Мечты мертвых. Узнай свое предназначение

Владислав Кучеренко

Что произойдет после вашей смерти? Я, конечно, очень люблю жизнь, но объективно смотрю на вещи. У каждого свой срок, и не у всех он подразумевает кончину на рубеже ста лет у камина, в любимом кресле-качалке. Что, если завтра произойдет несчастный случай? Куда вы попадете? Эта история человека, который живет после смерти среди нас и, возможно, сидит сейчас с вами за одним столом, пока вы уплетаете очередную отбивную. Что призрак делает в мире людей? Какие тайны ему предстоит узнать? Ответы рядом…

Глава 2. Похороны

Врачи и медсестры сняли свои окровавленные перчатки, бросив их в больничную урну, и поспешили отправиться для продолжения своего похмельного банкета.

«Теперь можно и покурить, господа», — хриплым голосом произнес молодой хирург, мельком взглянув на простыню.

Все вышли из палаты. Я остался один, наедине со своим бездыханным телом.

«Что со мной? Я умер? Или это просто сон, и через минуту солнечный свет разрежет темноту моей спальни, и я проснусь в холодном поту?»

Первое, что пришло на ум, — это ущипнуть себя как можно больнее, но боли я не почувствовал. Мои руки совсем как живые, только они не ощущали ни тепла, ни холода.

«Да что это за чертовщина! Проснись! Проснись, идиот!» — закричал я, взявшись за свою голову. Если это и правда сон, то я должен сорвать эту простыню, может, тогда мне удастся очнуться. Я решительно подошел к столу. Белая ткань была очень плотной, казалось, это снег так аккуратно окутал вспаханное сырое поле. Одним резким движением руки все мои надежды отправились коту под хвост. Словно в тех фильмах о призраках, которые меня так увлекали по вечерам, моя кисть прошла сквозь простыню, ни грамма ее не сдвинув.

«Не может быть, — прошептал я, опустившись на пол у кровати, — умер, я правда умер».

Тишина звенела в ушах, мысли бросали меня в воспоминания недавнего прошлого. Это был конец… Конец всему, что я любил и ненавидел.

В комнату вошли два санитара в зеленых халатах. Крепкие ребята, малость небритые и с мрачными лицами, но работу свою знают. Один был довольно высоким, как старый дуб, а другой пониже и толстоват. Мне даже показалось, что и на том свете я почувствовал запах их перегара, но, принюхавшись, понял, что обоняния больше у меня нет. Они быстро переложили мое тело на каталку и покатили ее по больничному коридору. Я следовал за ними, проходя сквозь двери, стены и даже идущих навстречу врачей и пациентов.

Санитары тем временем завели разговор о прошлой ночи:

— Ты видел, какие формы у Лены из хирургического? — произнес с восторгом толстый. — Я бы на такой женился не раздумывая.

— А ты видел, на какой машине ее на работу привозят? Кто-то явно уже эти формы для себя присмотрел, — сказал длинный, не скрывая ехидную улыбку. — Ты разве что на этой каталке можешь к ней подкатить, она оценит.

— Мда, любишь ты вечно всё дерьмом обмазать. Даже помечтать не даешь толком.

— Кати уже, мечтатель. Трупы сами себя не отвезут.

Они замолчали, я по-прежнему брел за нами. Не знаю почему, но мне казалось, что я должен оставаться рядом со своим телом.

Наконец мы подошли к двери в конце одного из коридоров. На ней висела табличка, на которой крупными буквами было написано «МОРГ». Страшное место, в котором я нескоро хотел очутиться, но сейчас именно там и оказался.

Поразительная чистота и спокойствие царили в этом безжизненном месте. Естественно, ведь мертвые не особо увлечены болтовней и не сбрасывают мусор на пол. Вокруг были такие же каталки с белыми покрывалами, сквозь которые вырисовывались силуэты моих коллег по несчастью.

Санитары сняли простыню и начали что-то разглядывать. Я подошел ближе и сразу понял, что так привлекло их внимание. Они искали цепочки, перстни и прочие дорогие вещи, которые обычно покойники уносят с собой.

— Ты посмотри, всего одна цепочка. Ладно хоть золотая, а не серебряная, — с ухмылкой сказал толстяк.

