Убегая по янтарному берегу

Всеволод Плешков (2024)

Человек, ищущий свободу, на пути к ней должен победить себя. Получив степень бакалавра в области политологии, Август Ледников прибывает в Пионерский курорт для участия в предвыборной кампании своего отца. Родители видят в сыне успешного политика, однако он втайне не разделяет их взглядов и терпеть не может всё, чем ему приходится заниматься.Пока Калининградская область готовится к выборам губернатора, её жители, в условиях финансовой нестабильности, вынуждены искать дополнительные источники заработка. Игорь промышляет незаконной добычей янтаря, с целью обеспечить себя и больную мать. В одну из ночей к нему в руки попадает уникальный камень, с продажи которого можно получить солидные деньги…Два непохожих человека волей случая находят общий язык и становятся участниками событий, вынуждающих каждого принять тот бой, который он старательно избегал. Удастся ли им вместе победить по-отдельности?

7. Разговор о находке

Хорошо, что я ношу вещи только тёмного цвета, на них не видно пятен от машинного масла, грязи и ржавчины. Снимаю перчатки и усаживаюсь на автомобильное кресло у стенки. От старенького Passat’а остался лишь голый кузов и полуразобранный двигатель, остальные части машины аккуратно размещены по всему гаражу: что погабаритней стоит на полу, что покомпактней лежит на полках и в ящиках. Кузов необходимо попилить и сдать металл Юричу. Надеюсь, он снова не будет требовать от меня документы на умерщвлённое транспортное средство, прошлый владелец их так и не нашёл.

В воротах появляется Павел. Мы жмём руки, после проходим вглубь гаража, где я, сделав музыку тише, занял своё место у столика. Друг усаживается напротив.

— У нас в больнице решили заменить старые камеры на камеры с функцией распознания лиц. Это был настоящий кошмар. Угадай, кто этим целый день занимался, — Паха смотрит на меня. Я молчащим кивком спрашиваю: «Кто?» — Я! Приехали мужики из управления ФСБ, притащили оборудование и спрашивают: «Где ответственный за информационную безопасность?» Я им, естественно, указываю на Димона. Ну, фэбэсы взяли его в оборот и требуют подписать ответственность за установку, за настройку и за что-то ещё… Тот в шоке, говорит, что такие работы проводить не умеет, отнекивается как может, но всё равно подписывает. Фэбэсы оставляют отделу указ к утру следующего дня всё сделать, а сами уходят! Димон давай просить о помощи, я ни в какую. Не хочется с силовиками лишний раз дело иметь, тем более, оно меня не касается. И что ты думаешь? Этот упырь пошёл к главврачу, и тот заставил меня ему помогать. Целый день на это убил! Завтра ещё эти придут…

— Да-а-а-а… То у вас камеры даже звук не записывают, то сразу лица распознавать начинают.

— Ага, сам в шоке, «Новый стандарт безопасности»! Главное, установить надо, а как никого не волнует. Димон этот вон диплом купил, а ему говорят: «Делай». Конечно, он ни хрена не сделает! Он даже провода паять не умеет, а тут система видеонаблюдения! Знаешь, что он в итоге делал?

— Не знаю и знать не хочу, — смотрю на стоящий у стенки капот.

— Ничего он не делал! НИ-ЧЕ-ГО! — подвёл черту Павел и рухнул в ладони лицом. — Это просто какой-то кошмар…

— Ты ещё не пробовал в одиночку откручивать двери, — киваю на оные от Passat’а, — ни с чем не сравнимый опыт. Становишься в такие позы, что никакой йоги не надо, а, если ещё крепёжный элемент заржавел…

— Так самое, что обидное, — как ни в чём не бывало продолжает Павел, — Димон получает на три тысячи больше, хотя работы выполняет в два раза меньше. И то вон, иногда мне приходится за него что-то делать!

— Ты всегда можешь отказаться, — он начинает меня нервировать. — Сказал: «Вам надо — вы делайте» и занимайся своими обязанностями. В чём проблема?

— В том, что меня могут уволить.

— И что теперь?

— Ничего, — Паха отвернулся.

