LIBERTÉ

Вячеслав Солопов

Перед выпускником Лётно-Космической Академии открыто множество путей. Мир кажется простым и ясным, а предстоящая жизнь – интересным приключением. Всё изменяется в один миг. Будущее полно утрат, боли и предательства. Суждено ли ему пройти через уготованные судьбой испытания и не сломаться при этом? На что он готов пойти, чтобы перестать быть безвольной пешкой в чужих руках и обрести истинную свободу? Герой книги не стремится найти ответы на эти вопросы. Он просто пытается выжить…

Глава 3. В которой герой понимает, что не догнал удачу, а убежал от неё

Поутру мой пыл не иссяк. И хотя разрозненные и противоречивые мысли всё ещё витали в голове, ближайшие возможные перспективы виделись уже не в столь радужном свете, нежели чем совсем недавно. Даже если Алита ответит взаимностью на моё чувство, что я смогу ей предложить? Выйти замуж и отбыть вслед за мной к месту службы на далёкий аванпост? На ближайшие десять лет обречь себя на добровольные скитания из одной системы в другую? Бросить благородную родню и влиться в дружную семью Федерации? Во имя чего? Или же я, по её представлению, должен буду предать свою родину ради любви? Данный вариант совершенно невозможен, а если так, то вправе ли я просить её поступить таким образом? Да и вообще, каково моё место в их наследной иерархии? Боюсь себе даже представить. Сомневаюсь, что подобный мезальянс приемлем для самой Алиты, не говоря уже о её знатном родителе.

И тем не менее несмотря ни на какие преграды я был полон решимости действовать в соответствии с принятым вчера планом. Я обязан сказать Алите о том, что люблю её, быть честным с нею и принять её ответ как должное, каким бы горьким он ни был.

Во время завтрака Алита заметив моё подавленное состояние, справилась о том нездоровиться ли мне. В ответ я заверил её в своём отличном здравии и попросил ненамного повременить с посещением магазинов, совершив вместо этого небольшой променад на прогулочной палубе. Алита легко согласилась с моим предложением, не выказав никакого удивления или недовольства.

Херминия дипломатично отстала от нас, предоставив возможность побыть вдвоём. Мы не стали останавливаться у первой попавшейся нам скамьи и прошли почти до самого выхода с палубы, не дойдя, наверное, шагов пятидесяти до следующей двери, ведущей, как я помнил, к спортивному залу и бассейну. Остановив свой выбор на достаточно уединённой от посторонних глаз и утопающей в цветущей зелени беседке, показавшейся как можно лучше соответствующей намеченной мною цели, я предложил своей избраннице присесть.

До нашей встречи у меня уже имелся небольшой и весьма односторонний, можно даже без особого преувеличения сказать узкоутилитарный опыт общения с противоположным полом. Часто для быстротечных, необременительных отношений с моими знакомыми девушками вовсе не требовалось никаких признаний, и раньше мне никогда не доводилось испытывать такого душевного смятения и нерешительности. Собравшись с силами, я начал было говорить, но слова давались с необычайным трудом, то и дело я сбивался, подспудно ощущая, что говорю не то, не о том и не так. Лепетал что-то про гигантскую пропасть, разделяющую нас, сердечные муки, родственные души и прочее такое же неизменно сентиментальное, избитое и глупое. Алита со стоическим спокойствием сносила мои сумбурные речи. Ни разу не прервав меня она, глядя вниз, мило склонила свою головку слегка в сторону и острым узким носком туфельки вычерчивала на пластиковой дорожке одной ей зримые фигурки. Её точёный профиль не выражал абсолютно ничего. Тщетно я силился проникнуть сквозь бесстрастную непроницаемую маску и понять, какие мысли витают в её голове. Мой косноязычный затянувшийся монолог прервала раздавшаяся со стороны двери нечленораздельная речь, звучащая неподобающе громко для места умиротворённого отдохновения. Затем послышался приближающийся тяжёлый топот. Уже знакомая мне гримаса раздражения возникла на лице Алиты. Решительно поднявшись, она вышагнула из укрывавшей наш приют листвы и в негодовании вскричала на своём родном языке. Не отставая ни на шаг, я тут же последовал за Алитой. Коммуникатор послушно, как всегда, без эмоционально перевёл:

— Вы что себе позволяете?! Поганая чернь, как посмели появиться здесь?!

Игнорируя разгневанную Алиту, мимо нас в быстром темпе проследовали двое низкорослых смуглолицых мужчин. Среди сравнительно небольшого и уже примелькавшегося общества туристов первого класса мне ранее не случалось встречать никого из них. Поразительно, подумал я, как эти двое, безусловно, относящиеся к пассажирам бизнес-класса, смогли миновать столь тщательно соблюдаемые на судне меры предосторожности и сумели настолько далеко пробраться на запретную для них территорию?

В недоумении я вышел из заросшего листвой укрытия и поравнялся с Алитой. Стоило мне сделать это, как ближайший к нам мужчина прежде никоим образом не реагировавший на обильно исторгаемые в его адрес оскорбления, заметив моё появление, закричал своему напарнику: «Здесь офицер!» и неожиданно направил в мою сторону непонятно откуда взявшийся в его руке пистолет.

Практически незамедлительно раздался хлопок одиночного выстрела и меня сильно ударило в правое плечо, следом почти одновременно прозвучали два выстрела, сливаясь в единый звук. Оцепенев от шока и не чувствуя боли, я медленно отмечал разворачивающиеся вокруг события, воспринимая их отстранённо будто зритель в головизионной зале. Как только первый из нападавших выхватил пистолет, Алита инстинктивно отшатнулась, сделав шаг назад, тем самым невольно перекрыв линию огня второму стрелку, также метившему в меня и следующая предназначавшаяся мне пуля, попала ей в голову. Дёрнувшись, тело Алиты безвольно опало на пол. Третьим стрелком была Херминия. Не успев на какую-то долю секунды, она на бегу разрядила своё оружие в спину убийцы Алиты и с короткого разбега оттолкнувшись, мощным ударом ноги отбросила его тело в сторону последнего оставшегося в живых негодяя. Но всё это было мне безразлично. Ни на что более не глядя, я присел к лежащей на боку Алите, бережно взял её голову в свои руки и повернул лицом к себе. Ничего уже невидящие глаза были широко распахнуты. На милом и дорогом мне лице застыло выражение крайнего изумления, не испуга, нет, именно изумления от невозможности и чудовищной непостижимости всего происходящего. Я попытался убрать ей с лица волосы, но лишь измазал её в крови. Сзади раздался сдавленный вскрик, затем неприятный хруст и шум борьбы прекратился. Подскочившая ко мне Херминия быстро взглянула на смертельную рану Алиты. Для пущей верности приложила пальцы к жилке на её шее, после чего не мешкая отстранилась. Подхватив валяющийся неподалёку пистолет, протянула его мне рукоятью вперёд сопровождая своё действие словами:

— Рука работает? Стрелять сможешь?

Всё ещё баюкая в своих ладонях голову Алиты, я непонимающе уставился на неё. Херминия оценив моё состояние, заткнула пистолет себе за пояс, а затем схватив меня под здоровую руку с неожиданной для её комплекции силой, рывком потянула вверх.

— Вставай и быстро уходим.

Подчиняясь чужой настойчивой воле, я поднялся, но мой взгляд по-прежнему был прикован к раскинувшемуся на палубной дорожке телу любимой.

— А как же Алита? — хрипло вырвалось из моей груди.

Хлёсткий внезапный удар по щеке, который нанесла Херминия, несколько отрезвляюще подействовал на меня.

— Очнись, чёрт бы тебя побрал, слюнтяй и бежим отсюда! — с нескрываемой злобой закричала она.

Цепко схватив мой левый локоть, девушка потащила меня вслед за собой к дальнему выходу, и мы побежали, распугивая своим видом туристов, с любопытством поспешающих к месту недавней пальбы.

