Нижние земли

Вячеслав Хватов, 2008

Вот уже сто лет прошло, как ядерный смерч прошелся по Европе. Маленький мальчик Рууд оказался втянутым в водоворот опасных и таинственных событий. Именно ему предстоит узнать страшную правду о подземном огнедышащем чудовище, унесшим не одну сотню жизней ни в чем не повинных людей.

Глава 2 Монастырь

Жизнь в монастыре была сытая, но скучная. Утренняя месса, завтрак, трудовая повинность, полуденная месса, обед, сортировка вчерашней милостыни, штудирование библии и других священных писаний, вечерняя месса, ужин… И так каждый день. Помимо этого были субботние и воскресные проповеди Настоятеля, праздничные мессы и крестный ход.

Рууд уже подумывал бежать. Однажды он набил свою холщевую сумку рапсовыми лепешками, положил в нее нож, который нашел в лесу возле присыпанного землей скелета, и во время одной из вылазок, периодически совершаемых монастырской детворой под присмотром одного из монахов, немного приотстал от шумной ватаги пацанов. Четкого плана у него не было, и он решил идти — куда глаза глядят. В результате многочасовых блужданий по лесу Рууд — изможденный, со сбитыми в кровь ногами вышел опять-таки к монастырским полям. Итогом всей этой затеи были семь ударов плетьми и три дня карцера на хлебе и воде. И снова помогло ему заступничество Хендрика Энгелькампа — иначе тремя днями не обошлось бы.

И опять потянулись серые будни вперемешку с однообразными церковными праздниками. Но как-то среди гор замшелых религиозных трудов и стопок философских измышлений Настоятеля Рууд нашел одну невзрачную пыльную книжонку, которая впоследствии перевернула всю его жизнь. Надо сказать, что ему приходилось не только штудировать, но и записывать этот надиктовываемый Настоятелем бред, эти «откровения» и «акафисты» богослова местного разлива. Это была почетная обязанность служек. Считалась она вроде как наградой, однако по сути своей являлась еще одной формой наказания. Было неизвестно что лучше: сидеть в карцере, получая кусок хлеба в день или записывать за Настоятелем. Теперь Рууд знал — в карцере лучше.

Так вот, книжка эта называлась «Церковь и мир после апокалипсиса» и написал ее предыдущий Настоятель монастыря. Естественно теперь она валялась в самом дальнем углу, под самой большой кучей книг. С первых строчек она так увлекла Рууда, что он едва не пропустил вечернюю мессу и, быстро набив рот пшенной кашей, он схватил ломоть серого ржаного хлеба и побежал в библиотеку.

«Церковь и мир» начиналась тоже довольно нудно. Эти вечные заклинания о сошествии семи ангелов, о разверзнутых вратах ада… Но уже на второй странице Рууд обнаружил подробное описание окрестностей монастыря. Дальше писалось о больших городах, среди которых был и его родной Арнем. Книга рассказала ему о людях живущих в этих городах, их образе жизни, повседневных занятиях. А когда предыдущий настоятель перешел к описанию быта и подвигов наемников, Рууд даже забыл жевать свой кусок хлеба. Так и сидел с ним во рту.

Все, вот кем он станет! Хватит полировать церковные лавки! Как можно сидеть всю жизнь в этих пахнущих плесенью кельях, топтать тропинки от храма до столовой, от столовой до кельи, и от кельи до храма, когда там, за периметром высоких монастырских стен столько всего интересного!

Два дня он ходил ошалевший от навалившихся знаний, с идиотской улыбкой на лице. Подумать только, он теперь знал: для чего раньше нужны были автомобили, что такое бензин; знал, что раньше люди летали на таких же машинах, только с крыльями (правда, верилось в такое с трудом). В книге было написано о подводных лодках и самоходных телегах, движимых электричеством по железным дорогам (раньше он и подумать не мог о таком, когда спотыкался о ржавые железки, заросшие травой). Может Клаас Лейнстра не такой уж и помешанный? Только вот всё равно зря он мастерит что-то на этой мельнице. Недоброе это место.

На третий день Рууд снова пошел в библиотеку. Он как бы откладывал на потом дальнейшее чтение книги, стараясь переварить уже прочитанное.