Я посмотрел на него и понял, что разговаривать с ним бесполезно. Он как получил место в больнице, так и пустил там корни. Скоро он полы будет мыть, если того потребует старый мордоворот, или вообще в санитары запишется на пол ставки. «Государственное учреждение! Государственное учреждение!» Вечно он залезет в хомут, а потом ноет, когда его по горбине секут. Никто же не мешает принимать решения и что-то менять, но Павел этого никогда не делает. Зачем что-то менять, если можно поныть своему товарищу и смириться? «Всё не так плохо! Здесь на мне ездят, а зарплата небольшая, зато стабильность! Нина хоть и постоянно пилит, зато хорошо готовит и никогда не отказывает, женюсь!» Б-р-р-р, я мотаю головой. Чем дольше пытаешься вникнуть в логику добровольного рабства, тем сильнее питаешь к нему отвращение.

— Здоров, сталкеры, чего такие кислые? — спрашивает Миха. — Ого, ничего себе, ты его расковырять успел! — кореш оценивающе смотрит на Volkswagen и подходит к столу. — Я думал ты провозишься минимум дней пять.

— Как видишь, — шлёпаю ему краба, — справился гораздо быстрее. Сегодня хотел отдохнуть, но дома что-то совсем нечего было делать… Кстати, мне кузов попилить надо будет, поможешь?

— Само собой! Ты только скажи, когда.

— Думаю, завтра.

— Ну давай завтра, я всё равно ничем особо не занят, разве что нужно с документами пару вопросов решить, но это, надеюсь, будет недолго. Завтра, если что спишемся.

— Хорошо. В любом случае, это не к спеху, металлолом никуда не уедет.

— Правильно! Работа не волк, да и волк не работа, — усмехается Миша, что заставляет и меня улыбнуться.

— Парни, — влезает Павел, — у нас всё же есть одно важное дело. Точнее вопрос, который надо решить. Что будем делать с куском янтаря? Где он вообще?

— Здесь, — достаю из кармана «Аммонит» и кладу его на стол. — Что будем делать? Продавать, что ещё?

— И куда его продавать? — у Павла дёргается нога. — Кому? Это необычный кусок, такой на украшения не подходит. Я даже не знаю, что с ним можно сделать, кроме как отправить в какой-нибудь из музеев.

— Ага, и кто нам заплатит? У нас, если ты его в музей принесёшь, дай Бог, скажут спасибо и за просто так заберут, а могут в полицию сообщить, и будем потом лет пять на штрафы работать. Нужен другой вариант.

— Можно поискать коллекционеров, уверен любой из них захочет заполучить во владения столь уникальный предмет. Я проверял, никто в мире не находил янтарь с таким большим инклюзом! Ты подумай, какой будет спрос и какая цена!

— Только кто захочет платить эту цену? — впиваюсь глазами в Павла.

— Тот, кто захочет его купить, — он смотрит, не отворачиваясь.

— Товарищи, — Миха берёт «Янтарный аммонит» в руки, — тише. Давайте трезво оценим ситуацию. Точнее вы оцените, а я вас послушаю, сами знаете, не эксперт в янтарных делах.

— Что тут оценивать? Ситуация сложная, камень продать надо, а куда его продавать непонятно. Я даже не знаю, сколько он может стоить.

— Пишут, Немецкий Естественнонаучный музей платит огромные деньги за редкие ископаемые. Суммы варьируются от нескольких тысяч до нескольких миллионов евро.

— Замечательно! Только мы не в Европе!

— Я это к примеру, — обиделся Павел. — Короче говоря, стоит рассчитывать минимум на несколько миллионов рублей. Если выставить цену хотя бы в четыре, за три точно удастся продать.

Скрипнули ворота, и со стороны входа послышался противно знакомый голос:

— Кого вы тут собираетесь продавать?

— Машину, — ехидно ответил лейтенанту Миха, — эту, — кореш указал на кузов.

— Ты не паясничай, Бабочкин, тебе не к лицу. Как ты считаешь, Огнеборцев? Или тебе его идиотские шуточки нравятся?

— А где он шутил? — смотрю на Черёмухова, косясь на стол. «Янтарного аммонита» нет. — Мы действительно обсуждали продажу этого Volkswagen’а. Вам, кстати, не нужен? Не битый, не крашенный, почти на ходу.