Беспрепятственно покинув прогулочную палубу, мы ненадолго задержались у выхода. Дождавшись, когда сойдутся створки двери Херминия легко выбила декоративную панель, прикрывающую блок управления переборкой, после чего выстрелила в оголившиеся электронные внутренности. Раздался сухой щелчок, но выстрела не последовало. Однако мою спутницу это ни на миг не остановило, она даже не стала менять пистолет просто левой рукой ударила снизу по магазину, и сноровисто передёрнув затвор, повторила попытку, оказавшуюся на этот раз удачной. Заискрило и запахло горелой изоляцией. В тупом оцепенении я безучастно наблюдал за действиями этой странной девушки, без удивления констатируя про себя все совершаемые ею поступки. Кроме прочих странностей, я также отметил, что она свободно говорит на моём родном языке и, опять же, в тот момент это не поразило меня.

Заблокировав электронику двери столь варварским, но действенным способом Херминия снова протянула трофейный пистолет и, на этот раз, я рефлекторно схватил его. Удовлетворённая проявленной мною ответной реакцией она мельком бросила взгляд на моё простреленное плечо и как бы невпопад сказала:

— Дешёвая распечатка, хватит ещё на пару выстрелов и всё, — затем наставительно добавила. — Без толку не пали и зажми рану левой рукой.

Удостоверившись, что я беспрекословно выполняю отданные мне команды, Херминия развернулась в явном намерении двигаться вниз по направлению к жилым ярусам.

Только здесь я начал выходить из ступора и остановил её своим криком:

— Стой! Лазарет там, — мотнув головой в сторону медблока, я собрался уже следовать указанным самим собой курсом.

— Да чтоб тебя! — выругалась Херминия. — Начинай соображать. Давай ходу к спаскапсулам и живо.

В это мгновение без предупреждения погас корабельный интерфейс.

— Началось, — вслух отметила случившееся Херминия, хищно ухмыльнулась и, не мешкая более ни секунды, устремилась вниз по лестничному пролёту. Машинально развернувшись, я потрусил следом за ней.

К собственному стыду, надобно признать, что для военного офицера я вёл себя неподобающе и вдобавок непозволительно туго соображал. Минуя лестницы, проходы и переборки я старался не отстать, не выпустить из виду всё дальше и дальше удаляющуюся от меня спину девушки. Возможно, если бы она настороженно не притормаживала у каждой двери или поворота, то окончательно потеряв её из поля зрения, я перестал бы слепо следовать за ней и принялся действовать самостоятельно. Однако этого не происходило, и я продолжал бежать механически переставляя ноги, а в голове у меня со скрипом ворочались мысли. С чем мы столкнулись, и кто были те убийцы? Неужели пираты? Кто такая Херминия и где она взяла оружие? Откуда появились пираты во внутренних секторах? Какой смысл захватывать такое огромное гражданское и неповоротливое судно, если ты не сможешь пройти на нём и пару систем без того, чтобы не оказаться заблокированным командой перехвата. Да и без дозаправки далеко уйти попросту невозможно, а где заправлять такого монстра? Тут я вдруг не к месту вспомнил, что по корабельному уставу по сигналу тревоги обязан в экстренном порядке занять закреплённый за мной боевой пост, но я не член экипажа и куда мне в таком случае надлежит прибыть? На командный пункт корабля? Впрочем, тревоги объявлено не было хотя налицо нештатная ситуация. Так как же мне следует поступить и кто, в конце концов, такая Херминия?! Замкнувшись мои мысли принялись вращаться по кругу.

За весь путь до отсека со спасательными капсулами мы так и не встретили ни одного члена команды, лишь изредка попадались пассажиры, да и те пребывали в состоянии общей растерянности. Сбившись в небольшие группки, они негромко переговаривались между собой. Никто из них даже не рискнул нас окликнуть. Достаточно было бросить взгляд на мой пропитанный кровью рукав, как у них напрочь пропадало всякое желание задавать нам любые вопросы.

В голове у меня уже начало гудеть, пульсирующая боль горячо жгла плечо, в то время как пальцы немели от холода. Перестав зажимать рану, я перехватил пистолет здоровой левой рукой боясь, что из раненой правой он у меня попросту выпадет. Убедившись, что в эвакуационном отсеке никого нет, девушка кинулась к первой от входа капсуле и принялась её активировать. Как только я в бездействии застыл рядом с ней, она снова выругалась и скомандовала, чтобы я не стоял истуканом, а занялся активацией соседнего аппарата.

— Зачем, мы не должны… — начал было я, но был грубо прерван.

— Заткнись, идиот и делай что тебе говорят! — рявкнула было она, а затем, видимо, уловив что-то в моих глазах, тут же значительно мягче и просительно добавила, выделяя каждое слово. — Дэвид, пожалуйста, делай в точности так, как я тебя прошу.

Отставив пререкания, я засунул оружие в брючный карман и занялся капсулой. С самого начала процесс пошёл плохо, я тупо раз за разом прикладывал ладонь здоровой руки к сенсорной панели, пока до моего сознания не дошёл тот факт, что корабельный интерфейс вырубился ещё несколько минут назад и с этого момента всё надлежит делать вручную: вскрывать пломбу, переключать рычаг стопорного механизма и открывать люки. С пломбой я справился относительно быстро, а вот рычаг… Стоило мне за него взяться и с силой потянуть вниз, как в глазах тотчас же начало темнеть и шум, плескавшийся до этого в ушах, начал обволакивать меня с головой. Не отпуская рукоять, я попробовал повиснуть на ней пытаясь заставить её опуститься под весом моего тела, но рука предательски соскользнула с рычага, и я грузно осел на пол завалившись на левый бок. В это же время переборка в противоположном крыле сдвинулась, и в отсек проникли ещё двое человек. Будь они даже безоружны я всё равно смог бы безошибочно опознать в них сообщников убийц, хладнокровно расстрелявших мою Алиту. Не успел я ещё ничего толком предпринять, как Херминия выхватив оружие, скользнула вниз и оказалась лёжа рядом со мной прикрывшись от противника моим телом как естественной преградой. На мою удачу выстрелить успела только она, оба незваных гостя как подкошенные осели на палубу, дверь за их спинами тихо скользнула в пазы.

Легко поднявшись, девушка оценила более чем скромные плоды моего труда и на мгновение застыла, видимо, решаясь на что-то, после чего сделав одной ей ведомый выбор начала действовать ещё быстрее, чем прежде. Рванувшись к своей капсуле, распахнула внутренний люк, затем, не снижая темпа, подхватила меня под руки и чуть приподняв, волоком подтащила к аппарату. Я безрезультатно силился встать на ноги, но ослабевшее тело плохо слушалось и всё на что меня хватило так это судорожно извиваясь как червь не дать себе застрять в проходе, пока Херминия не считаясь с моим состоянием, грубо проталкивала меня в капсулу. Только из-за острых болевых ощущений я и не потерял сознания, оставаясь на той грани действительности, когда окружающее воспринимаешь больше животными инстинктами чем разумом.

Вывалившись из люка, я ничком застыл на полу, не имея сил принять иное более удобное положение. Накатила дурнота, в глазах сначала побелело, затем, наоборот, всё заволокло непроглядной чернотой. Звуки доносились до меня словно сквозь неисправный шлемофон.