Этот санитар был явно шестеркой в их парочке, так как второй усмехался над ним по пути в морг. А сейчас он сказал:

— А ну, отдай сюда, гнида, ты мне еще долг не вернул! И повесь ему бирку наконец.

Толстый поспешил ему повиноваться, ну а я же пару раз рефлекторно махнул по морде их обоих, но они, естественно, ничего не почувствовали.

«Вот суки!» — рявкнул я и проводил взглядом уходящих санитаров.

В морге, наверное, было холодно, но теперь мне было всё равно. Теперь мне казалось, что бессмысленно сидеть у своего бездыханного тела, и я решил выйти на улицу. Когда проходил сквозь дверь, мне на глаза попалась одна маленькая деталь. Номер телефона. Тот самый номер, который написала мне Ева пару часов назад, по-прежнему оставался на моей руке, как призрачная татуировка. Печально было осознавать, что теперь у меня не будет шанса ей позвонить.

Подходя к приемному отделению, я услышал знакомый голос. У справочной стояла моя плачущая мать, а рядом с ней и отец. В кармане моей куртки лежал паспорт. Наверно, именно благодаря ему смогли найти моих родителей.

«Я здесь, мам! Не плачь!» — казалось бы, громко крикнул я, подходя к ним всё ближе, но мой возглас так и остался неуслышанным.

Мои родители были простыми людьми, и я с раннего детства старался добывать деньги самостоятельно. К двадцати трем годам практически их не навещал и не звонил. Только сейчас, стоя перед ними в полной беспомощности, я понял, что был абсолютным эгоистом.

Тем временем к справочной быстрым шагом подошел врач.

— Соболезную вашей потере. Травмы вашего сына были просто несовместимы с жизнью, — сказал он.

— Где мой сын? — судорожно произнес отец.

— Мы поместили его в морг. Вы готовы провести опознание?

— Да, мы готовы.

— Тогда следуйте за мной.

В следующий час происходила долгая и тяжелая процедура опознания. Мать несколько раз падала в обморок, а у отца даже прихватило сердце. В больнице к тому времени появились люди в форме, они-то и рассказали, что виновник ДТП скрылся с места преступления и свидетелей, видевших, как всё произошло, пока не нашли.

Я стоял за спинами родителей и слушал внимательно, что говорил следователь. Пытаясь прокрутить тот миг в голове, я так и не вспомнил ни номер машины, ни даже ее цвет. Если бы не наушники и накинутый капюшон, возможно, я бы среагировал на звук и успел спастись. Но всё вышло иначе.

Убитые горем родители дали свои показания. Хотя что они могли рассказать? Мы ведь почти месяц до сегодняшнего дня не виделись.

Уладив все вопросы в больнице, предстояло готовиться к похоронам. Я решил, что поеду домой вместе с ними. В дом, где я вырос и где давно стал редким гостем. Родители сели назад в подъехавшее такси, а я прошел сквозь пассажирскую дверь и сел рядом с водителем. Мать по-прежнему плакала, а отец ее успокаивал.

Знали бы они, что их сын сейчас сидит перед ними, что он так сожалеет и хочет попросить прощения за всё. Знали бы они…

Наконец мы подъехали к нашему дому. На пороге уже сидел мой друг Слава. По всей видимости, мама позвонила ему в первую очередь, чтобы узнать, не ошиблись ли в больнице. Слава не мог поверить, он, словно сумасшедший, повторял, что буквально этим утром видел меня живым и здоровым.

«Не может быть… Этого просто не может быть», — говорил он.

Похороны были назначены на следующий день. Отец сообщил всем родственникам, а Слава обзванивал друзей. К вечеру в моем доме собралось огромное количество людей, и все они пришли, чтобы помочь родителям и поддержать их.

Меня даже удивило, что очень многие оказались ко мне неравнодушны, но при жизни я этого внимания от них не замечал или просто не придавал этому значения. Я умел объединять людей вокруг себя, но не умел их по-настоящему ценить. А сейчас, смотря на это всё со стороны, мне в очередной раз было стыдно. Удивительно, что даже мертвым я не утратил этого качества.

Ночь была, как никогда, беспокойная. В комнате матери постоянно слышался плач. Отец сидел на кухне держа в руках мою детскую фотографию и заливал горе холодной водкой. Я присел рядом с ним, и мы просто молчали. Пару раз он посмотрел в мою сторону, словно стал различать мой силуэт через призму опьянения, но это был всего лишь самообман. Выпив бутылку до дна, он так и уснул сидя за столом. Мать тоже больше не плакала, и я остался один на один с пустотой, которая в этот вечер наполнила мой дом.