— Умничать в участке будешь, — лейтенант навис над столом, — а сейчас лучше скажите, что вы делали вчера вечером? Снежков, давай ты скажешь. Ты явно умнее своих друзей.

— Товарищ лейтенант, — Миха поднялся и расправил плечи, — что вы себе позволяете? Это же беспредел! По какой причине вы унижаете меня и моего дорогого друга? Разве мы сделали что-то плохое? Отнюдь! Сидим в гараже высокопочтенного Игоря, — он, склоняясь, жестом представляет меня, — ведём культурные разговоры о насущном. В частности, о том, что делать с этим представителем VAG. Заметьте, мы даже трезвые.

— Очень хорошо, что вы трезвые, — объявляется капитан Сверепеев, — значит закончим быстро.

Мы переглянулись. Павел сложил руки на стол и опустил глаза. Я смотрю на представителей власти, склонив голову на бок, сгорая от нетерпения. Какого чёрта они сюда припёрлись?

— Уверен, вы уже знаете, что на Заостровском пляже был найден труп. Кому он принадлежал знаете? — мы дружно помотали головами. — Леониду Спичкину, человеку, активно промышлявшему незаконной добычей янтаря для последующей продажи. Это о чём-нибудь говорит?

— Нет, я такого даже не знаю, — кошусь на сверлящего меня взглядом Черёмухова.

— Что прям не знаешь? — произнёс он с вызывающим недоверием. — Ты же сам из любителей пособирать государственные ископаемые.

–Если я и ловил когда-то янтарь — не значит, что знаю всех, кто бы этим занимался.

— И всё-таки, «да» или «нет»? — снова задаёт вопрос Сверепеев.

— Никого я не знаю! — складываю руки на грудь. — Повторяю, с этим занятием я давно завязал. Ищите других для своих допросов, а нас трогать не надо, только зря наше время потратите.

— Мы сами решаем кого трогать, а кого нет, — капитан стоит неподвижно, — и, если мы к вам пришли, значит были на то причины. Ты ведь не продал свой сочок, да, Игорь? А ты, Павел?

— Кто их купит? Кризис в стране, — бросаю в ответ.

— А когда его не было? — плюётся Черёмухов. Смотрю на его ботинки и жалею, что он не попал.

— Заткнулись! — рявкает Сверепеев, Павел подпрыгивает на месте. — Вернёмся к делу. Что-нибудь про оторванную ногу знаете? — он смотрит то на меня, то на Павла. Оба молчим. — Повторяю вопрос: известно ЛИ вам что-нибудь про оторванную ногу?

— Какую ногу? — не понимаю, о чём он.

— В самом деле… — говорит Паха.

— Блин, пацаны, вы серьёзно не видели? — улыбается Миша, доставая из кармана смартфон. — Не видели? — с насмешкой переспрашивает он и показывает экран, транслирующий запись из группы «Новости Пионерского».

«Во время волонтёрской уборки Заостровского пляжа, организованной кандидатом в губернаторы Калининградской области, Владиславом Александровичем Ледниковым, была обнаружена нижняя конечность, принадлежащая человеку. Отделённую от тела ногу нашёл сын кандидата, Август Ледников…» — текст по большей части содержит описание того, как мужчины Ледниковых активно сотрудничали со следствием. Я взглянул на единственную фотографию, прикреплённую к записи, на ней изображён кандидат со своим сыном.

— Вы об этом? — спросил я. Капитан кивнул. — Как видите, только что узнал.

— Вижу, — говорит Сверепеев. — Как думаете, если установим личность хозяина, имеет смысл обратиться к вам? Может окажется, что кто-нибудь из вас его знал? — снова холодный взгляд падает то на меня, то на Павла.

— У меня знакомые ног не теряли, — смотрю Сверепееву в глаза, — и сами знакомые не терялись. Ничем помочь не смогу.

— Полагаю, ты тоже?

— Правильно полагаете, — ответил Паша. — В конце концов, мы не единственные, кого можно спросить.

— Знаем, что не единственные, — говорит лейтенант. — С вами, граждане, вообще дела иметь неприятно. Вы какие-то зажатые что ли… Несговорчивые.

— Ну вот и найди сговорчивых! — бросаю в щуплого выродка.