По резкому толчку и навалившейся тяжести я осознал, что мы катапультировались. Отработав положенное двигатель капсулы смолк, и наступившая невесомость подарила мне краткое облегчение. Тьма перед глазами сменилась тусклым аварийным освещением. По инерции меня поволокло вперёд, и я чуть было не вписался головой в Херминию. Притормозив мой полёт, она придала мне иной вектор движения, лёгким толчком отправив к ближайшему поручню. Я не мог не заметить, что девушка уже основательно распотрошила электронное нутро управления спасательной капсулы и проворно орудует в нём. При виде этой картины невольно вспомнилось, как немногим ранее она поступила, чтобы заблокировать выход с прогулочной палубы. Меня почти передёрнуло от страха, когда я предположил, что она может совершить нечто подобное сейчас. Стоило подумать об этом, как девушка отсоединила небольшую плату и сразу несколько индикаторов на блоке управления начали мигать красным.

— Что ты творишь? — только и смог я сипло выдавить из себя, справедливо полагая, что начинают сбываться мои худшие опасения.

— Оставила паникёра без голоса, — на её лице расплылась довольная улыбка. Уловив непонимание в моём взгляде Херминия с деланной серьёзностью доложила, — Включила режим радиомолчания, сэр!

— Зачем? — воскликнул я, но этот мой вопрос она оставила без внимания.

— Рада, что ты решил не умирать, — подплыв ко мне, девушка откинула сидение и принялась с помощью ремней фиксировать в нём моё положение. — А то я уже было начала корить себя за собственную глупость, как только представила, что сама по доброй воле обрекла себя на уединение с покойником в столь тесном убежище. Жуть!

— Шесть человек, — тихо произнёс я.

— Чего? — Херминия перестала возиться со мной и с тревогой посмотрела мне в глаза.

— Здесь вовсе не тесно, — длинные предложения давались с трудом и приходилось заставлять себя продолжать говорить. — Капсула рассчитана на шесть человек. Ну или трупов, если не повезёт.

— О, значит, пытаемся шутить? Так держать! Ладно, тогда сейчас будем играть в доктора. Ты боишься уколов? — всё это Херминия говорила, роясь в бортовой аптечке. Теперь уже я оставлял её вопросы без ответа, но не в отместку, а понимая, что говорит она исключительно для того, чтобы я не отключился, заставляя меня постоянно реагировать на внешние раздражители. Молча наблюдая за тем, как она перебирает содержимое аптечки я видел, как с её лица исчезает деланно весёлое выражение.

Прежде чем заняться моей раной Херминия разрезала тупоконечными ножницами насквозь пропитанный кровью рукав мундира и аккуратно стащила его. Тоже она повторила и с рубашкой, а затем, сделав пару инъекций, убрала обратно оказавшийся бесполезным в моём случае жгут и занялась обработкой раны. Стараясь сдерживаться, я лишь со свистом втягивал воздух сквозь плотно сжатые зубы, но немногим позже расслабился и обмяк почувствовав, что боль притупляется и уже не так сильно беспокоит меня. Профессионально точные и ловкие движения, с которыми Херминия манипулировала медицинскими принадлежностями не оставляли сомнения в том, что делать это ей приходится не в первый раз. Пока она занималась моим плечом, я в упор без стеснения разглядывал её. Странно, сперва, пока Алита не разъяснила, кем на самом деле является Херминия, я считал их ровесницами, затем думал, что она, возможно, чуть старше меня. Сейчас же глядя ей в лицо, я гадал, а не ошибся ли в очередной раз. Почувствовав мой настойчиво изучающий её взгляд, Херминия прекратив меня бинтовать, в ответ посмотрела мне прямо в глаза. Поддавшись внезапному интуитивному порыву, неожиданно для самого себя я спросил:

— Как тебя зовут?

От удивления её брови резко поднялись, образовав несколько горизонтальных морщинок на лбу. Лицо приняло даже чуточку обиженное выражение, которое, впрочем, очень быстро исчезло, и лукавая улыбка заиграла на её губах.

— Можешь называть меня «Фернандой».³

— Это твоё настоящее имя?

— Нет, но поверь оно ничем не хуже прежнего.

Её ответ я принял как должное, будучи, видимо, уже внутренне готов к чему-то подобному.

— А, Алита…⁴ — я так и не закончил фразу, однако Херминия или теперь уже «Фернанда» поняла меня без лишних слов.

— Да, она была настоящей, как и её имя.

При воспоминании об Алите у меня в горле встал ком, дыхание перехватило, и на глазах выступили слёзы. Устыдившись несдержанности своих чувств, я, забывшись, порывисто отвернулся и сорвавшиеся с век капельки, подрагивая на лету, поплыли по отсеку. Сделав вид, что не замечает этого, девушка закончила перевязку и занялась инспектированием капсулы. Длительная пауза повисла между нами. За то время, пока я сидел с головой погрузившись в свои горестные мысли, Херминия успела проверить запас пищевых концентратов и воды, повертелась у небольшого иллюминатора пытаясь что-то в него высмотреть, после чего расположилась в кресле напротив меня защёлкнув на талии ремень безопасности. Мне и самому надлежало не пребывать в прострации, а воспользовавшись интерфейсом капсулы проверить показания бортовых приборов, но я не мог найти в себе для этого достаточное количество сил. Перед моим мысленным взором то и дело всплывали трагические детали сегодняшних событий. Затянувшееся меж нами молчание прервала Херминия.

— Дэвид, я могу себе представить, что ты чувствуешь и о чём думаешь.

В ответ я лишь саркастически ухмыльнулся. Глядя на неё у меня создалось чёткое ощущение того, что всё случившееся с нами за последние два часа, она воспринимает поверхностно и как-то не всерьёз. Прежде за всю свою жизнь я не видел ни одного настоящего убийства, невыдуманного и тщательно срежиссированного постановщиками головизионных шоу, с эффектом присутствия и полного погружения в излишне кровавые подробности и смакуемые детали, должные вызывать у зрителя щекочущее нервы чувство эмпатии, а реального убийства обычного живого человека. Ныне же я стал очевидцем пяти смертей, и что особенно важно одной из жертв была Алита.

— Тебе её совсем не жаль? — упрёк, прозвучавший в моём вопросе, неожиданно сильно задел Херминию.

— Не жаль?! — громко и с издёвкой переспросила она. — А что ты вкладываешь в это слово «жаль», мальчик? Пускание соплей и страдальческие мины? Или пафосные речи над телом безвременно погибшей и единственной навеки любимой? Возможно, твоё «жаль» это скорбные вздохи и клятвы мести? Если всё это так, то прости, я никак не смогу разделить с тобою твоё «жаль».

Не ожидавший такого словесного отпора от этой маленькой девушки, внезапно принявшейся отчитывать меня как зарвавшегося мальчишку, я ошарашенно умолк, а она тем временем продолжала:

— Я потратила на этого ребёнка год своей жизни. Питала надежды гораздо большие чем её отец, вложивший в неё целое состояние, и всё рухнуло в одно мгновение лишь потому, что одному безмозглому и влюбчивому юнцу приспичило разбить своё сердце у её ног этим злосчастным утром. Не допусти она сегодня одну нелепую случайность, не соверши один опрометчивый шаг и ты — «верный сын Федерации, с отчаянной храбростью вступивший в неравный бой с врагами своей прославленной Родины и колыбели Человечества», лежал почивший героической смертью, а Алита была бы здесь и сейчас, со мной. Думаешь она вспоминала бы о тебе? Если так, то зря. Ты слишком переоцениваешь свою роль, — язвительная желчь в голосе Херминии сменилась на горечь сожаления. — Как было бы приятно спихнуть всю вину за её смерть на тебя, но нет, во всём виновата только я одна… Граф отправил дочь не прохлаждаться на курорте, как подумалось тебе: «Ах, эта праздная аристократия, пустые прожигатели жизни». Нет, девочке была уготована другая судьба, и она прекрасно несла свой крест. Полезные знакомства, нужные связи, богатый опыт, удачное замужество — всё, что только может принести пользу семье, всё, что поможет ей взойти ещё выше, занять новую более значимую иерархическую ступень. Она была не менее амбициозна, чем отец и не в пример жёстче и умнее его. Что тебе известно о её мире? Ничего кроме того, что вбивали вам в головы на лекциях по сравнительной политологии: «Отсталым мирам, находящимся вне сферы влияния Федерации часто присущи изжившие себя ещё несколько тысячелетий назад феодальная или родословная формы государственного правления. Основными характерными чертами которых являются: общий упадок, крайне неэффективная система управления, низкий уровень производства, политическая раздробленность и непрекращающиеся внутрисистемные распри.» Верно, не так ли? Можешь не отвечать, я знаю весь этот бред получше твоего. Ты взаправду считаешь, что мог хоть чем-то её привлечь? Она решилась встречаться с тобой только потому, что я настояла на том, чтобы не упустить удачного случая попрактиковаться в нехитрых женских премудростях. И поверь, мне пришлось приложить немало сил убеждая её отбросить кастовые предрассудки и пойти на лёгкий флирт с тобой. Знаешь, кем ты был в её глазах?