Это продолжалось целый месяц. Потом, когда Рууд все прочел, ему захотелось поделиться с кем-нибудь. Сверстники, не интересовавшиеся ничем, кроме содержимого котлов и кастрюль на кухне и того, что находилось у деревенских девочек под юбкой, его все равно бы не поняли. Они и читать-то толком не умели. А к старшим монахам, и тем более священникам, он боялся обращаться. И Рууд пошел к Хендрику. Хотя за вопросом «а правда ли это все?», следовал бы вопрос «а вы все это видели?». Из чего вытекал третий вопрос о столетнем житье-бытье Эгелькампа. А это — табу. Расспрашивать долгожителей о количестве прожитых ими лет было не то что не принято, а опасно для жизни.

В ином месте за такие вопросы можно получить ножом в сердце. И было это неспроста. Людей доживших до сорока, шестидесяти, а тем более до ста лет было не сыскать днем с огнем, а знали они очень много. Находилось не мало желающих попытать долгожителей насчет прошлого. Причем попытать в прямом смысле слова — с раскаленным куском железа или тисками для пальцев. Находились и такие, кто просто из зависти и злости убивали долгожителей. Поэтому все они были, как правило, хорошо вооружены и жили обособленно. Среди них было особенно много наемников. Хендрик был как раз исключением из правил. Он был особенным. Во-первых, говорили, что ему почти сто двадцать лет, а во-вторых, оружия он не носил совсем. Сначала Рууд думал, что это из-за того, что он находится под охраной монастыря, но потом до него стали доходить слухи, что Хендрику просто надоело жить. Еще бы, ведь в его жизнь могло уместиться четыре с половиной жизни, таких как Рууд или, например, как Клаус.

Но все-таки Рууд поплелся к Хендрику. Любопытство — великая сила. Сильнее чем страх.

Келья Хендрика была пуста, но на столе шипя оплавленным воском догорала свеча. Рууд остановился на пороге и, задумчиво глядя на мерцающий огонек, собрался, уже было развернуться и выйти, когда в углу, где громоздились сколоченные самим Эгелькампом полочки, сундук и антресоли, кто-то завозился. Мальчик сжал рукоятку ножа, припрятанного под рясой. Крысы? В монастыре? Вроде бы монахи регулярно уничтожали этих зверюг, да и появлялись они только где-нибудь возле кухни. Тем более, что последнюю крысу видели где-то полгода назад. Массового же нашествия этих мерзких животных Рууд вообще не застал. Рассказывали, что прежде чем удалось перебить всю стаю, напавшую на монастырь, было сожрано несколько монахов и несчитанное количество жителей соседних деревень. В Хогендорпе до сих пор можно увидеть следы крысиных зубов на дверных косяках и оконных рамах.

— А что, разве я не учил тебя стучать, когда входишь? — из-за сундука появилась седая голова старика. Кустистые брови сошлись у переносицы, и от этого его лицо казалось еще более суровым, чем обычно. Эта напускная суровость могла обмануть кого угодно, но только не Рууда. Уж он-то знал все повадки Эгелькапа. Сейчас еще топнет ногой или стукнет своим посохом об пол, а потом как ни в чем не бывало спросит о его делах.

— Ну что шельмец молчишь? — старый Хендрик проверил на прочность доски пола своим здоровым, высотою в человеческий рост, посохом. — Все под стенами шляешься, обормот? Лучше бы в библиотеку почаще заглядывал.

— Я как раз оттуда… э-э-э… вот хотел спросить тебя, дедушка Хендрик, об одной интересной книге, — Рууд втянул голову в плечи и попятился к выходу.

— Ну какой я тебе дедушка, скорее прапрадедушка. Сколько раз просил тебя, называть меня просто Хендриком. Давай спрашивай про свою книгу.

— Вот нашел тут такую книгу, — стараясь слиться с каменной стеной кельи, Рууд начал свой рассказ о «Церкви и мире после апокалипсиса».

Старик слушал, не перебивая то и дело запинающегося мальчика. Рассказав что, да как, тот решился задать первый вопрос.

— Да, я помню нашего прежнего Настоятеля, — голос у Хендрика был уже совсем не сердитый, а спрятавшиеся под густыми бровями глаза, живо поблескивали. Усадив мальчика, он налил ему морковного чаю и начал свой рассказ. Оказывается, прежний Настоятель раньше никогда не был священником.