— Ха, да ты, видно, совсем забываешься, Огнеборцев, — Черёмухов подходит ближе. — Думаешь, самый умный? Или, если мы тебя с янтарём не ловили, значит не знаем, что ты его продаёшь? Все всё знают и всё понимают, просто тебя жалко, оттого никто и не трогает. ПОКА, — он тычет мне грудь пистолетом из пальцев. — Всё может в любой момент измениться.

Смотрю на урода в погонах, сжимая кулаки. Не зря говорят, в полицейские зачастую идут те, кому более остальных в рожи харкали, передо мной яркое тому доказательство. Черёмухова попускал в школе каждый, кому не лень. Класс восьмой, помню, идём с Михой в столовую, а из тёмного угла как раздастся визг, поворачиваю голову, а там этому дрищу-одиннадцатикласснику соски выкручивает двое девятиклассников, Виктор и Олежа. Потом встретились на следующей перемене, разговорились, и выяснилось, что пацаны в туалете курили, а Черёмухов сдал их завучу. Зачем? «Ну мы у него мелочь просили, а он нам её всегда отдавал, — пожал плечами Олежа». «Оказывается, ему это не нравилось и из-за якобы он не мог пообедать, — добавил Виктор. — Непонятно только, почему в таком случае он просто не говорил “нет”. Мы бы сразу отстали…» История, развеселившая нас тогда, пугает меня сейчас. Если так подумать, любой обиженный на жизнь человек может поступить в университет МВД, по окончанию которого у него будет в руках возможность отыграться на обидчиках. Правда, зачастую до обидчиков руки, вооружённые правосудием, не добираются, оттого атакуют тех, кто оказался в при делах их досягаемости, и здесь уже становится неважно обидчики это или нет. Смотрю на Сверепеева. Он противоположность своего подчинённого, тот редкий случай, когда человек пошёл в силовую структуру действительно, чтобы служить закону, однако, увы, его не пощадила профессиональная деформация. Как говорится, с волками жить — по волчьи выть…

— Товарищи полицейские, давайте жить дружно, — Михаил встаёт между мной и представителями закона.

— У друзей друг от друга секретов нет, — говорит Черёмухов.

— А у нас их и нет. Мы действительно знаем о трупах не больше вашего. Разве кто-нибудь из нас когда-нибудь обманывал вас, капитан?

— Обманывать не обманывали, — он обводит нашу компанию взглядом, — но недоговаривать вы любители. Впрочем, это уже дело другое. Пойдём, Женя, не будем здесь терять время, — Сверепеев направился к выходу. Остановившись на полпути, он обернулся и сказал: — Если по жмурам станет что-то известно — звоните.

— Само собой разумеется, — в знак прощания Михаил поднимает руку, я молча киваю, а Павел наконец поднимает глаза.

Оказавшись на улице, капитан Сверепеев отходит к служебной машине и подкуривает сигарету. Выйдя следом и не удосужившись закрыть за собой ворота, лейтенант Черёмухов спрашивает:

— Вы действительно считаете, они чистые?

— Да, — выдыхает горький дым Сверепеев. — К убийствам они не причастны и знать ничего не знают. В этом я могу быть уверен.

— А я, если честно, не очень. Какие-то эти ребята сегодня нервны, особенно этот… Снежков, сидел трясся, прятал глаза… Подозрительно как-то. Может они снова удачно съездили за янтарём? Как-то раз Павла остановил Муровьёв, так тот от страха еле права отыскал, Лев ещё мне потом говорил, чувствовал: нужен обыск, однако настроения проводить его не было. Так оказалось в этот день Снежков как раз ехал на сделку, имея при себе грамм триста крупных кусков!

— Черёмухов, — с раздражением говорит капитан, — у нас два трупа, от одного из которых найдена всего часть. Зацепок нет, — он жжёт подчинённого взглядом. — Какие к чёрту куски?! Ты вообще понимаешь, сколько у нас работы?

— Понимаю…

— Тогда почему я от тебя слышу про янтарь?! На свободе бродит убийца, о котором ничего не известно: ни личности, ни мотивов. Им может быть кто угодно, а всё, что имеется на руках — лишь догадки.