— «Необразованный дикарь» — возмущалась она.

— «Скорее всего, неискушённый юноша», — вторила ей я.

— «Самовлюблённый болван!» — парировала Алита.

— «Нет. Просто жаждущий внимания и тщеславный молодой офицер», — вновь смягчала я.

— «Безвкусный попугай!», — настойчиво и неумолимо гнула она свою линию.

— «Нет, пожалуй, симпатичный провинциальный простак. Как бы то ни было», — настаивала я: «Это удобная мишень и прекрасная возможность добиться своего. Ситуация, в которой удовольствие может принести только достигнутый результат. Кроме того, он следует на Яньян первым классом, и кто знает, может мальчик не так уж и прост?», — на мою беду, она согласилась со мной.

Каждая произнесённая ей фраза больно жалила моё сердце, каждое сказанное слово жестоко хлестало наотмашь, а я не мог ни отразить, ни увернуться от этих без промаха ранящих моё самолюбие ударов. Я верил и одновременно не верил ей, хотя последнее было скорее защитной реакцией. Тем временем Херминия беспощадно продолжала:

— Что ты хотел предложить ей, Дэвид? Простую, но честную жизнь? Что думал бросить к её ногам? Свой белый нарядный мундир?

Она смеялась надо мной и мне нечем было ей возразить.

— Гордая, вспыльчивая девочка она так и не научилась полностью контролировать себя. Будь ты в своём любовном признании не так тривиален и скучен, она бы дослушала тебя до конца, не отвлекаясь по мелочам. Она была бы жива. Не о ком тебе сожалеть! — зло отрезала Херминия, — Истинной Алиты ты не знал. Попался на собранный нами на скорую руку гештальт⁵, влюбился в собственные фантазии и милое личико. И не говори мне больше про своё «жаль»!

Как ни был я обижен и ошеломлён внезапно открывшейся мне правдой, я не мог не заметить слёз в её глазах. По привычке Херминия подняла руки, чтобы смахнуть слезинки, но они, испуганно вспорхнув, сорвались с её пальцев и заплясали в воздухе. Безотчётно я провожал взглядом их полёт. Пусть всё обстоит в точности так, как она сказала. Пусть так! Разве в конечном счёте это что-то меняет? Какой бы на самом деле она со мной ни была: подлинной или притворной, искренней или двуличной, отныне это лишено смысла и не имеет никакого значения. Ведь Алиты больше нет.

Высказавшись, Херминия потеряла ко мне интерес и вскоре уснула или просто сделала вид, что спит. Предоставленный сам себе, по мере того как прекращалось действие обезболивающего я получил очередной жизненный урок. Оказалось, что терзания духа не имеют особого преимущества перед муками плоти. Чтобы хоть как-то отвлечься я вошёл в меню управления капсулы. Запустив самодиагностику, убедился, что все системы работают исправно за одним исключением. Блок приёма-передачи эфирных данных определялся как неремонтопригодный и подлежащий полной замене. Херминия добилась своего. Сигнал бедствия был деактивирован. Хотя зачем ей это понадобилось всё ещё оставалось для меня загадкой. Переведя обзор на внешние сенсоры, я не поверил своим глазам. Едва различимый без увеличения силуэт «Лейклэнда» по-прежнему висел в пространстве. Судя по всему, судовые двигатели были выключены, корабль обездвижен и лишь приданное капсуле при катапультировании ускорение постепенно всё дальше удаляло нас от него. Хотел бы я знать, что сейчас происходит на борту лайнера и не поторопилась ли Херминия с эвакуацией, заодно втянув в поспешное бегство и меня. Когда всё окончится и дело дойдёт до серьёзных разбирательств стыда не оберёшься. Сбежал как крыса.

Оглядев ещё раз ближайшее пространство, я не смог визуально засечь ни одной спасательной капсулы. То, что «Лейклэнд» до сих пор не покинул систему, пожалуй, следует отнести к хорошим новостям. Скорее всего, пираты или кто бы это ни был, уже схвачены или заблокированы и ожидается подход оперативной группы сектора с командой спасателей.

В любое другое время я непременно полюбовался бы на это огромное и мощное судно, но данный момент не располагал к созерцанию красот, да и смотреть было особо не на что. Корабль виднелся лишь едва. Мы находились с его теневой стороны, и даже оптическое увеличение не позволяло ничего толком рассмотреть. Повесив окошко так, чтобы не упустить ни малейших изменений в окружающей обстановке, я принялся производить расчёты, стараясь определить, сколько может потребоваться времени на прибытие оперативников. Выходили весьма оптимистичные показатели. Надо будет, как только они пойдут на стыковку с «Лейклэндом» сказать Херминии, чтобы она вставила обратно блок связи. Впрочем, лучше скажу ей сразу, как она проснётся или… От неожиданности я не смог удержать вырвавшийся у меня из горла вскрик. Яркая вспышка на краткий миг полыхнула в том месте, где не долее чем мгновение назад неподвижно висел наш корабль. Херминия спросонок дёрнулась, ремни тут же натянулись и вернули её тело обратно в сидячее положение. Вопросительно уставившись на меня, она поймала мой расфокусированный взгляд. Через секунду сместившись на внутренний интерфейс её взор также затуманился, но смотреть было уже не на что. Разлетающиеся обломки и мусорное облако в эпицентре того, что совсем недавно было одним из самых крупных в Галактике гражданских судов, королём грузовых и пассажирских перевозок, гордостью имперского кораблестроения, кораблём класса «Балейна».

Не выказав ни малейшего удивления, Херминия подплыла к аптечке и выудила из неё скальпель, заставив меня невольно напрячься, а затем, расстегнув стягивающий её талию декоративный пояс, стала распарывать его на части. Кто-то из нас двоих явно тронулся рассудком, но несмотря на то, что творящиеся вокруг меня сегодня события всё больше напоминали горячечный бред и мой разум временами отказывался верить в происходящее, я готов был спорить на то, что пока ещё не сошёл с ума. Однако, как выяснилось, в действиях Херминии крылось здравое зерно. Разделавшись с поясом, она выудила из него наружу маленькую полупрозрачную плату и принялась подсоединять её к блоку управления. Вскоре тревожно мерцавшие красным огоньки индикаторов погасли и интерфейс выдал сообщение о том, что функционирование блока связи восстановлено. Капсула начала вещание сигнала бедствия, только использовалось для этого отнюдь не штатное устройство.

— Как твоё самочувствие? — Херминия застыла около меня. — Рана болит?

— Болит, — подтвердил я, не в силах игнорировать её.

— Сильно болит?

— Терпимо, — я попытался придать лицу беспечное выражение. Вышло, наверное, неубедительно.

Девушка ощупала плечо, проверила повязку и коротко спросила:

— Спал?

— Нет.

— Ел?

— Нет.

С укоризной покачав головой, Херминия взяла концентраты и толкнув один из них по направлению ко мне, опять уселась напротив.