— Он был капитаном береговой охраны. Ну, этого ты еще не поймешь. Потом, после сошествия небесного огня, стал наемником. Как-то раз, весь израненный, он попал к нам в монастырь. Очень его здесь полюбили. Смелый был человек. Сколько раз он спасал нашу общину, не перечесть. А погиб как-то странно. Нашли его утром в монастырском дворе со сломанной шеей. Говорят, с колокольни упал. Хотя какого рожна ему ночью на колокольне делать было?.. Да, о чем это я?.. Вот он и написал этот скромный труд. О том, что видел, через что прошел.

Правда ли все это, спрашиваешь? Все — истинная правда. Я и сам могу тебе много чего рассказать, но позже. А теперь бегом в храм, скоро служба начнется, а я еще не готов, — Хендрик потрепал мальчика по голове и, сунув ему в руку, как обычно, сладкий леденец, которые, казалось, у него никогда не закончатся, подтолкнул Руда к выходу.

Потом в монастыре первый раз объявился Кеес Ван Хогдалем. Точь-в-точь, как и легендарный Настоятель, он подполз к воротам, истекая кровью. Нынешний Настоятель уже было распорядился спустить на незнакомца собак, как появившийся словно из под земли Хендрик Эгелькамп заступился за умирающего наемника. Настоятель со старейшиной решил не связываться, и Кееса оттащили в келью для гостей. Он выжил.

Кеес Ван Хогдалем оказался весельчаком и балагуром. Его, казалось, никогда не прекращающийся звонкий хохот было слышно отовсюду. Он не чурался любой кампании, не пропускал просто так мимо себя ни одной монашки (то за подол дернет, то ущипнет за что-нибудь, то прижмет в узком проходе в одном из монастырских помещений). Да и пиво местного производства, Кеес поглощал в неимоверных количествах.

Так что, Настоятель, наверное, не раз пожалел о том, что не скормил этого неугомонного верзилу монастырским ротвейлерам. Поэтому-то исчез Ван Хогдалем из монастыря в первый раз довольно быстро. Но потом, через некоторое время, появился опять, и опять исчез.

Говорят, каждый раз он приносил Настоятелю что-то ценное, вот тот и перестал противиться визитам Кееса.

Почему тот здесь так часто появлялся? Ну, во-первых, его путь из Роттердама, где жил его брат Вим и была его основная база, в восточные земли, лежал, аккурат, под стенами монастыря, а во-вторых, очень уж не ровно он дышал к одной из монахинь — чему были рады: и она сама, и ватага ребятишек, подслушивающих под дверьми в столовую его ежевечерние байки о наемническом житье-бытье, и сами монахи, нет-нет, да и получающие в подарок какую либо мелочишку, вроде пузырька горючего масла для стрел или ножовки по дереву. Словом рады были все, кроме мужа этой монахини.

Вот тот-то и пошел однажды на Ван Хогдалема с вилами, а Кеес возьми его и попросту застрели из своего ружья.

С тех пор путь в монастырь был ему заказан. Долго он не появлялся тут.

Рууд опять заскучал, опять начал подумывать о побеге. Только на этот раз подготовиться к нему он решил как следует. Стал потихоньку складывать в тайнике сухари и вяленую рыбу, выменял у деревенских на украденную в храме масляную лампаду — крепкие ботинки, явно принадлежащие ранее одному из наемников. А главное, к весне он уже почти смастерил настоящий арбалет. Его конструкцию он изучал тогда, когда в стельку пьяный Кеес бросал свой здоровый арбалет где попало, а потом по утру всегда находил его у Рууда. (Надо сказать, что свое ружье, он всегда держал при себе — в каком бы состоянии ни был).

На все приставания к Хендрику рассказать ему, Руду о своем прошлом и вообще о старых временах, старик только отмахивался, обещая рассказать все как-нибудь потом. Один раз он даже заикнулся о таинственном дневнике прежнего настоятеля. Якобы там содержалось нечто более ценное, чем в книге, но Рууд еще слишком мал, чтобы это понять.

Так прошло два года. Рууд периодически, в самые голодные времена, подъедал свои запасы. Потом опять пополнял их. Иногда ему удавалось, улучив момент, выбраться в лес одному и пострелять из своего арбалета. С каждым разом его самодельные стрелы становились все лучше и лучше и попадали они в цель все чаще и чаще.

Во время возвращения из одной из таких вылазок, Рууд наткнулся на Хендрика. Тот, ничего не сказав, только как-то задумчиво посмотрел на него и, протянув мальчику традиционный леденец, зашагал прочь.