Лунный свет проникал сквозь окна, и казалось, время остановилось, чтобы отдышаться от событий, которые сегодня происходили. Я бродил по дому, как старый пес на цепи. В голове то и дело возникали самые главные вопросы: «Что означают эти часы? Есть ли еще такие, как я? И что делать дальше?»

Утро наступило незаметно. В шесть часов позвонили в дверь. К ней подошла мама, она уже успела облачиться во всё черное. Первыми, кто приехал, были мои дядя с тетей. Они обняли маму и, сдерживаясь от слез, сразу принялись помогать в приготовлениях к похоронам. Я же всё время находился у входной двери и здоровался со всеми, кто в дальнейшем приходил в наш дом.

Мне было неважно, что со мной никто не поздоровается в ответ. Зато было интересно увидеть лица всех, кто придет меня проводить. Слава справился со своей задачей отлично, и вскоре дом наполнили самые близкие друзья и давние знакомые. Половина из них были девушки, с противоположным полом у меня всегда складывались доверительные отношения, просто потому что я умел их слушать. Кстати, это одна из важнейших составляющих, благодаря которой я всегда превосходил всех своих конкурентов.

Все были чем-то заняты. Отец грамотно распределял обязанности, а в десять часов подъехал черный катафалк, в котором и находилось мое побледневшее тело. Насколько я знаю, прежде чем вереница машин отправляется к кладбищу вслед за катафалком, по нашим обычаям, умершего должны выносить из дома.

Гроб был закрыт, когда его заносили в гостиную, а затем крышку снял отец, и наступило мое последнее появление на публике. На мне был черный смокинг с галстуком. Я всегда любил галстуки, и вот теперь галстук висел у меня на шее, как срезанная веревка на повешенном.

Я смотрел на себя, лежащего в этой деревянной коробочке, обтянутой красным бархатом, и по-прежнему не верил, что такое произошло именно со мной. Не верили и все собравшиеся. Выплакав все слезы, мать села напротив гроба и тихо шептала молитву. Первым подошел мой дядя, он аккуратно надел мне на лоб траурную ленту и немного подержал мою руку. Затем стали подходить друзья.

Слава наклонился над моим телом и прошептал на ухо: «Мы обязательно отомстим».

Под словом «мы» он имел в виду нашу банду, в которой с детства состояло четыре человека. Я был заводилой, Слава эдаким мощным танком из-за сбитого телосложения, Костя был мозгом в нашей компании, а Ванек просто всех веселил и всегда умудрялся извлечь выгоду из любых ситуаций. Вся моя банда сегодня приехала проводить меня в последний путь.

Девушки стояли в стороне, только одна Настя, человек, с которым я всегда мог поговорить по душам, подошла к гробу и молча простояла так минут пять. С Настей я всегда был близок, частенько ночевал у нее и спал с ней в одной постели, но никогда не позволял себе лишнего. Если бы у меня была сестра, возможно, она была бы на нее похожа. Мне было жаль Настю, она любила одного парня, даже дождалась его из армии, а тот изменял ей направо и налево, и каждый раз Настя его прощала. Глупая любовь порой ослепляет, и зрение может не вернуться уже никогда.

В час дня всё было готово. Небо было закрыто облаками, и суровый январский минус сулил быстрые похороны. Гроб снова погрузили в катафалк. Я запрыгнул в машину отца, уже привычно скользнув сквозь пассажирскую дверь, и колонна из восемнадцати машин двинулась в сторону кладбища.

К могиле гроб принято нести на руках. За эту задачу взялись Слава, Ванек, Костя и еще один мой близкий друг Андрей.

Андрей был моей полной противоположностью. Мы были ровесниками, и я уже успел погулять на его свадьбе и окрестить его сына. Его жена Аня, красивая и очень добрая девушка, тоже была среди пришедших на мою панихиду. Теперь-то я понимаю, кто из нас всё вовремя сделал.