— Дэвид, тебе придётся потерпеть.

— Чего потерпеть? — не понял я.

— Моё общество, — она как ни в чём не бывало улыбнулась, но заметив мой всё ещё ошалелый и растерянный взгляд, вздохнула. — Шучу. У нас мало обезболивающего, да и вообще… Какой идиот комплектовал аварийные аптечки? Что же у вас всё так…

В раздражении она сдавила тюбик сильнее, чем того требовалось, и выдавленная порция струёй вылетела в мою сторону. Я еле-еле успел убрать свою голову, как рядом с ней что-то чавкнуло и срикошетившие от обшивки остатки пищи залепили мне ухо. Не успел я прийти в себя, как раздался оглушительный взрыв хохота. Херминия смеялась, смеялась от души, не жеманничая во весь рот, лицо её раскраснелось, на глазах выступили слёзы. Несколько раз она порывалась, что-то сказать, но лишь нечленораздельная речь, вырываясь, булькала из её горла. Наконец, нахохотавшись вдоволь, она смогла выдавить из себя.

— Ну хоть здесь ты сподобился увернуться.

Незаметно для себя я тоже начал посмеиваться, стараясь при этом не сильно тревожить рану. Надо полагать, всё это было чисто нервное и моя реакция и её, но именно благодаря этому моменту прочный лёд в наших отношениях начал стремительно таять.

Отсмеявшись, Херминия сообщила:

— Имеется ещё одна хорошая новость, — сделав непродолжительную паузу и убедившись, что смогла привлечь моё внимание, она добавила. — Еды у нас хоть отбавляй!

— И как долго мы планируем здесь столоваться? — я постарался вложить в свой вопрос двоякий смысл. Проявленные мною старания были явно излишни, за время общения с этой странной девушкой у меня начало складываться стойкое впечатление что она видит меня насквозь.

— Надеюсь, ожидание не займёт и двух суток. Лично я готова пробыть в таких комфортных условиях и дольше. Небольшой отдых, приятная компания и здоровый сон ещё никому не вредили, однако тебе лучше поскорее показаться врачу. Совестно признаваться, но с таким убогим набором эскулапа-любителя мне не по силам извлечь засевшую в тебе пулю. Хотя рана не очень глубокая, но из-за отвратительного качества боеприпасов образовалось много осколков. Впрочем, их оружие тоже вне всякой критики. Уверена, что распечатали они его, уже находясь борту. Интересно, как они пронесли оборудование на судно? Ведь имей они доступ к бортовому дубликатору, не стали бы пользоваться таким барахлом.

Немного поразмыслив, она добавила:

— Теперь принимая во внимание всё случившееся очевидно, что в смерти Алиты я виновата в большей степени, нежели чем думала до этого.

Долго ждать от Херминии пояснений этого обескураживающего заявления не пришлось.

— Схожий инцидент случился совсем недавно, всего два дня назад в системе BD—3308. Из случайно просочившегося наружу скудного объёма информации почерпнуть можно немногое. Попытка захватить пассажирский корабль окончилась неудачей. Как только атаку отбили, а нападавших оттеснили обратно в жилые помещения, они, не вступая в переговоры, убили взятых в заложники пассажиров, а затем покончили с собой. До выяснения обстоятельств систему запретили для полётов.

Внезапно мне вспомнилось:

— Я был в этой системе. Нет, точнее, должен был следовать через неё, но маршрут в последний момент изменили, и я чуть было не опоздал на «Лейкленд», — теперь мне стало понятно, почему, когда я обратился за разъяснениями к стюардессе, она принялась лепетать откровенную чушь про изменение звездной активности.

— Дэвид, тебе не кажется, что ты притягиваешь неприятности?

И снова в голосе Херминии сквозила ирония. Мне было чем ей возразить. Разве я потерял свою подопечную? Ту, кого надлежало оберегать и лелеять, на которую строились такие дальние планы и возлагались столь большие надежды. Интересно, отец Алиты знал про то, что Херминия имеет на его дочь какие-то планы? Полагаю нет. Впрочем, сейчас меня волновало другое, и я предпочёл сменить направление нашей беседы.

— Кто они были такие, как ты думаешь?

— А сам ты как считаешь?

— Пираты? — неуверенно предположил я, заранее догадываясь, что даю неверный ответ.

Херминия одарила меня снисходительно насмешливым взглядом.

— Всегда была невысокого мнения о вашей системе образования. Хотя, может ты просто плохо учился, Дэвид? Суть любой пиратской эскапады — извлечение максимальной прибыли при минимальных потерях. Ты усматриваешь здесь аналогию с нашим случаем?

Хотя моё самолюбие было в очередной раз уязвлено, тон с которым беззлобно отчитывала меня Херминия был больше приятельским, чем враждебным. Понемногу я начинал свыкаться с её манерой общения. Следовало признать — в некоторых, происходящих с нами вещах, она разбирается получше меня. Если же быть до конца с собою честным, то, пожалуй, что и во всех.

— Если не пираты, тогда кто?

— Да кто угодно: религиозные фанатики, экстремисты, пламенные революционеры, сепаратисты, борцы за свободу. Галактика кишит желающими доказать всем и каждому, что его вера самая истинная, а истина самая верная и за это почти все они готовы отдать свою жизнь. Ну а если для пущей убедительности удастся прихватить с собою в пекло ещё пару сотен душ в нечаянные попутчики, то это только на благо их правого дела.

— И к какой категории относятся те, кто должен принять твой сигнал? — я боялся касаться в разговоре данной темы, но рано или поздно всё равно предстояло узнать ответ. Так, почему бы не сейчас?

Херминия удивлённо вскинула брови и вместо ответа задала встречный вопрос.

— По-твоему, меня можно отнести к кому-то из них?

— И всё же, — настаивал я, не желая поддаваться на её очередную уловку увести разговор в сторону. — Кто должен откликнуться на транслируемый сигнал? Ведь он закодирован, так? И если я всё правильно понимаю, то расшифрует его только тот, кому он адресован. Уверен, принимающая сторона не относится к официальным представителям власти. На всё потребуется, как ты уже сказала около двух суток, значит, в суверенном пространстве Федерации имеется тайная и хорошо отлаженная сеть обмена данными. Так кто же ты, Херминия?

— Знаешь, Дэвид, иногда ты задаёшь на удивление интересные вопросы. Проблема только в том, способен ли ты понять ответ, и нужен ли он тебе на самом деле. Я человек. Осознания этого простого факта тебе должно быть довольно. Мы с тобою не враги. Со мною ты в полной безопасности и я, по крайней мере, уже дважды спасла твою жизнь.

— Не отрицаю, ты спасла меня. Но для чего? Какой тебе в том прок и что меня ждёт, когда прибудут твои друзья?

— Для чего? — задумчиво повторила девушка, а затем добавила что-то на своём незнакомом мне языке. — «Homo sum: humani nihil a me…»⁶ Мне стало тебя «жаль», — она невесело ухмыльнулась. — Я вовсе не собиралась брать тебя с собой. Просто не смогла бросить. Что же относительно того, что будет потом — тебе не стоит об этом переживать. Я включу стандартный сигнал бедствия, и тебя подберут спасатели.

— И ты вот так просто отпустишь меня? — от недоверия я скривил губы.

— А почему нет? Чем ты можешь мне навредить? Расскажешь сотрудникам Бюро Федеральной Безопасности, о том какие у меня милые глаза? Поделишься с ними видеозаписью нашей беседы?

От последней фразы я покраснел, но не потому, что втайне записывал наш разговор, а оттого, что не додумался до этого раньше сам.

Девушка по-своему оценила моё смятение и продолжила.

