравы зело зелены. Щебечут птахи разные, пытаются найти еду. Вопрос у них один: как прокормить птенцов, да и самим червем унылым тихо насладиться. Идиллия, лишь лес шумит, а звуки — ну чисто хор из ангелов с небес услышал. И оторопь берет.

Вот мужики. Судачат сами по себе и чинно по полю движутся с серпом, и с сеном, и с едою. И косу вострую несут — покос не терпит суеты. И лишних представлений об устройстве мира.

Вот яблоко упало где-то — иль, может, то была свинья, что взвизгнула и жадно стала кушать с хозяйской милости помоев сытных. Не понять. Да и не надо это — пустое все, лишь суета сует.

Кусочек хлеба откусить, пожалуй, стоит и молочком залить, чтобы не стать нервическим от голода совсем. Рабочий полдень на дворе, настало время сесть и наблюдать все скрытое от взгляда бренного, что суть.

Подумать нужно, поразмыслить о том, о сем, о горе или нет, о счастье вольном, о богатстве, о нищете, что краше в гроб кладут, что пить нехорошо, но разве только лишь водичку чистую, но где ж ее возьмешь? Осталась только водка в количествах достойных уваженья — приходится считаться с тем, что есть в наличии.

Неслышно где-то там течет река, и, говорят, еще есть море-океан, весь синий и глубок. Но рыбу вкусную дает и много. Не то, что карася на удочку ловить или сетями даже черпать. Что твой карась — ну разве это рыба? Вот говорят, на море есть кефаль, треска и камбала, как блин расплющенный по дну ползет с глазами сбоку. Чудо-рыба. Вкусна, нежна, полезна, без костей.

Однако что-то зябко, видно, дождь пойти намерен, и ласточки летают низко — быть грозе. И комары, и мухи, пыль пошла, и ветер. И нужно срочно мне домой бежать на печке возлежать.

Печь знатная в избе, большая. Хозяйка щей хороших навела и вкусных, и, пожалуй, к столу пробраться стоит места поискать. А если спросят, что делал я весь день, отвечу им с достоинством присущим. Что думу думал, как жить лучше всем, приятней. Труд умственный на пользу мне идет. Философ я, скорей всего, и буду дальше думать о справедливом разделении труда — на тех, кто делает, и тех, кто кушает отлично и сладко спит себе во благо с думой о других, и как им тяжело.

Пожалуй, да, вот ответ простой — философ я и должен жить в лучах почета и уважения, что твой Сократ. И Цицерон, что Римом был рожден. Пойду неспешно, не престало мне такому умному и нужному спешить куда-то, пусть даже в избу с щами и хозяйкой, что поджидает уж меня сердито. Теперь не будет говорить, что лодырь я и забулдыга, что только горе лишь одно я приношу. Философ я — прошу любить и жаловать меня.