Гроб поставили перед вырытой могилой, крышка по-прежнему была открыта. И теперь уже каждый считал своим долгом подойти и попрощаться со мной, пока земля не поглотила мое тело в своих промерзших недрах. Больше всего мне было жаль родителей, я ведь был их единственным сыном, который так и не оправдал их надежд. Мама снова плакала, но отец держался молодцом. Он, как мог, сдерживал себя и следил за ней, чтобы та не натворила глупостей.

Из-за плохой погоды прощания быстро подошли к концу, крышка гроба стала плавно закрываться у меня на глазах, забирая с собой последний блик дневного света на моем неживом теле. Через минуту землекопы уже начали закапывать могилу, а траурная колонна направилась к машинам.

Я сел, как и прежде, в папину машину на пассажирское сидение, мать села сзади. На какое-то время взгляд моего отца притупился, он замер, не повернув до конца ключ зажигания. Это была минута, в которую каждый осознал, что прежней жизни уже не будет.

Родители молчали всю дорогу. Мы ехали домой погрузившись в свои мысли о произошедшем. Опять же по традиции полагалось еще провести поминки. Благодаря помощи моей тети всё уже было к этому готово. Большая часть машин разъехалась по домам, остались только те, кто действительно меня уважал и ценил.

В гостиной поставили длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, а рядом с ним и мою фотографию с черной траурной лентой в уголке.

Никто не кричал в этом доме сегодня, не смеялся и не улыбался, а когда разлили первую, отец встал и начал говорить:

— Знаете, Артем всегда был не очень послушным ребенком. Сколько мы с ним ссорились из-за этого… Сколько раз я наказывал его, и всё тщетно. Но у него всегда было свое мнение, которое он отстаивал до последнего. Мой сын всегда поступал так, как считал нужным, и за это я его всегда уважал, хотя и не говорил этого. Прости меня, сынок! За всё прости! — с этими словами отец проронил свою скупую мужскую слезу и выпил горькую.

«Если бы ты знал, пап, как я гордился тобой. Если бы ты мог меня услышать сейчас», — сказал я, пожалуй, только самому себе.

После этого все по одному начали произносить теплые слова. Друзья говорили о наших совместно пережитых историях. Родственники вспоминали меня в детстве. А я сидел у своей фотографии и улыбался. Почему-то слушая их, мне вдруг стало так радостно, словно я не умер и сижу среди своих друзей и родственников такой же живой, как они.

Из всей этой компании не выпил ни грамма только один человек. Это был Саня — еще один мой хороший товарищ. Не помню случая, чтобы он меня хоть раз подвел. Такой уж он был, надежный и всегда правильный в моем представлении.

По мере возрастания градуса повышался и тон всех речей. Я и не заметил, как между Славой и Саней вспыхнул конфликт.

«Ну, конечно, вы еще подеритесь на моих похоронах», — ляпнул я, и, словно услышав мой голос, они сцепились, как два разъяренных пса в клетке.

Неприятный инцидент, конечно, но со стороны мне даже было интересно посмотреть, кто кого победит. Эта драка закончилась быстро. Бойцов растащили, и отец дал всем понять, что стоит расходиться по домам.

Потихоньку дом начал пустеть. И к четырем часам вечера в нем остались только мои родители и я, если меня вообще можно считать за оставшегося.

Мать поднялась к себе в спальню, она явно очень устала и нуждалась в отдыхе. Отец посидел немного у моей фотографии и отправился вслед за ней.

«Ну вот и всё, — подумал я, — что мне делать дальше?» И в ту же минуту мой взгляд бросился на маленький листок цветной бумаги, лежавший на полу. Я присел пониже и начал читать.

«2 ЯНВАРЯ В 17:00 СОСТОИТСЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ КОНЦЕРТ В ЧЕСТЬ ПРАЗДНОВАНИЯ НАСТУПИВШЕГО 2016 ГОДА. ЭТО ПРИГЛАШЕНИЕ ДАЕТ ВАМ ПРАВО ПОСЕТИТЬ ЕГО В УКАЗАННОЕ ВРЕМЯ. КОНЦЕРТ ПРОЙДЕТ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДВОРЦЕ ИМЕНИ Л. Н. ТОЛСТОГО. ПРОСЬБА НЕ ОПАЗДЫВАТЬ».

Вдруг меня как осенило. Ведь это тот самый концерт, на котором должна выступать Ева. Я все-таки смогу сдержать обещание, и неважно, что она меня не увидит. До концерта оставалось чуть более получаса. Я бросился в путь.