— Так это бесполезно. Здесь, — она обвела помещение руками и ехидно улыбнулась, глядя мне прямо в глаза, — Ты лишён доступа к «Облаку», а внутреннюю память капсулы я перед уходом обнулю. На гражданских прошивках автономная запись запрещена, а полнофункциональную активацию офицерской прошивки твоему чипу не сделали. Верно? Если я всё ещё разбираюсь в заведённых у вас порядках, то это происходит лишь по прибытии в воинскую часть. Следовательно, видеозаписи у тебя нет. К тому же я не гражданка Федерации и образца моей ДНК у вас также нет. Никаких следов и зацепок я тоже не оставлю. Наличие тайных каналов связи — секрет Полишинеля. Все правительства о них знают и вынуждены мириться, раз уж поделать ничего не могут. Что толку поднимать шумиху вокруг проблемы, если эффективных методов борьбы с ней не существует. Проще и, возможно, разумнее умалчивать о том, что все спутники ретранслируют несанкционированные сообщения. Мириады кодированных посланий ежедневно разлетаются в разные стороны. Подхватываются и передаются как вирус. Беспрепятственно разносятся от корабля к кораблю, от системы к системе, с лёгкостью минуя государственные границы, игнорируя объявленные запреты и искусственно установленные препоны. Неподконтрольные не одной из сторон они дробятся, множатся, расползаются опутывая незримой информационной сетью известную человечеству часть галактики, добираясь до её самых глухих уголков, в которых находится хотя бы один работающий спутник. Неважно будь он официальный или подпольный, легальный или не очень. В каждом из них сокрыты сонмы йоттабайт⁷ информации. Новости государственных вещательных каналов ютятся в них бок о бок с отчётами геологоразведочных экспедиций. Биржевые сводки притулились к прогнозам космической радиационной активности. К депешам локальных fuerzas de seguridad⁸ невинно пристроились весточки от контрабандистов. Любовные письма соседствуют с контрактами охотников за головами, а имперские и федеральные донесения тесно сплелись между собой в гордиев узел. Тайные послания мигрируют и мимикрируют, выдают себя за безобидные сообщения, подделывая криптографические ключи и подписываясь фальшивыми сертификатами подлинности неотличимыми от настоящих. Они практически не распознаются усиленными протоколами безопасности, пропускаются тщательно выстроенными защитными механизмами и фильтрами, не замечаются высокоинтеллектуальными эвристическими алгоритмами. Они просачиваются в святая святых, оставаясь безнаказанными. Попробуй вычисли и вычлени один из них, удали его и первый же вошедший в систему корабль сам того не желая и не ведая, притащит в недрах коммуникационного узла связи его точный дубликат или его недостающие элементы, а вкупе с ними и шлейф других не менее крамольных сообщений. Бороться с проблемой таким способом — всё равно что пытаться обезглавить гидру отсекая её головы по одной. Отсеки же все сразу и в приступе радикального изоляционизма впадёшь в информационный маразм. Добровольно оглохнешь и ослепнешь, замедлив передачу данных в сотни, а то и тысячи раз. Превратив обильные потоки актуальной информации в жалкие струи устаревших сведений. Разом лишившись всех дарованных цивилизацией преимуществ и отбросив государственные каналы связи в допотопные времена. Так чем ты можешь быть опасен мне, Дэвид?

Обескураженный такими обстоятельными ответами, я умолк.

***

На исходе вторых суток, как и предсказывала Херминия, наша капсула приняла ответный сигнал. К тому моменту скудный ассортимент бортовой аптечки подходил к концу и несмотря на все предпринимаемые девушкой усилия, мне ощутимо становилось хуже. Потому раздавшееся звуковое оповещение вызова мы приняли одинаково с радостным возбуждением, пусть каждый и по своим причинам.

Херминия не таясь включила громкую связь, да и что было проку от секретности, когда, возможно, я и сам бы без труда смог подключиться к беседе с вызвавшим нас кораблём. Переговоры двух предполагаемых заговорщиков не содержали ничего примечательного. Обмен формальными приветствиями, запрос на срочную эвакуацию, всё как обычно за исключением одной странности, на которой я вынужденно заострил своё внимание. Докладывая о ситуации на борту, Херминия чётко обозначила наличие двух пассажиров. Несмотря на это принимающая сторона будто не расслышав её, задала уточняющий и совершенно излишний, с моей точки зрения, вопрос, переспросив, сколько человек находится в спасательной капсуле. У меня не имелось и капли сомнения какой сейчас последует ответ. При всей его кажущейся очевидности до моих ушей явственно донёсся не содержавший и нотки удивления размеренный голос Херминии.

— На борту один Человек!

Как только переговоры окончились, я не сдержавшись спросил, как следует воспринимать её слова и не означает ли это что теперь я вовсе не человек? Возможно, вскоре я окажусь трупом или рабом и меня уже не стоит принимать в расчёт?

— Дэвид, я говорила тебе — со мной ты в полной безопасности. С тех пор ничего не изменилось. Что же касаемо объяснений, — девушка беззаботно отмахнулась от меня, — Боюсь ты их просто не поймёшь.

— Ты могла попытаться хотя бы попробовать, — обиженно протянул я.

— Ну хорошо, — примирительно сказала Херминия. Подплыв ко мне она положила свою маленькую тёплую ладонь ребром на мою переносицу, а затем опустив её, накрыла мой правый глаз так, что мне осталась видна лишь правая сторона её лица. Через мгновение уголок её губ дёрнулся вверх, у век собрались мелкие почти незаметные морщинки. Она улыбалась. Улыбалась такой приветливой и доброй улыбкой, какой я ещё отродясь не удостаивался от неё. Не отрывая ладони от моего закрытого глаза, она повернула её, полностью перекрыв мне обзор. Сквозь щели меж пальцев по-прежнему угадывалась её улыбка, но тут её ладошка, скользнув, переместилась влево, и я увидел вторую половину её лица. Такой Херминии я тоже никогда не видел. Она плакала, губы были перекошены от горя, в уголке глаза грозя вот-вот сорваться, набухала крупная слеза. В изумлении я вскрикнул и отнял её ладонь. Лишь долю мгновения до того, как девушка отвернулась от меня, я видел немыслимое. Обе половинки её лица жили независимо друг от друга, деля его на две самостоятельные части: радости и скорби. В моей памяти непроизвольно всплыли маски древнегреческого театра. Комедия и трагедия. Суть нашего мира и единства его противоположностей.

— Но как?! — ошеломленно воскликнул я.

Повернувшись ко мне, Херминия бесстрастно посмотрела на меня обыденным ничего не выражающим взглядом, будто с её лица стёрли все эмоции.

— Пока ты смотришь на мир одним глазом, тебе не суждено узреть картину в целом. — безразличным голосом произнесла она.

Честно говоря, скажи она мне то же самое за минуту до этого, я не придал бы её словам никакого особенного значения. Мало ли подобных избитых фраз и мудрых изречений довелось мне услышать за свою жизнь. Между тем столь наглядная демонстрация заставляла иначе отнестись к её словам, придавая им неоспоримой весомости.

— Можешь привести ещё какой-нибудь пример? — попросил я.

— А этого было недостаточно? — прежняя весёлость вернулась к Херминии и она, как и прежде продолжила посмеиваться надо мной. — Дэвид, надеюсь, ты не будешь оспаривать тот факт, что все люди равны?

Странный и не вполне уместный вопрос. Я молча утвердительно кивнул. Не то, чтобы это была повсеместная и прописная истина, но идея всеобщего равенства — исконная ценность Человечества, важнейшая основа государственности и один из краеугольных камней нашей цивилизации. В Империи, Содружестве и многих других мирах дела обстоят иначе, но для гражданина Федерации другого ответа и быть не может.

