Тун. Лето в розовом городе

Гай Маркос, 2021

Для семнадцатилетней Мариам школьный выпускной заканчивается ужасными обвинениями, больничной койкой и разбитым сердцем. В наказание за случившееся разгневанный отец отправляет девушку к родственникам в Ереван.

Глава 12

Прошла неделя. Я подружилась с Седой и ее детьми, а дядя Арам больше не замирал возле моих дверей перед уходом на работу — он тихонько стучался и, заглянув, отправлял мне воздушный поцелуй.

Если температура на улице опускалась ниже сорока, мы с бабушкой брали детей и шли в ближайший парк. Как и все местные, она старалась не выходить на улицу до захода солнца без крайней на то необходимости. По этой же причине детские парки работали до глубокой ночи. Армяне напоминали мне вампиров — не любили жару, свет и загар, только вместо крови они пили кофе. Литрами. Круглыми сутками.

Я мечтала побывать в центре города, но покорно ждала приглашения от бабушки. Терпение давалось мне с трудом, но я понимала, что только так могу заслужить доверие и вернуть себе собственную жизнь. Я пока не знала какую. Не представляла ни людей, ни себя в этом будущем, но чувствовала, что оно должно быть другим. Более того, прежняя жизнь утратила для меня все свое обаяние: в ней никто не относился ко мне так, как в этой.

И вот в один прекрасный день, когда мы переделали все дела и проводили Седу с детьми в дом ее матери, бабуля объявила, что хочет показать мне свой город. Наконец-то!

Потратив несколько часов на сборы, я впервые за все время, проведенное в Армении, почувствовала себя красивой. Светлый сарафан и легкий макияж придали моему мальчишескому виду немного женственности, и я даже улыбнулась своему отражению в зеркале.

Обогнув парк, мы вышли на Саят-Нову — одну из центральных улиц. Привыкшая к скудным пейзажам из окон квартиры, я удивилась красоте и ухоженности улиц по ту сторону парка. Везде были высажены цветы, дома из всевозможных оттенков розового туфа отремонтированы, яркие витрины магазинов и салонов красоты заманивали обеспеченных местных жителей и впечатлительных гостей города.

Мы дошли до шумного перекрестка и влились в поток туристов. В этой разношерстной толпе я тут же почувствовала себя своей, особенно радуясь русской речи, то и дело долетавшей до моих ушей. Для меня было откровением, что столько людей предпочли эту страну другим, более популярным маршрутам. Но глаза не лгали: удивленные лица и восхищенные взгляды подделать невозможно!

Оставив за спиной здание Оперы, мы направились к Каскаду. У подножия огромной многоуровневой лестницы, соединяющей верхнюю и нижнюю части города, раскинулась великолепная площадь с безупречно выстриженными газонами, фонтанами и причудливыми скульптурами. Тут же стоял каменный исполин — архитектор Александр Таманян, склонившийся над планом города, делом всей своей жизни.

Бабушка с воодушевлением рассказывала о достопримечательностях. Возможность поделиться тем, что ей дорого, оживила ее, сделав нас почти ровесниками: глаза ее блестели, поступь казалась легче, а спина приобрела былой благородный изгиб.

Я разглядывала окружающее меня великолепие и с трудом верила в то, что слышала от моего личного гида: оказывается, этого грандиозного сооружения могло и не быть! Несчастья — землетрясение, развал СССР, массовая эмиграция, бедность, — одно за другим обрушившиеся на страну, поставили проект под угрозу. Но много позже американский бизнесмен армянского происхождения Джерард Гафесчян подарил Каскаду вторую жизнь, возобновив строительство и превратив полукилометровое сооружение в центр современного искусства и одно из самых прекрасных мест Еревана.

Обойдя всю площадь и сквер, мы подошли к входу слева от лестницы. Прохлада выставочного зала объяла нас, придав сил для продолжения экскурсии. На узком эскалаторе мы поплыли вверх, мимо творений молодых скульпторов. Веер в руке у бабушки задвигался быстрее.

— Ты не устала? — спросила я.

— Нет, дорогая, еще немного — и мы у цели.

На очередном ярусе меня ожидала потрясающей красоты гигантская орхидея, сделанная Майли Кристи в 1962 году. А наверху в наших глазах отразились переливы тысяч кристаллов Сваровски. Мы снова оказались под открытым небом, и передо мной открылся панорамный вид города и та самая гора, изученная до мельчайших подробностей за дни заточения. Каскад вдруг стал для меня чем-то важным. И хотя его вершина так и не была достроена, это не мешало ему быть символом города, уникальным и узнаваемым. Как Колизей для Рима или Саграда Фамилия для Барселоны.

Я делала снимки на старый цифровой фотоаппарат бабушки (свой я разбила еще в Москве и уже не раз пожалела об этом), стараясь понять, почему на глаза наворачиваются слезы. В какой момент я стала сентиментальной?

Мы присели на скамью, замаскированную под каскадную ступеньку, и бабушка вынула из сумки гату, испеченную Седой ранним утром. Этот слоеный пирожок казался в приготовлении столь примитивным, что обещанный незабываемый вкус вызывал сомнения. Но, надкусив его нагретую, тающую во рту корочку, я поняла, насколько обманчивой может быть простота. Кто бы мог подумать, что сложные и изысканные десерты затмит обычная гата. Седа была права, уверяя, что весь секрет именно в простоте.

Мнением Седы я дорожила, пожалуй, больше всего. В этой женщине сочетались грация и нежность, ум и естественность. Она напоминала спокойное море, глубина которого была ведома лишь ей одной. Я ела творение ее рук, мечтая стать хоть немного похожей на нее.

— Тут так красиво! Спасибо, что привела меня сюда, — повернулась я к бабушке с набитым ртом.

— На здоровье. Когда твой отец был маленьким, я часто водила его сюда. Тогда тут все было по-другому.

Я хмыкнула, обхватив руками острые коленки:

— Не представляю папу маленьким. Мне кажется, он всегда был жестоким и злым!

— Ты ошибаешься, — вздохнула бабушка.

Я вдруг поняла, что причиняю ей боль.

— Прости. Наверное, он был хорошим сыном…

Бабушка смотрела вдаль, словно пыталась вспомнить, так ли это. Наконец грустная улыбка слабым светом озарила ее лицо.

— Он был очень хорошим другом.

Я осознала, что не знаю об отце ничего. Каждая наша нечастая встреча делала меня, ребенка, абсолютно счастливой. Но годы шли, и к тринадцати, когда я переехала к нему, мы стали абсолютно чужими друг другу людьми. У меня было все, о чем мог мечтать подросток: безлимитная карта, полная свобода действий. Мне же было нужно внимание, и я делала все, лишь бы вызвать у него хоть какие-то чувства…

Я поспешила сменить тему, пока образовавшаяся между мной и бабушкой трещина не превратилась в пропасть:

— А дальше мы куда?

— Давай навестим маму Седы. Ей что-то совсем плохо.

Мне хотелось остаться здесь, но возразить я не рискнула:

— Хорошо.

Мы спустились по ступенькам и собрались поймать такси у подножия Каскада. Вдруг я услышала радостный возглас бабушки.