— Но вы сами говорили, что это скорее всего какая-нибудь банда янтарщиков устраняет своих конкурентов. Эти чем не подозреваемые? — лейтенант кивает в сторону гаража. — Тоже янтарщики, тоже ездят ночами на отдалённые пляжи с ультрафиолетовыми фонариками и сочками…

— Не их уровень, — обрывает его капитан. — Да и это всего лишь догадки, доказательств, что убийца кто-то из ловцов пока нет.

— Я бы в любом случае приглядывал за этими, уж слишком они мне кажутся подозрительными, — Черёмухов наблюдает за тем, как Игорь закрывает ворота.

— Какого хрена им было нужно? — возвращаюсь к парням. — Пришли, начали качать ни с того, ни с сего, будто у себя дома! И где янтарь?

— У меня, — Миха кладёт его на стол. — Я как рожи ментовские увидел, сразу его припрятал. Ещё бы чуть-чуть и всё, плакала наша находка в нагрудном кармане голубой рубашонки, прям у самого сердца её носителя, если таковое у него есть. Почему-то в этом я сомневаюсь…

— Не думал податься в философы? — спрашиваю кореша.

— Да как-то нет… Считаешь стоило бы? — улыбается он. Я пожимаю плечами.

— Ладно, нам надо что-то делать с находкой. Черти в погонах совсем развязались, они так могут и в квартиру зайти и перевернуть там всё. «Янтарный аммонит» необходимо спрятать.

— Предлагаю сделать это в районе Камня лжи, там точно никто рыскать не будет. Положим янтарь в коробочку и закопаем возле неприметного дерева.

— Хорошая мысль, — смотрю на Павла. — Что скажешь?

— Можно, — кивает Миха. — Только сфотографируйте его предварительно, чтобы было, что показать потенциальному покупателю.

— Сейчас этим займёмся, — я встаю за линейкой, — а как стемнеет поедем закапывать.

–…У нас один сослуживец был, который очень интересовался историей, — Миша пинает камень, — так вот он заключил, что вся история человечества — это американские горки. Мы медленно поднимаемся к благосостоянию, а потом стремительно катимся к варварству, и так постоянно, с той разницей, что каждый следующий бугор выше и следующая за ним впадина не так глубока. Поэтому-то мы и не ладили. Он считал, что нас ждёт светлое будущее, пусть и не без чёрно-белых полос, но всё же преимущественно светлое, а я считаю, что человечество вымрет раньше, чем хотя бы увидит свет. Наша культура на полной скорости несётся в тупик.

— Ты пессимист, — сказал Паха.

— В каком месте я пессимист? — удивился Миша. — Я самый жизнерадостный человек на планете! Если кто и пессимист — это ты.

— Я, между прочем, не говорил, что человечество скоро вымрет, потому что это абсурд. Если думать в этом ключе, то выходит жизнь вовсе бессмысленна, а всё, чем мы занимаемся бесполезно.

— И я такого не говорил! Ты коверкаешь мои слова! Я сказал, что человечество вымрет раньше, чем увидит светлое будущее, а не, что оно вымрет скоро. Наше поколение, да и десяток следующих, не застанет конца света, а значит он ещё далеко.

— Это не меняет сути.

— Почему же? — Михаил остался без ответа со стороны Павла. — Ладно, Игорь, — он хлопает меня по плечу, — рассуди нас.

— Я вас не слушал, — бросаю лишь бы не увязнуть в их разговоре.

— Игорь? — кореш догоняет меня, обгоняет и заглядывает в глаза, я останавливаюсь и смотрю на него. — Ты чего такой поникший?

— Не выспался, — признаюсь и двигаю дальше. — Постоянно вскакивал, считай, что не спал вовсе. Снился какой-то сюр.

— А поподробней?

— Да-й-й… — отмахиваюсь, — долго рассказывать, не хочу, — незачем — Давайте к этому, — указываю на дуб.

Миха дальше расспрашивать не стал. Мы подошли к дереву и, после непродолжительных споров на предмет пригодности места между корней, Павел начал копать. Вскоре ямка была готова, я погрузил в неё коробочку, и мы принялись её засыпать. По окончанию процесса Миша положил сверху веточку и сказал:

— Это для дополнительной маскировки, чтоб уж точно никто не нашёл.