— Замечательно! А стало быть неоспорим тот факт, что все люди имеют равные права! — воскликнула Херминия и не дожидаясь подтверждения с моей стороны следом задала ещё один неуместный и странный, на мой взгляд, вопрос. — Дэвид, а кто твоя любимая актриса? — И опять не дав мне открыть рот, девушка жестом прервала меня. — Можешь не отвечать. Я вспомнила. Ты ведь уже говорил, что это… — она сделала небольшую паузу, откровенно потешаясь надо мной. — Келен Райт! Ведь тебе так нравится её актёрское мастерство.

Я стойко проигнорировал шпильку, направленную в мой адрес, и качнул головой.

— Мне крайне интересно твоё мнение, что ты думаешь на её счёт в связи с подписанным ею трёхгодичным контрактом с Императорской придворной головизионной студией.

Не припомню, чтобы в новостях сообщали нечто подобное. Впрочем, услышь я об этом, то всё равно не придал бы этому никакого значения.

— Ну и что в этом такого? Будет три года сниматься в их шоу. Разве это плохо для её карьеры? Не думаю, что она потеряла на этом контракте, не в рабство же её там обратят в самом деле? — я попытался отшутиться. О том, что рабом в Империи может стать только лицо, добровольно на оговорённый срок или пожизненно продающее себя в рабство, совершившее преступление либо неспособное содержать себя самостоятельно, мне было достоверно известно из курса лекций по раскритикованной Херминией сравнительной политологии.

— Чудесно! Я тоже рада, что она, используя подвернувшийся случай, обогатит свой творческий репертуар, отточит актёрское мастерство, а заодно преумножит и без того немалые капиталы. Ведь такое редкой красоты дарование, безусловно, заслуживает этого, как ты считаешь?

Я снова кивнул, тщетно пытаясь понять, к чему она клонит.

— Ты знаешь, сколько она зарабатывает в год?

— Нет, а это имеет какое-то значение?

— Абсолютно никакого, — с деланно невинным выражением лица Херминия развела руки в стороны. — Исключительно в справочных целях сообщу тебе, что её годовой доход составляет порядка сорока трёх — сорока четырёх миллионов кредитов. Договор с имперской студией на съёмки в очередном эпическом пеплуме, посвящённом периоду Раскола и началу становления нынешней династии, обещает довести размер её среднегодового заработка почти до астрономических чисел. Но ведь талант нельзя измерить деньгами. Правда?

Я утомился кивать в ответ и попросту уставился на неё.

— А что ты думаешь о Леонидасе Гарра?

— Тоже актёр? — вяло отреагировал я.

— Не совсем. — ответила Херминия. — Всего лишь учёный, один из многих. Его имя не на слуху, но, не исключено, что с его творениями тебе доводилось сталкиваться чаще, нежели чем с изображениями соблазнительной Келен Райт. В частности, он изобрёл энергетическую систему защиты «Пустынный Дервиш».

Доводилось ли мне с ними сталкиваться?! Да эти щиты были гордостью Военного Флота Федерации, заставляли трепетать наших врагов, сдерживая их агрессивные намерения и коварные планы. Я с благоговением изучал их действие, поражаясь человеческому гению, создавшему их. Имя изобретателя было мне доселе неизвестно. Как и все военные секреты, оно надёжно хранилось от посторонних ушей.

Не останавливаясь на достигнутом эффекте, Херминия продолжила.

— Его гонорары были поскромнее, чем у Келен Райт. Какие-то четыреста тысяч кредитов в год. Правда, совсем недавно он тоже подписал один весьма недурственный контракт с теми, кто смог по достоинству оценить его способности. Я бы назвала это взаимовыгодным договором во всех смыслах. Удачная находка для Империи.

— Это невозможно! — я дёрнулся так, что плечо пронзила нестерпимая острая боль, и стиснув зубы, ненадолго потерял дар речи.

— Ну почему же? Разве люди не равны между собой, не обладают одинаковыми правами и не вправе распоряжаться собственными талантами по своему усмотрению? Любой творец жаждет признания, славы и успеха. Гарра получил то, чего желал: ненаследуемый титул пэра Империи и пожизненный пенсион, превышающий актёрские гонорары Келен Райт. К его чести, следует заметить — всё это было для него не главным. Собственный исследовательский институт, вот что заставило его сделать окончательный выбор. Так что всё произошедшее с ним, несомненно, обогатит его талант.

— Это разные вещи. Это предательство! Он предал Родину! Такие поступки не измеряются деньгами.

— Весьма спорное заявление, но даже если и так, то почему бы не платить больше тем, кто этого действительно заслуживает? Или на твой взгляд, повтор заученных фраз, вымученные потуги изобразить искренние чувства и выставленный на потребу неразборчивой публики кусок обнажённой плоти, стоят больше?

— Это не имеет отношения к…

Херминия властно пресекла мои возражения, лишь слегка повысив голос.

— Всё имеет отношение! Всё, всегда и ко всему имеет отношение, иначе твои жизненные принципы лишь популистские лозунги, не имеющие ничего общего с действительной реальностью, а твои идеалы лишь вредная химера. И пока ты не отринешь навязанные тебе авторитарные стереотипы и не начнёшь хотя бы самостоятельно вдумываться, ты можешь не надеяться, что начнёшь когда-нибудь независимо думать. А сейчас, пожалуй, более не буду терзать тебя напрасными разговорами. Прости, Дэвид, но ты скучный собеседник. Одно ты не знаешь, другое не слышал и ещё очень многого не понимаешь. Ты ведь у нас узкий специалист. «Есть такая профессия?» — последние слова Херминия произнесла нарочито пафосным тоном, но в вопросительной интонации.

Я понял намёк и гневно посмотрел в её лучащиеся самодовольством глаза. Однако на девушку это не возымело никакого воздействия. В очередной раз её раздражающая самоуверенность и демонстрируемое превосходство вывели меня из себя. И вновь мы замолчали, не испытывая обоюдного желания для продолжения беседы.

Откровения Херминии насторожили меня. В том что она непростая компаньонка, какой представлялась в самом начале, не оставалось никаких сомнений. Ничем не прикрытое пристрастие к монархической системе правления выдавало её принадлежность к Империи, а широкий спектр навыков, успешно продемонстрированных с момента нашего бегства, свидетельствовал о пройденной специальной подготовке. Вряд ли она имеет непосредственное отношение к имперской разведке. Думаю, её роль значительно скромнее. К примеру, агент влияния одного из Великих Семейств Империи. В пользу данной версии можно отнести её истинный интерес к Алите — единственной дочери графа, являющегося важной персоной в граничащем с Империей мире богатом месторождениями некоего предположительно имеющего стратегическое значение ресурса. Тогда, если мои догадки хотя бы отчасти верны, то такой человек, как Херминия по определению не может быть несдержанным на язык. Для чего же она поделилась информацией о предательстве Гарра? Явно не для того, чтобы просто поразить меня своей осведомлённостью. Зачем рассказывать такое, если я могу, нет обязан буду пересказать всё в БФБ.⁹ Или это также ни для кого не является секретом? Возможно, несмотря на все её уверения, мне не суждено ни с кем поделиться услышанным? Чего следует ожидать: пленения, устранения или вербовки? Я бросил настороженный взгляд в сторону Херминии, но девушка парила в расслабленной позе у люка в противоположном конце капсулы. В ней не чувствовалось никакой угрозы, но я видел, чего она стоит в деле. Знал, как быстро она способна принимать решения и молниеносно без колебаний приводить их в исполнение. Пребывай я даже в добром здравии, сомневаюсь, что результат нашего поединка оказался бы в мою пользу. Сейчас же мои шансы и вовсе катастрофически малы. Хотя… Осторожно и как можно незаметнее я опустил здоровую руку на левый брючный карман. Так и есть, от облегчения я чуть было не вздохнул громче чем следовало. Трофейный пистолет был на месте. Теперь остаётся постоянно быть начеку и вовремя почуять опасность. Тогда у меня будет хоть какая-то вероятность остаться в живых. Вот только надолго ли? Её сообщники уже скоро будут здесь. Сколько их? Всегда, даже при самом удачном стечении обстоятельств, остаётся бесконечно много допущений в пользу того, что в любой момент всё пойдёт не так. За моими размышлениями меня опять начало лихорадить, дёргающая боль в плече, не оставлявшая меня в покое последнее время, усилилась и, по всей видимости, неосознанно я принялся стонать. Херминия не оставила это без внимания. Подплыв ко мне, она положила свою ладошку мне на лоб и считав показатель температуры, недовольно мотнула головой. Порхнув к аптечке, вынула из неё два шприца и наполнила их лекарством.

— Последние, — произнесла девушка извиняющимся тоном полным сожаления, словно в том была её вина. — Продержишься?

Не отвечая, я поморщился, всем своим видом давая понять, что ничего другого мне всё равно не остаётся.

Сделав инъекции, Херминия оставила меня в покое, и я вернулся к своим нелёгким мыслям. Может я зря думаю всякую напраслину? Ведь за всё время нашего полёта она имела возможность лишить меня жизни не один раз. С другой стороны, до момента прибытия её союзников, в этом не было нужды. Впрочем, с чего ей лишать меня жизни, ведь у неё могут быть на мой счёт и иные менее кровожадные планы. По мере дальнейших рассуждений я пару раз ловил себя на том, что постепенно теряю их суть и откровенно начинаю клевать носом. Глаза слипались и незаметно я погрузился в небытие.

***

Момент стыковки я проспал. Из забытья меня вывел шипящий звук стравливаемого воздуха, доносящийся из разгрузочного клапана шлюзовой камеры. Вздрогнув от неожиданности, я быстро открыл глаза. Вокруг всё было спокойно. Херминия находилась у люка спиной ко мне. Как только шипение прекратилось и давление выровнялось, она принялась разблокировать выход в шлюз с нашей стороны. Вспомнив свои опасения и пользуясь тем, что ей сейчас не до меня, я засунул левую руку в карман брюк и аккуратно ощупал пальцами пистолет в поисках предохранителя, а нащупав его, едва не выругался вслух от охватившей меня злости. Какой же я кретин! Всё это время начиная с того самого момента, когда ещё в отсеке со спасательными капсулами я положил оружие в карман, оно так и оставалось в боевом положении.

Распахнув люк, Херминия обернулась. Увидев, что я не сплю, она ободряюще улыбнулась и бросив мне: «Я скоро!», рывком отправила своё гибкое тело внутрь шлюзовой камеры на пристыковавшееся к нам судно. О том, кому оно принадлежит и к какому типу судов относится я не имел ни малейшего представления. Знание подобных вещей никогда не бывает лишним, особенно если от них напрямую зависит твоя жизнь. Выбрав в интерфейсе капсулы вид с внешних сенсоров, я от досады скрежетнул зубами. Слишком близко и ни одного нормального ракурса. Хотел было воспользоваться обзором обычного смотрового иллюминатора, но тут в проходе появилась Херминия. Вернулась она, к моему облегчению одна и не с пустыми руками, прихватив с собою медицинский чемоданчик, превышающий по габаритам нашу бортовую аптечку. Закрепив его на пустом сидении рядом со мной, она начала извлекать из него инструменты, от одного вида которых меня стала пробирать зябкая дрожь.

— Может, не надо? — попытался остановить её я.

— Почему? Тебе страшно? Думаешь не справлюсь?

Оставалось лишь утвердительно кивнуть в знак согласия. Я не горел желанием и дальше испытывать судьбу, доверяя своё здоровье заботам имперского агента, к числу которых я с недавних пор причислил свою спутницу.

— Хорошо, — как ни странно, тут же сдалась Херминия. — Тогда давай хотя бы обработаем твою рану и введём тебе настоящие лекарства, а не то следующим занявшимся тобою медицинским специалистом окажется прозектор.

Безропотно повиновавшись, я принял её помощь, получив взамен болезненного хирургического вмешательства небольшую поверхностную процедуру и несколько ставших мне уже привычными уколов.

Закончив со мной, девушка занялась блоком управления. Отсоединила своё передающее устройство и подключила обратно штатную плату. Панель вновь успокаивающе залилась зелёным цветом.

— Ну вот, теперь тебе остаётся только ждать, когда тебя подберут спасатели. Надеюсь, ты не будешь очень сильно скучать по мне, оставшись здесь совсем один? — лукаво усмехнулась девушка.

Блаженно расслабившись от полностью ушедшей боли, я растянул губы в подобии улыбки и попытался ответить, но внезапно онемевший язык словно нехотя шевельнулся во рту и вместо короткого «нет» я лишь невнятно что-то чавкнул в ответ. Глядя мне прямо в глаза, Херминия удовлетворённо кивнула и не меняя выражения лица, продолжила:

— Прости, Дэвид, что не могу позволить тебе воспользоваться интерфейсом капсулы. Да и вообще, здесь требуется хорошенько прибраться. Видишь ли, мне вовсе не хочется оставлять за собой лишние следы, — отвернувшись, Херминия деактивировала блок управления. Все индикаторы погасли разом.

К этому моменту ни одно из сказанных ею слов ещё не добралось до моего помутненного сознания, одурманенный разум безмятежно почивал на мягких волнах успокаивающих интонаций её голоса. Однако стоило ей отключить управление капсулой, как на меня обрушился весь ужасающий смысл сказанного. Найдя в себе остатки воли и сил, я вытянул из кармана пистолет, чью рукоять, к счастью, так и не отпускал всё это время и направил его на неё.

К моему удивлению, Херминия не пыталась меня остановить. Ни один мускул не дрогнул на её лице, и даже улыбка не покинула его. Более того, она с живым интересом наблюдала за мной явно заинтригованная тем, какие действия я склонен предпринять дальше.

Осознавая, что с каждой секундой сил к сопротивлению у меня остаётся всё меньше, и терять, собственно, уже нечего, я, напрягая непослушные мускулы, нажал на спусковой крючок, прекрасно понимая, чего следует ожидать от выстрела в невесомости. Спуск, щелчок и… Ничего. Ещё раз и снова никакого результата. Злобно брызжу слюной, ударяя оружие днищем магазина себе по колену и пытаясь передёрнуть затвор правой рукой. Боли практически не чувствую, но Херминия морщится, глядя на мои старания. Будто не мне, а ей сейчас приходится испытывать боль, орудуя раненой рукой. Наконец, оттянутый затвор, сердито лязгнув, встаёт на место. Не выцеливая навожу пистолет в расплывающийся у меня перед глазами девичий контур и из последних сил делаю выстрел. Опять ничего. Невольно разжимаются пальцы и оружие покидает вышедшую из повиновения руку, в бесплодных потугах я хватаю воздух, пытаясь дотянуться до него, но тут меня перехватывают цепкие пальцы Херминии. Она беззлобно толкает моё обмякшее и непослушное тело обратно на сидение и ловко стягивает его дополнительными ремнями, жёстко фиксируя в неподвижном положении. Передо мною как сквозь туман, уверен, что не без умысла нарочно близко всплывает её лицо.

— Спи милый мальчик, — ласково произносит она тихим почти ласковым голосом и наклонившись, нежно целует меня в лоб, — И прощай!

Я протестующе пытаюсь что-то мычать ей в ответ, но сознание предательски покидает меня и уходя последним, гасит за собою свет.

Примечания

3

(испанский: имя имеет значение «подготовленная к поездке», «отважная путешественница»)

4

(испанский: имя имеет значение «благородная»)

5

(Gestalt, в переводе с немецкого — личность, образ, форма)

6

(лат. Homo sum, humani nihil a me alienum puto — «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо»)

7

(единица измерения количества информации, равная 10²⁴ байт)

8

(с испанского — силы безопасности)

9

(Бюро Федеральной Безопасности)